Сквозь уходящий сон было слышно, как кто-то «пробуждает» кухню. Чайник поставили на плиту с особым звуком, потом раздалось шипенье воды на раскаленной газовой конфорке.
Шаркающие шаги, бабушка заглядывает в комнату глаза прикрыты и дыханье ровное — спит внучек. Она поправила очки и повернулась к выходу. Сегодня праздник, выходной день, приедут родные. Вчера до поздней ночи они готовили. Сон у меня прошел, и очень захотелось посмотреть на все эти пироги и маринованные рыбы. Как-то совсем незаметно и при этом совершенно явственно всплыл перед глазами вчерашний день. Как противно и стыдно. Тетка из квартиры напротив решила, что может дать оплеуху соседскому мальчишке и буквально влетела в квартиру. Но все закончилось, не успев начаться: бабушка возвысила голос, мол, что это вы, Зина, к нам в дом ворвались?! Та остановилась посреди кухни вся красная, прическа съехала на бок.
— Ваш внук, Вадик, он… мы будем обращаться в школу, к его учительнице!
— Ну а здесь-то что вы забыли, дорогая моя? Вот и отправляйтесь в школу!
И бабушка указала ей на дверь. Зинаида Григорьевна тряхнула рыжими волосами и стремительно бросилась вон. Дом наш кооперативный, люди здесь обитали состоятельные—дипломаты, ученые, военные, а также некоторое количество граждан из торговли, среди которых была даже работница колхозного рынка.
Трехкомнатные квартиры были заняты первой категорией граждан, а остальные втайне мечтали тоже со временем перебраться в более просторные «трешки». Большие квартиры были зарезервированы на самом первом этапе, их будущие жильцы разыграли этажи путем жеребьевки. Денег у народа было немного, и поэтому остальные претендовали на двухкомнатные разных планировок и на однокомнатные. Но время шло, денег у работников торговли прибавлялось, и они жаждали обмена. Поэтому обстановка в доме была нервическая. Зинаида Григорьевна мечтала переехать в большую квартиру, которая освободилась после отъезда на историческую родину нашего соседа, зубного техника. Зинаида носилась по дому в поисках поддержки на предстоящем общем собрании, которое должно было утвердить ее переезд. Кто-то что-то сказал, и мальчишки во дворе подрались, досталось ее рыжему Димке. И она бросилась на защиту своего чада, и материнский порыв привел ее в нашу квартиру.
Забыть об этом поскорее, все это было вчера, а сегодня приедут гости. Мама с бабушкой с вечера начали приготовления, а с самого утра — пироги и разные тушения, конечно, приготовят и мою любимую утку с рисом и черносливом. Ах, как хочется увидеть наших гостей! И тетя моя любимая будет, она не совсем здорова, редко выходит из дома, но к бабушке, своей маме, обязательно приедет — ее привезут на такси. Дорогая моя тетя, сколько ей довелось пережить!
Во время войны она водила под бомбежкой грузовую машину. Потом, много лет спустя, однажды даже села за руль машины, когда водителю внезапно стало плохо. Они тогда приехали к нам домой и все наперебой рассказывали бабушке, как Тоня не растерялась, села за руль и уверенно доехала к склифософке.
Там передала больного в приемный покой и сама отогнала машину в гараж, а уже оттуда ее торжественно доставили к нам домой! Это было потрясающе — спустя много лет села за руль и проехала уже по мирным улицам Москвы. Она даже всплакнула немного. Но нет, не подумайте, что тетя Тоня была плаксой, нет, просто расчувствовалась тогда. После войны вместе со своей фронтовой подругой она пошла, работать в метро, стала водить поезда. Потом тетя заболела — сказались и война и нагрузки в подземке. Она меня очень любила и всегда мне что-то привозила в подарок. А когда я приезжал к ним в гости, всегда на телевизоре стояла какая-то игрушка специально для меня. И я ходил вокруг тети кругами, шептал ей на ухо, что очень хочу одну вещь, но мне ее почему-то не дарят. Такая у нас с ней была игра. Она тихонько, «чтобы никто не видел», подводила меня к игрушке и сообщала, что это как раз для меня. Какая же была радость! У тети жили канарейки, там был сооружен целый дом — несколько клеток стояли друг на друге, образуя большущее птичье жилище. И это притом, что весь дом у тети всегда сверкал чистотой.
Я любовался птицами — желтенькие создания с интересом разглядывались меня и крутили головками, иногда прыгали в купалки и начинали возню. Это было незабываемо! У тети Тони вообще было много всяких интересных вещиц в доме. Необыкновенная китайская скатерть, которую можно было разглядывать часами, что я и делал всегда — пагоды и висячие сады, лодки, снующие по каналам — все это завораживало меня и уносило в загадочный Древний Китай…
На кухне у тети Тони был старый буфет, на котором стоял запаянный аквариум с искусственными рыбками. Как уж я ни подкатывал к дорогой моей тете, на просьбу отдать мне аквариум, она всегда отвечала отказом, ах, как же я хочу его до сих пор! Приедет к нам также мамин брат дядя Юра, скорее всего, с детьми: с моим старшим двоюродным братом Андреем и дочерью Оксаной. Оксана младше меня на четыре года, Андрей старше лет на девять. Я очень люблю, когда приезжает Андрюша, он относится ко мне снисходительно и всегда подшучивает надо мной. И занят очень взрослыми вещами: делает своими руками электрогитару, кстати, когда я был у них в гостях, мне строго-настрого запрещалось трогать ее руками.
Еще он лепил из пластилина индейцев, и так здоров у него получалось! Мне их он тоже в руки не давал, ну, я и сам не очень-то и хотел, подумаешь, индейцы! Но все равно красивые фигурки у него выходили. Однажды мы с ним ходили на горку, катались там, пока не промокли, он меня потом дамой на санках тащил. Когда напились чаю, пошли на бабушкину тахту и стали бороться. Андрей крепкий и сильный, схватил меня и скрутил. Я кричу, чтобы отпустил, а он держит меня и смеется. Бабушка вступилась тогда за меня, мол, что же это ты сладил с младшим братом, а он ведь тебе и ответить не может. Когда Андрей был маленьким, бабушка с ним нянчилась, а потом, когда они разъехались по разным концам Москвы и на свет появился я, она воспитывала только меня и ни о ком больше и слышать не хотела. Однажды мы возвращались от тети Тони и уже когда переходили на свою линию, дядя Юра сказал ей, мол, поехали-ка к нам, мы ведь так по тебе соскучились…
Что тут началось! Я не просто плакал, а ревел белугой. Бабушка сказала, что никуда она от меня не поедет. Но не таков был мой дядя, он так просил ее и уговаривал меня, что, в конце концов, я согласился, и бабушка поехала-таки к ним. Всю дорогу домой я скулил, а мама успокаивала меня как могла. Сразу по прибытии мы позвонили к дяде Юре. Услышав бабушкин голос, я заплакал, а она сказала сыну, ну, вот, дескать, смотри, что вы сделали!
Я ликовал: бабушка все равно моя и только моя! Целый день не находил себе места в разлуке с ней, но наутро открылась дверь — на пороге стояла моя бабушка. В руках у нее были лыжи, которые она прихватила у сына. У Вадика же нет лыж, сообщила им бабушка и заставила упаковать. После этого мой брат Андрей стал меня недолюбливать. Его родная сестра тоже смотрела на меня косо. Просто так получилось, что я был самым любимым внуком у нашей бабушки. Она была участницей всех моих затей, мы с ней все делали сообща. И если, например, принимали решение о том, что нам необходим торшер, то тут же отправлялись в магазин «Свет» и выбирали то, что нам понравилось.
Мы жили очень просто, скромно и дружно, и моей бабушке вполне хватало меня в качестве объекта своей любви, остальные ее не очень интересовали.
Днем к обеду приехали наши родственники, бабушка всех встречала у порога и крепко целовала. Подарки она относила в нашу комнату и едко комментировала их. Надо было знать нашу бабушку — что-что, а дать оценку, точную и правильную, она умела. При этом бабуля была добрым человеком, и я никогда в жизни не слышал, чтобы она на кого-нибудь кричала. Так, причитать порой причитала, иногда ворчала, но никогда никому слова обидного не сказала.
Очень интересно было наблюдать, как она разговаривает со своими детьми. Вот на диване сидит ее сын дядя Юра и смотрит на нее, она на него, сидят и молчат. Только иногда он что-то ей скажет, а потом опять будет молча смотреть на бабушку. Она обронит фразу, опять пауза… И так продолжается полчаса. Потом бабуля обнимет его и перекрестит, а он встанет и пойдет к моей маме.
Они, кстати, очень похожи. Мама с братом отойдут в сторонку, что-то коротко скажут друг другу и все. Никогда не видел, чтобы они долго что-нибудь обсуждали или спорили. Наверное, все уже знали друг о друге и понимали с полуслова. За столом все нахваливали бабушкины пироги, особенно ее фирменные пирожки с яйцом и рисом — в жизни не ел ничего вкуснее! И, конечно, маковый рулет! Чай всегда пили из чашек с розочками, в них он был какой-то особенный. Что-то я не припомню, чтобы кто-нибудь был пьян за нашим столом, не было такого, чтобы сидели до последней рюмки. Иногда пели, очень красивые песни. Потом разъезжались. Мама всегда отдавала мои вещи двоюродной сестре, для ее сына.
Когда все расходились-разъезжались, бабушка неизменно произносила: « Слава Тебе, Господи, все у нас хорошо!». Потом они с мамой мыли посуду и что-то говорили, а я засыпал под их разговоры на кухонном столе, меня тащили в постель, и я, счастливый, засыпал. …Когда в помещение, где было полно людей, зашел новый человек, я почему-то сразу понял, что это ко мне. «У вас в Москве умерла бабушка, похороны завтра, вот билет, поспешите на поезд». Конечно, надо поспешить, вот билет, а это машина для меня… «Садитесь, вот ваши вещи, не забудьте их в багажнике. Через полчаса отходит ваш поезд, он проходной». Конечно, поезд, умерла, завтра похороны, кто этот человек, откуда у него билет для меня? Вот вокзал, объявляют, прибывает, вагон — с головы поезда. «Ваш билет, проходите во второе купе, там спят». — «Здравствуйте, вы тоже до Москвы?» Вся ночь как в забытьи, проваливаюсь в сон, станция какая-то… умерла, похороны, утро уже, вокзал… Оказывается, я ехал не один, со мной в купе был коллега, он посадил меня в такси и назвал адрес моего дома. Декабрь, утро, но еще темно. Мои окна закрыты шторами, сквозь них пробивается свет. Как сильно бьется сердце! Поднимаюсь на шестой этаж, перед дверью — крышка гроба. И тут, наконец, слезы, они хлынули и льются потоком! В прихожей — мама, жена двоюродного брата, дверь в комнату закрыта. Я открываю ее…
Много лет спустя, когда уже никого из бабушкиных детей не осталось среди нас, когда с двоюродными братьями и сестрой мы стали общаться только в социальных сетях, я вдруг получил сообщение о том, что надо бы нам навести порядок на могиле нашей бабушки.
«Ты ведь. Вадим, редко сейчас бываешь на Родине, — написал мне Андрей, — живешь далеко, так что отдай нам документы на захоронение». — «Конечно, отдам, давайте наведем порядок, только, Андрей, помнишь, я когда-то просил тебя сделать фотографию на могиле нашей бабушки? В последний раз очень удивился, когда увидел надпись на могиле — там, оказывается, лишь могила твоего отца, а про бабушку вы забыли…» — «Мы все обязательно исправим», — пообещал мне брат. Прошло еще какое-то время, скажем прямо, вполне достаточное, чтобы сделать все, как мы с ним договаривались. Я, прибыв в Москву, отправился на Ваганьково и увидел там прежнюю картину.
Тут же позвонил брату: «Андрей, мне неудобно снова об этом говорить, но так не делается». То, что я услышал в ответ, повергло меня в шок. Наверное, все же сильны детские обиды! Но упрекать меня, что я был любимым внуком бабушки, она отдала мне свою жизнь, а я только сплю и вижу, как продать ее могилу на престижном кладбище… Я тогда просто положил трубку. А через несколько дней мне приснился сон: бабушка смотрела на меня как в детстве, а потом сказала: «Не ходи туда больше никогда, там меня нет». — «А где ты, бабушка?» — спросил я. — «Всегда с тобой рядом. И еще тебе скажу одно: смерти нет, ничего не бойся!» Утром мне позвонила сестра и сказала, что Андрей попал в аварию, чудом остался жив. Спасибо тебе, бабушка!
276
Загрузка...
