Армия начинается с военкомата (почти нереальная история)

Рассказ призывника

Армия начинается с военкомата, как театр – с вешалки. Военкомат тоже начинается с раздевалки. И это у них единственный общий признак. Потому что в театре зрители оставляют верхнюю одежду добровольно, а в военкомате, если ты – юноша призывного возраста, обязательно!

И этим самым юношам приходится снимать не только верхнюю одежду! После чего призывники (и приравненные к ним допризывники) остаются полностью голыми.

Пока мне «посчастливилось» побывать в этом славном заведении трижды. Из них два раза – не по поводу прохождения медкомиссии. Но каждый раз меня раздевали до гола. Точнее так: раздевался я, конечно, сам, но принудительно. Прямо от входа всех прибывших ребят сразу направили в гардероб и там строгим тоном потребовали снять всю одежду. Обувь тоже…

Конечно, многих (если не всех) пацанов это повергло в шок! Не знаю, кого как, но нас вообще-то предупредили. Ну как предупредили? Школьный физрук, раздавая повестки и наставления, в свойственном ему «юморе» намекнул на голый вариант прохождения медкомиссии, дескать, в военкомате это обычное дело, так сложилось исторически. Поэтому помойтесь перед посещением и наденьте чистое. Очевидно, никто не воспринял степень серьезности. А были ребята и из других школ, которым вообще никто ничего не сказал. Раздевалка наполнилась вопросами, уточнениями и недоумениями. В тот первый раз, когда мы пришли на комиссию для постановки на учет, я не особо торопился раздеваться: находясь в состоянии оцепенения, медленно снимал куртку, футболку и наблюдал за развитием событий. Кто-то, как и я, тормозил, пытаясь тянуть время. Хотя наверняка все уже поняли, что раздеться придётся, притом, полностью. На этом фоне один пацанчик очень громко и настойчиво начал «качать права», устроив сцену с угрозами и отказался раздеваться вообще. Нехотя раздевающиеся собратья по несчастью ожидали, чем всё закончится. Закончилось крупным кипешем. В раздевалку сбежалась уйма работников военкомата в погонах и без, и просветили непокорного об ответственности за неподчинение требованиям сотрудников силовых структур. Для большей убедительности всех нас предупредили о неприятностях в учебных заведениях и на работе – нашим родителям. Весь сыр-бор аргументировали тем, что это требование законодательства обязательное для всех призывников и допризывников-приписников. «Таков установленный порядок. Отказ от прохождения медкомиссии есть уклонение от призыва. Медкомиссию положено проходить в обнаженном виде!» И всё тут! В общем, истерики были напрасны: всё равно все разделись, как от нас потребовали, и голыми потопали на построение в «накопитель».

Можно ломать копья и устраивать «качели», не соглашаясь с таким порядком. Можно жаловаться и протестовать. Можно подавать в суд – как говорится, это ваше право. Но сначала надо пройти военкоматовскую медкомиссию. На которую всем юношам предписано явиться нагишом.

Но то – врачебная комиссия, ладно. Хотя и мало объяснимо, зачем к глазнику, ушнику, а уж тем более к зубнику заходить голым. Другое дело, когда через несколько дней я принёс требуемые справки и документы для оформления приписного свидетельства. Мои объяснения, что явился не на медкомиссию, а за приписным, никто не услышал – тупо отправили в гардеробную. А оттуда просто-напросто никого одетым не выпускает такой же тупой прапорщик. Меня и ещё нескольких парней, пришедших по тому же, что и я, поводу, он выбесил конкретно… Короче, пришлось опять раздеться догола и ждать в холле у входа вместе с теми, кто явился на комиссию. Пока к нам не вышел специально обученный чел в военной форме с капитанскими погонами. Он назвал несколько фамилий, в их числе и мою. Военный держал в руках папку с нашими справками и документами, которые мы сдали при входе. Капитан сообщил, что для получения приписных удостоверений нам надо сверить некоторые данные и заполнить кое-какие бумаги в канцелярии… И замолчал. Вот тут мы наивно рассчитывали, что он скажет типа: оденьтесь и пойдём… Но он стал озабоченно рыться в своей папке и упорядочивать принесённые нами бумаги.

Группу парней погнали на комиссию, а мы, пятеро человек, так и продолжали стоять в холле, инстинктивно прикрывая интимные «хозяйства». И «наш» капитан под шумок куда-то исчез. Правда, вскоре объявился.

– Так что вы стоите? Я же сказал проходить в канцелярию! Давайте живее, – загрохотал он из тамбура.

– Товарищ капитан, нам что – голыми идти, может мы оденемся? – предложил один из нас.

– Сначала сюда, одеваться потом, тут недолго, – отреагировал военный, зазывая нас в «глубины» военкоматовской канцелярии. Там, в коридоре, пришлось светить пятью голыми задницами на виду у всяких секретарш и инспекторш, которые беспрестанно шлёндрали по кабинетам. После того, как мы прямо в коридоре заполнили какие-то формуляры и порасписывались в бумагах, нам объявили, что каждого из нас оповестят, когда прибыть…

…Так вот я прибыл. Сразу после входа прапорщик сверил и отметил меня в списке вызванных, присовокупив к нему повестку и паспорт. Памятуя два предыдущих посещения, чтобы поберечь нервную систему и в очередной раз не нарываться на незаслуженные обвинения, под неукоснительным взглядом прапора я пошёл в раздевалку.

Там, как и ожидалось, стояла суматоха, пацаны пререкались с сотрудниками военкомата, раздавался гул и шум, стоял стыд и срам. На этом фоне я молча снял ветровку, футболку, кросы, носки, джинсы, трусы, сложил вещи стопкой, присовокупил телефон (предварительно выключенный согласно требованию таблички на входе), всё запаковал в рюкзак. А оттуда достал пару влажных салфеток и обтёрся, особенно в местах складок (при том, что перед выходом, как всегда, я принял душ). Застегнув рюкзак на змейку, я протянул его гардеробщице, которая только-только закрыла ячейку с вещами пацана, проскочившего передо мной. Однако для неё такой уровень упаковки оказался недопустимым:

– Нет, доставай всё обратно, я должна принять всё по описи, – категорически заявила бабуленция.

В «бегунке», на котором уже был отпечатан примерный список сдаваемого на ответственное хранение имущества, она отметила птичками наличествующее, вычеркнула отсутствующее и дописала не внесённое. И только после этого запаковала всё в рюкзак, смастерила дополнительную бирочку с моей фамилией и прикрепила её к рюкзаку, а второй биркой запломбировала ячейку, куда предварительно поместила всё моё имущество.

Беспрепятственно миновав на выходе прапорщика, прикрыл член рукой и голым пощемился к окошку дежурного. Доложил, что вызван к начальнику второго отдела. Дежурный спросил фамилию, сверился с бумажкой (аналогичной той, что у прапора при входе), бегло взглянул на меня и указал следовать в левое крыло – это и есть второй отдел, а начальник находится в кабинете №3. Впрочем, это я знал и так, и даже фамилия начальника мне знакома – капитан Буров, тот самый, который собирал нас в прошлый раз.

Дверь в кабинет была открыта. Я заглянул, поздоровался, представился: прибыл за приписным. В этот момент как раз заходил какой-то прапорщик, и так получилось, что я зашёл вместе с ним. Кроме Бурова и зашедшего прапора, в кабинете находился ещё один офицер и знакомая мне по прошлым посещениям сотрудница военкомата – женщина лет 50-ти, а также другая, помоложе, лет 30-ти. Старшая женщина сидела ко мне спиной, заполняя какую-то бумажную байду. А помоложе – по диагонали лицом ко мне, уткнувшись в монитор. Буров разговаривал по телефону, одновременно раздавая указания. Короче, обычная бюрократическо-рабочая обстановка в военной интерпретации.

Так сложилось исторически, что второй отдел в военкоматах занимается учётом граждан, подлежащих призыву на военную службу. То есть нами, допризывниками и призывниками. Наверное поэтому никто из присутствующих даже не удивился, что я ввалился к ним в кабинет голым. А как по-другому? Меня бы просто не пустили, а за неявку – уголовное наказание. Вот и стою, жду, прикрывая ладонью самое интимное.

Женщина оторвалась от компьютера, подняла на меня глаза и переспросила фамилию. Капитан Буров, не отрываясь от телефона, зыркнул на меня укоризненным взглядом, а женщине коротко и строго дал указание:

– Быстро найдите его личное дело и ко мне.

Та успокоила, дескать, всё под контролем.

В это кабинет (и без того небольшой) начал заполняться другими сотрудниками, и мне требовательно велели выйти и ждать в коридоре. В это время по коридору сновали всякие цивильные граждане и гражданки. Одни спрашивали, другие отвечали… Все два сидячих места на короткой скамеечке были заняты. Так что пришлось стоять у всей этой публики на виду. Ждал минут 10-ть, может больше, пока они там совещались.

В прошлый визит всё прошло быстро. Мы, повторюсь, даже в кабинеты никакие не заходили – всё решилось в холле. Да и посетителей тогда вроде не было, только свои, военкоматские.

На этот раз я оказался один – полностью голый среди одетых людей, в административной части этого казённого заведения. Присутствующие женщины иногда перешептывались, делая вид, что на меня не смотрят. Стыдно было неописуемо. «Ну хотя бы самое интимное прикрыто», – мысленно успокаивал я себя, плотнее сжимая левой рукой яйца и член. А он от таких мыслей и действий, наоборот, стал набухать и укрепляться. Усиливающуюся эрекцию скрывать становилось всё труднее. В какой-то момент и двух ладоней стало мало. Я как бы невзначай и медленно отвернулся от толпы и стал лицом к двери, пытаясь скрыться в проёме.

И тут чья-то рука легла на моё плечо.

– Вы крайний в этот кабинет? Я за вами, – раздался голос у меня за спиной.

Я обернулся. Это был… заместитель военкома.

– Дрочишь? – с наездом поинтересовался он.

– Н-нет, товарищ майор, эта…– неуверенно ответил я.

Не давая мне закончить фразу, майор продолжил:

– А чего тогда в дверь уткнулся?

– Сказали подождать… Там совещание… Сверить данные… К начальнику направили, – сбивчиво объяснил я.

– Фамилия?!

Я представился.

– Здесь стань, – указал он место у стены, – и жди как положено – по стойке смирно! Руки опусти по швам!

Вот тут мне совсем стало кисло. Я оказался спиной к стене и лицом ко всем остальным. Руки, вытянувшись вдоль туловища, уже ни от кого не могли скрыть мой позор.

– Ну вот, а говоришь, не дрочишь, – продолжал изгаляться майор, узрев мой вставший писюн. – Сказано же: не держать руки на половых органах. И вот полюбуйтесь на результат!

Я сглатывал слюну и молча смотрел на замвоенкома, погружаясь в крайнюю степень стыда. Мне хотелось, чтобы люди вокруг исчезли, чтобы я испарился, убежал, провалился – только бы не видеть гневно-глумливого взгляда замвоенкома.

Продолжая саркастически ухмыляться, замвоенкома выдержал паузу и произнёс:

– Вот что, Дарьялов, чтобы ты лучше усвоил… Руки на затылок! Ноги шире плеч! – резко приказал он, и я тут же принял требуемую позу. – Подбородок выше! Голову прямо Выпрямись! Грудь вперёд! Жопу подбери!..

Командные окрики в коридоре, очевидно, поспособствовали окончанию совещания: из кабинета стали выходить люди, а вслед за ними на шум вышел и Буров.

– Воспитательная работа у тебя хромает, Егорыч, а ты всё заседаешь, – непринуждённо здороваясь с Буровым, дружески отметил замвоенкома. – К тебе боец рвётся, аж возбудился весь, – кивнул он на меня.

Я не видел себя, но чувствовал, что покраснел весь, как вареный рак, наверное. Неуместная эрекция настолько усилилась, что крайняя плоть полностью откатилась и оголила порозовевшую головку.

– Ща будем воспитывать, Николаич, – ответил Буров на приветствие и велел той женщине, что сидела за компом, заняться моим делом.

Зам и начальник, увлечённые беседой, куда-то пошли. Женщина-инспектриса опять зашла в кабинет, но через несколько мгновений вышла и прикрыла дверь.

– Дарьялов? Пойдём со мной, – позвала она.

Сделав пару шагов от места, где стоял, я пристроился рядом с ней. Так и пошёл, не смея оторвать руки от затылка. Возбуждённый член подрагивал в такт шагам, и я чувствовал с каждым шагом, как он принимает всё более вертикальное положение, оттягивая уздечку и обнажая залупу.

Идти пришлось через весь коридор и подниматься на второй этаж – в крыло, противоположное медсектору. Несколько раз мы останавливались, потому как мою сопровождающую отвлекали другими вопросами встречавшиеся по пути сотрудницы. Я мысленно уповал, что она как-нибудь прикроет меня, отвернув очередную собеседницу или велит мне отвернуться. Но нет же! Я оставался в показательной позе, менять которую команды не было. При этом все встретившиеся сотрудницы, не скрывая любопытства и некоторой зависти, смотрели на меня и мой набирающий мощь половой орган.

Наконец мы дошли до нужного кабинета, инспекторша отыскала на столе среди прочих папок мое дело, полистала его, задала несколько вопросов, сверила данные (уж в который раз). После чего сказала заполнить анкету. И подсунула мне ручку и саму анкету, прикреплённую к подложке – так что я заполнял анкету, стоя прямо перед ней со вздыбленным членом. Кстати, анкета была вообще какая-то «левая». Или мне так показалось? Во всяком случае, большинство вопросов в ней с трудом относились к армейско-призывной теме.

Женщина забрала мою писанину и, просмотрев её, сказала:

– Теперь шагом марш обратно к начальнику. Заодно он с тобой проведёт воспитательную беседу, – назидательно добавила она.

– Разрешите идти? – уточнил я, стараясь выражаться по-уставному.

– …Не разрешаю, – после небольшой паузы, переведя глаза от бумаг на меня, ответила женщина. – Ручки свои шаловливые задери за голову, как майор приказал. Ты же наказан на сегодня, правильно?..

– Та не дрочил я, просто прикрывался, – обиженно произнёс мой голос.

– То понятно, что не дрочил. Но руками касался… А надо было держать их по швам. А теперь ходи так. И считай, что легко отделался.

Приняв требуемое положение, я ждал, что женщина скажет дальше.

– Локти шире, параллельно плечам разверни… Вот теперь иди, – распорядилась женщина.

Я повернулся кругом, сделал шаг и… почти упёрся в закрытую дверь. Вот задача: чем её открыть-то?

– Столкнулся с проблемой: дверь закрыта. Какое несчастье, – ехидствовала тётка. – Прояви солдатскую смекалку – чем её можно открыть?

Явно она намекала на мой детородный орган. Но я пошёл другим путём. Подняв левую ногу, нажал на ручку коленом и толкнул. Остальное было делом техники – дверь-то открывается наружу.

– Тоже вариант, – послышался голос за спиной…
***
Весь обратный путь на первый этаж я думал, как «сбить спесь» со своего вкрай возбудившегося органа. Хотя бы головку прикрыть…В коридоре второго этажа бродили трое или четверо работников военкомата, и я решил, что делать это при людях (даже «своих») некрасиво. Коридор я прошёл почти бегом. И только на лестнице, поглядывая через перила вниз и вверх – не идёт ли кто – я несколько раз попытался отогнуть член вниз. Это была системная ошибка! Ослабляться он никак не хотел (как я его не «уговаривал»). Наоборот – ещё больше возбудился и окреп. Я честно признался сам себе: такой «жесткач» – впервые в жизни.

«Ладно, будь что будет», – подумал я и постучался в кабинет начальника, отцепив одну руку от затылка и тут же вернул её в прежнее положение. Но мне снова велели подождать. В коридоре никого из посетителей уже не наблюдалось. Разве что военные и врачи шастали из кабинета в кабинет. На меня, стоящего в унизительно-вызывающей позе, и мой full erect они посматривали, но с расспросами не приставали.

В конце концов, меня позвали. В кабинете, кроме капитана Бурова, сидела за столом молодая женщина – она психолог, это я знаю по прохождению комиссии. С ней я поздоровался, и капитан начал затирать свою «профилактику», дескать, не подобает так себя вести будущему воину – защитнику отечества. Я как мог уверенно ответил, что порядок знаю и нарушил случайно. Дескать, в коридоре было много посетителей, я смутился, он поднялся. Потому прикрылся.

– Он у тебя и сейчас стоит. Почему не прикрываешься? – строго спросил военный.

Это только потом до меня дошло, что он меня троллил. А тогда, стоя в его кабинете голым навытяжку, с задранными на затылок руками, я только и проронил: «Виноват. Постараюсь не возбуждаться». К тому моменту стояк был нереальный. Ствол продолжал находиться вертикально, «глядя» в потолок полностью открытой головкой и подтянутыми к промежности яйцами.

И тут слово взяла психолог.

– Дарьялов, Владислав!.. Как лучше обращаться: Слава или Влад?

– Лучше Владислав, – ответил я, повернувшись к ней.

– Хорошо, Владислав… У тебя есть девочка?

– …Пока нет. Есть подружка, но… как-то не складывается, – я знаю, что психологу надо говорить честно, но не до конца.

– Мастурбируешь часто? – вдруг с места в карьер спросила психолог, глядя прямо в глаза.

Вопрос сконфузил меня откровенностью и неожиданностью. А где вопросы про наркотики, алкоголь и курение? Пока я перебирал в уме, что ответить, психологиня продолжила:

– Владислав, ты современный взрослый мальчик и наверняка знаешь, что в мастурбации нет ничего зазорного и плохого. Можно сказать, даже полезно. Все этим занимаются. И мальчики, и девочки тоже. Это нормально, когда у молодого парня, как ты, хорошая эрекция. Значит, с потенцией всё окей. И в психологическом плане тоже. Ведь эрекция –естественная реакция мозговых центров на условия, в которых ты оказался. И это свидетельствует о здоровье твоей нервной системы. И об общем здоровье организма. У тебя – всё в порядке. В подобных ситуациях половой орган непременно возбуждается. И ты здесь не один такой – практически у всех призывников возникает эрекция. И тут ничего не поделаешь, да и делать ничего не надо. А уверенно заходить на комиссию. Гениталии – такие же органы, как и любые другие части тела. Своего тела стесняться не нужно. Оно у тебя красивое, ухоженное, – подчеркнула последнее слово психолог, видимо, намекая на бритый лобок и яйца. Ну да, выбрился я на днях в интимных местах. Чтоб не заводилась лишняя канитель. Меня так приучили родители…

– То – комиссия, а то – сверка данных, – попробовал уточнить я в дополнение к объяснениям своего смущения в коридоре.

– Послушай, пацан, – ворвался в наш диалог Буров. – Существует один-единственный порядок прохождения комиссии призывниками – в обнажённом виде! Другого порядка не предусмотрено! Пришёл в военкомат – соблюдай правила воинского учёта, внутреннего распорядка, выполняй команды и распоряжения персонала. Иначе это приравнивается к уклонению от призыва со всеми вытекающими последствиями. Тебе уже дали понять, как не надо себя вести.

– Я уже понял. В дальнейшем такое не повторится, – буркнул я виноватым голосом.

Эта пара нудных, изображающих доброго и злого следователей, меня порядком притомила. Сказали бы что-то конкретное и отцепились. И очень хотелось хоть как-то размять затёкшие за головой руки. Но капитан оказался неугомонный как понос. Ещё и ухитрялся отвечать на звонки. Причём, говоря в телефон, он тоже кому-то читал морали.

В общем, из прерывающейся, витиеватой и косноязычной речи капитана Бурова получалось, что все допризывники и призывники до 27 лет в военкомате должны находиться исключительно в обнажённом виде.

– Некоторые наши генштабные дамы с высокопоставленными связями, представляешь, Люда, – заговорщицки-досадно обратился он к психологше, показывая на телефон, – интересуются: как мы посмотрим, если призыв будет не два раза в год, а четыре? Так, невзначай как бы интересуются. Только я предвижу, что эти их «интересования» опять окажутся рекомендациями, обязательными к исполнению.

– Да, они такие, наши генштабные дамы, – констатировала психологиня.

– Но если кроме шуток, у них столько всяких идей по реформированию армии – «маманегорюй». А армия начинается с военкомата! – высокопарно загнул для меня капитан и отвлёкся на очередной звонок. Который, правда, тут же прервался.

– Дарьялов, ты же у нас учишься в колледже? – пошёл на следующий виток звукоизвержения Буров. Я утвердительно кивнул: так точно. – Интеллектуал, спортсмен, продвинутый в компьютерах и в науках… Характеристики все – только положительные. Армии такие юноши позарез необходимы! Поэтому по окончании колледжа ты обязан явиться на медицинскую комиссию, которая тщательно тебя обследует на предмет состояния здоровья и годности, а призывная комиссия определит род войск – и пойдёшь служить. В исключительных случаях комиссия может предоставить тебе отсрочку, если появятся веские основания. Например, продолжение учёбы в вузе. Святое дело! По новому закону, отсрочка призывникам предоставляется только на три месяца, – Буров сделал многозначительную паузу и далее каждое слово продолжил говорить с расстановкой. – После чего… ты обязан явиться на призывную комиссию, которая… может предоставить следующую отсрочку… ещё на три месяца. И дальше – таким же порядком. Поэтому раз в три месяца, а то и чаще, мы будем вызывать тебя на призывную комиссию. А перед ней каждый раз ты обязательно будешь проходить медицинскую комиссию по полной программе. Не то, что приписную. Так что готовься. А вот как отучишься или, чего доброго, по какой-либо причине утратишь право на отсрочку – добро пожаловать в армию. Но есть у меня чуйка, что и после института ты успеешь ратно послужить Родине. В верхах рассматриваются варианты увеличения верхней границы призывного возраста до 30 лет. И про увеличение срока службы тоже поговаривают…

Конкретных цифр Буров озвучить не успел – опять зазвонил телефон.

– Знаешь, Владислав, есть такое мудрое изречение, Вильям Блейк сказал: «Если не можешь изменить обстоятельства, измени своё отношение к ним», – воспользовалась паузой психолог. – Раз утверждён такой порядок, значит он утверждён не просто так и кто-то взял на себя ответственность. И за тебя, конкретного Владислава Дарьялова, тоже. Будь проще. Забудь про стеснение. Ты умный, здоровый симпатичный парень. Отбрось комплексы – и все будет в тренде. В том числе и с девушками.

А, так вот к чему она с девушки начала. Чтобы ею и закончить. Походу, сценарий выступления психологиня заготовила заранее. Интересно, в этом кабинете они всем устраивают такие «познавательные» лекции или только я такой избранный? Носитель 17-сантиметрового органа, который, несмотря на всю бодягу, стоит как универсальный солдат уже больше часа.

Буров порылся у себя в бумагах, что-то отметил и спросил:

– Так ты приписную комиссию проходил… три недели назад, да?

– Так точно, товарищ капитан, и пришёл за приписным, – напомнил я без энтузиазма.

– Ну хорошо, хоть пришёл. А то некоторые пропадают, потом ищем с пожарными, ищем с полицией… Тут дело вот в чём. Приписные свидетельства нынче пошли пластиковые, как паспорта… У тебя, кстати, паспорт же пластиковый, правильно?.. И военный билет такой же будет. Мы в эту волну тоже втулились, сейчас все приписные выдаём пластиковые. Но его дольше делают. Вот и тебе предлагаю сразу такой, чтоб потом не менять. Конечно, можем выписать бумажное, – Буров посмотрел вопросительно.

– Давайте пластик, – согласился я, чтобы только поскорее закончить эту канитель.

– Но придётся подождать – тебе ж не к спеху? И для этого кое-что нужно. А именно – фотография.

– Так с паспорта есть, могу хоть щас принести – на флешке, она в раздевалке, – я всеми фибрами желал, чтоб меня поскорее отпустили.

– Неее… Паспорт – это паспорт, а приписное – это приписное. Не надо путать тёплое с мягким. Тут другие категории. И фотосъёмка должна проходить по месту приписки, то есть в военкомате. Заодно тут же будут сделаны фотки для личного дела, как полагается – по новым требованиям. На днях получаем оборудование, подключаем, настраиваем, и как только – так сразу начнём вызывать на фотографирование. Так что будь готов, – категорично заявил Буров и добавил: – Всё, свободен…

– Можно уже руки опустить?

– Кто тебя наказал, тот пусть и милует! – напутствовал капитан. – Зайди к замвоенкому по этому вопросу.

– А ты знаешь, Владислав, что означают заложенные за голову руки на нашем профессиональном языке? – вставилась психолог, и увидев некоторое любопытство не только с моей стороны, продолжила: – Это жест уверенного, успешного и авторитетного человека, который знает себе цену. Так что может совсем и не надо заходить к замвоенкому? – улыбнулась Людмила.

…Короче, «уверенным в себе и авторитетным», пошёл я в холл. Кроме дежурного в будке там больше никого не наблюдалось. Очевидно, всех увели на комиссию. Я рванул в раздевалку – на авось! Но она, как и предполагалось, оказалась закрыта. Услышав шаги и шорохи, из двери напротив появилась тамошняя бабка-гардеробщица.

– Ты что тут делаешь? Комиссия разве закончилась? – спросила гардеробщица.

Опять пришлось пояснять, что вызывали не на комиссию, а к начальнику второго отдела, у него уже побывал, все вопросы решил и меня отпустили. Но гардеробщица была непреклонна: до конца комиссии раздевалка закрыта. Упрашивать её было бесполезно, а ещё и чревато. И я вернулся в холл. Подошёл к будке дежурного и доложил ему о результатах посещения. В тайне надеясь, что меня все-таки отпустят. Дежурный набрал номер, дабы удостовериться в правдивости моих слов. Положил трубку и произнёс: «Отойди пять шагов назад, – указав на место недалеко от главного входа, – и жди смирно, руки по швам».

Ну, наконец-то! Я принял уставную стойку смирно, оказавшись лицом к проходу и боком ко входной двери, и замер. Ладно, постою. Мне абсолютно по барабану, что мимо меня ходят люди, что они меня рассматривают. Пох. Утомила «воспитательная беседа»: вот зачем они мне всё это затирали?..

Так я простоял больше часа. Потом «накопитель» по одному начали заполнять прошедшие комиссию парни. «Пролетел» ещё примерно час, пока не собрались все. И ещё минут сорок нас держали голышом по стойке смирно, как и вначале. Пожалуй, никому из нас не было понятно, зачем снова так стоять, когда ничего не мешало идти в раздевалку. Но – таков порядок! И да, у большинства пацанов члены были набухшими, у некоторых наблюдались конкретные стояки. Мой, кстати, слегка ослабился только, когда вернулась одежда.

…Добравшись домой, я банально рухнул как подкошенный. Даже не раздевшись. Даже проигнорировав холодильник, полный еды… Вместе с дремотой в мозг вливалась мысль: «призывник в военкомате…», «уверенным в себе и авторитетным…» Дальше я уснул.

А может быть проснулся?

Продолжение следует…