— А что вы думаете, растения бесчувственные что ли? Каждый, кто идёт, по цветочку срывает. Пусть бы для всех цвело, так нет, — возмущалась кому-то вслед, сидящая на скамеечке Вера Васильевна.
— Ты чего, Вер, ругаешься? – спросила подошедшая соседка с четвёртого этажа, Ирина Павловна.- Жалко тебе что ли? Растение оно и есть растение, что ему будет?
— Не права ты, Ирина. Я по молодости тоже так думала, до одного случая. Расскажу, ты меня поймёшь.
— Ну, тогда, давай, рассказывай, — заинтересованно заявила Павловна, усаживаясь рядышком. — Есть у меня с полчасика до прихода внучки из школы. Погода хорошая, подожду с тобой на свежем воздухе.
— Скоро твоя Ленка доучится, последние деньки до каникул. Давно ли часами в коляске дрыхла рядом с этой скамейкой…
Вера улыбнулась, представив себе ту розовощёкую малышку, которая была больше похожа на куклу, чем на ребёнка. Быстро время бежит.
— Ладно, Ира, слушай. Случилось это за год до того, как я в город учиться поехала. Я ж деревенская.
— Да ты что!- всплеснув руками, удивилась её собеседница,- никогда бы не подумала.
— Так вот, — продолжила Вера Васильевна, — жила у нас по соседству одна женщина, тётей Саней звали.
Доброй души человек. Всегда ребятишек угощала тем, что у неё в огороде выросло: то ягодой, то ранетками крупными, все их полукультурками называли, тогда ещё не вывели сибирских сортов яблок. Росло у тёти Сани всё, будто по заказу, вкусное, красивое, крупное. Ни разу не было, чтобы не уродилось что-то. В школу первого сентября все с её букетами шли.
Однажды привезла она из города черенок белой махровой сирени. Дорого заплатила, сорт какой-то редкий. Купила, когда я ещё только в первый класс пошла. Посадила под окном, «чтобы, как цвести будет, утром просыпаться и любоваться», так она говорила.
Вот только никак не цвела эта сирень. Одна единственная у неё вела себя так неблагодарно. Другие по весне благоухали, радовали, а эта нет.
Каждый год тётя Саня ждала. И книги по разведению сирени читала, и удобрения разные ей выписывала, но всё без толку. Куст красивый, листья тёмно-зелёные, гладкие, словно кожаные, а цветов нет.
Соседка смеялась, говорила, что её сирень и без цветов – красавица. Она этот куст действительно любила, иногда даже разговаривала с ним, когда сорняки вокруг пропалывала.
Знаешь, я с ней была согласна. Действительно украшением под окном зелень такого необычно насыщенного цвета была. Как-то пару раз даже по одной кисточке белых цветов дарила хозяйке, но и только, за девять-то лет.
Беда пришла, откуда не ждали, случилось так, что тётя Саня заболела. Возили в город, но врачи сказали, что не помогут ей, рак. Стадия какая-то уже неоперабельная. Все были очень удивлены, не жаловалась она никогда. А вот на тебе, болезнь не спрашивает. Жалко её было всем.
К школе она нам, как всегда, по букету вручила. И одной женщине пожаловалась, стоя у той своей любимой сирени, мол, не посмотрю на свою красавицу в цвету, недолго мне осталось.
На другой день листья на растении повяли и осыпались. Все подумали к ранним холодам. В эту пору все деревья начинают потихоньку к зиме готовиться. Какая наша осень, ты и сама знаешь, сентябрь кончился, тут же снежок полетел.
Только через неделю почки на той сирени новые листья выпустили. Всё вокруг желтеет, облетает, а она только хорошеет.
И, ты не поверишь, к концу сентября на ней расцвели цветы, да столько, что листьев почти не было видно.
Вся деревня посмотреть приходила, даже из соседних народ приезжал.
Тётя Саня к тому времени уже не вставала. Ей кровать к окну поставили, и она любовалась, когда боль после уколов отпускала хоть немного.
Сентябрь выдался тёплым, солнечным, ночных заморозков почти до середины следующего месяца не было.
Соседка наша умерла пятого октября, хоронили восьмого, в гроб и на могилку цветы той сирени положили, много срезали, а куст всё равно весь благоухающим остался, очень уж обильное цветение было.
А девятого числа ночью ударил мороз, так цветущей под заморозки вся красота и ушла. Зима нагрянула рано, холодная, малоснежная.
Весной та сирень не зацвела. Засохла. Видно вымерзла.
Все в деревне были уверены, что отправилась вслед за хозяйкой, порадовав напоследок.
А ты говоришь, не понимают растения ничего.
Ирина Павловна достала из кармана платок и вытерла глаза.
— Умеешь ты, Вера, до слёз человека довести, ну тебя! Пойду, умоюсь, а то, как в таком виде
Леночке покажусь.
Она поднялась и посеменила в подъезд.
А Вера Васильевна вздохнула, и положила под язык нитроглицерин. Она не рассказала, что история эта не про соседку, а про её маму.
© Лана Лэнц