Сын моих приятелей Сашка отодвигал границы территории, за которую родителям доступа не было, с нормальной подростковой наглостью. К четырнадцати годам он уже привычно курил на глазах у предков. Когда, будучи у этой пары в гостях, я уходила покурить на кухню или по теплу на балкон, Сашка присоединялся с сигаретой, и мы за этим делом обсуждали мировые и его личные проблемы.
Поэтому, когда родители вдруг попросили меня поговорить с Сашкой о вреде курения, я не поняла.
― Мы же вместе с ним курим.
― Может быть, именно поэтому хоть тебя услышит.
И вот сидим мы как-то на кухне перед объединяющей нас пепельницей, я и говорю:
― Бросал бы ты курить, пока не поздно.
И чувствую ответный напряг: «Надо же, вроде нормальная тетка, а туда же!»
― Не понял, ― отвечает.
― Не умею я с вами на эти темы разговаривать, но… как бы тебе сказать? Одно устройство у тебя может не заработать…
― Тетя Ира, уже работает!
От этого счастливейшего вопля я чуть под стул не свалилась.
Курить Сашка, за три десятка лет, что с тех пор прошло, естественно, не бросил.
Как будто получится подростка напугать чем-то, что может произойти в непросматриваемом будущем.
Другой пример. В шестидесятые годы девушки-студентки в большинстве своем курили. Сигарета, причем, за неимением других это «памирина», была такой же обязательной деталью облика студентки, как карандашные стрелки на веках, туфли на «гвоздиках» и чулки с контурной или черной пяткой «прощай, невинность». И с этим пытался бороться наш руководитель медицинской подготовки (девушек готовили на медсестер военного времени ― « если двинет армии страна моя, мы станем санитарами во всех боях»). Я многих преподававших основ журналистики не помню, некоторых и вспоминать не хочется, но Николая Васильевича Соколова, известного в Свердловске хирурга, вынужденного из-за возраста уйти от операционного стола, помню с восторгом и благодарностью. Это был человек такого обширного кругозора, такой профессиональной и общей культуры, каких сейчас, если и найдешь, то ― единицы.
Вот пример. Заболела преподаватель фармакологии.
― Не радуйтесь, ― говорит Николай Васильевич, ― я ее заменю.
И начинает:
― «Что вы плачете здесь, одинокая жалкая деточка, кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы…» Вертинский. Тема сегодняшней лекции ― наркотики.
Это вообще-то в было в 1962 году.
Так вот Николай Васильевич пытался бороться с нашим курением. Подходит однажды ко мне и протягивает спичечную американскую этикетку, ему приятель, тоже известный хирург, привез с Первого (и кажется, единственного) Всемирного противоракового конгресса. Мелованная бумага. На ярко голубом фоне белейшая изящная сигарета с ярко алым огоньком, от огонька идет расширяющаяся струя дыма, из которой образуется череп.
― Впечатляет? ― спрашивает Николай Васильевич.
― Нет, ― отвечаю.
― Почему?
― Краски слишком жизнерадостные.
Николай Васильевич не поленился. Он пошел к преподавателю фотодела Максимычу, вскоре принес мне черно-белое изображение размером с нынешнюю таблоидную страницу и велел повесить над кроватью в общежитии.
― Не поможет, ― говорю. ― Я выросла напротив морга нашей горбольницы. Мы и черепа у прозекторов воровали, и трупов, подводами и грузовиками увозившихся в братские могилы, насмотрелись.
― Но ты все-таки повесь.
Повесила. Мне ― хоть бы хны. А соседки по комнате придут ночью с работы или свидания, а тут «луч упал на ваш портрет»…
Но курить ни одна, по крайней мере в ближайшие месяцы, не бросила.
Я это к чему? А к тому. Что ни на четырнадцатилетнего Сашку, ни на меня и моих однокурсниц в наши двадцать ― двадцать два, страшилки не подействовали. Как и разумные советы взрослых, знающих и желающих добра.
Молодые слушают только самих себя и то что идет от их среды. Другие доводы, какими бы убедительными они не были, вызывают лишь протестную реакцию.
Если бы очередной всплеск борьбы с курением исходил от искренней озабоченности государства здоровьем граждан и особенно молодых, оно бы не упирало на запретительные меры и требования печатать на пачках страшные картинки, а, главное, на безразмерное повышение цен на курево.
Но внедрять в молодежное сообщество свою агентуру, которое создавала полезную для государства модель представлений о жизни, ее ценностях, дело долгое, хлопотное. Да ведь и уметь это надо!
И ― вообще. У меня, простите, впечатление, что вся эта программа борьбы за здоровье населения затеяна с единственной целью: иметь еще один способ выкачивания денег с того самого населения. Как монетизация льгот, всяческие обязательные страхования, реформа, а практически приватизация ЖКХ… Много чего.
Никакой медицинской помощи тем, кто пожелает бросить курить, не предусмотрено. На это нужны лекарства, места в больницах, специалисты… Задача не давать, а забирать.
Думаю, что разного рода мафии хорошо проплатили эту борьбу за народное здоровье. И уже подсчитывают, сколько будет прибыли от теневого производства сигарет и прочего, сколько ― от контрабанды. И ― сколько придется выделить на всяческие откаты…
Снимут эту пенку и ― постепенно свернут кампанию на нет.
Все было! Мы ведь уже алкоголизм несколько раз побороли. И наркоманию ― тоже. Одна беда осталась ― табакокурение.
А под шум протеста против ужесточения мер по борьбе с курением какой угодно закон втихаря протащить можно. Хотя бы о милиции-полиции…
Думаете, я против борьбы с курением? Как бы не так!. Я курю уже сорок восемь лет. Не «балуюсь» ― курю всерьез. Какой вред нанесло мне это дело… страницы не хватит для перечисления болезней. Причина которых ― табак.
Не обо мне, пропащей, сейчас речь. Молодых, действительно, надо спасать. Но их ни запретами, ни повышением цен не остановишь. Фальшивость дутых кампаний они чувствуют прекрасно.
Их можно было бы отвлечь любовью страны, общества, семьи в конце концов к ним. Но чего нет, того в большинстве своем нет.
299
Загрузка...
