«БОРТ 556».(Мистико-приключенческий триллер). 4 серия.

БОРТ 556

Серия 4.В плену черной глубины

— Нет! Не пущу! — вдруг, по-русски, раздалось за моей спиной — Не пущу, тебя, Володенька! — этот истошный крик напугал меня. Я чуть было не выронил маску из рук и ласты. От этого сумасшедшего громкого истошного крика. Я, напугавшись, резко повернулся. И в этот момент Джейн налетела на меня в полной ночной темноте. Ее невысокая силуэтом в свете горящей Луны и звездах девичья фигура, ударилась прямо в меня. И обхватила меня, повиснув на мне.
— Не пущу! — она, прокричала практически на идеальном русском. И уже как русская, обхватив меня руками за мой мускулистый в черном гидрокостюме моряка торс. Она хорошо уже говорила по-нашему. Еще несколько ломано, но достаточно хорошо. Нахватавшись от меня всяких еще разных в процессе близкого и тесного общения слов. И, применяла их правильно.
— Не пущу! — прокричала, снова она — Никуда, не пущу, тебя! Я знаю, что ты задумал, знаю, любимый! –она мне твердила и ей было наплевать ан то, что кругом сейчас враги и было даже здесь не безопасно.
Джейн выскочила на палубу практически полностью до наготы раздетая. Сбросив видимо у себя в каюте белую свою длинную рубашку и в одних просто плавках от полосатого купальника, вылетела на палубу «Арабеллы». Даже без лифчика. И с голой девичьей загорелой полненькой грудью.
Она прижалась ко мне и к моей спине своими черными твердыми возбужденными сосками. Джейн обхватила меня так сильно, что у меня перехватило в груди дыхание. Я ощутил это женское любимое нежное гибкое тело своей голой мужской спиной. Страсть и любовный наполненный болью потерь и горя жар, что обжог меня и проник внутрь.
Джейн придавила меня к леерным бортовым ограждениям левого борта яхты, не давая даже пошевелиться.
Ее голенький овальный с круглым пупком загорелый девичий живот, жаждущий ребенка, прижался ко мне. Плотно прижался Джейн в узких ее полосатых купальника плавках волосатый лобок, бедра ног. Уперевшись коленями в мои голые тоже ноги. А маленькие ее с пальчиками стопы прижались к моим.
— Джейн — я тихо ей произнес, сам возбужденно страстно в ответ дыша – Я должен Джейн — я произнес ей еще –Это ради нашего общего дела. И ради смерти Дэни, Джейн. Мы должны это завершить любой ценой.
— Дэни заразил тебя этим. Ты сейчас как он. Ты не слушаешь меня, как будущую жену, как он не слушал свою сестру – Джейн произнесла и затерлась своей черноволосой головой о мою спину как трется, ласкаясь, кошка.
Если бы не было гибели Дэниела и не надо было бы плыть за этими черными чертовыми самописцами ящиками Боинга, все бы закончилось бурным неистовым сейчас снова диким просто неудержимым сексом. И вероятно прямо здесь на палубе.
У меня в плавках торчал как стальной прут сейчас мой детородный член. Раздуваясь в ширину и в длину, вылезая из-под верхней плоти. Упираясь оголенной головкой от верхней плоти прямо в них и стараясь вылезти через тугой тельного цвета шелк.
— Джейн — я снова ей повторил — Мне необходимо это сделать, Джейн.
— Нет, нет – Джейн произнесла и сползла, вниз, обхватывая мои и спутывая своим загорелыми до угольной черноты голыми руками мои голые такие же загорелые мужские ноги. Ее руки соскользнули вниз по моему торчащему возбужденному и готовому к любви половому органу.
Я вздрогнул и дернулся всем судорожно трясущимся готовым в любую минут сорваться в порыве страсти и любви и, простонав, произнес ей — Джейн, любимая, Джейн. Остановись, отпусти меня. Прошу тебя. Не сейчас. Только не сейчас.
Закружилась от желаний любви голова. Но я противостоял в первый раз этим неудержимым страстям и желаниям.
— Я хочу тебя, любимый и прямо здесь на палубе яхты — произнесла мне Джейн Морган – Я готова на все, только останься здесь со мной, любимый мой, Володенька.
Я разжал ее обхватившие мои ноги руки и оттолкнул Джейн. Она шлепнулась на полненькую свою ягодицами широкую попку прямо на палубу. Джейн была ошарашена и удивлена таким моим ответом неожиданным поведением.
Нет, она не обиделась и не оскорбилась сейчас. Она просто поняла, что меня уже не остановить сейчас ничем. Даже любовью и сексом. А я, успокаивая себя, просто бегом, бросился к оставленному на палубе яхты своему гидрокостюму акваланга. Я стал его напяливать на себя поспешно и быстро.
— Не пущу, Володенька! Не пущу на еще одну смерть. Хватит мне и одной смерти Дэни! – Джейн плача и сидя на своей широкой на палубе загорелой женской попке запричитала — по-русски опять — Любимый мой. Ты один остался у меня. Один. И я не хочу тебя потерять. Я знаю, ты решил искупить свою вину передо мной. Перед Дэни. Решил поплыть за этими чертовыми ящиками. Но, я не хочу твоей гибели! Я люблю тебя, Володя, люблю! Так люблю, что если ты погибнешь и не вернешься! Я покончу с собой! Покончу, слышишь меня! Прямо здесь на этой яхте и утоплю «Арабеллу» вместе с собой в этой островной каменной бухте!
— Я не погибну, Джейн — произнес ей я, одеваясь в прорезиненную ткань своего синего с белыми вставками гидрокостюма — Вот увидишь, Не погибну. Но я притащу хоть один из них сюда. Пусть даже волоком по дну, Но притащу. И смерть твоего брата Дэниела будет не напрасной.
Я оделся и пошел за приготовленными с кислородно-гелиевой смесью баллонами.
Джейн же соскочила на ноги и бросилась снова ко мне. Она догнала меня сзади и вцепилась в меня. Опять обхватив мое тело уже в резине гидрокостюма девичьими руками. Повисла, подгибая свои красивые крутыми бедрами и полными икрами девичьи загорелые до черноты ноги. Выгибаясь в гибкой узкой девичьей спине на моей шее, заваливая назад. Тянула на палубу, чтобы опрокинуть и повались. Джейн делала сейчас все, чтобы не пустить меня в океан.
Я стал с ней бороться. И одолел ее как женщину силой. Да и Джейн, в сущности, перестала даже сопротивляться. Она просто стала меня целовать, обхватив мою шею. Крепко и взасос. Кусая мои губы зубами.
Джейн дышала как ненормальная, и произносила по-русски, раскину в подо мной в ширину свои полненькие загорелые девичьи ноги, подставляя свое мне влагалище для любви. Отдаваясь мне.
Что могла женщина в данную минут сделать. Только это, чтобы удержать своего любимого возле себя. Только это.
Она лишь твердила, закатывая свои черные как ночь красивые глаза – Любимый, Володенька.
Я не знаю, что с ней сейчас творилось.
Она удерживала меня возле себя. Джейн Морган, лихорадочно, что-то, как некий колдовской заговор или ритуал, что-то быстро говорила. То по-русски, то по- своему, по-американски. А то, вообще непонятно на каком, то неизвестном мне языке. Это было нечто похожее на язык перуанских индейцев. Древних Инков или Майя. Я ранее слышал как говорят индейцы и выходцы из Латинской Америки. например, из Боливии. Вот нечто похожее, сейчас лилось из столь любимых мною девичьих молодых двадцатидевятилетних уст, что целовали меня страстно и любовно.
Джейн будто боялась, что уже я не вернусь никогда. Но я верил, что все будет отлично. И старался убедить Джейн в правильности моих поступков. Я пытался свою дивчину любовницу убедить в правильности моего поступка. Но она, что-то быстро тараторя, любовные, словно не желала все мои уговоры слышать. Эта красивая до безумия молодая двадцатидевятилетняя латиноамериканка, почти как русская благодаря, можно сказать мне безумно влюбленная женщина полушепотом произносила слова о любви, уговаривая меня остаться с ней.
Я дернулся, чтобы вырваться из ее цепких сильных женских объятий.
— Не пущу, тебя, ради нашего будущего ребенка — произнесла внезапно мне Джейн, страстно целуя мое, снова лицо, заросшее, снова, мужской щетиной. И эти слова прожгли меня насквозь.
Раньше это были лишь просто разговоры о детях там и женитьбе. Но теперь.
— Ребенок?! — переспросил ошарашенный этой новостью я — У тебя будет, мой ребенок?!
— Любимый — она повторила снова, по-русски — Володенька.
И, она, прижала меня к своей женской полненькой груди. Трепыхающейся перед моим мужским лицом. Загорелой до черноты с торчащим черными сосками латиноамериканки южанки груди.
Джейн Морган произнесла, снова по-английски — Я беременна, беременна, твоим ребенком.
— Любимая моя! — я восторженный ею и потрясенный произнес – Ты беременна! Джейн, моя крошка! Моя девочка!
Я целовал ее в ответ в губы и прижимал к себе.
— Уплывем отсюда быстрее, милый мой! — Джейн возбужденно стала уговаривать меня — Уплывем отсюда! Это страшное место! Оно погубило брата Дэниела. Мы сможем, Володенька! Втроем! Ты и я, и наш ребенок!
— Но, как, же Дэниел? — я вдруг вспомнил, зачем отправился за борт нашей яхты «Арабеллы».
— Как, же его смерть, миленькая моя, Джейн — я опомнился и произнес ей — Как же смерть твоего родного братишки? Как же смерть вашего неотомщенного отца? Джейн, любимая?
Я смотрел в ее в слезах, снова глаза. Глаза безумной и безудержной в любви молодой американки, смотрящей в глаза русского моряка.
— Ты позволишь, спокойно, дальше жить этому гаду Джексону. И твоему дяде Джонни Маквэллу — я возмутился, не желая, просто так, вот уплывать отсюда. Хотя не горел своим желанием вообще-то, долго оставаться здесь.
— Джейн, прости меня, но я должен — я произнес, глядя в эти наполненные снова слезами черные гипнотические ее девичьи глаза — Я обещал ему. И обещал себе, Джейн. Это, тоже ради нашей любви. Я должен сделать это. Иначе, мне всю жизнь не будет покоя. Как я буду жить, если не будет отомщен Дэниел. Как ты с этим как его сестренка будешь жить дальше?
Она смотрела на меня, не отрываясь глазами полными преданности и любви. И я видел эту безудержную, ту сумасшедшую нашу в ее женских глазах любовь. В полной темноте ночи, но я видел те ее красивые влюбленные в меня в русского моряка глаза. Этот взгляд, так и остался в моей памяти навсегда. До нее словно пока еще не все доходило, что и как теперь.
— Прости, любовь моя — произнес я ей — Но, я должен сделать, то, что должен сделать. Прости.
И встал с лежащей Джейн и с ночной холодной палубы яхты, подымая, ее на своих руках. И унося, вниз в ее женскую каюту.
Джейн сейчас замолчала. Она все поняла. Поняла, что я не отступлюсь от намеченного. Она, только смотрела на меня, по-прежнему, не отрывая влюбленных заплаканных своих девичьих американки черных как у цыганки Рады глаз.
— Ничего, миленькая, со мной не случиться — я успокаивал ее — Ничего, только не переживай за меня. Я вернусь. Обязательно вернусь, любимая. Только сделаю это дело. И вернусь. И тогда мы сразу же уплывем отсюда.
Джейн отпустила меня. Спокойно. Она, просто, молча, проводил меня своими черными, как эта звездная под Луной ночь очаровательными гипнотическими некой Богини любви и всего Тихого океана глазами. Лишь, сказала, когда я перешагнул обратно порог ее с выломанными из красного дерева дверями девичьей каюты — Возвращайся скорей, любимый. Я буду ждать.

***
Когда я нырнул, было уже три часа ночи. Я не смотрел больше на подводные часы на своей левой руке. Да, и их было совсем, плохо видно, даже с фонариком в полнейшей темноте на дне этого погибельного обширного плато.
Я считал так, погибну, значит, так тому и быть. А, если суждено выжить, выживу. Главное сделать свое дело. То, что обещал моей Джейн.
Я плыл над песчаным дном второго нижнего плато. Оставив, мою ненаглядную там наверху. И, теперь уже беременную любовницу Джейн Морган на яхте «Арабелла». В полной ночной темноте, освещая свой маршрут впереди себя подводным фонариком. Видимость была, вообще никакая. Но, я на удивление шел верным путем и над самым дном. Как не могу и сейчас объяснить, но был уверен тогда, что маршрут был правильным. Мы тогда с Дэниелом натянули длинную, почти в километр тонкую, но прочную нейлоновую веревку. И я нашел ее, и шел четко по ней. Именно к обломку хвоста погибшего самолета.
Ночью заметно упала температура воды в океане, и стало прохладно. Это чувствовалось, даже через плотно прилегающий к голому телу гидрокостюм акваланга. На спине пара баллонов на двадцать четыре литра кислородно-гелиевой смеси.
Течение заметно усилилось и даже сменило свое подводное направление. Теперь оно хорошо ощущалось дальше от своей исконной точки проявления.
Я, попав в него, плыл лишь, слегка работая ластами, плыл в направление к хвосту разбившегося самолета.
Сразу скажу, было жутко. Один и в той полной подводной темноте. Я смотрел во все глаза по сторонам через маску акваланга. И слегка, хоть иногда касался дна руками и той натянутой и уходящей вдаль в мертвую безлюдную темноту воды веревки. Она была не обрезана и не оборвана. И это вселяло надежду, что я быстро отыщу в этой темноте ночного океана большое хвостовое оперение разбившегося борта ВА 556.
Давление опять значительно и уверенно росло, из-за повышения глубины. И впереди видимость была в свете фонарика не более трех метров.
Было более ста с лишним метров, и я погружался под уклон и глубже. На глубиномер я тоже не смотрел. Да и смысла не было. Мы тут были уже, и я глубину ощущал своим всем телом. Я знал, что пройду ее, раз раньше проходил. Дважды.
Одним словом, я мало чего вокруг видел и плыл машинально по пройденному неоднократно еще с Дэниелом маршруту. Ну и по памяти.
Ориентироваться я умел хорошо. Даже под водой.
Неожиданно я увидел тот велосипед вверх колесами, торчащий из горгонариевых кораллов и разбухшие от воды сумки с чемоданами. Набитыми до отказа вещами погибших, облепленные песком и донным илом и обросшими водорослями, прямо торчащими из белого песка.
Дно постепенно становилось скалистым. Отметка должна была быт ь 150метов или около того.
Вокруг не было ни души. Ни одной рыбешки, вообще никого. И это усиливало страх и гнетущее нервное состояние. Я здесь был один на один с ночным океаном на глубине в стопятьдесят метров.
Заметно упала температура воды. Возможно, из-за подводного течения здесь на этой глубине. Становилось в гидрокостюме холодновато, хотя прорезиненный костюм покойного Дэниела был из довольно толстой ткани, толще, чем тот мой в котором я сюда плавал. Но, все, же температура. Ее сильное падение здесь хорошо чувствовалось. Надо было как можно быстрее все сделать.
Та плетеная тугая тонкая веревка привязанная к разматывающейся из крепкого и прочного нейлона. На большой крутящейся бобине, которую, мы с Дэниелом нашли в носовом техническом водолазном трюме «Арабеллы». Была нами привязана к якорной цепи левого якоря яхты. Я точно не знал, какой она вообще длины, но надеялся, что ее все, же мне хватит, по крайней мере, до хвоста погибшего Боинга. Помню, как та бобина крутилась у меня на поясе и мешала передвижению. Но, была необходима. И вот эта веревка была тут проложена нами не напрасно. Я видел ее на самом дне и следовал четко по ней в темноту черной ночной воды.
Я все равно, боялся, что в полной такой вот ночной подводной темноте, вообще не найду дорогу к дому. Я рассчитывал, вообще, если веревка не будет оборвана, ее хватит на обратный путь. Сначала к обломкам. Потом обратно домой. И таким образом, мне не понадобиться даже фонарик. Я буду, просто плыть назад, против течения, с каждым черным ящиком держась за этот туг о натянутый прочный нейлоновый хоть и тонкий шнур.
Течение имеет свойство, сносить в какую-нибудь сторону. И ночью это было чревато трагическими последствиями, под водой. Особенно на такой глубине.
Жаль не нашлось в трюме карабина. А то, можно было бы вообще, пристегнуться. И тогда, руками держаться не пришлось за эту прочную из нейлона плетеную веревку. Просто, смело грести ластами по ее направлению в темноте до самой нашей яхты. До якоря в песке и якорной цепи. А там, и плетеная мелкоячеистыми клетками сеть. Жаль, что не было ни одного карабина.

***
Я все же добрался до этого лежащего на дне подводного плато самолетного хвоста. Помню, как высветил фонариком вертикальную хвостовую лопасть с цифрами 747.
Я был на месте. И надо было проверить положение черных ящиков оставленных мною лично здесь под одной из лежащих рулевых лопастей среди ветвей горгонариевых кораллов.
Место было то, что надо, куда их можно было пристроить на время.
Здесь они так и лежали, как я их до трагедии с Дэниелом положил.
Никто их не нашел. Вероятно, те, кто гнался за мной, их даже не искали. Они подумали, что они ушли на дно пропасти вместе с кабиной пилотов, вместе с их золотом. Если они не видели, как я их сюда таскал, конечно.
Ящики были на месте. Я посветил фонариком и осмотрел их. Все было в том же состоянии, как и тогда как их сюда пристроил.
Я взял оба. Было неловко их тащить. Они были большими. И весили. Я привязал их к свинцовому поясному противовесу от акваланга, взятому в нашем техническом трюме. Связав сначала веревкой отрезанной от бобины, подводным ножом.
В этот раз я взял с собой нож. Большой длинный подводный нож. Именно сейчас. И в этот раз я взял его, и он мне позднее тоже пригодился.
Я обмотал ящики той веревкой и поясом, чтобы волочить по песку. Но, перед этим привязал нейлоновую длинную к себе практически километровую веревку. Отвязав от крыльевой большой рулевой лопасти хвоста лайнера. К ней же примотал и свинцовый противовес пояс. Если они оборвутся, то пояс все же, как я думал тогда, удержит их на дне, как якорь, цепляясь за каменистое с белым коралловым песком дно. Да и как дополнительный вес удержат у самого дна.
Не знаю, как я так думал еще, но все же думал в полной ночной водной темноте и на более, чем стометровой глубине.
Веревки хватало. И, даже с лихвой. Веревка была тонкая, но очень прочная. И могла быть разрезана, только ножом или еще, чем-нибудь острым. Но, порвать ее было делом нелегким. Это был у Дэниела целый запас, видимо на черный день или для ремонта оснастки яхты. Такая же была веревка и на той малой лебедке, с той сетью лежащей на дне второго плато под «Арабеллой».
Интересно, какой она могла выдержать вес при натяжении? Но, так или иначе, эта веревка была моим единственным спасением в этой полной
ночной темноте, даже с фонариком.
Время оставалось только на возвращение. И я отправился в обратное ночное подводное плавание. Борясь с течением и таща эти чертовы ящики волоком за собой.
Я тащил аварийные самописцы борта 556, буквально по песку волоком на том свинцовом поясе. Течение постоянно стаскивало меня в сторону. Идти обратно в баллонах на двадцать четыре литра было делом нелегким. И этот обратный мой путь был просто кошмаром. Если бы не эта веревка, мне бы ни за что бы, не добраться было бы до нашей с Джейн яхты. Я усиленно работал ластами и дышал тяжело. И устало останавливаясь на какое-то энное время, стравливая отработанную смесь с фильтров акваланга.
Я посветил на подводные, на моей левой руке часы. По времени моей живительной смеси, почти уже не оставалось. И это подгоняло меня. На часах было почти четыре часа ночи.
Я уже прошел половину маршрута, это было понятно по белому чистому песку подо мной. Одному голому песку и ничего более.
И вдруг, акула!
Нянька лежала, прямо на моей дороге. И прямо, на веревке, прижимая ее ко дну своим тяжелым серым рыбьим телом. Эта акула, любительница прибрежных зон и коралловых рифов, просто спала. Это было видно по ее манере поведения. Она лежала на одном месте. И только слегка работала своей большой лопастью хвостового плавника. Поддерживая себя в течении на плаву и дыша ритмично своими рыбьими жабрами.
Она действительно, спала. И не реагировала на меня никак. Даже на яркий свет фонарика. Но, я и не настаивал. Мне просто, пришлось аккуратно обходить ее, лавируя в течении с этими чертовыми тяжелыми ящиками. Благо, они были достаточно тяжелыми и не сдвигались сами с места. Течение их не могло утащить. И я их, протащив полукругом вокруг спящей акулы, осторожно снова вцепился в веревку руками. Сжав с силой какая, только еще была и оставалась в моих мужских сильных пальцах. И продолжил свой тяжелый маршрут.
Я освещал дорогу своим подводным фонариком и плыл, медленно работая ластами. Тяжело дыша и пуская через фильтры отработанную кислородно-гелиевую смесь. Мне пришлось постоянно оглядываться, так на случай всякий. Мало ли чего. Вдруг я разбудил мою спящую акулу. И она захочет устроить ночной обед мною, так как вокруг шаром покати, никого больше не было. Но, все было по-прежнему, спокойно. И так я все, же доплыл до воткнувшегося глубоко в белый коралловый ил якоря. И левой якорной цепи «Арабеллы».

Подводная схватка

Это случилось неожиданно. Спереди, возле якорной левой цепи нашей «Арабеллы». Я не нашел своих баллонов и на меня напали. Двое. Все произошло, буквально молниеносно.
Это был удар подводным ножом, сверху наотмашь, в свете моего горящего подводного фонарика, который я тут же выронил. И он, упал на дно, освещая нашу в полумраке ночной воды подводную схватку.
Я ударил быстро в ответ, тоже ножом того, кто напал.
Он совершил ошибку, поймав меня за руку. И подтягивая к себе, чтобы нанести еще один удар подводным ножом. Первый, который он нанес, попал в шланги моего акваланга и перерезал их. Вероятно, он хотел ударить в район моей шеи в сонную артерию, но получилось мимо. Его удар ножом был профессиональный. Но, он в темноте попал по баллонам, обрезая фильтры и шланги. А я попал. Попал в него, прямо перед собой в темноте. Успев, даже сам не понимаю, как быстро вытащить с ноги с ножен свой длинный тот подводный нож. Просто совершенно, машинально, защищаясь. Я пырнул врага тем ножом. И почувствовал, как он вошел во что-то мягкое и плотное. И понял это потому, как он, тот смертельно раненный противник, отскочил, отталкиваясь от меня ногами. И за ним полился шлейф крови.
Я точно не знаю, куда попал, но думаю, удар был смертельный. Думаю я, пропорол ему живот и печень. Нож мой был осень острый и легко прорезал противника его прорезиненный подводный акваланга гидрокостюм.
Тут по мне был нанесен еще один удар ножом. Но, уже сзади. И, тоже, неудачно другим уже аквалангистом. Я сам, отплывая от нападающего и порезанного мною аквалангиста, налетел спиной на другого. Который, подкрадывался ко мне со спины. Я буквально, ударил его собой, своими баллонами. И его нож, скользнул мне по моей ноге, разрезая прорезиненную ткань черного акваланга и зацепив в районе правого бедра ногу.
Порез был сильным и глубоким. Их ножи были тоже острыми и хорошо заточенными, чтобы кромсать и резать мясо.
Вода вокруг меня окрасилась уже моей собственной пролитой в нее кровью. Видно было все в свете лежащего и упавшего на песчаное дно горящего моего подводного фонарика. Тут же лежал еще один фонарик. От раненного смертельно моего врага.
Кто они были? Я не видел даже их в масках лиц. Не знал национальности. И даже имени. Но, похоже, убил одного из них.
Я развернулся и начал махать в темноте воды рукой со своим ножом, но больше нападения не последовало. Вокруг была, просто вода и темнота. И вылетающая кислородно-гелиевая смесь из обрезанных моих шлангов акваланга во все стороны большими пузырями.
Я крутился вокруг над самым песчаным дном у якорной цепи нашей яхты. Дышать я не мог. И пришлось по-быстрому сбросить поврежденные совершенно бесполезные с испорченными шлангами и фильтром баллоны.
Свинцовый пояс противовес остался на дне внизу на самом дне с бортовыми самописцами погибшего самолета.
Надо было быстро всплывать. Причем, на одном дыхании со стометровой глубины. Бросив все здесь под водой. И быстро наверх, не забывая о декомпрессии. Было опасно, но необходимо. Ибо декомпрессия это тоже опасно.
Я ухватился за якорную цепь. И, оставив возле нее лежать самописцы BOEING 747, пошел на экстренное всплытие. Нельзя было медлить, и надо было спасаться.
Было легко, хоть я терял кровь из глубокой своей на правой ноге раны. Ни баллонов на двадцать четыре литра, ни свинцового пояса.
Медленно выдыхая то, что во мне осталось от последнего вдоха из поврежденных баллонов, я всплывал в полной темноте. И, даже не мог определить, где же поверхность воды. Но, при самом всплытии, торопиться было нельзя. Иначе мог прийти каюк. Могли лопнуть легкие и все сосуды в теле. Нужна была постепенная адаптация при всплытии. Но, у меня не было воздуха в легких больше моего вдоха. И само глубинное давление выдавливало этот единственный последний глоток воздуха из моих легких. В одной маске и ластах налегке, я шел на всплытие со 120метровой глубины, которое превращалось постепенно в собственное самоубийство.

***
Я стравливал понемногу изо рта воздух. В полной темноте, практически вслепую, лишь подсвечивая все вокруг, и вверх фонариком, шел крайне медленно на подъем. Где-то, вверху уже должна была показаться поверхность. Давление воды снижалось. Но, она все равно давила на меня. И выдавливала последний глоток кислородно-гелиевой смеси из моего рта.
Нога болела, и я терял много крови.
Сейчас главное чтобы не было акул и барракуд. Была только мысль. Я уже ничего не смогу больше сделать, чтобы защитить и спасти себя. Я просто слабел от потери крови, что лилась уже потоком из моей правой ноги и порезанного бедра.
Я выплюнул последний в легких свой воздух, чтобы не лопнули сосуды в моих глазах, и рванул вперед к поверхности. Она должна была быть уже рядом.
Вдруг, где-то, чуть ниже меня блеснул еще один подводный фонарик. Где-то, совсем уже рядом под моими ногами. Там внизу был пловец. Но не вражеский убийца аквалангист.
Это была моя малышка Джейн.
Она в своем легком костюме со своими акваланга баллонами, плыла ко мне из глубины и была уже рядом. Она была моим спасением. Джейн Морган, летела ко мне, невзирая на глубину. И встретила меня недалеко от поверхности. Она бросила фонарик и заработала лихорадочно ногами в ластах.
Любимая моя, мгновенно обхватила меня руками. Мы вместе пошли на подъем. И если бы не она, хватило ли бы мне последнего этого вздоха, когда до поверхности еще было метров около пятидесяти.
Но, Джейн вцепилась в меня. И, воткнув мундштук своего акваланга мне в рот, начала меня выталкивать к поверхности.
В полной темноте воды я не видел ее лица, и ее красивых и любимых мною черных как бездна океана безумно красивых гипнотических женских глаз. Но, я видел ее в плотном ровном загаре латиноамериканки мулатки южанки девичьи руки. Они, вцепились в меня мертвой хваткой и с какой-то неистовой смертельной даже силой, какой я раньше не знал. Точно это совсем была не моя любимая Джейн. Она потащила меня наверх, помогая мне выйти на поверхность.
— «Девочка моя!» — ударило в голову — «Ты моя спасительница!».
У меня сдавило водой голову, прямо под маской, и казалось конец. Сейчас я открою рот и все…Прощай, и я сам, и моя девочка Джейн.
В темноте воды через маску, я увидел днище нашей яхты «Арабеллы». Большой длинный киль и даже два пропеллера винта с двух сторон донного корпуса нашего быстроходного круизного судна.
— «Вот оно, мое спасение!» — мелькнула мысль в затуманенной от нагрузки и слабеющей от потери крови голове. Я, кажется, терял уже свое сознание.
Джейн то вставляла мундштук мне в рот, то вынимала. И делала сама глоток. И так мы шли вдвоем к поверхности. И я начал отключаться. Я плохо помню, что было дальше.
Все закружилось в голове — «Джейн, акула, убийцы и моя рана, глубокая рана на ноге от ножа».
Я пришел в себя уже на поверхности. У самого борта нашей яхты. Джейн поддерживала меня, чтобы я не не опускал к воде и волнам свою голову. И не наглотался океанской воды. И задирала мою голову вверх к ночному воздуху.
Я посмотрел искоса на мою крошку Джейн. И произнес еле слышно, выдавливая из себя по буквам каждую фразу — Любимая моя. Ты…
— Молчи, любимый – пролепетала, перебивая меня Джейн, тяжело дыша всей своей полной женской грудью, и добавила еще полушепотом она — Нельзя говорить нам обоим. Нам нужно отдохнуть и прийти в себя. Дыши глубже. Дыши, любимый — произнесла, моя красавица Джейн. И я задышал, глубоко вдыхая свежий океанский воздух, парящий над самыми волнами. Проникающий в мои легкие с брызгами соленой воды.
— Ты ранен, любимый? — произнесла, приходя в себя от тяжелого дыхания, Джейн — Ты истекаешь кровью, Володенька, мальчик мой. Держись, я буду тебя держать над водой. Дыши глубже. Дыши. И громко не говори, они рядом.
— Кто рядом? — прохрипел я сдавленным от тяжелого дыхания голосом.
— Черная яхта — произнесла мне, прямо прижавшись губами к моему уху моя Джейн — Они стоят в нашей бухте.
— Они здесь?! – я панически произнес ей.
— Да, тише – Джейн произнесла мне –Тише миленький, тише.
Она развернулась в воде, разворачивая меня. И я увидел ее, ту самую яхту, стоящую на том приблизительно месте, где была трехкилометровая бездна. И где, упала носовая часть самолета в пропасть вместе с Дэниелом.
Это метров около тысячи. И там горели все на двух парусных мачтах огни.
Эта посудина выделялась черным огромным силуэтом на фоне загорающегося утреннего тропического неба над тихими солеными волнами океана.
Они тихо подкрались, как воры в поной темноте. И вот стояли не так далеко, но почему-то медлили с нападением. Им ничего сейчас не угрожало, но они медлили.
Почему? Я так и не мог понять.
Она стояла над местом падения борта ВА 556. Над обломками несчастных погибших. Эта большая черная двухмачтовая гангстерская яхта.
Там что-то делали. Возможно, совершали ночные погружения под воду на то плато смерти. И им пока до нас не было времени. Эти твари искали свое там золото. И возможно не нашли уже ничего. Все рухнул о в океанскую трехкилометровую бездну.
— Они, почти рядом с нами Джейн! — я произнес громко и напугано ей — Давно они здесь?!
— Тише, любимый — она снова произнесла — Нет недавно, милый мой — прошептала она, подгребая ластами и работая подо мной своими миленькими полненькими девичьими в обтягивающем легком гидрокостюме крутобедрыми ножками — Они только, что подошли. И на скутере двоих высадили в воду аквалангистов, недалеко от нас. И по-тихому. Но я их давно заметила.
— Эти суки и караулили там внизу меня — не стыдясь, я уже крепких слов, в состоянии злобы и полубеспамятства еле слышно проговорил я.
Сопротивляясь своей в ноге боли, глубоко дыша негромко, произнес — Они были там на втором плато у якорной цепи. Они напали на меня, как только я подтащил черные ящики. И я порезал одного своим подводным ножом.
— Что ж, ты так неосторожно, миленький мой — прошептала она, поддерживая меня на плаву.
— Я спешил, любимая — я ответил Джейн — Спешил. Надо было завершить дело. И уйти отсюда, любимая. А, зачем, ты поплыла за мной? — спросил, не слушая, снова свою малышку Джейн.
— Я увидела их. И бросилась тебя искать — она, тихо так же шепотом не ответила — Я видела как один, спешно, вылез на моторную лодку, а второго нет. И поняла, что под яхтой была схватка.
— Глупышка — прошептал я ей ответ, чувствуя, как меня стало морозить — Зачем. Ты же могла потеряться и погибнуть. Ночью в темноте.
— Не потерялась, Володенька — произнесла сама, дрожа от собственного уставшего дыхания и напряжения Джейн — Я увидела тебя. И спасла тебя, любимый мой, ненаглядный мой.
— Джейн — произнес снова я, сам не зная уже, что и спросить. Наверно, просто назвал ее по имени, чувствуя все сильней, как меня сильно морозит, и как слабею от потери крови — Я серьезно ранен.
— Вот поэтому и молчи. Тише, Володя — произнесла шепотом Джейн, по-русски, дрожа и тяжело дыша — Нам надо быстрее на борт, и уходить отсюда. Пока они еще там. И что-то заторможено соображают.
— Джейн, что это за яхта — произнес я, не отрывая взгляда от черной двухмачтовой в бортовых огнях огромной яхты. Черная яхта была действительно довольно большая. Больше нашей одномачтовой «Арабеллы». практически вдвое.
Большая мореходная яхта. И должен быть и соответствующий на ней экипаж.
— Интересно, какое у нее название? – я еле уже выговорил, когда Джейн меня уже подтаскивала к спущенному кормовому трапу нашей яхты.
— «BLAK STORK» — произнесла Джейн, тяжело дыша всей своей трепетной полной черненькой от загара в застегнутом на замок гидрокостюме грудью.
Она произнесла шепотом мне прямо в левое ухо. Джейн, прижавшись алыми своими страстными девичьими любовницы
губками и левой щекой к моей правой щеке, произнесла по-русски — Черный аист.
— Черный аист, значит? – произнес я.
— Название у нее — ответила она — Черный аист.
Мы подплыли к трапу вплотную и Джейн вцепилась одной рукой в поручень лестницы, низ которой уходил в саму с кормы яхты воду.
Тут же в воду уходила с лебедки якорная цепь. Там на дне под яхтой лежал кормовой якорь.
На черной вражеской гангстерской бандитской яхте горели огни по ее бортам. А на палубе. Там было активное движение. Казалось, там наблюдали за нами. За нашей «Арабеллой».
Они собрали всех на свой борт и все же готовились к атаке и нападению на нас. Там, были слышны команды и крики. Похоже, спускали резиновые лодки на моторах. Они готовились напасть на нас с них. В лодки спрыгивали с яхты вооруженные люди.
— Джейн! — проговорил возбужденно я — Джейн!
— Тише, любимый мой Володенька — пролепетала снова Джейн, прижимаясь своей девичьей миленькой загорелой щечкой к моей щеке — Тише. Я все вижу и слышу. Сейчас. Потерпи и помолчи, молю тебя. Только молчи, ради Бога, молчи, любимый.
Мой рассудок вообще затуманился. Но я еще помнил, как помогая, как мог моей любимой девочке Джейн, затаскивать самого себя наверх по этой железной с перилами лестнице на корме яхты. Как она снимала с моих ног акваланга ласты. А с себя маску. Баллоны она сбросила еще там внизу в воде. Потом как потащила меня волоком по деревянной из красного дерева полированной палубе яхты. Но позднее, после того, как выбрались на саму корму и палубу «Арабеллы», видимо я совсем отключился из своего сознания.
Но позднее я очнулся. Джейн трясла лихорадочно меня.
— Уже светает, Володенька, уже утро и надо уходить отсюда – произнесла, тяжело дыша Джейн мне.
— Сколько уже время? — я помню, произнес, чувствуя, как слабею все сильней и сильней.
— Шесть часов, миленький мой — Джейн произнесла мне прямо в правое ухо. А я отключался и терял сознание.
— Володенька, Володя. Слышишь, меня — она шептала мне прямо в ухо — Не смей.
Она трясла меня.
— Не смей засыпать, слышишь, негодник такой — она, ругалась, на меня — Ты бросил меня здесь. А я, прощаю тебе все, и спасаю тебя. Тебя, отца моего ребенка.
— Джейн. Девочка моя. Любимая ты моя. Я люблю тебя. Ты, даже не представляешь, как люблю — похоже, у меня стал, подыматься жар. И меня уже во всю, морозило и колотило.
Появились мышечные конвульсивные судороги.
— Ты будешь жить, любимый — произнесла она мне и поцеловала в губы – Все будет хорошо, Володенька. Все будет хорошо.
Было больно. Рана на ноге болела жутко. И не было обезболивающего.
— Потерпи, миленький, потерпи — она все время говорила, чтобы я не отключался и не терял сознание.
— Тебя надо перевязать. Ты много крови потерял –произнесла моя двадцатидевятилетняя брюнетка красавица — Потерпи любимый.
Джейн перевязывала уже меня, мою правую ногу в раненом бедре. Я был в резиновом своем гидрокостюме. И она буквально поверх его намотала тугой белый бинт и перетянула жгутом из резины ногу. Это был ремень с двигателя. Видимо, то, что ей удалось быстро найти в техническом водолазном трюме нашей круизной яхты.
Рана была серьезная и большая. Повреждены, видимо были большие кровеносные сосуды.
Я даже не двигался и лежал на постели в своей каюте.
Я был в каюте. Я был на «Арабелле».
Джейн затащила меня вниз прямо в бессознательном состоянии с палубы яхты в жилой наш трюм. Волоком. А как еще. Сумев забросить целиком на мою спаленную постель. Прямо на шелковые белые простыни и подушки. Ей двадцатидевятилетней мулатке красавицы хватило на это сил.
— Они плывут сюда, Джейн, милая моя, плывут? — я спрашивал, помню ее — Надо уходить отсюда. Уходить в океан, Джейн. Слышишь, Джейн, уходить.
Я теперь бредил. Меня трясло не по-детски и лихорадило как ненормального. Челюсти сковала судорога. И я не мог открыть теперь свой рот. Лишь громко стонал.
— Не волнуйся, любовь моя — произнесла моя крошка Джейн — Они нас не догонят. Не догонят, Володенька — Джейн чередовала русские слова с английскими. И у нее это как-то, здорово, уже так получалось.
Я, приподнялся на подушках и постели. Она подхватила меня за пояс, и я даже вопреки протесту Джейн, встал на ноги.
Я посмотрел в иллюминатор своей каюты и левого борта. Там, в воде и далеко от черной той двухмачтовой гангстерской яхты, к нам неслись несколько моторных лодок.
Я положил на слабой своей шее голову к девочке моей Джейн на левое плечо. И смотрел на скутеры с вооруженными людьми, несущиеся к нам. Под включенными с большой черной яхты прожекторами. Все это теперь, происходило, молча под свет горящего дальнего прожектора яхты «BLAK STORK».
Джейн толкнула меня на постель. Я упал на нее, а она быстро, выскочив в коридор между каютами, сломя черноволосую девичью свою голову и шлепая босыми ступнями загорелых женских ножек, рванула наверх на саму палубу яхты.
Я услышал, как поднялись оба якоря. И как сматывались их цепи. Как загудела на борту малая лебедка. И на корме сматывая трос фал от подводной нашей аппаратуры, подымая его на борт в авральном бешенном скоростном режиме.
Джейн переключила рычаг самой лебедки на ускоренный смотки аварийный режим. Дэниел так никогда, еще не делал.
Загудели моторы «Арабеллы». Оба, и почти, в раз. И яхта вся затряслась своим в красивых обводах белым корпусом. И я, приподнявшись, отполз по постели к изголовью ее и прислонился спиной к перегородке стены.
Я сделал попытку подняться, вообще на ноги, но теперь безуспешно. Я не вдруг перестал ощущать и чувствовать уже свою раненую правую ногу. Она как деревянная лежала и через красный уже бинт сочилась кровью. Еще одна такая же попытка подняться была тоже безуспешной. И я, потерял уже практически все последние силы.
Больше у меня не было уже сил. В голове стоял туман. Меня до жути колотило и морозило, и изводили мучительные мышечные судороги. Я боялся, снова потерять сознание. Я посмотрел на свою раненую правую ногу. С нее все еще текла кровь. И я, попытался зажать порез руками. Но, руки еле гнулись и теряли чувствительность. Я лишь, прислонил обе ладони рук к глубокому ножом порезу и окровавленным бинтам. Жгут снимать не рискнул.
Голова закружилась и все. Я уже не двигался совсем. Теперь хоть бери меня голыми руками. Это все потеря крови. Я просто истекал кровью. И не мог уже ничем себе сам помочь.
Я так и лежал на своей постели в своей жилой каюте. В черном Дэниела акваланга костюме. Горел ярко свет, и ощущалось, как яхта идет полным ходом в сам океан. Она меняла наклоны корпуса и заваливалась то на правый, то на левый борта. Это там наверху моя Джейн рулила штурвалом и переключала скорости на панели приборного щитка на пульте управления «Арабеллой».
В открытый иллюминатор залетали от бурлящих океанских соленых волн брызги. И в утреннем небе, и еще в сумраке наступающего раннего утра, встав на крыло, кричали альбатросы, низко падая к воде. Предвещая скорую грозную бурю.
Сейчас нельзя было идти в открытый Тихий океан, но иначе было нельзя.
В скоростном бешеном темпе работали, гудя гулко на полных оборотах натружено «Арабеллы» оба двигателя. Они молотили под кормой винтами воду, разгоняя яхту до нужной крейсерской скорости.
Я почувствовал как наша красавица яхта, как и моя Джейн, сорвавшись как ужаленная, пошла полным ходом практически с места. Я слышал шум обоих двигателей заглушаемых шумом воды за бортом. И плеск волн рассекаемых килем и носом «Арабеллы» бурлящих предштормовых волн.
Я вдруг, услышал быстрые шаги моей красавицы Джейн по палубе. Ее красивые полненькие девичьи ножки прошлепали до дверей. И двери раскрылись нараспашку. Джейн семеня по ступенькам, сбежала вниз ко мне, включив попутно свет в каютном коридоре.
Она была мокрой. Вся. Ее обрызгало волнами и начинающимся штормовым дождем с ветром.
Ее мокрые от океанской воды черные длинные вьющиеся локонами и колечками, как змеи девичьи волосы были теперь просто снова не причесаны и растрепаны. Прилипли к плечам и спине ее легкого гидрокостюма. А костюм сам был, на груди распахнут, настежь. Расстегнут замок и, почти до пояса. На виду была вся ее девичья, загоревшая до черноты мокрая от тех свисающих над ней волос в полосатом тоненьком цветном, почти прозрачном купальнике грудь.
— Как ты, любимый мой?! — она, произнесла, и смотрела на меня черными своим напуганными, но безумно влюбленными двадцатидевятилетней красавицы латиноамериканки глазами.
Увидев снова текущую с ноги кровь, произнесла мне — Нужно кровь остановить! Держи место это руками. Но я и пошевелить ими уже не мог. Настолько все у меня отключилось и обессилило теперь. Я уже бы и постели теперь не встал.
Джейн приложила мои, почти не двигающиеся сейчас онемевшие руки к моей ране на правом бедре кровоточащей ноги. Помогла мне, но я еле ощущал свои пальцы и то, что было под ними.
— Вот так. Молодец — она быстро произнесла — Держи. Я сейчас.
Она побежала в главную каюту яхты. И я услышал, как отворилась дверь винного шкафа. Это Джейн проникла в компьютерный секретный отсек брата Дэниела. Джейн запустила компьютер «Арабеллы». Она выскочила ко мне бегом, так и не сбросив еще своего женского легкого подводного костюма.
— К черту все! — произнесла она возбужденным и напуганным уже как родным и своим русским голосом — Всему конец! Хватит смертей! Я спасу тебя, миленький мой Володенька! И мы уйдем отсюда! — она лихорадочно тараторила мне в диком напуганном возбуждении — Уйдем отсюда! К черту все! К черту все!
Джейн глянула, снова на мою раненую кровоточащую ногу.
— Нужно остановить кровь — произнесла она.
Моя любимая, торопясь вновь выскочила в длинный трюмный между каютами коридор.
Ее голые черненькие от загара ступни миленьких девичьих ног поскользнулись по моей крови, накапанной и размазанной по полу коридора. Упала. Но, быстро соскочив, снова убежала в главную каюту. Там, что-то загремело. И она оттуда выскочила с новыми бинтами и лекарствами. И прямо здесь начала мне делать новую перевязку, пока яхта куда-то сейчас летела на автопилоте по Джейн заданному маршруту, сломя голову.
— Рана глубокая, глубокая. Сильно глубокая — она тараторила как ненормальная, боясь за меня, и видя, как я пытаюсь удерживать свое в себе еще ослабленное потерей крови сознание — Крови много. Очень много крови.
Она вновь перевязала, прямо поверх распоротого ножом моего на правом бедре гидрокостюма мне мою раненную ногу.
Джейн меня еле живого зачем-то подняла с постели и потащила в каюту Дэниела. В которой, я когда-то и очнулся. Когда очутился первый раз на палубе «Арабеллы».
Я упал на постель покойного моего утонувшего друга. И отполз к деревянной спинке постели. Прижался, полусидя головой к стене борта яхты. Джейн упала передо мной на колени у постели, осматривая ногу всю целиком.
Она щупала ее руками и нежно пальчиками.
— Сильно больно, любовь моя? – произнесла моя любовь, все еще возбужденно, но уже тише, она дрожащим перепуганным от волнения голосом.
— Я ее практически не чувствую – еле произнес я стянутыми судорогой губами. Потом произнес — Ничего переживу. Что там твориться наверху, любимая моя?
Джейн, словно не слыша меня, упав на согнутые колени, осматривая ногу, произнесла — Нужно снять этот порванный прорезиненный гидрокостюм. Надо перевязать по нормальному. Перевязать и обработать рану, Володенька, милый мой.
Она поднялась быстро с пола, и прижалась ко мне, целуя в губы страстно, с жадностью меня. Точно прощаясь и как в последний раз.
Я еле оторвался от этого ее жаркого любовного поцелуя. Но чувство такое осталось. И оно стало не покидать меня.
Я еще соображал и пока был в своем сознании.
— Мы скоро уйдем отсюда. Мы спасемся, любимый мой – Джейн произнесла мне, туго перетянув бинтом глубокую кровоточащую на бедре правой ноги рану.
— Нужно все снять, Володенька. И сделать, по нормальному, эту перевязку.
Джейн уже говорила по-русски. Правда, был еще легкий акцент, но все же.
Она обняла меня. Джейн заплакала. Она прижала лицом меня к полуоткрытой жаром пышущей любовью трепетной женской загоревшей до черноты груди. Стеная, словно, от охватившей ее боли. Она вцепилась в мои русые волосы обеими руками, сжав нещадно, свои девичьи маленькие пальчики у меня на темени и шептала мне о любви и о ребенке. Она вся тряслась от страха. И ее глаза были сейчас какими-то не только напуганными, но казались даже обезумевшими. Словно, моя красавица Джейн только, что сошла с ума от внезапно охватившего ее страха.
Джейн ждала развязки. Кровавой развязки.

***
За бортом, где-то там, в океане совсем недалеко раздались выстрелы. И я услышал шум моторов резиновых лодок. Там, где-то за нами, и где-то сбоку, слышались какие-то громкие, чьи-то в нашу сторону крики. Эти звуки я слышал сейчас хоть и несколько отдаленно, но четко. Они доносились до моих ушей как в некую длинную водопроводную трубу. Но я их слышал. Такое искажение звука могло быть продиктовано моей слабостью и полубессознательным состоянием от ранения и потери сил. Я был в почти, полной бесчувственной сейчас отключке. Не знаю даже, сознание это было или нет. Хотя, еще что-то видел своими малоподвижными глазами. Но как уже в каком-то синем тумане, и далее уже почти без звука.
Я все-таки отключался. Вопреки всем своим попыткам этому сопротивляться.
Я видел как моя любимая Джейн, что-то крича, испуганно крутя по сторонам черноволосой растрепанной мокрой головой, соскочила на ноги. И выскочила, молча в коридор между каютами, чуть опять не упав, поскользнувшись голыми своим миленькими маленькими черненькими от загара девичьими ступнями на моей разлитой там крови. В своем легком для подводного плавания костюме. И, понеслась в сторону оружейки Дэниела.
Она выскочила оттуда с винтовкой 5,56мм «М-16». И заскочила, снова ко мне, прыгнув на постель Дэниела. Прямо на лежащего там меня. И прижавшись к моей груди спиной, закрывая меня собой. Трясясь вся в испуге, нацелила винтовку в открытые двери каюты.
Я, что-то, вроде бы произносил стянутым от судороги сохнущим уже от жара ртом, по-моему, просил у Дэниела прощения за все, находясь в его каюте. И глядя по сторонам из-за спины моей красавицы Джейн. Но Джейн, словно не слышала меня, а только тряслась, направив винтовку в сторону дверей каюты.
Она, сильнее наползала на меня и закрывала меня собой от тех, кто только, что должен был сюда ворваться.
Мне показалось, что там наверху «Арабеллы», что-то происходило. Тряслась палуба под чьими-то обутыми в ботинки ногами. Даже, кажется, были слышны голоса.
Там были те, кто нас преследовал. Они взяли на абордаж нашу белоснежную красавицу «Арабеллу». Прямо на полном ходу. И бегали по ее из красного дерева палубе.
Это случилось в семь часов двадцать восемь минут. Они настигли нас на самом рассвете, прямо на резиновых лодках. И забрались на ходу на борт идущей по волнам уже на полном ходу яхты. Он и впрямь были профессионалы своего дела.
— Джейн – попытался произнести я, еле шевеля полу онемевшим вялым языком — Они, что уже здесь?
— Тиши, миленький мой! — она дрожащим перепуганным девичьим голосом произнесла — Тише, прошу тебя!
Джейн, соскочила быстро на пол каюты. И сунула мне в рот из какого-то флакончика, какую-то вязкую и пахнущую какими-то травами или цветами жидкость. Прямо в онемевший полуоткрытый рот.
— Пей!- пролепетала напуганным и в диком уже ужасе оглядываясь, она — Пей, родненький мой, пей быстрее!
Я еле смог это проглотить.
— Она поможет! — Джейн говорила быстро, что я еле смог разобрать, вообще, что — Это трава. Это лекарство из Панамы. Лекарство моей мамы, Стефании Морган — пролепетала она быстро — Глотай! Вот так, хорошо!
Она, по-моему, вылила весь флакончик мне в рот. И бросила его через меня за постель Дэниела. Помню, как даже тот стукнулся о стену каюты за моей спиной и улетел вниз за саму постель.
Джейн сняла повязку с ноги. Торопясь мазала своими миленькими девичьими черненькими от загара ручками и пальчиками мою рану на ноге. Из какой-то маленькой металлической плоской банки, какой-то мазью.
Скажу сразу, я ничего уже не чувствовал, потому как уже ноги своей не ощущал совершенно. Я думал, что уже потеряю свою правую ногу. Боялся гангрены и вообще заражения крови.
— Мне бы сейчас вина или водки, любимая моя — я что-то такое, по-моему, произнес еще ей. Пока она мазала мою рану какой-то, видимо мазью – Ну или текилы. На худой конец. Худой конец — я повторил и стал смеяться как полный кретин и идиот. Но Джейн было это безразлично. Она мазала этой мазью меня и торопилась.
— «Это, наверное, та самая ее волшебная мазь, которая ее быстро тот раз на ноги поставила» — в моей голове затуманенной нарастающей температурой и в сумбурном болезненном бреду прозвучало и куда-то улетело прочь.
Джейн распорола кухонным острым столовским большим разделочным ножом с камбуза нашей яхты на моей ноге на бедре мой черный новый Дэниела гидрокостюм, чтобы открыть место ранения еще шире. И втирала в порезанную глубокую рану эту странную мазь. Она постоянно испуганно оглядывалась на дверь трюмного коридора, и, возвращаясь обратно, смотрела мне в мои вялые еле ее уже видящие глаза.
— Смотри на меня! — она говорила, громко, чтобы я слышал ее, по-русски — Смотри на меня, Володенька! Милый мой!
И без конца озиралась и оглядывалась, уже быстро бинтуя, трясущимися в ужасе девичьими ручками свежими бинтами мне мою раненую отказавшую слушаться бесчувственную правую ногу. Вероятно, она уже знала, что последует дальше.
Яхта вдруг остановилась и зависла в воде на одном месте. Под непрекращающийся громкий топот множества человеческих ног, обутых в тяжелую кованую обувь, заглохли ее моторы. И захлопали опускаемые с мачты паруса. И на палубе начали, раздаваться какие-то четкие команды. Мужскими грубыми, подкрепленными нецензурной речью и ругательствами голосами.
— Это остановит кровь. И заживит все, любимый мой. Вот увидишь. Только молчи, Володенька. Ни говори, ни слова. Слышишь меня, любимый? — услышав громкие шаги уже где-то в районе входа в наш жилой каютный трюм, она произнесла практически совсем мне шепотом. Там слышны были громкие команды и разговоры.
Рядом прогудела жужжащим мотором резиновая большая лодка. Она видимо, обошла вокруг стоящую сейчас плененную нашу яхту. С лодки пытались заглядывать в оконные иллюминаторы. Но видимо было для них плохо видно, что внутри жилых твориться кают.
Джейн перевязала, снова мою рану на ноге свежим пропитанным какими-то пахучими растительными лекарствами. И, затем, схватив 5,56мм винтовку «М-16» в свои девичьи, дрожащие от ужаса руки, Джейн, запрыгнув быстро на постель ко мне. И на меня. Привалилась опять, женской своей загорелой в легком своем прорезиненном костюме спиной ко мне, закрыв меня собой на Дэниела постели.
Там на верху раздавались громкие быстрые от обутые в тяжелую обувь чьи-то шаги. Прямо по нашей из красного дерева лакированной палубе «Арабеллы». Они ходили то туда, то обратно. Слышно было, как отдали команду швартовки. И яхта снова тронулась вперед. Сначала медленно, потом быстрее. Но не своим ходом. Ее буксировали на длинном буксировочном тросу.
— Они уже тут, милая моя? — произнес, еле открывая рот, я моей Джейн, прижимаясь к ее девичьему смуглому моей красавицы лицу в ее левое ухо.
— Тише, Володенька, тише! — она по-русски, сейчас, говорила мне.
Джейн со страха произносила одни только русские слова. От дикого ужаса и страха, вся тряслась и говорила практически идеальными в произношении русскими словами. Джейн словно забыла свой родной язык и говорила только по-русски.
Я смотрел на нее тоскливым как собака измученным и ослабленным от потери крови взглядом. Взглядом преданным и влюбленным. Дыша Джейн буквально в черноволосый затылок.
— «Миленькая, ты моя девочка!» — думал я — «Ты, настолько любишь меня, что даже готова умереть за любимого!».
Она защищала себя и меня, выставив 5,56мм ствол «М-16» в направление двери каюты. Она старалась, полностью меня закрыть собой.
Послышался стук открываемой входной в трюм с палубы к каютам двери.
Какой ужас сейчас был внутри ее! Девичий ужас и страх! Она вся тряслась, лихорадочно закрывая меня своим женским красивым гибким телом. И прижималась ко мне спиной и своим затылком. Закрывая целиком собой.
Целилась из винтовки в двери, в тот коридор, слушая, как спускались вниз. В яхты трюмный между каютами коридор.
Джейн девичьем черноволосым затылком головы, уткнулась мне прямо в лицо. Своими мокрыми слипшимися от воды, растрепанным черными волосами. А я не мог путем, даже пошевелиться. Я так ослаб, что с трудом шевелился вообще. В моей голове стоял сейчас гул, Гудело в ушах. Голова кружилась. Все кругом плыло и качалось.
Я уронил голову. И плохо вообще помню последующий момент. Хотя еще помню что-то.
Джейн заперла дверь в жилую Дэниела каюту.
Спускались вниз по почти вертикальной трюмной металлической лестнице. И шил сюда. От кормы к носу яхты.
В этот самый момент моя любимая, спрыгивает с меня и стаскивает меня с постели Дэниела. Я безвольно уже и покорно, не сопротивляясь совершенно, обессиленный потерей крови в полубессознательном состоянии, падаю ей, прямо под ее красивые моей любимой полненькие девичьи ноги.
Джейн подымает кровать Дэниела и опрокидывает ее набок. Затем, затаскивает и заталкивает меня под нее. И ставит обратно эту кровать.
Я, пробыв столько на «Арабелле» понятия не имел, что постели все тут стояли свободно и без крепежа к полу кают. Ни просто были ножками воткнуты в специальные отверстия. Но не были прочно закреплены. Как оказалось. Это меня и спасло и защитило.
Моя двадцатидевятилетняя мулатка красавица, упав на свою широкую женскую попку, буквально своими ножками запихнула меня сюда, а затем, соскочив на них, опять опустила Дэниела постель прямо на меня сверху. Она молниеносно поправила ее. Открыв рядом с постелью платенный шкаф Дэниела, закладывает меня там под постелью чемоданами, его вещами и одеждой. Разбросав половину этого всего по самой постели.
Затем, запрыгнув сверху с оружием на эту кровать, стала ждать ломящихся уже сюда своих незваных «гостей».
Джейн в кошмарном ужасе просто все делала машинально. Так как ей подсказывал сейчас ее женский разум. И все делала правильно. Иначе мне был бы конец. Она не ведала, что то, просто сработает, но сработало.
Это то, что я еще помню. Дальше были слышны выстрелы, истошные вопли. Мужские громкие голоса с ругательствами на иностранном языке. И ее крик. Крик, моей драгоценной двадцатидевятилетней красавицы латиноамериканки южанки любовницы и спасительницы Джейн. Этот ее громкий истошный безумный истеричный с визгом женский крик. В белесом окутавшем мой теряющий живой человеческий рассудок тумане. Он зазвенел в моих ушах. Где-то отдаленно, и какой-то грохот, в Дэниела каюте, похожий на выстрелы. Потом какая-то шумная беспорядочная возня, драка и чье-то дикое последнее сопротивление. Как кого-то били. И это девичий безумный крик в моей голове и все…
Дальше, я проваливаюсь в черную глубокую бездонную пропасть… Падаю и лечу туда. Как на дно самого Тихого океана… И не помню больше ничего. Совершенно ничего.

Яхта «Черный аист»

Я потерял сознание.
Я не помню, сколько я пролежал так вот, под той Дэниела кроватью. Но, меня не нашли, почему, не знаю, но, не нашли. Они, возможно, меня искали, но, я лежал все еще здесь и не шевелился.
Почти, ни живой и не мертвый. Только, что открывший свои глаза в темноте под кроватью. Слышен был только шум волн рассекаемых корпусом яхты. И только тишина.
Вообще, сколько было время, я не знаю. Не знаю еще с того момента, когда Джейн вытащила меня из воды на палубу «Арабеллы». Но, была ночь, это точно. А сейчас, сколько времени? Я был без понятия.
Я пошевелил руками и потрогал все вокруг и затем, себя. Я вспомнил все, что только что здесь произошло, и где я был.
Я, по-прежнему лежал под постелью Дэниела. Заваленный его вещами, почти с головой. Вещами, которые он здесь, даже толком и не носил. Масса всяких рубашек штанов и прочих тряпок. И все это лежало на мне. С головы до самых ног я был всем этим завален. И сам задвинут под кровать до самой каютной переборки стены.
Я лежал в черном Дэниела акваланга гидрокостюме. С перевязанной порезанной ногой в бинтах и крови.
— «Джейн!» — ударило в мою голову — «Моя девочка, Джейн!».
Я повернул голову направо и увидел переборку каюты, а там, лежащий из-под лекарства моей Джейн пустой флакончик. Флакончик, из которого я помниться недавно пил. Это принадлежало моей крошке Джейн. Лекарство, поставившее ее на ноги тогда в той коралловой островной штормовой лагуне. После нашего с ней того первого отвязного безудержного секса. И вот кажется и меня. Раз я ощущал сейчас свою правую ногу. Да и боли уже такой не было как недавно, когда Джейн бинтовала и обрабатывала мою на ноге от пореза рану. Это лекарство ее матери Стефании Морган.
— «Джейн!» — снова я услышал в своей голове.
Мне было как-то уже странным образом лучше. Я даже ощутил свою отключившуюся совсем больную порезанную ножом ногу.
Я, было, хотел, вылезти ползком из-под постели, но услышал тяжелые в обуви шаги по коридору нашей яхты.
Я вспомнил, что тут только что творилось. И ужаснулся. Джейн здесь не было. Здесь не было моей любимой и моей спасительницы Джейн.
— «Вот черт! – я произнес про себя в ужасе и панике – Джейн! Моя любимая, Джейн!».
В это время шаги остановились у входа в каюту Дэниела.
— Рой! — прозвучал громко мужской, грубый и резкий голос. Откуда-то и в конце самого длинного трюмного коридора. Со стороны камбуза и главной каюты нашей яхты — Здесь уже ни хрена нет! До нас тут уже были!
— Я знаю, Берк! — ответил совсем рядом тот, кто стоял в проходе между коридором и каютой Дэниела – Пора на свою яхту! Бросаем ее здесь?!
— Нет наш кэп сказал, взять эту посудину на буксир! — ответил тот, что был где-то там, скорее, в главной каюте. И слышно было шарился там, что-то толи искал, толи просто грабил нашу яхту. Все падало и слышны были его там шаги.
— Он сказал эта яхта дорогая и ее можно перепродать за дорого! Кэп говорил, она может стоить несколько миллионов! — снова произнес тот, что рылся в главной каюте, роняя там все на пол.
— Ну, да! — громко произнес тот, что, стоял в коридоре у каюты Дэниела. И звался Рой — Оснастка довольно дорогая и крепкая! Добротная посудина!
Он постучал кулаком по коридорной стене.
— И дверочки из красного дерева! Загляденье! Такие, же, как и у нас на нашей посудине! Мне бы такую!
— Ты выпивку всю прибрал к рукам, Рой?! — произнес тот из главной каюты.
— Да, тут еще до нас почистили эти Джонни и Колин! Алкаши чертовы! — громко произнес тот, что звался Рой — Тем выпить, хлебом не корми! И хоть бы в одном глазу! Пойло не в глотку!
Он засмеялся — Только выпивку портят!
— Вот уроды! — раздался там, в главной каюте, снова голос того, кто там все бомбил – Все вымели! Ни тебе, ни вина, ни коньяка, ни Рома! Даже текилу!
— Да, яхта пустая! — произнес, снова тот самый, кто назывался Рой — Нехер тут больше ловить! Папа Джексон вряд ли будет доволен! Пошли отсюда! Долго мы гонялись за этой посудиной, чертовой! По мне бы ее пустить на дно, но кэп, есть кэп! Да и золото просрали все! — он громко это произнес — Интересно, что сейчас он делает с девчонкой?!
Он заржал как больной.
— Что с ней будет, если он отдаст ее нашим пацанам! — подхватил смехом тот по имени Берк — Но, девочка ничего, правда, Рой?!
— Да, милашка, та еще, куколка! — он произнес так с игривым придыханием — Вот бы такую, мне трахнуть, шоколадку загорелую! Латиночку!
— Может, еще и трахнешь, Берк! — он произнес в ответ – Сначала кэп потрахает, потом нам отдаст в качестве дополнительной за работу компенсации!
Он снова заржал как конь.
— Пошли, давай отсюда! –произнес Рой — Надо еще на буксир эту яхту привязать, как следует, раз говоришь, кэп приказал! Вторым буксирным тросом! А то оборвется в океане, и потеряем еще, не дай Бог! Нам тогда вообще бошки по открутят свои же ребята!
— А девка, все же хорошая! — произнес тот по имени Берк.
— Хорошая сучка! – произнес тот по имени Рой – Двоих наших со страха уделала, пока ее скрутили! Бойкая шлюха! Откуда тут столько оружия, Рой?! Целый склад! Почти, как и у нас на нашей посудине!
— К войне с нами ребята готовились! — уже спокойней произнес тот, по имени Берк — Ничего кэп из нее, скоро ласковую кошку сделает! Гребанный Джексон! Говорили же раньше, надо было нападать еще в океане на них! Тут даже карты где рухнул этот самолет! Сами бы его обыскали и не потеряли бы золото!
— Просрали все золото! — выругался тот, что был Рой – Просрали!
— Эти твари все испортили — произнес тот, что Берк — Все говорили напасть раньше, но кэп говорил, все не время. Наш кэп Джей.Ти.Смит, мол, сказал следить до самого конца! Доследились! Подними золото, теперь с трех километров! Ублюдки! Четверых потеряли и что?!
— Не нервничай ты так, Берк, дружище! — прогремел голос из главной каюты того, кто был по имени Рой — Один из этих троих уже там, на дне рыб глубоководных кормит! Эту кошку латинку кэп нам скоро подарит! Не переживай! Все наладится! Вот заебем ее до смерти и все наладится!
Берк заржал, снова на всю яхту.
— Это за наше золото! Пусть отработает наши миллионы шлюха американская! – раздался громогласный голос Берка.
— А третий, где?! – произнес, громко Рой Берку — Третьего нет, вообще. Был ли он на яхте?! Так и скажем кэпу, не нашли и все!
— А кто Дэриела, ножом поронул?! — ответил Берк Рою — Бедняга издох, где-то там же на глубине, ты же сам видел!
— Видел, видел! – Рой, произнес и замолчал, будто думая о чем-то. Потом, произнес — Ну, я этого козла сам, тоже поронул ножом! Вот, только как-то неудачно! Но, может он до своих, не доплыл. Глубина там для выныривания приличная, а шланги ему Дэриел ножом перерезал! Так, что у парня не было шансов! Так, Похоже, плавают там, где-то оба. Тоже, на пару рыб кормят!
Он, снова заржал как ненормальный.
— Заткнись, Рой! — громко произнес Берк — Хвати ржать! Пошли яхту швартовать к нашей! Бросай там копаться! Там ловить после наших нечего! Сам видишь, все пойло вымели уроды!
Раздались еще одни шаги в коридоре, и они подошли к тому, который стоял в проходе между каютой Дэниела и коридором.
Эти двое пошли по коридору, уже молча, и поднялись на палубу нашей плененной на абордаж яхты. Я слышал, как застучали кованые ботинки по ступенькам трюмной лестницы. И прошлись по палубе, мимо иллюминаторной надстройки, там наверху к носу «Арабеллы».
Эти двое говорили о моей двадцатидевятилетней крошке любовнице, спасительнице Джейн Морган.
— «Миленькая моя и любимая, Джейн! Что они творят с тобой» — звучало у меня возмущенно и одновременно восторженно в голове — «Но все же ты живая!».

***
Яхту сильно раскачивало на волнах. Хлопали на некоторых окнах палубной надстройки открытые иллюминаторы. Все говорило о скором предстоящем шторме. На ровном киле ее сильно довольно бултыхало по продольно оси, но по сторонам «Арабелла» держалась устойчиво. Значит, воды внутри не было.
Это хороший плюс. И по всему было видно, мы были, далеко уже не в бухте. И не на том островном прибрежном глубоководном плато.
Ощущалось сильно боковое раскачивание нашей «Арабеллы». Скорее всего, ее вели на буксире.
Когда я вылез полностью из-под постели Дэниела. Осторожно и еще сильно хромая, ощущая боль в бедре правой ноги, высунулся из каюты.
Выглянул осторожно в коридор. Он был весь замусоренный тряпками и прочими выброшенными вещами. Прямо в этот довольно узкий трюмный между нашими каютами проход.
Тут эти воры и налетчики бандиты рьяно и основательно поработали, грабя нашу круизную мореходную яхту.
В каюте Дэни все было разгромлено и открыты все шкафы. В самом коридоре пулевые отверстия в стене напротив его каюты. Мало того, здесь было много крови. Еще чья-то кровь, помимо моей, прямо на стенах, чуть не до потолка и на полу.
Я, осторожно перешагивая всю эту уже свернувшуюся кровь, поплелся в сторону главной каюты, постоянно оглядываясь по сторонам и назад. Кругом были по полу следы из крови. Все в протекторах армейских ботинок.
— Эти гады — сам я себе сказал вслух — Даже не перешагивали, а ходили прямо по пролитой крови. Свиньи. Все полы в коридоре и каютах затоптали. Джейн перед этим тут делала уборку и была идеальная чистота.
Все каюты были нараспашку. Все двери из красного дерева были настежь открыты. И, видно было, там везде побывали, те, кто напал на нас.
Я прошел, мимо своей каюты и каюты моей любимой Джейн. Там был настоящий погром, как впрочем, и везде. В каюте Джейн, вообще все было вверх дном. Они поняли, что это женская каюта. И рылись в ней с большей охотой. Даже, перевернули сверху простыни.Там были разбросаны Джейн все вещи и чемоданы. На полу лежали Джейн на тонкой шпильке черные туфли. И ее, то самое, там же брошенное черное вечернее платье и халаты. Оба. Был открыт прикроватный столик. И все платенные встроенные шкафы. Там же лежал и разбитый кассетный магнитофон. Он им был не нужен и его, видимо просто хлестанули о стену каюты. Так развлекаясь. На полу у Джейн постели лежали все ее раскиданные с иностранными рок-группами кассеты.
— Скид Роу, Мотлей Крю – я прочитал по-русски, подняв две из них и рассматривая бумажные с фотками музыкантов вставки в прозрачных пластмассовых подкассетниках.
Я осмотрелся вокруг. Взор, останавливая на разбросанных тряпках Джейн.
Масса футболок, коротких джинсовых шорт. Майки и прочее. Нижнего белья не было.
— Фетишисты, гребаные — я помню, выругался негромко – Даже купальники Джейн забрали. Может своим шлюшкам подружкам в подарок.
Здесь же лежал раскрытым еще один чемодан из многих. Он был весь расшит блестящими украшениями и узорами. В нем моя любимая Джейн держала тот невероятной красоты наряд восточной танцовщицы. Там должен был лежать и находиться танцевальный для танца живота и беллидэнса костюм. И его не было. Лишь в чемодане лежала пара музыкальных чашечек сагат моей обворожительной наложницы, рабыни любовницы.
Я взял их и, подержав в руках, положил обратно в чемодан и закрыл его, оставив лежать на Джейн постели.
Тут помимо всего прочего искали женские личные драгоценности. И скорей всего нашли тоже. И те Джейн красивые золотые бриллиантовые сережки, браслеты и тот головной золоченый с большим рубином как корона венец, что был на ее милой черноволосой красавицы танцовщицы живота головке. Возможно, тут была масса еще разных женских украшений. Перстней и колечек, которых я тоже в глаза особо то и не видел. Ибо Джейн не все одевала. Я видел немногое. И его тоже здесь не было. Были открытыми две резные черные небольшие шкатулки. Они стояли на прикроватном столике.
Похоже на то, что и тот золотой, подобранный с самолета слиток эти выродки нашли тоже, как и тот золотой с кораллового островного рифа старинный медальон. Джейн хранила все это в своей женской каюте и в этом столике. Кто-то, наверное, нацепил его на себя даже.
— Выродки поганые! — я выругался и взбесился — Я поубиваю вас! Всех поубиваю!
Я осторожно, и аккуратно, прямо в прорезиненном черном от акваланга костюме Дэниела, превозмогая боль в ноге, хромая пошел, опираясь о стену коридора. Заглядывая в каждые каюты, вплоть до нашей главной большой каюты кампании. Я зашел туда. Там был, тоже полный разгром. Даже кожаный диван был перевернут вверх ножками. Винный шкаф был разбит. Но, дверь с компьютерным отсеком, что была за ним, не обнаружена. Значит, туда никто, не попал. И это уже радовало.
Эти двое говорили о картах, что нашли здесь. Но видимо, это не все, что они нашли на самом деле. Большая часть всего этого добра была за этим шкафом. А главное, бортовой программный навигационный компьютер и рация.
Значит все в порядке здесь. И кроме вина и прочего спиртного из разгромленного шкафа, ничего здесь не забрали. Даже часы на стене. Они показывали, двенадцать дня. Но, за окном назревал дикий шторм. И на океан ложилась новая штормовая темень.
Я выглянул осторожно в оконный чуть приоткрытый иллюминатор. С океана дул сильный ветер и волны обдавали брызгами само бортовое окно. Часть их попала мне через приоткрытую щель оконной круглой небольшой рамы в лицо.
Я обтер лицо руками, освежившись соленой океанской водой.
— Значит уже день. Двенадцать часов, после семи утра — сам, себе сказал я — Пять часов без сознания. Одиннадцатые сутки в океане.
Я посмотрел на раненную окровавленную под бинтами свою правую ногу в разорванной резиновой штанине черного Дэниела гидрокостюма. Бедро сильно болело. Рана была глубокой, но, думаю, лекарства с мазями помогли. Первым делом, остановив сильное кровотечение. Это в свое время помогло и самой Джейн.
— Крепко меня приложили эти твари. Много крови потерял. До сих пор еще есть слабость, что ноги подкашиваются — я сам себе опять вслух произнес.
И вышел из главной каюты.
Я стал строить выводы из всего пережитого за последние сутки. Дэниел погиб. Утонул вместе с пилотской кабиной BOEING-747. На нас напали морские гангстеры и захватили в плен мою девочку красавицу Джейн.
Я вынырнул раненным из воды уже утром. И Джейн меня спрятала под этой кроватью Дэниела, и меня не нашли эти ублюдки. Не нашли. Случайность ли это или так и должно было случиться. Я остался жив. Живым во всех обстоятельствах, когда мог давно уже сгинуть в самом Тихом океане. Еще тогда, когда оказался в воде после пожара моего грузового с хлопком судна «KATHARINE DUPONT».
Мы пытались вырваться из рук этих бандитов еще по темноте, но не вышло. Нас поймали. И Джейн у них в плену. А я сейчас на нашей, ограбленной морскими бандитами плененной полуразгромленной «Арабелле».
— Ублюдки! — сказал я снова, сам, себе — Все здесь разгромили. Твари! Что вы тут искали? Те ящики? Их нет, уроды!
Видно увлеклись погоней, что не было времени осмотреть дно плато вблизи яхты. Да и нужны ли им были эти ящики? Может, они не за ними шли за нами. Может, за тем чертовым погибельным золотом, что Дэни унес собой в трехкилометровую могилу.
Я поплелся осторожно по коридору до лестницы вверх на палубу.
— Я их бросил, там внизу на плато — говорил себе я вслух – Я их так и не поднял на борт. Вот ублюдки!- я снова руганулся.
Они напали на меня с ножами. А я оборонялся и кажется, убил даже одного из них. Джейн, похоже, даже двоих из той амеровской автоматической 5,56мм винтовки «М-16». Эта лужами там, в трюмном между каютами коридоре кровища и пулевые отверстия в стенах. Моя двадцатидевятилетняя красавица латиноамериканочка дралась с ними не на жизнь, а насмерть. Она спасала и защищала меня. Девочка моя любимая.
Я стал снимать свой испорченный и перемазанный кровью Дэниела черный с желтыми вставками от акваланга гидрокостюм. Еле смог в одиночку с еще больной ногой освободиться от него. Прямо здесь в главной каюте и гостиной нашей яхты. Я его снял, и бросил его на пол. Плюхнувшись в кожаное кресло, снял осторожно свои окровавленные бинты с ноги. Созерцая чудовищную на бедре глубокую раскрывшуюся резаную рану. До кости. Ее было видно через раскрытую располосованную подводным острым ножом плоть.
Крови не было. Рана не кровоточила. И была на пути к полному заживлению. Это радовало. Я боялся худшего. Но, теперь, я им тварям покажу, что значит русский моряк. Нужно было найти, только свежие бинты и сделать еще одну перевязку. И я в одних своих, снова плавках, практически нагишом, пошел в каюту Дэниела.
Я там все обшарил. Может Джейн, перевязывая меня, обронила другие бинты на пол, но там ничего не было. Только банка с ее мазью лежала отпнутая, видимо, чьей-то ногой в углу каюты.
Я ее поднял и попробовал помазать еще раз свою рану. Защипало, но не шибко сильно. Когда нога была в отключке, я вообще ничего не чувствовал.
— «Щиплется. Да, больно, так!» — произнес про себя я. Сжимая зубы, и простонал, терпя жжение в глубокой резаной ране.
— «Это нормально. Значит, жить буду» — подумал я.
Она, моя девочка Джейн применяла это свое лекарственное чудодейственное средство, чтобы вылечиться по-женски. Она говорила, что это на каких-то цветах и растениях из самой ее родной Панамы. С родины моей любимой Джейн и моего друга Дэниела.
— Ну, да, ладно — произнес я сам себе — Хватит думать о таком всяком. Надо бинты, хотя бы найти.
Я, даже до сих пор не знал, где на нашей яхте была, хотя бы маломальская аптечка. Да никто до этого момента и не пользовался ничем подобным. Не приходилось, по крайней мере.
Я снова зашел в каюту моей Джейн. И стал осматривать ее всю с потолка до пола. Я нашел все же бинты. Они лежали, прямо на ее кровати. Под разбросанными ее одеждами и чемоданами. Тут же и была этакая медицинская сумочка. Я правильно искал. Кто как ни моя любимая будет заведовать всеми мед средствами на «Арабелле».
Я схватил быстро бинты и перевязал, прямо сидя на ее постели себе бедро. Туго накрутив и плотно чистый бинт поверх той мази на глубокой резаной ножом ране. Главное, что кровь не шла. И, наверное, это заслуга того бутылька с чем-то, тоже лекарственным. И этой, конечно же, чудодейственной, почти волшебной мази из Панамы в той баночке.
Потом я вспомнил про оружейную комнату в трюмном жилом отсеке яхты. Я в ней ни разу, не был. Опять же не было нужды до этого дня. Я видел оружие, что мне продемонстрировал сам Дэниел, но на этом складе боеприпасов я сам лично не был. Но, там, как и предполагалось мной, было пусто. Все выгребли эти напавшие на нас ублюдки. Все, что было в арсенале Дэниела. Эта каюта в конце коридора была идеально ограбленной и совершенно пустой. И я вернулся в главную, снова каюту. Обойдя все там перевернутое. Мебель, битые бокалы и посуду. Я открыл дверь за разгромленным и пустым винным шкафом. Шкаф из красного дерева отодвинулся в сторону, и я вошел внутрь компьютерного маленького совершенно потаенного отсека.
Все было цело. Все работало. Я все проверил. Проверил, включив рацию. Поставил на сигнал на подачу и прием помощи SOS! Возможно, нашу беду услышат в океане и помогут. Потом, просмотрел карты и наше положение в Тихом океане. Мы были не так еще далеко от того места, откуда уплыли удирая от преследователей. Острова смерти были в паре тройке миль от нас. И, можно было бы вернуться, если, что и все же забрать потерянные там черные ящики BOEING 747. Но, мы были в плену. Была в плену наша «Арабелла» и в плену моя красавица девочка Джейн. Ее надо было выручать из плена. Что с ней там на той черной яхте? Я не знал, что там твориться сейчас? Какие ужасы? Но, надо было быстро и что-то оперативно делать, невзирая на рану на ноге и мою хромоту.
Я потерял друга Дэниела. Но я не хотел терять еще и мою крошку Джейн. И я бы убил бы себя, если бы эти твари убили ее, там на том «Черном аисте», мистера Джексона.
Та яхта, тащила нас теперь на длинном буксире. Тащила за собой по Тихому океану все дальше от тех гибельных островов, где упокоился в глубокой трехкилометровой могиле мой лучший друг и родной брат Джейн Дэниел.
Жуткая и чудовищная смерть была у двадцатисемилетнего американского парня. И врагу не пожелаешь. Я был в бешенстве. Я был в таком сейчас состоянии, что сам себя не узнавал. Плюс еще болела нога. Хотя, я уже на ней ходил, слегка прихрамывая. Спасибо чудодейственной волшебной мази моей двадцатидевятилетней красавице мулатке Джейн Морган.
Моя и любимая Джейн была в плену у этих головорезов мистера Джексона.
Она была жива и это точно. Возможно по причине того, что ее просто хотели выторговать за потерянное золото, как и саму нашу яхту «Арабеллу». Она была заложницей. С которой, там что-то творили эти гады.
Эти морские гангстеры знали свою работу. Они не хотели остаться в дураках. И хоть, чего-то поиметь с этого их плавания и потраченного впустую в погоне за золотом времени. Мне это все было понятно. Меня больше сейчас беспокоило, как она там в их плену? Что с ней там делают? Бьют или еще хуже?!
Надо было незамедлительно действовать.
Эта гангстерская большая черная яхта «BLAK SHTORK» — «Черный аист», шла полным ходом. И тащила нашу «Арабеллу» волоком, как какую-нибудь плавающую по волнам океана игрушку. Двухмачтовый большой «Черный аист» шел под всеми парусами.
Эта черная большая под парусами двухмачтовая яхта сделала полуразворот. И, судя по нашей судовой карте и приборам, шла в открытый океан. Яхта шла обратно в Америку. И, старалась держать курс, подальше от хоженых морских путей. Соблюдая, вероятно определенную секретность. Думаю, гангстеры станут избегать самых судоходных и оживленных в океане районов. И военных патрулей полиции вблизи густонаселенных, охраняемых зон и архипелагов, туристических островов и материковой зоны. Эта двухмачтовая большая с черным корпусом яхта была пристанищем морских спецов подводников и матерых профессиональных наемных убийц.
Из беглого разговора этих двоих ублюдков ее экипажа Роя и Берка, их капитан. И, вообще, видимо бугор на этом морском быстроходном корыте, хотел поиметь мистера Джексона. Этот некто Джей.Ти. Смит.
Золото обломилось им, и они хотели наверстать свое. И поэтому моя девочка Джейн Морган была жива. Жива не смотря, ни на что.
Я еще раз перепроверил все маршруты и карты, намечая свой маршрут. Если все задуманное мной удастся. Надо будет после того как высвобожу свою любимую девочку из плена врагов, сбежать от них. Я все обдумал, и думаю, все могло получиться. Кажется, надвигался хороший шторм. И этим непременно надо было воспользоваться, чтобы раствориться в самом океане пока эти бандиты нас не обнаружат.
Я мог во всю уже водить эту скоростную круизную нашу яхту. Спасибо моему погибшему товарищу брату и другу Дэниелу. Я мог один сейчас со всем даже справиться, если что.
Я увидел под столом, на котором стоял в этом секретном отсеке бортовой компьютер, и рация взрывчатку. Мощную взрывчатку СI-4. Просто лежащую под столом и упакованную в плотный непромокаемый целлофан. Похожий на большие куски хозяйственного мыла пластид.
— Вот это сюрприз! — сам себе сказал, помню восторженно я — Просто, неожиданный сюрприз, как подарок от покойного самого моего друга Дэниела! Ты ее для меня специально здесь оставил, дружище?! Поверь, она мне сейчас будет очень, даже нужна! Я как в прошлом военный водолаз, подводник, еще был минер и подрывник. И все это было сейчас как ни, кстати, и именно для меня.
Дэниел здесь хранил взрывчатку. Вне своей корабельной боевой оружейки.
Может специально. Именно здесь, где стоял компьютер. И которую, я раньше как-то и почему-то тут не замечал. Может он накануне гибели ее сюда перетащил с оружейной каюты и спрятал под столом. Ее раньше тут не было, это точно. Она ему просто там, возможно, мешалась, но была все же нужна. СI-4, очень сильная взрывчатка. И мало того, в магнитной упаковке. Для подвешивания под водой к чему-либо для произведения подрыва.
— «Где только Дэниел все это достал?» — думал я, восхищенно — «Да, Америка! Страна безграничных действительно возможностей! Даже такую взрывчатку раздобыть можно! Это не бывший наш СССР, где хер, что просто так вот достанешь. Скорей загремишь в тюрягу» — думал я и радовался, что у меня есть, теперь то, что поможет мне в предстоящей битве с этими морскими гангстерами.
Я уже знал теперь, что мне делать. Нужно было найти мою возлюбленную Джейн, до того как я отправлю на дно эту черную яхту. И превращу всех там на ее борту в рыбную похлебку.
У меня было отличное преимущество. Враги вполне возможно, не знали обо мне. О том, что я живой и здесь. Гангстеры считали, что кроме плененной ими яхты и моей красавицы Джейн у них никого больше нет. Может считали тоже как Дэниела погибшим.
— А нет, ошиблись, вы ребята. Я все же живой — сказал я сам себе снова — Я русский моряк. Да, и с опытом подводника. Русские, просто так не сдаются. Надо еще заглянуть в носовой технический отсек, где лежать должно водолазное наше оборудование. Вернее, то, что от него осталось. Если его тоже не вынесли с нашей яхты. Но не сейчас, не сейчас.
Надо было еще суметь тихо и без шума, вылезть аккуратно на палубу через эту нашу закрытую палубную в трюм к каютам дверь. По почти вертикальной металлической лестнице. Да так, чтобы тебя не заметили с яхты противника. И хоть погода резко и быстро портилась, все же увидеть могли. Это было крайне не желательным. И могло все испортить.

***
Я взял подводный нож. И взял эту пластиковую в магнитной обертке взрывчатку. Ее много не потребуется, решил я. Эта очень опасная взрывчатка. И с чудовищной взрывной силой.
— «Вполне хватит двух упаковок. Этих лежащих здесь двух упаковок и часовой детонатор» — про себя решил я — «Хватит, что бы вдребезги разнести это гангстерское черное корыто. Нужно только, прикрепить к днищу «Черного аиста» ее, и время на таймере детонатора нужное, для детонации поставить. И все. Полный аминь!».
Именно это я, теперь должен был первым делом сделать.
Нужно было пробраться, теперь в носовой технический трюмный отсек нашей «Арабеллы». Мне нужен был акваланг. Или на худой конец, ласты и маска. Там у Дэниела еще в запасе лежали несколько баллонов со сжатой кислородно-гелиевой смесью, которую мы закачали про запас еще перед последним погружением. И лежали не используемые гидрокостюмы. Нужно было только туда незамеченным по палубе «Арабеллы» пробраться. И тогда часть уже дела будет сделана. Но, было уже светло. И, возможно мне не удастся днем до самой темноты все это сделать. Причем не заметно для тех, кто был на той гангстерской яхте. Нельзя было выдать себя ничем. Иначе конец и мне и моей красавице любимой Джейн.
— «Где же ты, моя красавица Джейн?» — думал постоянно я о любимой. И эта мысль не выходила у меня из головы. Джейн мне сказала, что у нее будет ребенок от меня. И эта мысль о ее беременности и ребенке, все рвала у меня внутри. Ее горькие по Дэниелу брату слезы и слезы боли и разочарования во всем. Ее тот напуганный и панический взгляд с пистолетом в руках. Взгляд ненависти и боли. Но думала Джейн не о мести тогда. А о ребенке и его будущем отце. Я только сейчас это понял. Поэтому, моя латиноамериканская двадцатидевятилетняя мулатка красавица не стала тогда стрелять в меня из той 9мм Беретты. Ее слова о неразделенной любви и страх за меня, когда я решился на последний подводный ночной маршбросок. Бросок к своей вероятной гибели.
— Джейн – произнес я вслух – Девочка ты моя ненаглядная. Я выручу тебя из этого плена. Потерпи немного, и я буду снова рядом с тобой. Милая моя, потерпи немного. Я приду за тобой. Только потерпи.
Надо было спешить, пока не случилось, чего-либо непоправимого. Но, наверху был уже день. Было часов двенадцать на уцелевших часах нашей главной каюты. Надо было ждать темноты и темного вечера. Когда часть тех там на той, черной парусной быстроходной посудине расслабиться. И возможно, уснет у себя внутри в каютах той гангстерской яхты. Останется вахта на ночь. И вот, тогда, можно будет незамеченным пробраться на нее. И спасти свою Джейн, попутно заминировать вражескую яхту. Подорвать ее при побеге.
На все нужно будет достаточно времени. И при темноте нужно будет до взрыва, как можно дальше оторваться от противника, уходя в открытый сам океан.
В принципе я все продумал и подготовил. Нужно было дождаться только первой темноты. Я готовился. Никто из них не знал, что я живой. Никто. И это был шанс.
Я сидел в каюте моей девочки красавицы Джейн Морган. Прямо среди ее разбросанной на постели одежды и чемоданов и думал о любимой. Это было место, где мы первый раз занимались любовью. И потом, еще много раз.
Смотрел на разбитый, лежащий на полу ее кассетный магнитофон. Раскиданные по полу его кассеты, раздавленные армейскими с кованой подошвой ботинками. Тут же валялась побитая Джейн посуда. Все эти твари сбросили с прикроватного столика прямо на пол. На самом столике раскрытые небольшие из-под драгоценностей шкатулки.
Я смотрел на лежащее и почему-то не взятое черное Джейн Морган длинное вечернее красивое платье.
Это все, что здесь осталось сейчас мне от моей черноволосой брюнеточки, двадцатидевятилетней красавицы и любимой.
Тоже, самое, было и в каюте Дэниела Морган и в моей каюте. Равно как и тех, которые были, просто пустыми. Даже, там все перевернули эти гады, выломав дверки из красного дерева встроенных шкафов и перевернув даже постели. Только вот в каюте Дэни, где я лежал без сознания под его постелью, меня уберег видно сам Господь Бог. Или моя Джейн. Или даже сам Посейдон. Не знаю теперь даже кого за это благодарить.
Я сидел, молча на постели Джейн и смотрел на это черное красивое вечернее платье. Что лежало передо мной. Лежали и черные туфли на полу с высокой шпилькой среди побитых кассет и магнитофона.
Я вспомнил изящные черненькие в ровном загаре ноги моей красавицы крошки Джейн, что выглядывали из-под него в его разрезах по бокам. Как она красиво забрасывала одну ногу на другую, специально очаровывая меня, сидя в кожаном кресле кают кампании нашей яхты. Даже белые ее те мелькнувшие тогда промеж ее загорелых девичьих голых в тот момент ляжек купальника плавки. Ее пышущие жаром любви полненькие в убийственном декольте вырезе груди и сверкающие золотом в ушах сережки. Ее тонкую красивую загорелую шею и смуглое девичье красивое миленькое личико с черными изогнутыми дугой тонкими бровями. И черные, как сам космос или глубины океана глаза двадцатидевятилетней смуглянки брюнетки и красавицы. Глаза моей Джейн Морган, пиратки Энн Бони, русалки, нимфы и дриады Посейдона и моей любимой рабыни любви и наложницы, схожие, словно как две капли воды с египтянкой по имени Тамала Низин восточной танцовщицы живота и цыганки Рады. Сколько сразу всего. И это все была моя Джейн.
Странно как то было. Почему враги не взяли это черное красивое платье. И эти ее туфли. Они были самым здесь красивым из всего, что тут было. Это было оставлено мне, наверное, как напоминание о любимой. Как, наверное, издевательство надо мной и моей беспомощностью сейчас. Как насмешка над моими чувствами и болью.
Это меня бесило теперь и злило еще сильней. И я сейчас не находил даже себе места, бегая из одного края каюты к другому.
— Ненавижу! — я говорил сам себе и тем, кто буксировал нашу плененную в океане на длинных и прочных тросах «Арабеллу» — Чтобы не произошло и не случилось, я поубиваю вас там всех и пущу на корм рыбам.
Я подошел к постели Джейн и, взяв ее это черное платье, прижал его к голой своей груди. Оно было невероятно легким и почти невесомым. Потом, прислонил его к лицу, вдыхая, казалось моей любимой телесный запах. Запах женского моей любовницы красивого девичьего загорелого до черноты гибкого тела.
— «Я так хотел тебя в нем еще раз увидеть, Джейн. Но, ты так его и не одела для меня в очередной раз» — думал, глядя снова на него я — «Так и не одела».
И она его так и не оденет больше уже никогда.
***
За бортом нашей пленной яхты бурлил и бился о борта волнами океан.
Назревал дикий бушующий яростный и беспощадный шторм. Такой же шторм был внутри меня.
Погода медленно, но верно, портилась, и мне это было, теперь на руку.
Я с трудом дождался этого вечера, изнывая от волнения и боли. Боли в моем сердце. И ожидания, снова увидеть мою красавицу Джейн. Увидеть ее в руках тех палачей. Ублюдков с той черной яхты. Я боялся даже себе представить, что с ней и как она, там, в плену моих сейчас заклятых врагов. Но Джейн была все же жива, и это меня воодушевляло и радовало.
Я не мог сейчас, конечно ей ничем помочь. Но, она была жива. И я в это верил и знал. И это главное.
Я с нетерпением ждал полной темноты. В тоскливом и убитом состоянии. Весь на нервах и в бешенном диком возбуждении. Злоба к этим подонкам бушевала внутри меня и рвалась на волю.
Я помню, бил кулаком об стену борта в каюте Джейн. И ругал себя. И все вокруг. За то, что не смог защитить ее. За то, ранение на ноге, которое уже почти зажило. За то, что был без сознания тогда, когда я ей был нужен.
Я ей был нужен тогда, когда она хотела бросить все и уплыть с тех проклятых островов. Даже ругал покойного Дэниела, за то, его упорство и упрямство, приведшее его же к гибели. И ругал, не переставая себя, за то, что поплыл за этими чертовыми черными ящиками, не послушав в очередной раз мою любимую Джейн. Мы потеряли теперь все. И красные бортовые Боинга самописцы. И самого Дэниела. И, теперь моя Джейн в плену у этих морских гангстеров. И это была, тоже моя вина. Именно моя вина. За то, что не слушал мою обворожительную девочку. За то, что потакал ее родному брату Дэниелу. И отчасти, виновен был, теперь в его смерти. И вот, теперь этот плен нашей яхты «Арабеллы» и моей любимой Джейн.
Я разбил в кровь кулак, ударив о переборку борта Арабеллы. Но, исправить, теперь все было не возможно. Только спасти мою Джейн. И уничтожить тех, кто на нас напал. Это все, что теперь я смог бы сделать в наступившей беспросветной океанской темноте ветреного вечера. Вечера заглушаемого шумом волн и дикими порывами попутного предштормового ветра.
Погода портилась быстро и быстро стемнело. И уже практически ничего не было видно в самом океане через открытый бортовой иллюминатор каюты моей красавицы Джейн, снова зайдя в нее. И, посмотрев через него наружу. Мне обрызгало лицо брызгами соленой забортной в ощутимой уже бортовой качке водой.
На бортовых в кают кампании часах было почти одиннадцать, и было темно как в полночь. Плюс небо затянули черные штормовые тучи. Черные облака затянули луну и сами яркие звезды на небе. Ветер бил о мачту «Арабеллы». И болтал ее спущенные до самой палубы паруса. Которые дергали без конца по сторонам нейлоновые металлизированные на стальных креплениях тросы и канаты. И те слышно было, как натягивались и ослаблялись под порывами болтающихся новеньких парусиновых намокших под моросящим дождем парусов.
«Черный аист» тащил нашу яхту в полосу надвигающегося шторма. И «Арабелла» болталась на буксировочном длинном тросу и волнах как скорлупка, рыская, произвольно без управления рулями, из стороны в сторону. И, по-видимому, влияла на сам ход по волнам черной большой впереди ее идущей двухмачтовой яхты. Та, постоянно маневрировала и выравнивала свои рули, стараясь удерживать ровный по уже бушующим предштормовым волнам ход.
Надо было действовать.
Шторм как по волшебному мановению несколько затягивался. Было 23:00 на корабельных часах «Арабеллы».
Океан бурлил и дул сильный ветер. Но шторм затягивался.
Надо было успеть до начала самого шторма. Успеть, все сделать. Найти мою Джейн. Это надо было сделать, именно до начала шторма. Потом, ничего не выйдет. Ни с взрывчаткой, ни с ее освобождением.
Время пошло. Я выскочил в узкий коридор между каютами. И уже бегом подлетел к лестнице, ведущей из трюма на палубу «Арабеллы».
Я, поднявшись вверх по трюмной лестнице, открыл палубные из трюмного коридора двери. Осторожно и тихо, я высунулся из них и, пригибаясь также осторожно, прошел, почти на корточках к правому борту прикрываемый белым упавшим практически на палубу яхты с мачты главным ее, болтающимся на ветру спущенным треугольным парусом. Я на ощупь, совершенно догола раздетый и в одних своих только плавках, прикрытый темнотой и чернотой своей загоревшей на тропическом солнце кожей, беспрепятственно проскочил под упавшим парусом. Пролез незаметно, мимо малых скрученных наскоро Джейн лебедок. И держась за леера бортового ограждения до носа «Арабеллы».
Мне повезло, Меня никто не заметил. И ни странно нисколько. Я был в таком виде в полной темноте наступающей ночи практически полностью незаметен.
Я посмотрел на нос нашей яхты. И увидел свисающие до самой воды под волнорез яхты кливера. Тяжелые и уже достаточно мокрые. Они тянули нос «Арабеллы» вниз. Она клевала сильно в набегающую волну, так, что вода перекатывалась через ее нос. И растекалась по красному лакированному дереву ее палубы.
Яхту, просто захлестывало всю волнами.
— Уроды! Не удосужились раньше их подтянуть, хотя бы к носу «Арабеллы»! — выругался я — Спецы херовы! Теперь тросам и канатам будет нелегко их поднять с воды. Справиться ли сама автоматика.
Я уже стоял у трюмного технического с водолазным и исследовательским оборудованием отсека. И откинул люк.
Все получалось именно так, как я и рассчитывал. На «Черном аисте» не видно было ни души. Только я заметил рулевого и еще одного стоящего рядом с ним. Это была вечерняя вахта. Остальные, похоже, находились внутри в трюме. На машинах. И каютах большой черной яхты.
Начало сильно моросить. Это было предвестие скорой уже приближающейся вполне возможно даже затяжной бури. И практически все черное вечернее небо было затянуто грозовыми облаками. Поэтому все и скрылись там внутри большой черной гангстерской яхты.
Надо было спешить.
Я осмотрелся вокруг.
На нашей «Арабелле» не было никого. Все свалили как я, и думал. Тут оставаться из них никто не захотел. На это я и рассчитывал. Этот Рой с Берком просто проверив буксировочный трос, перебрались обратно на «Черный аист». К своим. Может даже нарушив приказ своего кэпа, некоего Дж.Ти.Смита.
Обшарив второй раз наше мореходное судно, они посчитали, что тут делать нечего. И освободили «Арабеллу» от своего присутствия.
Сейчас на нашей яхте кроме меня никого вообще не было. Даже не стоило опасаться любого выстрела и удара ножом из-за угла.
Надо было быстро делать, что задумал. И я спрыгнул, буквально в трюмный технический носовой отсек. Прямо в темноту. Затем, зажег найденный здесь же на ощупь подводный фонарик.
Я осветил все вокруг. И увидел наши стоящие акваланги и гидрокостюмы, лежащие в глубине трюма. Все вместе, там, где мы их и оставили с Дэниелом, после заправки. Там лежали и ласты и маски. Все, как и должно было быть. Здесь ничего не тронули. Просто, видимо, заглянули и захлопнули трюм. Даже, насос для закачки смеси стоял на своем месте.
Качало сильно.
С этим фонариком одеваться было нелегко, отлетая от стены до стены отсека.
Я торопился, одевая свой синий с черными вставками акваланга гидрокостюм. Свет включать было нельзя. Могли заметить. Вот, я и одевался, практически в полной темноте. И на ощупь, как мог. И довольно долго. Это меня нервировало еще сильнее, но иначе не получалось. Время шло, и время не ждало.
— Моя ты молодая двадцатидевятилетняя американская девочка. Я спасу тебя — произносил я про себя — Я иду к тебе, моя милая. Я иду — говорил я, подбадривая себя быстро одеваясь в костюм акваланга.
Баллоны были ни к чему. Только маска и ласты. Нацепив на левую руку подводные акваланга часы. На правую ногу прикрепил подводный спасший в подводной короткой схватке мне жизнь в ножнах нож.
В место свинцового пояса противовеса прицепил к себе взрывчатку. Обмотав вокруг торса и гидрокостюма обрезанной, запасной еще оставшейся здесь в смотке нейлоновой от бортовой малой лебедки веревкой. Я застегнул воротник своего прорезиненного акваланга. На самом горле замок.

***
Прикрепить взрывчатку к корпусу вражеского судна не удастся, как ни старайся. Качка была сильной и «Черный аист», как и наша «Арабелла» нырял в бушующую крайне неспокойную океанскую волну. И меня бы, просто сшибло потоком воды. Даже, сейчас меня уже порядком швыряло от стены к стене трюмного технического с нашим водолазным оборудованием отсека. Попадали стоящие у стены отсека и переборки с грохотом баллоны от аквалангов. Так, что затея отпадала по любому.
Надо было забраться на палубу этой черной яхты. И желательно, совершенно незаметно. Затем, включив таймер детонатора на СI-4, сбросить ее куда-нибудь вниз. В трюм этой гангстерской яхты. Не важно, куда. Всю сразу в одно место. Лишь бы сработала она в нужное время и все.
На подводных моих на руке часах было уже 23:25.
Было достаточно темно и ветер трепал безжалостно оснастку «Арабеллы».
Я посветил подводным фонариком на левую с часами в рукаве гидрокостюма руку. И сверившись по времени, вылез из трюмного каютного отсека нашей яхты. Пройдя, мимо мачты и палубной иллюминаторной надстройки по левому борту. Подобрался, осторожно к носу нашей, ныряющей в волну с мокрыми свисающими кливерами на нейлоновых тросах и канатах яхты. Я повис на буксировочном протянутом от носа «Арабеллы» до кормы «Черного аиста» тросу. Прямо над бурлящей черной в пенных бурунах водой. В полной темноте. Уже мокрый поверх своего гидрокостюма океанской водой, я полез тихо под шум волн и ветра по нему в сторону вражеской гангстерской яхты.
Это было крайне рискованное предприятие. Но, не мене рискованное, чем все, что я пережил до этого. Я, стиснув зубы, просто висел на том натянутом буксировочном тросе. И, просто лез упорно вперед.
Я прекрасно понимал, что потеряю много времени, болтаясь здесь. Над самыми набирающими силу надвигающегося сильного шторма волнами, глотая соленую воду. Но по-другому было нельзя.
Не знаю, сколько прошло времени на том тросу, но мне было там не до часов. Я дополз все, же до кормы «Черного аиста». Ухватился правой рукой за леера ограждения и кормовой ее бортик. Потом вцепился за те леера левой рукой. И повис, под резиновой кормовой небольшой надувной лодкой, висящей на веревках и лебедке, скрывшись внизу за ним на некоторое время. Опускаясь вместе с кормой черной большой яхты в океанскую воду. И, чуть ли не ныряя с головой в нее. Я помню, хотел свериться еще раз по времени, но не было в темноте наступившей ночи, ничего видно. Да, и был риск сорваться. И я бросил эту, глупую и опасную затею. Я, лишь, цеплялся руками и ногами, за то бортовое леерное ограждение, буквально свисая с кормы, за спиной двоих вахтенных у штурвалов и приборов гангстерской черной яхты вахтенных рулевых матосов.
На мне висела с боков под руками опасная взрывчатка. И на моей правой раненой и перевязанной ноге был в прикрепленных к ней ножнах подводный нож.
— «Сколько же вас всего?» — вдруг подумал я — «Троих уже не было. Но, по всему видно, еще не мало».
Я подумал — «Надо этих двоих обойти. И пройти по палубе, не наскочив ни на кого. Это важно. Нельзя поднять шум. Иначе, здесь соберется вся команда. И тогда, мне и Джейн конец. Тогда, они выловят меня. Там потом, хоть за борт прыгай. Не раздумывая. А, этого нельзя сделать. Сделать посреди океана, так и не выручив из беды мою ненаглядную Джейн» — думал я — «Нельзя этого допустить, равно, как и снять тех двоих нельзя. Тогда, яхту начнет мотать без ровного управления по бушующим волнам. И там внизу поймут, что, что-то твориться наверху неладное. И тоже, выбегут наверх посмотреть, что произошло. И случиться, именно то, что я до этого подумал».
Я оценивал ситуацию и быстро обмазговывал все, болтаясь, под нависающей надо мной кормовой резиновой на лебедке и веревках лодкой, вцепившись руками в задний борт и леера кормового ограждения, черной огромной больше ста метров в длину яхты. Эта яхта и в ширину была метров, наверное, шесть или даже девять. В полной темноте на глаз, тем более не определишь.
Я пошел вдоль за самим бортом, над бурлящим океаном. Болтаясь в воздухе и держась за края лееров. Цепляясь руками и ногами. И стараясь, чтобы меня не заметили. Но все прятала сама темнота и шум бушующих волн.
Это было не менее опасно, чем натянутый буксировочный длинный метров наверное больше ста. Пару раз у меня срывались ноги, и я висел на одних руках за бортом «Черного аиста». Но все, же добрался так до середины этого гангстерского большого скоростного двухмачтового парусно-винтового судна. Я прополз мимо его бортового названия на самой корме «BLAK STORK».
Все же было некоторое освещение. Вдоль бортов этого гангстерского бандитского судна. Горели электрические яркие лампы. И я все же смог посмотреть на время. На свои на левой руке подводные часы. Был уже час ночи. Время быстро летело. И буря усиливалась. Волны становились выше. И эту огромную черную яхту сильно качало на волнах. Я уже не видел в темноте самой за ее кормой нашей «Арабеллы». Но видел натянутый идущий к ней буксировочный в освещении комовом от лебедки трос.
— «Я провисел над океанской бурлящей бездной целых полчаса!» — подумал, помню я — «И за это время никто меня не обнаружил. Не увидел там на том буксировочном тросу между двумя бороздящими океанские просторы яхтами. Это было, просто отлично! Никого вообще сейчас, кроме тех вахтенных на ее борту!».
Это гангстерское круизное быстроходное парусное судно действительно было сверху пустое. Его пустая от экипажа палуба была вся залита водой, летящей от волн, когда яхта ныряла в волну.
Я выглянул из-за борта и лееров ограждения. И в темноте перелез на палубу, наклоняясь к ней. Низко пригибаясь и касаясь, даже руками, практически на четвереньках, пошел тихо, стараясь держать равновесие при качке. Плохо это удавалось, и я несколько раз даже падал то на задницу, то вперед. Но был все равно не замечен ни рулевым, ни стоящим с ним вахтенным.
Это странное и необычное опять везение. Но меня это все, тогда не наводило на какие-либо определенные мысли.
И я упорно продвигался вперед. Туда, куда было нужно мне. Не смотря на сильную бортовую качку.
Здесь была длинная в районе второй мачты, иллюминаторная над палубой надстройка, похожая на надстройку нашей «Арабеллы», только гораздо длиннее. Это был жилой трюм. И верх его вызодил сюда. С большой второй мачтой посередине. И основными парусами треугольной формы, пока развернутыми во всю свою величину, невзирая на надвигающийся жуткий океанский сокрушительный шторм. В нейлоновых тросах и канатах со стальными громыхающими и звенящими крепежами. Нейлоновые прочные длинные в натяжке канаты уходили к другой мачте с парусами. Связанной этими прочными плетеными длинными и натянутыми тросами друг с другом, идущими на носовой волнорез парусного ныряющего в бурую штормовую волну судна. Где были такие же, как и у «Арабеллы» треугольные, только большего размера кливера.
Вся в длинных вытянутых иллюминаторах палубная надстройка, указывала на расположение самих кают в трюме яхты. И я увидел вход во внутренний трюм этой яхты. Похожие, как у нас на «Арабелле», тоже из красного дерева или пластика, входные в трюм двери. Они, тоже отодвигались в сторону. И я приблизился к ним. Прислонившись ухом, буквально прилип к ним всем своим мужским в гидрокостюме акваланга телом. Я прижался правым боком и прислушался.
Ничего нельзя было понять из-за шума воды за бортом и громкого грохота всего стального оснащения на двух мачтах «Черного аиста». Особенно гремели натянутые его тросы, тоже из металлизированного нейлона, более, даже толстого, чем на нашей «Арабелле». К этому еще добавлялся скрип самого корпуса судна и перекатывания по палубе всех незакрепленных больших предметов. Ящиков и бочек с чем-то. Или уже пустых, из-под чего-то.
Яхта шла на парусах и машины молчали. Но, это временно. Пока не начнется сам шторм. Там вход пойдут машины этой черной яхты. И команда уберет паруса. Так должно было быть. Иначе судно перевернет ветром вверх килем или завалит на какой-либо борт.
Надо было успеть до начала самого сокрушительного шторма. Пока не высыпала команда на палубу. Мой синий с черными вставками от аквланга прорезиненный костюм отлично маскировал меня среди этой темноты и защищал от соленых брыз воды.
Послышались шаги там видимо, внизу в трюме за дверью. И послышался мужской громкий разговор. Потом, отворилась дверь. И я, еле успел шмыгнуть за угол и спрятаться среди каких-то стоящих на палубе больших из металла или может пластика с каким-то оборудованием ящиков. Видимо, тяжелых, и закрепленных. Так что те не ездили вдоль скользкой от струящейся ручьями воды самой лакированной палубе. Они были привязаны к самой палубе специальными креплениями. И удерживались в одном ровном положении.
Что могло быть в этих ящиках? Меня это не шибко интересовало. Может, какая-нибудь водолазная техника, похожая на нашу, что на «Арабелле». Может взрывчатка. Может, еще черт, знает что. Я даже не подумал туда заглядывать.
Качка становилась сильнее. И снизу из каютного трюма вышли двое. Наверное, покурить на палубу, да заодно сменить вахту у рулей «Черного аиста». Они пошли, разговаривая громко, стараясь, расслышать друг друга в шуме ветра и волн.
— Берк! — прокричал один другому — Как там, те олухи у штурвала?!.
— Они, Рой, новички в морском деле! – смеясь произне второй, затянувшись сигаретой.
— И не говори, Берк! Вот им сейчас достается! Мокрые как лягушки! — проревел Рой громко, и захохотал как ненормальный, держась за ограждение борта яхты вместе со своим другом.
Они пошли туда, к тем двоим. Возможно, поиздеваться морально над новичками. И, по-моему, они были пьяными. Это были те самые Берк и Рой. Те, что шарились на нашей яхте последними, и крепили буксировочные тросы. Они были очередной вахтенной у рулей сменой.
— «Сколько же вас здесь?» — думал я — «И еще там внизу?».
Джейн должна быть там же, откуда эти двое вышли. И я, посмотрев на подводные наручные часы, аккуратно подкравшись, снова к этой трюмной двери, отворил ее, стараясь как можно тише и медленней, чтобы там внутри в жилом трюме не услышали.

***
Была уже ночь. На подводных часах было двенадцать ночи.
«Черный аист», освещенный бортовыми габаритными и сигнальными огнями на своем огромном черном корпусе и всем своим палубным освещением, сильно качало из стороны в сторону. И он, как и наша «Арабелла», клевал носом в сильную океанскую бурную на ветру волну. Гремела вся оснастка. И, все качалось. И каталось по деревянной лакированной скользкой мокрой от воды палубе. По бортам яхты качались прикрепленные к лебедочным кранам большие спасательные деревянные катера и лодки. Гораздо, больше, чем тот наш надувной «Арабеллы» скутер. Именно на них, видимо они и догнали нас. И сейчас были там внизу внутри этой большой черной яхты.
Там же внизу была и моя Джейн. Где-то там, внизу в этом чертовом трюме.
Мимо меня прошли двое из морских гангстеров. Сменщики тех, Роя и Берка. Они открыли двери настежь и вошли внутрь, закрыв их за собой.
Я подождал какое-то энное время и осторожно, отворив одну боковую створку входной вниз двери, заглянул внутрь в освещенное внизу ярким светом множества ламп коридорное помещение.
Никого, в том ярко освещенном длинном узком коридоре. Эти двое уже ушли видимо к себе или еще куда-то.
Я осмотрелся вокруг.
Вниз идет металлическая лестница. Точно такая же, как у нашей яхты, только длиннее и шире.
Я спустился быстро по крутой металлической вниз трюмной лестнице, босыми шлепая своими ступнями ног. И пошел очень тихо по уходящему к носу яхты коридору между каютами. Тихо шлепая босыми загорелыми почти черными своими стопами ног по полу, того длинного идущего, видимо до самого носа этой гангстерской яхты трюмного коридора выдвинулся вперед.
Этот длинный узкий трюмный коридор имел боковые еще ответвления, оканчивающиеся в конце дверями. Вероятно, это были двери куда-то ниже. Например, в машинное отделение судна. Туда, где были двигатели «Черного аиста».
Все это было, совершенно несравнимо с конструкцией самой нашей «Арабеллы». Эта огромная мореходная скоростная парусная яхта радикально отличалась от нашей. Даже внутренне. Имела две внутренние палубы. Может даже три. Еще одну у самого киля.
Я пошел, тихо по коридору, где пока не было, ни кого. Я, наверное, угадал по времени. Большая часть команды «Черного аиста», просто отдыхала. И, наверное, нажравшись первоклассного дорогого вина, мексиканской текилы и русской нашей ворованной с нашего борта яхты водки, просто как убитая спала. Но, не стоило рассчитывать на такую удачу. Можно было напороться на кого угодно, случайно вышедшего из любой каюты. И тогда, пришлось бы просто драться насмерть. И скорее всего, проиграть. Поднялась бы целая свалка, здесь в этом коридоре, и вылетели бы все, кто тут был, вооруженные до зубов и прикончили бы меня, скорее всего, мгновенно. Пристрелили бы или зарезали как свинью.
Даже, хоть у меня и силенок было достаточно. И мышцы, хоть куда. От которых просто балдела моя двадцатидевятилетняя любовница и красавица Джейн, занимаясь со мной любовью. Все это бы не особо здесь имело значение. Тут, думаю, многие были такими. Взрослыми дядями, лет так от тридцати до сорока с лишним. Даже сам экипаж яхты. Ребята были подобраны, как я считал не хилые все же. Слабаков вряд ли бы взяли в такое долгое опасное плавание по Тихому океану. Если вспомнить ту недавнюю подводную долгую погоню. Меня преследовали, практически не сбавляя темпа в скорости. И догнали бы, если бы не та рогатая полутонная манта и моя сноровка и подводная хорошая тоже в прошлом армейская подготовка. Ну и конечно отличное здоровье. Надо отдать им должное. Не знаю, какими они все были мореходами, Но вот в подводном плавании были явно хорошими мастерами.
— «Главное, не поднять шум и не налететь на кого-нибудь» — думал, только сейчас я — «Главное, не испортить все».
Я крался аккуратно и тихо, как ночная хищная кошка. Словно, выслеживающая мышей или крыс на своей ночной охоте. В своем синем комбинированном черными полосами прорезиненном акваланга гидрокостюме. По освещенному ярким ламповым светом коридору. Вынув с правой ноги свой подводный острый нож. Я крался, осторожно. И прислушивался к тишине коридора. И всей вокруг обстановке. Я сейчас был словно на войне.
Да, теперь была лично для меня война. Мне брошенный смертельный вызов. И теперь, либо я, либо они.
Где-то здесь, должна быть моя любимая красавица Джейн. Именно тут, в этих каютах этой гангстерской большой скоростной океанской яхты. Но возможно, даже ниже, где-нибудь в одном из этих коридоров и внизу на еще одну палубу.
Но вот я увидел слева приоткрытую, чуть из красного дерева дверь.
Я услышал разговор за той дверью, ведущей в жилую каюту. Громкий разговор. Скорее даже крик. Разговор, построенный на одних вопросах, смешанных с громкими нецензурными ругательствами.
Кто-то, кого-то допрашивал. И это было совершенно точно.
Этот голос был мужской, и только его и было слышно.
— Я еще раз повторяю! — буквально на взводе и бешенстве голос громко говорил — Кто был еще на яхте?! Кто тот человек и откуда?!
В ответ была тишина. И я услышал, как тот, видимо, кто спрашивал, ударил кого-то, там за дверью. Я услышал женский вскрик.
— Зачем тебе это? Какая тебе, Сандерс в этом выгода и разница?! – раздался еще один женский голос. Тоже громкий, четкий и словесно разборчивый — Если он уже труп, то какая в том выгода и интерес?!
— Не твое дело, Минелли! – произнес мужской в ответ спросившей резкий и неприятный голос – Я не знаю, кто он, и с кем мы можем иметь сейчас дело. Если он все же остался, каким-то расчудесным образом еще жив!
Последовал, похоже, еще один сильный удар и следом женский сдавленный тяжкий от боли вскрик. Тот, кто бил, похоже, знал, что делал. И не имел вообще человеческих состраданий и чувств. Какой-либо хоть маломальской жалости.
Последовал после вскрика тяжкий следом душераздирающий стон.
— «Джейн!» — прозвучало с ужасом в моей голове — «Моя кошечка Джейн! Это похоже на ее крик! Крик моей несчастной любимой!».
Это была она, точно и только она. Больше тут некому было этой ночью быть.
Вдруг опять раздался женский голос. Жесткий и какой-то резкий и даже рубленный. И этот женский голос громко произнес — Может, хватит, Рик ее гнобить?! Пустим эту шлюху по кругу и в расход на корм акулам?!
— Заткнись, Рэйчел! — прогремел дикий злобный голос — Босс сказал бить ее, значит бить! Я сам знаю лично эту сучку! Как знал ее папашу! Брата!
Раздался женский громкий смех.
— Что ты ржешь, Рэйчел?! Что я сказал сейчас смешного?! – прорычал тот, кто звался там Рик.
— Ты трахнуть ее тогда хотел, так, Рик?! – произнесла та, что звалась там Рэйчел –Так сейчас трахни! Самое время! Пока я не придавила ее своими руками!
— Трахну еще и не один раз! — произнес Рэйчел Рик – Теперь никто этому не помешает! Ни ее несговорчивый папик, ни ее такой же ретивый братец! Обоих проглотил океан! Я знаю ее давно! Она многих посводила с ума! Даже нашего босса мистера Теодора Джексона! Красивая тварь!
Он прикрикнул на ту, которую пытал и избивал там в той каюте – Ну что, тварь такая! Говори, кто он, живой или нет?!
Я все понял. Речь шла обо мне. Значит те, кто мутузил мою любовь и мою ненаглядную девочку, прикидывали о моем расчудесном спасении. И еще, они боялись меня. Иначе, зачем этот допрос и зверские пытки моей любимой Джейн Морган.
— Капрал! — произнес, снова громко резкий женский голос — Может, эта латиноамериканская черная сучка и впрямь ничего не знает! Может, отдадим ее, как обещал кэп нашим ребятам! Пусть развлекаются!
— Я знаю, что знает! — прогремел снова мужской голос — И никто ее не получит после меня, вообще! Поняла, сержант Рэйчел Минелли! Эта черномазая панамская тварь, сдохнет здесь, но все мне расскажет! Лично мне, а не этому нашему Джей.Ти. Смиту! Я выбью из нее кулаками всю правду! Мы не нашли того третьего! Она его куда-то спрятала и молчит как рыба, сучка черномазая!
Надо будет еще притащить этих двух Берка и Роя, после ночной вахты! Они шарились последними по той яхте. И ни нашли никого, потому что о выпивке, только и думали! Алкаши гребаные! Они даже не искали! Им было насрать на мои приказы и распоряжения! Я с ними еще пообщаюсь, уроды, чертовы! — голос, просто ревел по-звериному на всю каюту за той дверью — Если он живой и на ногах, то мог смыться уже куда-нибудь и спрятаться! И он для нас опасен! Судя по тому, как под водой плавает, что его было не догнать моим ребятам, он тоже спец! И не плохой аквалангист подводник и пловец! Работал по уму! С запасными баллонами, гад!
— Думаешь, военный?! — прозвучал голос той там, кого назвали сержантом Рэйчел Минелли.
— Не исключено, Минелли! Не исключено! — произнес в ответ ей, кто звался капралом Риком Сандерсом.
— «Джейн. Это точно Джейн. Моя девочка» — звучало в моей голове. И эти двое пытали ее. Твари поганые. Они говорили обо мне. Именно обо мне. И моя девочка не выдала меня. Как я понял, ни произнесла, ни слова обо мне. И то, что я живой. Это все ради любви. И ради меня. Она любила меня и это была ради любви ее жертва. Ее мужественная заслуга.
— «Любимая моя» — я произнес про себя.
Последовал снова глухой удар в живое измученное пытками тело. Я четко его услышал, потому что был недалеко от той приоткрытой в пыточную каюту двери. И он ознаменовался новым женским вскриком и тяжким последующим за ним продолжительным стоном.
— «Моя красавица, что там с тобой делают! – думал, взбешенный и в дикой ярости и злобе я — «Я пришел за тобой, и я выручу тебя моя кошечка, моя малышка, моя милая девочка».
Снова прогремел женский нервный и бешеный голос – Мне кажется, ты с нее ничего уже не вышибешь, Сандерс! Толку с нее, Рик! Скажем шефу сдохла и все! Давай, выпустим ей дух! Придушим, по-тихому! Я задолбалась тут впустую проводить свое время и уже спать хочу, Рик!
Я прижался ухом к двери каюты и вслушивался в звуки там за дверью.
— Говори, сучка панамская! — прокричал тот мужской голос, которого звали Рик Сандерс — Говори! Кто еще был на яхте?! Ты же не одна была! Правда?! Тот, кто тебя там старательно ебал, живой или нет?! Ты панамская просто блядь! Конченная черномазая смазливая сучка! Кто он?! И где он теперь может быть?!
Женский голос опять разразился диким громким смехом.
— Что ты опять ржешь как лошадь, Минелли?! — прорычал взбешенно капрал Сандерс.
— Соперничество и ревность, Рик! – произнесла, смеясь ему Рэйчел Минелли — Ты как последний самый дурак мужлан ревнуешь ее к тому ублюдку, что оказался сейчас первым, и трахнул эту зажаренную тропическим солнцем шлюху! Ты даже лица своего соперника не видел!
— Не видел, но увижу! – прорычал ей в ответ Рик Сандерс — И клянусь, лично сам, срежу его своим ножом.
— Ты до сих пор любишь ее! Ты безумен, Рик! Она свела тебя с ума! –произнесла Рику Сандерсу Рэйчел Минелли — Ты, как наш босс Теодор Джексон, сумасшедший еще с той поры как увидел эту латиноамериканскую ебливую сучку, что танцевала ему восточный танец живота! Да вы все просто околдованы этой ведьмой! Это уже просто личное, Рик! Я же все вижу! Я женщина! Ты ее до сих пор любишь!
— Люблю! Да, люблю! И поэтому не отдам никому здесь из вас придурков! -прокричал, взорвавшись вообще на сержанта Рэйчел Минелли капрал Рик Сандерс — Я сам убью ее! Сначала трахну, а потом убью! Но сначала!
Раздался громкий женский истошный вопль. И у меня оборвалось само сердце. Я стал озираться по сторонам. Чтобы сюда никто не прибежал на этот крик и не застукал меня возле этой двери.
У меня все затряслось от внутренней душевной боли и дикой звериной ярости. Я должен был ворваться в эту каюту, но у меня кроме ножа ничего не было. А у тех двух там тварей, скорее всего с собой и при себе постоянно имелось огнестрельное оружие.
Этот садист и палач с именем Рик Сандерс, что-то там сотворил с моей крошкой Джейн Морган. Но без кулаков. Я не знаю, что? Но Джейн громко закричала. Даже громче прежнего.
— Эй, капрал Сандерс! — раздался еще один просто звериный мужской громкий голос из соседней с этой каютой каюты -Ты скоро там с ней закончишь?! Мы задолбались уже эти вопли и ваши крики слушать! Мы, между прочим, спать хотим!
Раздались громкие стуки в каютную переборку и стену. Кулаками.
Я шарахнулся был от двери и самой стены коридора, но остался стоять, а одном месте. Ведь бежать особо было некуда теперь. Да и не зачем. Не для этого сейчас я был здесь. Я просто затих у стены коридора и той полуоткрытой двери пыточной каюты.
— «Значит, эти двое здесь были не одни. Как мною предполагалось. Да и не все были все же тут пьяными» — подумал я и был прав. Чуйка военного в прошлом, меня не подвела. Кто-то, как полагаю, ужрался в стельку, а кто-то был еще трезвым.
— Ты, давай там, быстрее с этой шлюхой панамской, что-то делай! — раздались снова крики из соседней каюты — А то нам будет насрать и на Джей.Ти.Смита и на нашего босса мистера Теодора Джексона! Сами ее прикончим и покончим с этим ночным дурдомом!
— Заткнитесь там! – прорычал громко в ответ капрал Сандерс – Сейчас все закончу! Еще минут двадцать и все! Она мне и самому уже порядочно надоела! Попробуй теперь снова, ты ее разговорить! – он обратился к своей помощнице военной, сержанту Рэйчел Минелли.
— Не буду, уже — произнесла Рику Сандерсу Рэйчел Минелли, уже спокойней и не так громко – Я взяла то, что было от нее мне нужно. Кроме конечно платьев и всяких там тряпок. Мне лишь понравился это костюмчик для беллидэнса. Красотища! В золотых монетках и бисере. Наверное, стоит хороших денег. А?! Латиноамериканская черномазая шлюха! Много мужиков в нем охмурила?! Этого своего нового ухажера тоже?!
— Сержант Минелли, На кой черт он тебе нужен? — произнес ей, официально обращаясь, капрал Рик Сандерс.
— А ей на кой? — произнесла Рэйчел и снова засмеялась – Как и все прочие тряпки! Оттанцевала свой танец живота своему последнему кавалеру, шлюшка панамская. Сдохнет скоро, а вот костюмчик как память останется у меня. Как и ее все личные черномазой сучки бриллиантики. А может, я его отдам, когда вернемся домой. Своим подружкам. А?! Или лучше продам! Что скажешь, кукла?! – Рэйчел обратилась к той, которую пытали.
— Рэйчел, а ты его примерь! – он произнес ей и вообще заржал на всю пыточную каюту – Может, подойдет! Будешь мне и моим ребятам, ради настроения, бодричка со стояком, тоже танцевать танец живота! Я знаю, у тебя Минелли получиться!
Он заржал еще сильнее.
— Да, пошел, ты! — рявкнула на него сержант Минелли — Я тут похоже уже лишняя. Ты мне, как и эта латиноамериканская шлюха противны оба! Я вижу тут уже понеслось конкретно между вами личное! И я тут, похоже, лишняя! Я пошла отсюда!
— Иди! — он ей произнес громко — Обойдусь без тебя!
— Есть, капрал Сандерс! И пошел ты! — произнесла ему в ответ, как-то брезгливо, военная наемница и морской котик ВМС США Рэйчел Минелли. И отправилась к двери каюты на выход. Но не вышла из каюты, а почему-то еще останвоилась у самого выхода дверей.
— Так, на чем мы остановились! Ах…да!…- прозвучал громко голос мучителя моей девочки Джейн Морган капрала Рика Сандерса – Один, я знаю, точно рыб глубоководных кормит! Сам видел! Где второй?!
И прозвучал опять глухой удар и вскрик с тяжким болезненным стоном моей девочки и любовницы Джейн Морган.
— У парня были самые дорогие в мире похороны! Все наше золото с собой утащил, сосунок паршивый! – проревел громко и дико Рик — Говори, падла!
И, снова послышался глухой удар и вскрик моей девочки. Тихий уже такой со стоном — Где второй, шлюха черномазая! — прорычал громко садист и убийца наемник капрал Рик Сандерс.
— Наверное, она точно не знает! – раздался из-за самих уже дверей женский голос Рэйчел Минелли, уже стоязей на выходе из самой пыточной — Бросил он ее! Сбежал! Теперь ищи свищи! Все мужики так делают! Я женщина, я знаю, Рик!
— Заткнись! — Рик прорычал на Рэйчел – Ни черта ты не знаешь ничего о мужиках! Ты не женщина, ты убийца, как и я! И мы оба об этом знаем! Так, что заткнись, я сказал! Может этот второй уже здесь на нашей яхте и где-нибудь караулит любого из нас, чтобы прирезать или пристрелить! И только вот эта знает о нем все!
— Это мой брат — еле слышно произнесла Джейн.
Это был ее голос. Еле слышимы и тихий. Я узнал его. Это ее был точно голос. Она еле произнесла эти слова, но я узнал ее. Это точно была она, моя Джейн. В той каюте за дверью из красного дерева. И другой, не могло тут быть.
— Что ты сказала?! – пропела, громко и удивленно, встревая в пыточную личную перипетию Рэйчел Минелли. И слышно было, как она снова вернулась внутрь каюты, по ее шагам от самой двери в обратную сторону.
— Это был мой брат — прозвучал женский тихий забитый голос. Его было еле слышно. Но то был голос двадцатидевятилетней моей девочки и красавицы пленной Джейн Морган.
Ее тут пытали. Били и издевались над ней, как хотели.
Она сейчас снова замочала.
Но, это была точно она, моя любимая Джейн.
Похоже, ее уже всю донельзя там избили. И, надо было, что-то срочно делать. Но пока я не мог придумать что? Кругом в этих каютах были враги.
Кое-кто уже подал свой из жилыйх кают голос. Сколько тут их еще было?
— Что?…Какой, еще брат?! — произнесла сержант Рэйчел Минелли – У тебя, что два брата, что-ли, шлюха панамская!
— Это был Дэни. Мой, мальчик, братишка любимый – произнесла моя ей изможденная тяжкими непереносимыми побоями Джейн Морган.
Она пыталась увести сейчас их в сторону. Сбить с толку и отвести от меня, Думая, что я все еще там, на яхте и лежу под той постелью, чуть живой такой же как теперь избитая сама она.
— Ну, наконец-то! Сучка заговорила! — проревел, снова громко голос ее мучителя, садиста и наемника убийцы, капрала ВМС США и морского котика Рика Сандерса –Хоть уже что-то! А, то все молчала, как рыба! Ни единого слова не вытянешь из этой черномазой мулатки стервы! Хоть руки с ногами ей ломай!
В стену между каютами затарабанили кулаками.
— Мать твою, Рик! — раздалось из-за переборки другой каюты и отсека — Грохни ты эту тварь! — заорали оттуда — Она двоих наших порешила! Грохни ее и все!
— А перед этим выеби до смерти! — прокричал еще, кто-то оттуда же, и стал громко и дико хохотать.
Раздался снова стук и крик уже из-за переборки другой каюты.
— Уроды! Сейчас всех перестреляю! Заткнулись все! Спать хочу! У меня через час вахта! Уроды, спать всем! — донеслось гулко грозным озверелым мужским голосом оттуда.
Этот садист и палач по имени Рик никому тут спать не давал. В двух или даже трех каютах были еще бандиты и гангстеры. Сколько не знаю, но были.
— «Похоже, скоро вся яхта будет на ногах!» — напугался, подумав я. Сейчас точно повылетают бить морду этому своему зверюге капралу Рику Сандерсу все, кто тут был, и налетят на меня в этом коридоре.
— Заткнись сам, сержант Юрген Торан! — прокричал тот, кто был Рик Сандерс из-за двери — Мне босс приказал всю ночь бить эту шлюху! И я буду бить эту шлюху! Понял, Торан! Если, кто хочет объяснить мне мои правила, прошу на верхнюю палубу нашей посудины! Ты недавно назвал меня бабой, сержант Торан! Посмотрим, кто больше мужик, чем баба!
— Почему бы это не делать внизу в трюме! — прокричал кто-то из каюты через узкий длинный проход коридора — Ты молодец, Рик! Сам не спишь и другим не даешь! Ты что специально тут все это делаешь! Чтобы все эти вопли и крики слышали! И думали, какой ты реальный жестокий зверь!
Там за переборками с двух сторон, кто-то громко выругался, и наступила короткая тишина, между отсеками кают. И голос из-за двери добавил – Вот так, то, лучше! Рэйчел, вмажь ей еще за моего кореша и твоего ебаря лейтенанта Фредди Митчела!
— Да, ну ее! — проговорила убийца, военная, что с именем Рэйчел по фамилии Минелли, крича через сам коридор из полуоткрытой каюты — Я и так поиздевалась всласть над этой молчаливой стервой! Кулаки все посбивала о такую ее милую мордашку! Пойду, отдохну! Теперь ты моя любовь, Рик! Бедненький лейтенант Фредди Митчел и сержант Тим Логан! Мне их будет не хватать!
И та, что звалась сержантом Рэйчел Минелли, захохотала, как конченная дура. На всю каюту.
— Это же надо, эта шлюха уделала двух морских в прошлом котиков и офицеров ВМС США! — произнесла громко Рэйчел Минелли — Придурки! Надо было тебе, Рик первому туда заскочить! И словить пулю! Ты, вообще зверюга, без капли совести и любви! Не то, что был мой Фредди Митчел!
— Иди к черту, Рэйчел! С огнем играешь! — прокричал ей Рик Сандерс — Ты меня знаешь! Грохну и ухом не поведу! Хоть ты и баба! Вали отсюда! Я сам доведу дело до конца, без твоей помощи! Пошла вон!
— Смотри! — произнес громко, снова женский голос офицера и наемницы убийцы Рэйчел Минелли – Рик, ты ей все мозги уже стресс! Сучка скоро сдохнет! И нечего будет Джей.Ти.Смиту сказать! А потом об этом узнает еще и влюбленный в эту зажаренную солнцем как куриный окорочок ведьму наш босс Теодор Джексон! Кидалово не получиться! Сам должен понимать! Ни золота, ни девки! Ни денег! Ты с ней по аккуратней! Видишь, она уже не так кричит! Какой бы здоровьем крепкой не была, скоро кончиться!
— Ты только, что сама предлагала прикончить ее! – произнес громко дезертир и наемник, преступник, военный в той пыточной каюте капрал Рик Сандерс.
— А что я! — та произнесла, резко и громко ему в ответ, собираясь уходить – Что бы я с ней не сделала, отвечать всем вам придется! Ишь, уже совсем затихла! Может сдохла уже?!
— А, может ей это даже нравится! — прорычал громко Рик Сандерс — Правда, сучка?!
И, снова раздался удар и тихий уже стон с каким-то жутким посмертным хрипом. Крика не последовало.
— Вот видишь, Рик – произнесла ему Рэйчел Минелли, спокойно и без крика — Аккуратней надо было ее мутузить.
— Не тебе меня учить! На себя посмотри! Сказал, заткнись и убирайся! — прорычал капрал и наемник убийца, Рик Сандерс. И затем на свою жертву — Не смей подыхать, змея чертова! Шлюха черномазая латиноамериканская! Я тебе не разрешал!
— Сейчас кончиться — раздался голос единственной на судне военной наемницы, морского котика и убийцы, сержанта ВМС США Рэйчел Минелли.
— Кончиться, когда я в нее кончу! Пошла вон! — рявкнул, капрал Рик Сандерс на свою подругу по оружию, пыткам, и убийствам.
— Пока, капрал Рик Сандерс – сказала сдержанно и спокойно, та, что звалась офицером Минелли и добавила Рику – Не буду больше тебя отвлекать. Если понадоблюсь, я у себя.
— Да, Минелли! – прорычал капрал Рик Сандерс ей вдогонку – Еще пока не ушла! Проверь этих двух пьянчуг Роя и Берка! И первым делом на буксире торфейную яхту! Не дай Бог, нам ее потерять в океане! Нам тогда всем Джей.Ти.Смит головы оторвет! Та полуавтоматическая парусная скорлупка стоит хороших денег! А вы долбоны там погром учинили, руководствуясь своими природными бандитскими инстинктами! Наш, кэп еще не знает! А я ему пока еще не сказал! Пока что! Так что иди, Минелли и проконтролируй обстановку на палубе и мне доложишь, что да как!
— Хорошо, Рик! – отозвалась громко сержант Рэчел Минелли – Счастливо оставаться!
Раздались шоркающие о пол за дверью медленные шаги. Словно, нехотя они приблизились к двери каюты. И я поспешил, быстро шлепая голыми ступнями загорелых ног по длинному коридору. Свернул за ближайший в коридоре угол, там притаился.
Дверь открылась. И та, что звалась офицером Рэйчел Сандерс вышла в коридор.
Из соседней каюты выглянул один из бандитов. Он был чернокожий, по-нашему негр, лет приблизительно сорока, как и она. Тот спросил ее – Он ее там точно уработает в хлам? Что шефу говорить будем. Может, отобьем у этого придурка девку?
— Если убьет, то и ему недолго здесь жить осталось, Сэмми – произнесла Рэйчел Минелли – Потом самому кишки выпустят, идиот гребаный. Кэп приказал допрашивать жестко, но не мутузить насмерть, так как он делает.
— Да, другая бы уже сдохла давно, а эта еще живая – произнес этот чернокожий из гангстерской морсокй команды по имени Сэмми.
— Ладно, Сэмми — произнесла Рэйчел Минелли – Спокойной ночи желать не буду. Какая она к хренам сейчас спокойная. За бортом буря наклевывается. А тут этот придурок орет на всю яхту. Ладно, Сэмми, пойду, покурю наверх. Да этих сменщиков Роя с Берком у руля на вахте проверю. Наверное, ужрались в ноль ворованным дармовым пойлом, оба, как все тут.
Она пошла к выходу в сторону вертикальной той почти металлической выходящей на палубу лестнице. Поправляя на своих женских широких бедрах, талии с кобурой, пистолетом широкий черный военный кожаный ремень.
Я какое-то время смотрел на нее, стоящую у двери с тем бандитом и членом команды Сэмми из-за угла поворота.
Это была с выбеленными прядями длинных распущенных во все стороны волос, невысокого, тоже, как и моя Джейн роста синеглазая брюнетка. В черной короткой и распахнутой блестящей в свете коридорного между каютами яркого лампового освещения кожанке. В светлой под ней футболке. С полной в туго подтянутом лифчике грудью. Она четко вырисовывалась под той светлой футболкой, и ее нельзя было не приметить.
Она была в узких синих джинсах и армейских кованых ботинках. С яркой алой помадой на губах. И накрашенными черной тушью бровями и ресницами. Этакая была, как я понял, безжалостная и жестокая демоница. С холодным выражением своего женского лица. Хоть и не дурного, на вид, но скрывающего умело дурной характер этой опасной особы. Опасной для самих же мужчин.
И она направлялась к выходу из жилого трюмного длинного коридора.
Рэйчел Минелли, шла к этой идущей наверх на палубу яхты почти вертикальной металлической широкой лестнице.
Она вдруг остановилась на полдороге и замерла на одном месте. Словно ощущая, чье-то уже тут как дикая хищница присутствие. Будто чуя меня или мой мужской запах, даже через прорезиненный акваланга гидрокостюм, но потом снова пошла вперед, направляясь к выходу в противоположную от меня сторону.
Может, она уловила мой неосторожный шорох из-за качки большой яхты, когда ее швырнуло, будто в сторону с волны на волну. И я, голыми ступнями босых своих ног шерконул, пытаясь удержаться на месте у стены за углом по полу коридора.
Если так, то у этой гангстерши был феноменальный слух и нюх. Ничуть не хуже, чем у меня.
Охотница на мужчин. Женщина и убийца в одном лице. Жуткий и опасный сплав.
Она двигалась, как бы, не торопясь и не спеша, к выходу, стуча кованными солдатскими ботинками по полу коридора.
Я обернулся. И увидел в проходе недалеко от меня железную ведущую, видимо вниз в нижний трюм судна дверь. Бкувально в нескольких метрах за своей спиной. И я тихо направился к ней.

***
— «Джейн! Любимая Джейн!» — в памяти лихорадочно и нервно с ужасом прозвучало.
Я весь собрался к нападению и притаился за углом коридора. За спиной была какая-то еще железная с рукоятью дверь. Возможно, ведущей в трюм судна.
Поначалу у меня была мысль напасть на эту Минелли сзади и с ножом.
Но вдруг, почему-то отказался от мысли нападения. Наверное, это было правильным в тот момент. Завязалась бы в коридоре драка и много шума. Справиться с этой просто настоящей машиной убийства мне бы вероятно сразу быстро не удалось. Эта женщина была сильной и натренированной как все тут морские вояки. А вот шума было бы много. И хоть я был тоже тренированным и в прошлом военным я все же передумал. Я был перевязан на поясе весь взрывчаткой СI-4. И цель была взорвать эту чертову гангстерскую бандитскую большую двухмачтовую яхту. Надо было сделать именно это. И разом покончить с этими садистами гадами и убийцами.
И хоть там была в плену избиваемая тем садистом и сволочью капралом Риком Сандерсом моя девочка Джейн Морган, я должен был еще помимо ее освобождения и спасения сделать и это.
— К черту – я тихо произнес почти шепотом –Живи пока.
И открыл ту ведущую куда-то вероятно вниз железную дверь. Она была не заперта. И я проскочил в полумрак на еще одну лестницу, ведущую вниз. Где хорошо был слышен шум бьющихся о борта «Черного аиста» бурлящих в ожидание шторма волн. Я закрыл дверь и спустился вниз по еще одной почти вертикальной железной лестнице.
Я оказался в самом трюме этой гангстерской яхты. В ее самом черном чреве, чреве «Черного аиста». Здесь было полно оборудования и водолазного оснащения. А, за переборкой был двигательный, как и у нашей «Арабеллы» отсек. Отсек с более мощными, чем у «Арабеллы» двигателями, валами и пропеллерами. Он не работал. И эта черная большая яхта шла, пока только под парусами. Тут никого не было. Опять везение. Я спустился по лестнице вниз и осмотрелся. Яхту сильно уже качало по сторонам и мигало слабое здесь дежурное трюмное освещение.
— «Наверное, должен быть где-то здесь генераторный отсек» — подумал я — «Может, там же, как и у нашей яхты, или где-нибудь, даже здесь в техническом, или двигательном за герметичной переборкой отсеке. Света на яхте много и генератор должен быть побольше и помощнее, чем на нашей яхте».
Я затаился в полной темноте. Свет здесь был почти выключен, и никого не было. Этот отсек было довольно просторный. Это было видно по стенам самого отсека и на ощупь. И здесь можно было, видимо перемещаться практически в полный рост, не боясь удариться, даже головой о, что-нибудь.
Я ощупал себя и потрогал на своем теле поверх синего своего гидрокостюма взрывчатку СI-4. Быстро отвязал ее от себя, бросив в темноту трюма кусок длинной лебедочной нейлоновой веревки.
Я прикрепил на стену взрывчатку, бросать не стал. Прикрепил, прямо здесь же, на переборке у самого входа на какой-то в полутемноте полке. С одной стороны и с другой положив, прямо аккуратно на сам пол под, почти вертикальную ведущую вниз в темноту еще одну лестницу. Получалось это, где-то посередине этой большой вражеской яхты. Если сработает, хотя бы одна, то взорвется другая. И разнесет эту чертову посудину пополам и в щепки. От самого трюма до верха.
— «Черт, как время быстро сейчас летит!» — подумал я. И поставил на 01:40 таймер детонатора взрывчатки. Тот замигал огоньками и цифрами на маленьком боковом одной СI-4 электронном табло. Время пошло. У меня был в расчете теперь, был час пятнадцать минут. И надо было действовать. Успеть спасти мою Джейн и покинуть до взрыва «Черный аист».
Я осторожно опять, поднялся по железной почти вертикальной лестнице наверх и сверил, снова подводные часы, посмотрев на левую руку и затем, в приоткрытую узкую щель трюмной двери, откуда падал яркий коридорный свет. Часы на левой руке показывали двенадцать ночи.
Я приоткрыл, снова дверь и вышел наружу в трюмный между каютами коридор, освещенный ярким ламповым светом.
Здесь была тишина и никого. Вероятно, эта убийца и гангстерша офицер и военная Рэйчел Минелли уже была наверху на самой палубе яхты и гоняла там своими командами тех двоих пьяных Роя и Берка.
Я приблизился к повороту коридора и тут на меня напали.
Это был удар ногой из-за угла. Удар кованным армейским ботинком. Удар прямо в живот. Но, скользящий и не очень удачный. Я успел отскочить немного в сторону. Сработала моя врожденная осторожность, ну и военная, наверное, тоже с опытом подготовка. Поэтому удар был не совсем точный. И эта женоподобная тварь по имени Рейчел Минелли, бросилась на меня с кулаками, пытаясь врезать мне, и стараясь оглушить и сбить с ног.
Я кинулся на нее, не раздумывая даже, кто она такая. Теперь думать было вообще нельзя и некогда. Это был смертоносный убийственный теперь на выживание поединок.
Я отбил все ее прямые достаточно сильные боксерские удары. И мы сошлись впритык грудь в грудь друг с другом.
Эта тварь в облике все же надо отметить весьма красивой женщины, лет, наверное, тридцати или чуть старше, вцепилась в меня своими женскими цепкими пальцами как кошка.
Она была сильной. Очень сильной. Против самого мужчины. Но она не могла уже просто ударить меня, так как я прижал ее к себе и придавил всем телом к стене коридора. И протащил за угол к двери ведущей вниз, в водолазный технический трюм «Черного аиста».
Тут можно было драться практически бесшумно, учитывая качку и шум ветра с волнами. Этот полутемный угол из котрого вряд ли доносились звуки драки и возни в главнй коридор между жилыми каютами.
Было странным. Она не подняла крика. И сигнала к тревоги. А могла в два счета. Но решила видимо, расправиться со мной сама и тихо. Без шума и как говориться пыли. Не знаю, как это можно обозвать? Но это было для военного делом, что ли чести. Тихо и умело профессионально укокошить своего врага.
Эта самая военная убийца сержант Рэйчел Минелли. Этакая, бой баба, в кожаной короткой блестящей куртке и синих джинсах, в армейских подкованных ботинках, невысокая, но довольно сильная. Подготовленная просто отлично к рукопашной драке, как настоящий солдат или наемный убийца, ни произнесла, ни звука. Она просто дралась со мной, как на боксерском ринге без всяких правил, только с одним правилом, правом на убийство. Равно как и я. Стремясь наносить удары сильными натренированными женскими ногами. Особенно коленом, то в живот, то ниже по моим в синем гидрокостюме акваланга босоногим мужским ногам.
Эта самая военная специалист в рукопашной схватке, наверное, единственная женщина на этой гангстерской яхте, яростно билась со мной в этом коротком, поворотном закутке у самой трюмной двери. Пытаясь схватить меня руками за синий мой обтягивающий все мое тело с черными вставками костюм акваланга. И ей это плохо удавалось. Гладкая туго обтягивающая все мое мужское тело прорезиненная ткань не позволяла ей это сделать. Ее пальцы рук, просто соскальзывали то с моих плеч, то с рук и груди.
Эта наша на убой драка была довольно недолгой, и молчаливой.
Она смотрела мне прямо в мои глаза своими звериными синими садистки и убийцы глазами. Не женщины, а какого-то жуткого сейчас животного или зверя. Ее осветленные брюнетки, коротко остриженные волосы растрепались и торчали сейчас в стороны как на драной кошке.
Она подкараулила меня. Видимо, чутье. Ее чутье, выследило меня. Или я как-то выдал себя. Вот только не ясно, как и почему, она не подняла тревогу по всей яхте.
Вероятно, эта коротко стриженная обесцвеченная, морская бандитка и профи, захотела собственноручно уделать русского моряка. Но, поняла, что просчиталась, когда я сам, бросился, остервенело на нее.
Она не растерялась. И тем более не испытала, даже малейшего страха или какой-либо неуверенности, а только дралась со мной по-зверски, как сумасшедшая. Причем молча, не издавая ни звука. Ни стона или рычания от ярости. С хладнокровным видом, лишенным какой-либо жалости к своему противнику.
Она кулаками на всю силу колотила меня. От ее ударов у меня гудело в голове. Я отвечал ей тем же, разбив ей в кровь лицо, губы и нос. Она мне тоже доставила такое же удовольствие. Пол под нами украсился капельками льющейся моей и этой Рэйчел Минелли алой кровью.
На мое счастье я не был длинноволосый. Тогда она бы схватила меня за волосы. А так…ее пальцы левой руки просто соскальзывали по моей голове, лишь царапая мне ногтями сильно загорелое смуглое русского моряка лицо. Но, ей все же удалось вырвать у меня клок выгоревших на солнце русых волос. Поняв, вероятно и наконец, что ей самой уже, ни за что, не вырваться из моих мужских сильных мускулистых русского моряка рук.
Мы летали от стены к стене под качку на волнах гангстерской яхты. И
бились с силой о те переборки. Но, нас не было слышно в шуме бурлящих волн, где-то там с наружи несущегося по тем волнам корпуса большого черного двухмачтового судна.
Я постоянно вырывался из ее цепких еще молодой, но уже опытной как видно, убийцы рук. Но, в свою очередь сам схватил эту Рэйчел Минелли за ее одежду, сумев ловким приемом, уронить ее на пол и придавить под собой к полу коридора. Схватив за ее тонкую, но жилистую женскую шею руками. Я сдавил ее шею, как только смог пальцами обеих своих рук. И начал душить.
Теперь, эта тварь по имени Рэйчел Минелли, пыталась освободиться от моих рук, понимая, что проигрывает рукопашную схватку. Она уже не била по моей голове своими кулаками, а схватилась за мои лежащие на ее шее мускулистые сильные мужские руки. Стараясь их сорвать со своей женской шеи.
И тут в глазах этой твари я увидел уже страх. Не то выражение злобы и ярости, как вначале было, а страх и вероятную возможную скорую уже свою гибель. Она попыталась сейчас закричать, но было поздно. Я сдавил ей пальцами всю целиком шею, передавив там все и артерии и само горло. Я придавил коленом левой здоровой ноги ей к полу правую руку, и она не смогла вытащить свой с кобуры пистолет. Я, буквально, уселся на нее сверху и душил ее. Даже не глядя на ее брыканье ногами, и как елозили и стучали ее тяжелые по полу кованные железом военные ботинки. Она била меня одной левой рукой по телу, стараясь дотянуться до головы, но этого было не достаточно, чтобы я хоть на минуту ослабил свою мертвую хватку.
Нельзя было допустить, чтобы она закричала. Она уже хотела это сделать, но не могла. Только хрипела и взвизгивала как свинья на бойне.
Помню, я разорвал, даже воротник ее кожаной куртки. И увидел тот самый из золота старинный найденный моей девочкой Джейн Морган там, на барьерном коралловом рифе тех рыбацких тропических островов медальон. Большой и красивый, как моя любовница красавица Джейн. И я совершенно тогда, помню, остервенел и озверел в той драке. Эта тварь в женском обличие, ограбила моей любимой жилую на нашей яхте каюту. Она сама можно сказать призналась в этом, этому садисту Рику Сандерсу. Это она вышарила там все. И забрала золото и драгоценности моей любимой красавицы Джейн Морган. Тот ее восточный танцевальный красивый украшенный и отделанный золотом костюм. В котором моя драгоценная любовница двадцатидевятилетняя мулаточка брюнеточка, очаровывала меня тридцатилетнего русского моряка в том колдовском сексуальном любовном танце живота.
Мало того, Джейн была беременна. Она сама мне скзала про это. А эти садюги мучили и избивали ее.
Я из-за этого просто вообще сам как дикий зверь озверел.
— Тварь поганая! — прошипел я тихо. Еще сильнее сдавил этой Рейчел Минелли ее шею — Ты, тварь посмела забрать то, что не твое, мразь! Не тебе принадлежит! –я ей произносил – Я убью тебя и всех вас здесь по одному или кучей! Мне все едино! Но убью за мою Джейн всех вас! И утоплю в океане!
Помню, эта Рэйчел услышала мой сдавленный приглушенный тихий яростный голос и разжала свои на моем гидрокостюме пальцы. Она поняла, что долгожданная кара все же настигла ее и проиграла мне. Она сдалась.
Она, услышала чужой голос. Русский язык. Она, похоже, как военная в прошлом знала его. Вероятно, пересекалась с русскими где-то. Ибо произнесла еле слышно мне – Русский, Иван. Вытаращилась на меня своими синими вылезшими из орбит и глазниц от удушья глазами.
— Да, я русский! — я ей прошипел уже на английском – Но, не Иван, а Владимир!
Она уже не била меня свободной одной рукой по телу и голове. Потому как было бесполезно, что-либо ей теперь делать.
Я, даже не знаю, с какой силой я держал ее. С какой силой своих рук душил. Я, просто давил пальцами, что мочи за ту шею в желании задушить эту мерзкую тварь, пытавшую мою любимую красавицу мою девочку Джейн.
Я смотрел в ее широко открытые синие, выкатившиеся из орбит женские глаза. Накрашенные глаза убийцы, на синеющем от удушья и оттока крови лице. Под черными изогнутыми вверх бровями. Теперь уже не наполненные яростью схватки, а скорее испугом и пониманием приближающейся скорой и тихой смерти. Смерти на не менее красивом, как и у моей Джейн тоже смуглом и загорелом лице.
Эта Рэйчел Минелли хрипела, задыхаясь широко открыв свой рот и вывалив наружу язык от моей смертельной судорожной хватки. Смотрела в мои, тоже полоумные озверевшие дикие от ненависти и злобы глаза. И уже прекрасно понимала, что ей конец. И что никто уже ей не поможет. Что просчиталась. Просчиталась, понадеявшись на свою боевую подготовку и силу. Просчиталась в своей излишней самоуверенности и попытке доказать, что-то мужчине, путем грубой и жестокой звериной силы. Она просчиталась с жертвой.
А, я был в таком злобном жестоком и остервенелом состоянии, что не помню, как ее придушил.
Я буквально раздавил ей убийце шею. Раздавил обеими своими в мертвой хватке руками женскую ту загорелую, тоже, почти черную из-под раскрытого настежь воротника кожаной черной короткой куртки шею. Помню, как там, даже, что-то сильно хрустнуло. И эта тварь в женском миловидном облике Рэйчел Минелли, перестав хрипеть, задергалась конвульсивно в моих руках и подо мной.
Помню, я сорвал с нее тот медальон, порвав золотую старинную цепь. С яростью остервенелого мстителя.
— Это не твое! — прошипел я в бешеном гневе, снова ей — Не твое, тварь паршивая! Это моей любимой девочки Джейн! Сука!
Вскоре она совсем затихла, слабо еще дергаясь от посмертной конвульсии. Вытаращив уже неподвижные и остекленелые глаза, смотрящие мертвым взором на своего, теперь ночного одолевшего ее убийцу.
Руки в рукавах черной распахнутой настежь кожаной куртки морской гангстерши упали по сторонам. Совершенно недвижимые.
Коротко стриженная с выбеленными волосами голова съехала на бок. Я сломал в той мертвой хватке ей просто женскую шею и порвал внутри своими пальцами ей все горло. Помню, как вздулась у нее сама шея. В том месте, где ее держал я. И стала синей. Отпечатались даже мои на ней все пальцы.
Качка усилилась, и мы скатились по гладкому полу оба к железной трюмной двери. Помню как эта убийца и военная Рэйчел Минелли стукнулась затылком о порог той двери. И ее коротко стриженная осветленными волосами голова на сломанной шее прижалась боком к правому плечу ее мертвого тела. Оперевшись о тот порог.
Я быстро соскочил с женского трупа, и немного оттащив, мертвое тело в сторону, открыл в корабельный технический трюм, распахнув настежь металлическую дверь. Взяв за ноги женский труп. За армейские кованые ботинки и за красиво облегающие женские длинные стройные ноги синие джинсы. Развернул его. А затем, просто, сбросил его вниз с той крутой лестницы в темноту трюма, где шумели за бортом бушующие от сильного ветра и бьющиеся о корпус черной гангстерской яхты океанские волны.
Помню как, мелькнув напоследок, запрокинутыми вверх обмякшими мертвыми руками и рукавами кожаной распахнутой настежь порванной в воротнике короткой блестящей куртке, труп этой гангстерши, сержанта и морского котика ВМС США Рэйчел Минелли улетая, куда-то в темноту вниз. С грохотом и шумом, налетая в падении там на все, что только есть. Пока не остановился, где-то внизу. Почти в полной темноте. И на самом дне технического водолазного корабельного трюма.

***
Я поднялся еле-еле во весь рост и на ноги. Все болело. Руки и особенно мои в синем акваланга гидрокостюме босые ноги. По ним пришлось неслабо коваными ботинками. Особенно опять разболелась ножом резаная на правом бедре рана. И, ноги, теперь болели от верха до самого низа. Даже болела задница. Эта сволочь отбила мне своими шипованными военными ботинками обеих ног всю мою мужскую задницу.
— Вот, сука! — тихо прошептал я, наматывая старинную оборванную цепочку с медальоном из золота на левую руку и опираясь обеими руками о стену переборки — Вот, тварь поганая! Это тебе за мою Джейн! Сволочь!
Я запер тихо в этот технический трюм железную дверь.
Надо было спешить. Я посмотрел на левом рукаве гидрокостюма подводные часы. Время было 00: 57. Еще не было часа. У меня в запасе было минут сорок. Но, надо было все равно спешить, пока тут все не стало измельченным кормом для океанских рыб.
Я поприседал возле, стены в боковом коридоре у трюмной двери технического водолазного трюма яхты. Потер свои больные опять ноги и растер ягодицы своей отбитой задницы. Привалившись к стене спиной. Разминая и растирая себя от тех тяжелых ударов ногами в кованых армейских ботинках. Заболела, снова сильно правая нога. И я захромал.
— Вот, гнида поганая! — ругался тихо, почти шепотом, я — Как она меня выследила тварь! Или это такое охотничье чутье?! Самонадеянная дура! Жаль ты это поздно поняла! Я уделал тебя, сучка спецназовка амеровская! Уделал!
Я с нескрываемым презрением и злом плюнул на трюмную закрытую дверь. И выглянул, снова в коридор между каютами из-за угла поворота.
Стояла тишина. Причем мертвая. Ни звука. Только шум океанский сильных волн, где-то за толстым деревянным бортом большой крейсерской двухмачтовой яхты. И морская сильная бортовая качка. Неужели никто так и не слышал этой нашей смертоносной возни? Нашей драки?
Я взял в правую руку свой подводный нож и отвоеванный у этой твари Минелли ее 9мм пистолет Glock 19. Еще надел себе на пояс, прямо на резиновый костюм акваланга с кобурой военный ее ремень.
На этот раз все должно быть по-другому. И я сам буду диктовать условия боя.
Я пошел, слегка пригибаясь все еще прихрамывая на больную правую ногу вдоль длинного корабельного трюмного коридора. Я теперь особо не боялся, даже если кто-то выскочит из любой каюты. Прикокошу на месте и сразу.
— «Правая» — думал я о своей раненой ножом правой ноге — «Снова болит как после ранения. Она еще не зажила полностью и не восстановилась. Еще эта чудовищная качка. Вот, сука!».
Яхту качало еще сильнее на волнах, чем раньше. Она входила в полосу шторма, которого нельзя было избежать.
— «Как там, сейчас на том буксировочном длинном в сотню добрую метров тросу «Арабелла»?» — думал я — «Только бы не отвязалась. Думаю, эти козлы ее ловить в шторм не станут. И просто, бросят на произвол судьбы и все».
Я думал сейчас об этом, и шел осторожно, и тихо босыми переступая ногами по холодному освещенному полу трюмного между спящими каютами коридору. Мимо закрытых дверей из красного дерева. Откуда не доносилось больше звуков. Иногда слышался громкий лишь храп спящих.
— «Значит, практически все спят. Успокоились все твари, наконец-то» — думал, прислушиваясь ко всему, я — «Значит, все идет как надо».
Нашей драки и возни никто таки не слышал здесь. И это очень было хорошо. И тикали часы на моей левой руке, а с ними и на таймере взрывчатки. В том техническом водолазном трюме на стене отсека и переборках. Куда я сбросил мертвое тело этой гангстерской сучки Минелли.
Эта смертельная схватка, напрочь во мне убила страх перед опасностью. И, лишь добавила уверенности в том, что я сейчас делаю. Уверенности в своих силах и себе.
Я продвигался тихо, как только мог по просторному освещенному ярким светом длинному коридору. Кругом был слышен только шум волн. И их удары о прочный корпус черной гангстерской яхты, ныряющей в бушующую волну.
Я осторожно подошел к той двери, где до этого был допрос, и слышны были голоса этой убитой мною сучки офицера и гангстерши убийцы Рэйчел Минелли и некоего капрала и такого же ублюдка, как эта Минелли Рика Сандерса, которого я еще не видел своими глазами. Но, вероятно он мог быть еще тут.
— «Моя девочка и крошка Джейн» — я думал сейчас –«Жива ли ты? Не убили ли уже тебя эти твари, пока я дрался здесь с твоим первым врагом?».
Дверь была закрыта, но не заперта. Тот, кто, видимо уходил отсюда, просто и не думал ее запирать. А зачем? Раз тут все кругом свои и никого постороннего нет. Жертва не сбежит после таких чудовищных издевательств и побоев. Да и бежать ей некуда с этой черной большой гангстерской бандитской яхты капитана Джей.Ти.Смита.
Я осторожно взялся за дверь каюты и тихо приоткрыл ее. Тихо и осторожно, прислушиваясь о том, что могло быть внутри каюты. Там была тишина, но горел свет. Но никого не было. Видимо, этот самый друг этой укокошенной только, что мною Рэйчел Минелли, вышел куда-то, пока мы бились с ней за дальним углом от этой каюты коридора. Вышел, может в туалет, может, просто решил отдохнуть на время. Может, еще куда. Но, каюта была пустая. В узкую щель это было видно. И я, приоткрыл дверь сильнее. Заглянул осторожно. И увидел мою Джейн. Это была точно она, привязанная к стулу со спинкой. Металлическому пыточному высокому на железных ножках стулу. Вся избитая и измученная. Но в сознании. Она увидела меня, подняв свои наполненные страданием девичьи черные как ночь напуганные глаза.
Она думала, что ее палач и мучитель вернулся, но…
Джейн заморгала ими. И по избитым ее руками врагов щекам полились горькие обильные слезы. Полненькие девичьи губки ее были опухшими от побоев, и в крови. И слева лицо опухло от ударов, и затек уже левый совсем, почти глаз.
Она была в том своем легком от акваланга безрукавом гидрокостюме, чт о был в тот момент ее пленения на Джейн, распахнутом, почти целиком. До гибкой талии моей двадцатидевятилетней красавицы девочки и пояса. Был виден Джейн голенький ее загорелый с пупком живот. А в полосатом купальника узком лифчике полненькая трепетная в тяжелом измученном дыхании грудь.
Замок на костюме был сорван.
На девичьем нежном загорелом теле, был видны следы издеательств этого убюдка Рика Сандерса. Ожоги от окурков сигарет и зажигалок.
Ее гидрокостюм акваланга был сильно порван, и приспущен на ее загорелых до черноты истерзанных двадцатидевятилетних молодых плечах. И по узкой девичьей спине тем плечам груди, свисали вниз мокрыми от пота вьющиеся колечками локонов растрепанные длинные черные Джейн волосы, Прикрывая мокрыми слипшимися сосульками ее избитое в крови миленькое девичье личико.
Руки Джейн были завернуты назад через высокую металлическую спинку этого крепкого пыточного стула. И там торчала длинная железная монтировка. На излом ее женских рук. Сами руки были привязаны сзади крепкой обычной тонкой веревкой поверх голых запястьев черных рук безрукавого порванного легкого ее гидрокостюма. Они тоже были в синяках, как и все ее девичье нежное тело. Маленькие девичьи тонкие изящные пальчики на руках Джейн посинели от туго затянутой в запястьях веревки.
— «Вот твари!» — подумал я – «Ломали ей руки!».
Я сам, словно ощутил эту саму жуткую боль. И осмотрел на Джейн внизу у стула связаныне ноги. В ее облегающем легком от акваланга прорезиненном костюме.
Девичьи красивые с загорелыми стоящими на полу босыми ступнями ножки, были вместе связаны и плотно сжаты коленями и прочно стянуты тоже веревкой. Одна к одной. Берами ляжами, голенями и икрами. Сверху донизу просто стянуты туго и болезненно. До самых моей девочки Джейн таких же красивых с маленькими пальчиками загорелых ступней. И прикручены к ножкам этого металлического пыточного стула.
Ее все женское двадцатидевятилетнее молодое нежное женское тело, любимой, было избито и истерзано этими ублюдками. Особенно досталось ее лицу. Оно было все в крови. И половина его отекла и опухла от побоев.
Я потрясенный увиденным всем этим ужасом, буквально влетел в эту паточную каюту.
Джейн была сейчас здесь одна. Ее бросили, видимо, пока я боролся с той убитой мною сучкой Рэйчел Минелли. И на некоторое, видимо, короткое время. Возможно, решая уже ее дальнейшую судьбу.
— Ушли перекурить, твари! – я потрясенный ужасом увиденного, промолвил вслух.
Она смотрела на меня и заулыбалась моему появлению радостно и счастливо перекошенным опухшим своим ротиком. Приоткрыв свои избитые алые девичьи губки.
Джейн еле произнесла мне — Володенька! — произнесла еле слышно она — Миленький мой! Живой! Миленький, Володенька! Любимый!
Она, пытаясь улыбаться, но разбитые в кровь губы, не давали ей это сделать. Джейн лишь простонала от боли. И отключилась.
Ее черноволосая избитая в кровь девичья голова, упала на ее девичью обрызганную кровью тяжело дышащую голую загоревшую до черноты полненькую грудь.
Я кинулся к ней. И начал ее быстро отвязывать, обрезая своим подводным острым ножом на руках и ногах веревки. И освобождая от этого проклятого пыточного железного стула.
Я отвязал любимую и взял на руки. Она пришла в себя.
— Володенька мой, любимый — она прошептала мне. И прижавшись губами к моей правой щеке, целовала меня, как сумасшедшая, нашептывая по-русски — Володенька, мой ненаглядный. Я знала, что ты живой. Знала, что не найдут тебя эти выродки. Я молчала. Я молчала. Я им не сказала ничего.
— Я знаю, моя драгоценная — я произнес Джейн и посмотрел на свои часы. Было 01:10 ночи. Минут через тридцать должна рвануть CI-4. И разнести здесь все в щепки. Всех этих морских ублюдков.
— Давай, бежим отсюда, Джейн, любимая моя — шептал я, ей тихо, целуя ее в полненькие избитые руками этих палачей девичьи губки.
Личико Джейн было в ссадинах и синяках. Она стонала от боли и мучений, то приходя в себя, то теряя сознание.
Она была еле живой. Вообще это было чудом, что она еще была живой. После таких кошмарных и чудовищных побоев.
— Руки болят, совсем затекли – произнесла мне тихо прижимаясь ко мне и моему лицу губами Джейн.
Она, приложила их к моему лицу. А их исцеловал своими губами. Джейн смотрела в мои синие страдальческие и жалостливые, как у преданной собаки глаза. Смотрела с безумной преданной любовью. Жертвенной любовью несчастной, зверски измученной ради этой преданной верной любви женщины.
— Сволочи! — прошипел я взбешенный, глядя на истерзанную всю мою Джейн — Что они с тобой сделали!
— Миленький мой — она шептала мне радостно и практически без акцента по-русски — Хороший мой — радовалась Джейн моему появлению.
Джейн была в состоянии болевого шока и только смотрела на меня влюбленными глазами и шептала как безумная, произнося мое имя как некое заклинание или словно молитву о любви и спасении.
— Любимая моя! — шептал я ласково, сдерживая дрожащий от гнева и сострадания голосом — Любимая, девочка моя! Моя ты куколка!
С глаз моих побежали горькие слезы. От боли и обиды. Даже та боль в правой ноге уже ничего для меня не значила, когда я увидел такое.
— Я забрал твой золотой медальон. Помнишь его? Я отобрал его у этой, сволочи Рэйчел — я произнес Джейн. И показал намотанную золотую цепочку на левую руку. Красивый старинный найденный ею на рифе медальон.
— Ты отнял его у нее – прошептала она мне.
— Я убил эту тварь, девочка моя. Убил. И убью здесь скоро всех, кто тебе делал больно. Я пришел за тобой. Любимая моя – произнес я моей любимой Джейн Морган.
Я держал свою двадцатидевятилетнюю истерзнанную врагами красавицу и мою девочку Джейн на руках. Подхватив под узкую женскую в изорванном заляпанной кровью гидрокостюме спину. И под красивые полненькие икрами ляжками и крутыми бедрами стройные согнутые в коленях загорелые моей любимой Джейн ножки.
Джейн прижалась к моему лицу своим окровавленным изуродованным побоями женским смуглым загорелым латиноамериканки личиком.
— Колючий — прошептала она. Сквозь стон, прямо в мое ухо. Так, тихо, ели слышно Джейн – Не бритый совсем, колючий. Любимый.
Я действительно был не бритый. И уже с колючей небольшой сейчас бородой. Щетина быстро росла. Даже, сам не заметил, как зарос длинной колючей рыжеватой щетиной.
Она снова отключилась, но вскоре пришла в себя и произнесла мне —
— Любимый мой, Володенька — прошептала Джейн, глядя на меня жалобным ласковым взглядом черных обворожительных как штомовой черный океан глаз, и, прижавшись ко мне, добавила тихо — Я знала, что ты живой. Я знала, что они не найдут тебя. Что ты придешь за мной, любимый.

***
— Тише, любимая моя — шептал я, выглядывая в длинный коридор, вынося аккуратно и тихо ее между каютами — Твари, что они с тобой сделали. Сволочи. Такую красоту так бить. Твари. Ничего. Скоро поплатятся за все свое содеянное.
Яхту швырнуло на бушующей волне, и я отлетел вместе с Джейн к противоположной стене от каюты коридора, ударившись и развернувшись по инерции спиной. И в это время открылась дверь, буквально передо мной одной жилой каюты. И я увидел того, кто пытал мою любимую Джейн. А он, увидел меня. И был, словно парализован такой вот неожиданной встречей.
Это был тот самый, как я понял палач и мучитель Джейн капрал и бандит Рик Сандерс. Сорока с лишним лет здоровенный детина, и достаточно мощный тип. С бинтом на голове. Возможно, получил недавно в драке со своими собратьями по оружию здесь же на яхте. Заросший жиденькой черной бороденкой и усами. Но с мускулистыми загорелыми, руками и голым жилистым торсом. Загоревший, тоже до черноты. Раздетый до пояса в одних армейских зеленого цвета штанах на широком ремне, на котором была кобура с пистолетом. И в таких же армейских кованых ботинках, какие были на той убитой мною сучке Рэйчел Минелли.
Он курил большую кубинскую сигару, и видимо смотрел на штормовой Тихий океан в открытый оконный иллюминатор. И о чем-то думал в этот момент, когда увидел меня и мою на моих руках Джейн.
Из открытой каюты повалил густой в коридор сигарный запашистый едкий дым.
Рик, буквально, так и замер в дверях с той сигарй, глядя на нас. Вытаращив свои карие, ошалелые от неожиданности звериные садиста глаза.
Он действительно был ошарашен от того, что только, что увидел. И, видимо, туго соображал, как это все вышло. Но, я быстро сообразил, что делать дальше. Я держал как раз подводный нож в правой своей руке в его направлении под заброшенными ножками на руках своей любимой.
Я его вынул из ножен, перед тем как выйти с Джейн из пыточной каюты. Трофейный 9мм пистолет Glock 19 был в кобуре и был сейчас недоступен.
В это время «Черный аист» швырнуло в бок на бурной штормовой волне и…
Он, даже не отскочил в сторону от такой неожиданной «радостной» встречи.
Крепко сжимаемый своими пальцами под ножками моей любимой Джейн мой подводный нож в правой моей руке, глубоко вошел в жирное пузо этого бывшего дезертира военного ВМС США и морского в прошлом котика убийцы и бандита сорокалетнего Рика Сандерса, когда я налетел на него вместе с Джейн на своих руках. Нож вошел по самую рукоятку тому Рику в его живот, распарывая своей бритвенно отточенной остротой его снизу доверху. Он даже не успел вообще ничего понять или предпринять, когда из распоротого его живота вывалились его окровавленные кишки прямо на пол каюты. И полилась ручьями алая этого бандита и морского мучителя и садиста гангстера кровь. Кровь потекла из его даже рта. Возможно, я распорол Рику в довесок еще и легкие, поддев снизу лезвием ножа.
Он, даже не закричал. Просто захлебнулся своей льющейся изо рта кровью. В это время яхту снова мотануло в сторону и мы все уже втроем вылетели в сам узкий длинный трюмный между жилыми каютами коридор.
Я отлетел сбиваемый этой летящей на меня и Джейн мясистой здоровенной тушей, и рухнул на сам пол, ударившись о стену коридора. Я упал вместе с моей Джейн, прямо на пол того длинного коридора. Облитые кровью этого Рика Сандерса и, путаясь ногами в его вывалившихся из брюха окровавленных кишках.
Рик Сандерс вцепился в меня судорожно своими мускулистыми руками. И я стал его уже лупасить кулаком левой руки по его, смотрящей на меня бандитской морде. Помню, все было облито кровью и мы валялись в этой чертовой кровавой луже.
Я бил его левой рукой в золотой цепочке и болтающимся медальоном по голове и бородатому лицу до последнего, пока его лицо не превратилось в кровавое месиво. Я с лютой ненавистью бил его, не жалея, вспомнив все. И гибель моего друга Дэниела. И ту за мной подводную погоню. И за то, что он сделал с моей крошкой Джейн.
Он замолчал и затих в луже собственной крови. А я, выхватил из кобуры 9мм пистолет Glock 19, когда открылась в коридор дверь одной из жилых кают, и оттуда выскочил тот черножепый негр и бандит Сэмми. Я молниеносно, направил на него пистолет и спустил спусковой крючок, не спросив ни его фамилии, ни должности, ни звания.
Раздался громкий в коридоре оглушающий выстрел. И пуля вынесла сорокалетнему чернокожему морскому котику и бандиту Сэмми его все мозги, разбросав их по противоположной стене коридора до самой другой открывающейся в ту минут двери второй каюты. Я направил и туда свой трофейный 9мм Глог и спустил курок. И тот, кто хотел выскочить из каюты, улетел обратно с простреленной грудью. Я даже лица его не успел рассмотреть. По-моему был косоглазый, толи японец, толи кореец. Тоже лет больше, думаю сорока. Тоже здоровый, под стать этому Рику Сандерсу, только не высокого роста, но ширококостного телосложения. Возможно, даже тот, который грозился всех перестрелять тут, если спать ему давать не будут.
Следом выскочил на порог еще один бандит, белый, по моложе, лет возможно тридцати с копейками, как и я. Но тоже с такой же загорелой как у меня кожей. Я направил и на него ствол пистолета и нажал на курок. Пуля влетела тому прямо в левый глаз, и вылетела из головы, врезавшись в стену коридора. Он рухнул на пол, выронив 11мм Heckler & Koch UMP45, так и не успев в мою сторону, хотя бы раз выстрелить.
Я, упав сверху на лежащую подо мной Джейн и закрыв любимую своим телом, сумел еще уложить троих, выскочивших на выстрелы из своих кают. Тоже где-то, лет тридцати или сорока. Двоих белых и еще одного черного. Все были крепкими и сильными. Сразу было видно в прошлом военные. Но застигнутые в расплох, ничего не сумевшие сделать. Как только схлопотать по пуле, а то и по две зараз от моего трофейного пистолета.
Я поднял мою снова на руки, облитую уже с ног до головы кровью нашего общего врага любимую и обессиленную тяжкими побоями Джейн. Напуганную, и, почти без чувств, скользящую голыми черненькими загорелыми девичьими ступнями своих ножек по кишкам капрала Рика Сандерса, что лежал у ее ног уже мертвым.
— Любимый! Володенька! — она запричитала мне – Идем быстрей отсюда! Быстрей, любимый!
Джейн была в кошмарном очередном ужасе.
Я поднял ее опять на свои руки, прижав к себе. И, снова шлепая босыми ногами по разлившейся в коридоре между жилыми каютами горячей крови врагов, подскочил к железной выходящей наверх на палубу лестнице.
Я был весь в крови. Весь мой синий с черными вставками акваланга подводный костюм был перемаран алой свежей пролитой здесь бандитской гангстерской кровью. Словно вымазанный пролитой на меня красной краской. Помню к ноге, прилепился обрезанный или отованный кусок этих кишков Рика Сандерса, что волочились за моей левой ногой.
Я вспомнил о времени и о взрывчатке. И, прижав на руках свою измученную пытками, ослабевшую любимую, посмотрел на левую руку, и подводные часы.
Время было уже двадцать минут. И оставалось совсем ничего до взрыва СI-4.
— Черт! – произнес я, громко и уже в панике — Черт! Времени, совсем уже практически в обрез!
Я, выскочил на лестницу и чуть ли не бегом влетел по ней к выходным дверям из трюмного жилого отсека «Черного аиста», неся на руках свою любимую Джейн.
Не на шутку во всю, уже разболелась моя раненая ножом снова правая в бедре отшибленная ботинками этой твари убитой гангстерши Рэйчел Минелли нога.
— Вот, черт! — снова выругался я, подлетая к почти вертикальным ступенькам той лестницы. Когда открылась верхняя с палубы дверь. И я уже не думая, выдернув правую руку из-под полненьких ножек моей любимой, выстрелил, почти не глядя, в того, кто открыл на верху иллюминаторной палубной надстройки, ту ведущую на эту трюмную лестницу дверь.
Раздался громкий вопль и крик.
Я выстрелил и в другого, который был за ним, пропуская падающее вниз с лестницы потерявшее равновесие мужское подстреленное тело. Отскочив в сторону к одной из стенок переборки вместе с моей на руках Джейн. Один упал навзничь и отлетел к правому борту качающейся черной на бурлящих штормовых волнах черной яхты и вывалился за ее тот борт прямо в сами штормовые бурные черные волны. Второй, улетел мимо меня и Джейн вниз в сам трюмный коридор, громко сбрякав по металлическим ступенькам почти вертикальной железной лестницы. Все произошло так быстро, что я и лиц этих двоих не увидел и возраст навскидку даже не определил.
Джейн встала на свои девичьи ножки и смогла сейчас сама двигаться. Это облегчало мне мою задачу. Хоть она и была измучена садистами и бандитами и избита. Но все же смогла передвигаться по качающейся штормовой палубе гангстерской большой яхты.
Джейн пришла в себя. Удивительная женщина! Я был потрясен. Перенести столько на себе побоев. И вдруг найти в себе еще силы, чтобы сбежать отсюда. Я был влюблен не зря в нее. И это была судьба, как и наша с ней любовь. Хоть и печальная роковая, но замечательная любовь и судьба.
Мы бросились вдоль правого борта к корме и к тому натянутому буксировочному тросу, что был прицеплен к нашей пленной «Арабелле».
Оттуда стали стрелять. Там у рулей и пульта управления кораблем под высокими палубными застекленными навесами от дождя. И мы спрятались за бортовую у правого борта большую деревянную моторную спасательную шлюпку. Это были автоматные очереди. И палили из пистолета. То были тот самый, видимо у рулей «Черного аиста» Берк и Рой. Они были пьяными. Причем, сильно пьяными. Ужрались нашей русской водки вперемешку с мексиканской текилой. Взрывная, скажу вам, смесь. Они еле стояли на ногах. А видели тем более вообще никак. Но они были нам преградой к корме черной яхты. Они там и оттуда что-то громко орали на своем языке и палили во все, что видят, буквально не особо целясь.
Пули свистели в воздухе и врезались в деревянный крашенный белый борт спасательной большой шлюпки за которую мы с Джейн нырнули. Толстое дерево шлюпки надежно укрыло нас собой от летящих свистящих в штормовом воздухе пуль.
А я, просто, быстро соображал сейчас, что да как.
Нам надо было бежать к корме, к той резиновой висячей на веревках кормовой лебедке маленькой лодке. К тому же сзади нас открылись вторые двери из еще одного трюмного отсека, под первой длинной и высокой мачтой черной гангстерской яхты, где били еще гангстеры и видимо тот самый их капитан Джей.Ти. Смит. Они услышали всю эту пальбу сквозь громкий и шумный океанский шторм и выскочили наружу. Они были уже вооруженными всем, что у них в руках было. 12мм ружья Remington 870, автоматические винтовки 5,56мм «М-16», и разного калибра пистолеты. Их там было много. Человек, наверное, более десяти, может пятнадцати.
Мы были зажаты уже теперь с двух сторон. И те, что были, там были, куда более трезвыми, чем эти Рой и Берк. И стреляли более точно.
Я выждал удобный момент и рванул вместе с Джейн вдоль правого борта к корме прямо под свист летящих пуль. Ждать было нельзя. С минуты на минуту сработает взрывное устройство на СI-4 и тогда никому уже не сдобровать здесь. Джейн нашла в себе силы и бежала, приседая и глядя на меня, за мной, шлепая своими босыми загорелыми ножками по мокрой скользкой палубе, мелькая мимо, как и я, натянутых длинных тросов и канатов бортовой оснастки «Черного аиста» в направлении там навстречу стреляющим в нас пьяным в матину Рою и Берку. Сквозь шум штормовых волн слышалась громкая ругань и команды и громкие выстрелы, но нам было не до этого.
Не могу до сих пор объяснить, как нам удалось проскочить того Берка и Роя, стоящих там и стреляющих в нас у рулей черной гангстерской яхты. Я помню, влепил одному из них тоже 9мм пулю из своего трофейного Глога. Пробегая мимо. Только не помню куда. Ибо мы с моей девочкой Джейн были уже у той резиновой большой кормовой подвешенной на спусковой лебедке шлюпки. Как раз возле натянутого длинного нейлонового буксировочного стометрового троса, уходящего в темноту штормовой океанской ночи. К буксируемой за «Черным аистом» нашей плененной врагами белоснежной красваице такой же, как и моя Джейн Морган яхте «Арабелле».
Джейн плохо, видела из-за разбитого и опухшего от побоев своего девичьего миленького личика. Левый глаз практически затек в синей гемотоме. Я держал ее за гибкую тонкую как у восточной танцовщицы талию. Она стонала от боли, но упорно держалась на своих полненьких идеальных стройных ногах.
Мы были мокрые уже по уши в океанской бурлящей и летящей через палубу яхты соленой штормовой воде. И наши гидрокостюмы отмылись от крови, как и наши лица.
— Твари поганые! — я выругался громко, снова вслух и по-русски, включая лебедку, забросив в лодку свою спасенную любимую. Подталкивая ее под широкую в красиво облегающем в изорванном легком гидрокостюме женскую задницу. И, прыгнул сам туда же. Уже в спускающуюся с кормы в бушующую штормовыми волнами воду резиновую надувную лодку. Прямо на пути идущей, следом за «Черным аистом» на длинном буксировочном тросу без надлежащего управления «Арабеллы».
Там на верху, где-то на палубе «Черного аиста», сквозь нарастающий дикий шум шторма раздались крики и выстрелы. Сквозь шум свирепого штормового сокрушительного ветра все, сколько есть гангстеров и морских бандитов, выскочили на верхнюю палубу черной гангстерской яхты. Слышались крики команд и ругань. Как видно сейчас уже, выскочили все, кто еще был живым на этой черной большой двухмачтовой гангстерской яхте. И они все искали нас в темноте штормовой ветренной ночи и в черных огромных бурлящих сокрушительной водой волнах океана. Они поняли, что мы уже были там внизу и среди самих волн, угнав резиновую кормовую моторную лодку. Ее нейлоновые веревки от кормовой лебедки просто болтались у самой воды. Кто-то из бандитов схватился за натянутый буксировочный трос, проверяя его натянутость. Убедившись, что наша яхта все еще на привязи. Возможно это был сам капитан, тот самый Джей.Ти.Смит.
Резиновая надувная лодка просто полетела на волнах, прямо к носу нашей яхты. Было некогда даже думать, когда, мы, прижавшись телами, друг к другу, даже не договариваясь, просто сами по себе, стремительно, выпрыгнули из нее. В тот момент, когда, она, ударившись о нос «Арабеллы», просто лопнула и развалилась по швам, утопая в штормовой воде. И с шипение воздуха и пузырями, ушла под днище нашей яхты. Я тут же схватился за болтающиеся на волнах мокрые кливера и болтающиеся нейлоновые с них веревки. Я подхватил свою возлюбленную и слабую еле живую избитую нашими врагами Джейн, вытаскивая и выталкивая ее через себя на ныряющую в волну верхнюю палубу и сам нос яхты.
Это был смертельный риск. Но выхода у нас не было никакого. Да и забраться на яхту сейчас можно было только здесь. Нос яхты под весом намокших свисающих и спущенных до самой воды треугольных кливеров кренил яхту носом в саму волну. И та ныряла постоянно носом в воду. Свисали до воды и прочные натяжные ослабленные тросы и канаты парусной носовой оснастки.
Вцепившись в в них своими руками, нас швыряло и било о корпус самой ныряющей в штормовую холодную волну «Арабеллы». А мы, вцепившись в ее спущенные в воду паруса и все эти веревки, лишь могли делать то, что могли вот так держаться, что силы в воде и волнах бушующего штормового океана. Пытаясь забраться экстренно на ее борт и отползти как можно дальше по ее палубе.
Джейн, вцепившись в меня, старалась забраться на плечи, подтягиваясь и цепляясь за сорванную и болтающуюся парусную все носовую оснастку нашей яхты. Она сделала попытку ухватиться за носовые оградительные леера бортового ограждения. И ей это все же удалось. А я в свою очередь как мог, подсаживал ее. Сам, находясь в воде, порой няря в нее прямо с головой. Риску. Нырнуть под днище нашей идущей в штормовых волнах яхты.
Я стал, подтягиваясь и цепляясь за длинные нейлоновые тросы кливеров, толкая Джейн впереди себя. И посадив мою девочку себе буквально на плечи.
Скажу, это была еще та водная акробатика, если учесть нарастающий с каждой минутой шторм и бурлящую водную желающую нас проглотить стихию.
Я, толкая, буквально собой Джейн вверх своими плечами в кругленькую ягодицами широкую женскую попку. Сам, подтягиваясь и держась за мокрые в воде нейлоновые оборванные тросы и плавающие мокрые свисающие носовые кливера «Арабеллы».
Джейн кумудрилась даже встать своим ножками мне на плечи и подтянуться на леерах бортового ограждения.
Все это время из темноты со стороны «Черного аиста» раздавались громкие перекрывающие шум шторма выстрелы.
Джейн уже практически выбралась на «Арабеллу», когда летящая по ночному воздуху со стороны гангстерской яхты 5,56мм пуля от винтовки «М-16» вонзилась ей в девичью гибкую молодую двадцатидевятилетней моей любовницы и красавицы спину.
Джейн громко вскрикнула, и прижалась к носу и бортовым ограждениям «Арабеллы». Она не отпрянула назад и не отпустила свои девичьи руки от боли пронзившей все ее дернувшееся девичье тело.
— Джейн! – Я крикнул ей, видя случившееся и понимая, что в нее попали – Джейн, любимая! Выбирайся на палубу, Джейн!
Из ее спины, ударила длинная алая летящая на меня горячая струйка крови. Из глубокого под левой лопаткой в женской ее спине и в легком костюме акваланга отверстия. Затем попала еще одна. И моя раненая девочка, мулаточка и любимая гибко выгнулась, запрокидываясь назад от пронзившей еще раз все ее женское молодое гибкое тело боли. Но снова удержалась своим руками за боровые оградительные леера носа нашей ныряющей в волну яхты.
Какая-то тварь там и оттуда все же смогла пристреляться к нам. Еще пара 5,56мм пуль, вонзились в белоснежный борт возле красивой бортовой надписи «Arabella», и нос ныряющей в волну яхты. Они, попали, буквально у моей русоволосой выгоревшей на солнце коротко стирженной головы. Отщепив большие куски самой белой толстой деревянной с пластиком обшивки. Если бы чуть правее, то мои мозги бы были сейчас, как раз размазаны по всему носу нашей яхты. Меня поцарапало отлевшими рядом от борта мелкими острыми щепками обшивки. Прямо в само лицо. Рассекло правую и порезало небритую мужскую щеку. Но не глубоко.
Джейн могла отцепиться, и упасть и тогда океан просто проглотил бы ее уже смертельно раненое женское молодое двадцатидевятилетнее красивое любимой тело. Но тогда и мне бы не зачем было уже существовать и жить. И она понимала это. И нашла в себе силы выбраться на палубу яхты, буквально проползти на своем практически голом девичьем животе в распахнутом с порванным замком подводном женском гидрокостюме под носовыми леерными звенящими громко ограждениями на саму скользкую от воды деревянную палубу.
Джейн могла бросить меня и оставить в воде сейчас, но не могла этого сделать. Она любила меня. Я теперь был ее единственным живым родным человеком после гибели ее брата Дэниела.
Джейн не желала меня бросать в таком рискованном и безнадежном положении. Она развернулась лицом ко мне. Затем, на совершенно голом своем женском загорелом животе и полненькой избитой врагами и мучителями груди. Джейн по сколькой и мокрой от соленой воды палубе. Подползла к самом краю ныряющего носа в штормовую волну нашей «Арабеллы». К самому краю огражденного леерами борта нашей ныряющей в волны со всей носовой оснасткой и парусами яхты. Рискую обратно вывалиться при такой качке за борт.
— Нет, не надо, Джейн! — я кричал ей, перекрикивая шум оглушающих нас обоих волн — Любимая! Ползи назад к мачте и надстройке — Подальше отсюда! Джейн! Уползай! Оставь меня здесь! Я сам выберусь! Не надо, Джейн! Любимая!
Но она этого не сделала. И хотя она, моя голубка была тяжело ранена, но развернувшись ко мне лицом, подала мне свои обе обнаженные в ссадинах и порезах девичьи в безрукавом своем женском легком изорванном гидрокостюме руки, зацепивщись там за что-то своими изящными полненькими женскими ножками. Обхватив ими там что-то с последней своей силой. Похоже, бортовое само ограждение «Арабеллы». И я ухватился за ее мокрые в соленой воде те девичьи любимой моей протянутые в помощи руки. Джейн, вцепилась своими тонкими женскими пальцами в мои пальцы и руки, она потащила их на себя, а я сумел быстро дотянуться до леерного бортового ограждения, когда очередная пуля из «М-16» пронзила мне левую ногу. Но я вылез на нос «Арабеллы». И упал на свою Джейн сверху. Накрывая ее тело собой. Над моей головой просвистело еще со стороны черной яхты и выстрелов неколько очередных пуль.
— Вот черт! – я произнес, помню громко – Теперь еще и левая.
Я простнал от парализовавшей ногу в левом бедре боли. Пуля пролетела навылет и порвалпа лишь мягкие ткани ноги, но кровь просто хлынула из самой раны на залитую штормовой водой палубу.
Я лежал на Джейн, прикрывая мою тяжело раненную любовницу и красавицу всем своим телом, удерживая, таким образом, на качаюшейся из стороны в сторону самой деревянной лакированной палубе нашей яхты. Летящая штормовая холодная вода, буквально перелетала через нас всей своей массой.
Джейн скрючилась от боли подо мной и замерла недвижимой. Возможно, теряя опять свое от тяжелых сейчас пулевых ранений сознание. Я сполз с нее. Затем, обхватил ее тело в легком изордранном подводном прорезиненном костюме обеими руками и подтащил к себе. Прижав к своей груди узкую женскую девичью спину моей красавицы и любовницы.
Над палубой летели пули. Они то и дело, попадали в белоснежный хорошо видимый в темноте штормовой ночи корпус «Арабеллы».
Я не стал долго ждать. И пополз по палубе, утаскивая мою потерявшую от ранений свое сознание девочку красавицу подальше к самой корме. Где свисал полуспущенный к правому борту яхты мокрые из белой парусины большие главные яхты паруса. С большой и высокой гудящей от напряжения и удара волн о корпус яхты гремящей всем своим металлическим снаряжением мачты. С торчащей в черное штормовое небо длинной антенной, которая должна будет посылать в атоматическом режиме сигналы о бедствии SOS! Из своего компьютерного закрытого за винным шкафом отсека. А мы сейчас отползали туда, где нас уже не могли достать пули, летящие в нас с «Черного аиста».
Мы остановились у правого борта, и я вцепился левой рукой в бортовое леерное ограждение, держа обмякшее и бессознательное тело перед собой любимой.
Я не знал, жива ли Джейн или уже нет. Я был в паническом теперь ужасе.
Неожиданно ахнув, громко Джейн надсадно болезненно страдальчески тяжело и громко простонала. Это был ее, какой-то сдавленный изнутри вкрик. Джейн пришла в себя и очнулась. Судорожно от жуткой боли, выгнувшись в гибкой своей девичьей спине и взметнув вверх в полосатом забрызанном кровью купальника лифчике девичьей полненькой загорелой грудью. Встрепенувшись кругленьким голым с пупком в ровном плотном загаре животом. В разорванном спереди без замка, распахнутом до ее полосатых купальника узких плавок легком, безрукавом подводном женском костюме. Сползая к лерному ограждению и рядом со мной с моего лежащего на палубе мужского тела. Она забилась конвульсивно от судорог, и я думал это конец. Но я ошибался. Джейн была жива и сопротивлялась своей смерти. Она вцепилась в леерное бортовое ограждение правого борта обеими руками и прижалась к нему, а я к ней. А я удерживал ее, обхватив правой рукой за пояс и женскую гибкую тонкую как у русалки или восточной танцовщицы талию.
Громко стеная от боли, Джейн дернулась и взбрыкнула вытянутыми своим женскими полненькими ногами, вытягивая свои с черными загорелыми пальчиками ножек стопы. Это были болезенные мышечные судороги раненного моей красавицы измученного палачами и садистами истерзанного тела. Джейн сопротивляясь этой боли, пришла в себя. И, отпустившись от лееров ошраждения, со стоном, повернулась ко мне, прижимаясь к моей в акваланге гидрокосюме мужской русского моряка груди. Истекая своей кровью и в мучениях, Джейн прижалась ко мне всем своим женским молодым телом. Прижалась своей девиьей растрепанной с мокрыми вьющимися длинными и черными волосами головой к моей, уронив ее на левое мое мужское плечо. Она обхватила меня обеими своими голыми истерзанными в синяках в ровном плотном загаре женскими руками и левой своей полненькой ногой мою левую тоже ногу, произнесла мне тихо и еле слышно – Любимый.
Джейн посмотрев на меня, закрыла свои черные как этот штормовой бушующий холодной водой океан глаза и замерла со мной лежа у правого качающегося борта «Арабеллы».
Она была тяжело ранена, но жива.
Джейн снова открыла свои глаза и помотрела на меня и в мои глаза своим черными, как этот штормовой океан красивыми измученными страданиями глазами. Я обхватил ее правой рукой за спину, ощущая, как по руке и по моим пальцам течет ее из двух стреляных пулевых ран теплая живая кровь.
— Любимый – она произнесла еще раз мне и поцеловала меня в мои губы своими, избитыми мужскими кулаками полненькими замерзшими, как и все ее Джейн, тело девичьими любовницы моей губами. Я поцелвоал ее, нежно, как только еще мог сейчас это помню сделать. Насколько в такой критической патовой обстановке был способен поцеловать свою возлюбленную молодую, лет двадцатидевяти женщину.
— Ты не умрешь, любимый — она мне произнесла – Ты будешь жить.
А я ей, и перебивая ее в ответ – Ты ранена, Джейн.
— Молчи – она произнесла мне, помню – Ни говори ничего. Молчи.
Как тогда в последнюю ночь нашей любви. Она повторила это.
Джейн закрыла опять свои измученные болью и страдаинями черные как у цыганки Рады глаза. Она повернула свою избитую садистами и палачами облепленную черными вьющимися, словно морские змеи колечками длинными волосами девичью голову. Оторвав ее от моей груди в направлении двухмачтовой там впереди летящей по волнам огромной черной гангстерской яхты. За которой, ныряя всем своим белоснежным красивым в обводах корпусом в набегающую огромную океанскую штормовую волну. Неслась к своей конечной роковой смертельной точке наша яхта с бортовым названием «Arabella».
***
Джейн ранили. В спину. Я не знал еще как? Насколько серьезно?
Джейн, вдруг пришла в себя, громко простонав, и вцепилась в меня. Судорожно и болезненно. Своими девичьими обеих рук пальчиками. Она открыла свои красивые глаза на избитом своем, отекшем от зверских побоев смуглом, но все еще красивом брюнетки мулатки девичьем личике.
Джейн подняла свою черноволосую вверх растрепанную мокрую от воды девичью голову и посмотрела в направлении «Черного аиста», что по-прежнему еще несся в штормовых волнах океана. К своему гибельному со всем своим экипажем морских гангстеров и убийц концу.
Время подрыва уже давно все вышло. Я немог посмотерть на свои часы, так как держался крепок левой рукой за бортовое леерное ограждение и боялся его отпустить. Но уже должно было все сработать.
Джейн посмотерла на меня.
Превозмогая боль, произнесла мне – Я ранена, любимый.
— Я это вижу, любимая — помню, произнес ей я, прижимая ее к себе.
— Смертельно ранена — произнесла она мне — Пуля под моим сейчас сердцем.
— Я умру, любимый – она произнесла мне – Возможно не скоро, но умру.
— Нет! Не пугай меня, девочка моя! Не надо о смерти, Джейн! – я прокричал ей, прекрасно все, понимая, все, что могло случиться, ощущая ее текущую по моей правой руке и пальцам на девичтей спине теплую моей любимой кровь.
Раздался оглушительный в это время взрыв впереди нас. И штормовое затянутое холодным дождем и брызгами черное непроглядное небо озарилось ярким пламенем.
Мы оба подняли с палубы свои мокрые от соленой летящей штормовой воды головы. Мы оба повернули их в направления иощного и сильного взрыва.
«BLAK STORK» взорвался. Сработал детонатор на СI-4. И пластиковая взрывчатка сделала свое губительное и разрушительное смертельное дело.
Столб огня и дыма вырвался сквозь развороченную ее, вывернутую вверх лакированными досками из красного дерева палубу, где-то посередине судна, вынося прямо в небо, всю длинную иллюминаторную надстройку. И все каюты с второй самой длинной с еще так и не убранными парусами мачтой.
Полетели круглые во все стороны разбитые мощным взрывом оконные иллюминаторы и куски второй внутренней палубы. В черное грозовое небо вместе с огнем и взрывом полетели из пластика большие с чем-то, толи с водолазным оборудованием, толи еще с чем-то из снаряжения яхты ящики. Прямо вверх. И разлетаясь там тоже в куски и щепки. К ним присоединились летящие с горючим канисты и бочки. Что стали взрываться в самом черном штормовом воздухе яркими всполохами пламени и искр. Разлетающиеся по сторонам горящее топливо над взовавшейся черной яхтой накрыло падающим ярким все пожирающим пламенем.
Отвлекшись на смертельно раненную свою любимую красавицу Джейн Морган, я даже забыл про взрывчатку, заложенную мной на этой гангстерской яхте. Неожиданный, причем запоздалый взрыв, напугал меня, как и саму лежащую со мной и прижавшуюся ко мне мою раненую Джейн.
Это мощный взрыв оглоушил меня и Джейн. За ним раздался второй, такой же мощный, который разорвал впереди, идущую перед нашей «Арабеллой» большую черную яхту пополам. Выворачивая ударной взрывной волной ее в стороны черные, обтекаемые из дерева и легкого черного прочного металлопластика борта. Выбросив вверх первую с парусами, канатами и всей оснасткой носовую мачту. С клочками разорванных и горящих парусиновых белых и уже сложенных, и упакованных в брезент вахтенной командой парусов в воздух. И встречный ураганный нарастающий ветер их сбросил сверху прямо на нас. Накрыв «Арабеллу» горящими лохмотьями жженого брезента, парусины и обломками уже быстро тонущей в черных высоких штормовых волнах впереди идущей гангстерской яхты.
Обломки долетели до нас и стали падать вокруг нашей ныряющей в штормовую ледяную волну яхты.
«Арабелла», чуть не вспыхнула от падения горящих парусов и обломков с «Черного аиста», что накрыл ее всю сверху. Благо, моросящий океанской водой сильный ветер быстро потушил горящие лохмотья падающих на нас сверху больших сорванных взрывом с мачт парусов погибшей черной гангстерской яхты.
Это взорвались в довесок, видимо в трюме основное горючее в самих баках и в двигательном отсеке и целый склад самих боеприпасов на борту гангстерской большой черной яхты. Следом за взрывами пришла большая волна, и яхту взметнуло носом вверх. Нас обоих подбросило и швырнуло водой вдоль самой палубы, забрасывая ногами и разворачивая в воздухе. Отбрасывая к самой палубной жилой надстройке под самую высокую мачту нашего судна. Я чуть не вывихнул себе левую руку. Меня просто швырнуло, как какого-нибудь маленького легкого котенка вверх вместе с Джейн и чуть не перекинуло через ботовые леера ограждения.
Если бы и Джейн вцепившись обеими руками снова в леерное ограждение, как и я не сгладила этот сильный рывок, приняв все это еще и на себя. Но все же отпустились оба. И полетели по скользкой палубе вверх к самой корме, ударяясь обо все, что было ейчас на палубе и каталось вдоль и поперек по ней.
Яхту стало вместе с нами мотать из стороны в сторону. А мы хватились за все, что только было возможно, рискуя оказаться за бортом «Арабеллы». Но я не выпускал из воих рук мою любимую Джейн Морган.
Наша «Арабелла», летя на буксире и на огромной штормовой волне, просто залетела в кучу обломков, чуть не врезавшись в тонущую и торчащую вертикально, уходящую под воду корму «BLAK STORK».
Кормовой длинный буксировочный трос оборвался, но успел подтянуть к себе наше куда более мелкое суденышко. Яхта, уткнувшись своим килем и носом, в плавающие и горящие в волнах обломки, просто остановилась на одном месте. Теряя свои намокшие в воде кливера, которые намотанные на буксировочный трос и вместе в леерным ограждением и частью носа, последовали вслед на океанское дно вместе с кормой гангстерской яхты. «Арабелла» напугав нас обоих, даже задрала свою корму, но оборвалась с буксировочной пленной привязи. Осталась плавать среди обломков «Черного аиста».
Эти оборванные нашей поврежденной яхты носовые большие треугольные кливера. Мокрые от океанской воды с обломком кормовых крепежей «Черного аиста» с куском носа нашего судна и с грохотом ударяясь под днищем «Арабеллы», вылетели с глубины, где-то сзади ее. Мелькая в штормовых бушующих волнах. Они оторвались от тонущей кормы «Черного аиста», но с опазданием нанеся болезненное роковое повреждеине «Арабелле».
Наша «Арабелла», со спущенным и лежащим слева на палубе большим мокрым главным парусом, увлекаемая штормовыми волнами, буквально проплыла сквозь горящий хаос воды и огня. По головам тонущих морских гангстеров и мертвых плавающих убитых тел. Возможно, некоторых еще даже живых, но оглоушенных мощным сокрушительным взрывом. И понеслась дальше, самостоятельно крутя то вправо, то влево, своим штурвалом по океанским штормовым волнам, потеряв часть носа и все свои кливера. Что болтались за кормой ее и постоянно теперь разворачивали наше искалеченное одномачтовое судно боком к штормовой холодной океанской черной волне.
01: 40 минут. Это было точное время. По установленному мною взрывателю СI-4. Но взрыв все же несколько запоздал. Почему-то. Но это волшебное и чудесное отставание во времени отсрочило и нашу гибель.

***
Нас уносило в штормовой Тихий огромный океан. Непрекращающися кошмарный жуткий шторм и мы были посреди него. Наша яхта «Арабелла», я и моя любимая Джейн. Среди этой кошмарной жуткой штормовой стихии мы были совершенно одни. Без надежды на какую-либо вообще со стороны помощь.
Яхту поднимало на волнах, и швыряло в океанскую бездну. Увлекаемая штормовыми бушующими черными холодными волнами, она неслась по ним тоже к конечной своей последней цели. Унося и нас, туда же к окончательной безвестной гибели двоих друг в друга безумно влюбленных, погибающих от пулевых ранений, и истекающих своей же кровью. Без возможности спастись и хоть, что-то вообще предпринять во имя своего спасения и сделать.
Любимая моя раненая Джейн, вдруг затихла. Прижавшись ко мне и обняв меня. Джейн закрыла свои, закатив под верхние веки черные как у цыганки Рады двадцатидевятилетней латиноамериканки мулатки брюнетки глаза, просто затихла. А я правой рукой и раскрытой ладонью запрыл ей две рядом расположенные по снайперски уложенные в цель на спине глубокие пулевые раны.
Но нужно было что-то теперь делать. Спасать мою девочку Джейн Морган. Надо было для начала первязать ее и обработать ее раны. И сейчас это было делом крайне сложным. С учетом и моего в левую ногу ранения и ощущения уже собственной от потери крови слабости. Все ьбинты и лекарства были внутри корпуса ныряющей в штормовую волну «Арабеллы». Там внизу в трюмном жилом отсеке и в каюте самой моей любимой и смертельно раненой Джейн.
Еще нужно было взять управление яхтой на себя, но это было практически невозможно. Мы оба были ранены. Джейн умирала, и надо было что-то предпринять. Мы могли пойти тоже ко дну, если не перехватить сам крутящийся по сторонам штурвал яхты и попытаться ее выровнять вверх задранной кормой к волне. Искалеченный нос яхты ныярл глубоко в штормовую волну. И наверняка вода заливалась внутрь за саму обшивку искалеченного корпуса яхты. Но носовые уцелевшие переборки спасали ее пока от затопления. Боком было тоже нельзя. Могло перевернуть. Только корма. Но нужно было к штурвалу. А потом, нужно было вниз. Постараться найти ту брошенную внизу на постели Джейн среди разбросанных вещей с бинтами аптечку. И с мазями и лекарствами ее родной матери Стефании Морган баночку и тот чудесный флакончик. Больше мне не на что было уже рассчитывать. Я даже не обращал сейчас внимания на простреленную кровоточащую свою левую ногу. Да и правая не переставая, сейчас снова болела. Я сам был ранен, и мне тоже требовалась перевязка. Из-за всего этого я сильно слабел и даже не знаю смог бы подняться на ноги, да еще в такую штормовую погоду.
Я, решил попробовать. Оставив лежать на палубе мою смертельно раненую Джейн, попытался встать на ноги, но помню, отлетел из-за резкого поворота к бортовым леерам ограждения «Арабеллы» при очередном ударе волн. И упал, снова на палубу. И уже боясь, вообще вылететь за борт, на коленях пополз, хватаясь за все, за что можно было схватиться на палубе яхты руками. Цепляясь за все судорожно мокрыми от холодной штормовой воды немеющими замерзающими пальцами, разбрызгивая текущую с простреленного бедра левой ноги кровь, обратно быстро подполз к моей красавице Джейн. По текущей по палубе с водой ее крови.
— Ничего, любимая не выйдет – произнес я Джейн.
Джейн истекала своей кровью, и я не мог ей ничем помочь, потому что сам был чуть живой, хоть и всему сопротивлялся, как мог.
Но, я еще решил пробраться в каютный заливаемый волнами трюм «Арабеллы» и найти то, что искал. Ту аптечку и бинты.
Моя девочка и любимая истекала кровью и умирала. Но я боялся ее здесь одну оставить. Ее просто бы смыло за борт, и унесло в океан. Который был уже почти рядом с нами. Яхта тонула. Ее захлестывало набегающими сильными волнами. И швыряло как просто легкую древесную одинокую среди этих чудовищных штормовых волн щепку.
Я, вскрыв пожарный один из ящиков и достав оттуда топор. Оборвал им тонкий нейлоновый канат, металлических мачтовых креплений, и перевязал себе левую ногу, снизив кровопотерю. Затем той же веревкой обвязал Джейн, привязав ее за гибкую тела талию к борту «Арабеллы», чтобы ее в мое отсутствие не унесло в сам океан, смыв с палубы.
Я поцеловал ее. Обвязался сам длинным веревочным фалом и пополз на коленях, падая и ударяясь о скользкую деревянную палубу к входу в каютный трюмный коридор. Я отворил вход и сами обе двери.
И заглянул внутрь. Там было полно уже забортной воды. Яхта реально тонула. У «Арабеллы» была отована часть носа и вода постепенно, хоть и не очень быстро, но упорно внутрь заливалась яхты. Она также заливалась через иллюминаторы, что были не закрыты и вообще сейчас все распахнулись настежь.
Это была моя вина. Я так спешил на помощь моей любимой Джейн Морган, что не позаботился о закрытии их. Как и эти чертовы морские гангстеры, тот Рой и Берк, что были последними на «Арабелле». Хоть я и закрыл окна иллюминаторы, но это не меняло своего рокового катастролфического теперь положения.
— Вот черт! – помню, я произнес вслух – Вот я дурак!
Я первым делом бросился их закрывать по всем здесь разгромленным бандитами каютам.
Тут плавали все наши вещи. Мои, Дэниела и моей красавицы любимой Джейн Морган. Они плавали даже в узком длинном самом проходе, выплывая при качке яхты из самих жилых кают. Стены были обрызганы кровью и в пулевых отверстиях. Это так моя Джейн Морган сопротивлялась своим врагам, защищая себя и меня. Тут она пристрелила насмерть двоих морских гангстеров.
Я бросился в Джейн личную ее каюту и схватил лежащюю и чудом сохранившуюся до сих пор апчеку на ее постели, мокрой от воды шелковыми белоснежными простынями, перемаранными моей с правой ноги кровью. Тут же до сих пор лежало Джейн ее черное то вечернее длинное с разрезами по бокам платье. Тут его никто с того момента пиратского грабежа не тронул. Оно было тоже мокрым. Я его как и саму мою девочку Джейн Морган до сих пор помню и это все так и запечаталось в моей памяти с того момента.
Разбросаными плавали в воде, попадав с постели открытыми чемоданы. Под ногами плавали музыкальные Джейн кассеты. И тут же где-то под водой должен был лежать, где-то ее разбитый магнитофон. Но не это меня интересовало, а те самые мази и лекарства моей раненой и умирающей от пулевых ранений мулатки двадцатидевятилетней любовницы и девочки. Перешарив все тут, я все же их нашел. Они были в целости и сохранности. Затем, ломанулся в каюту Дэиниела. Там я нашел лежащую на постели и медицинскую аптечку и бинты. И я выдвинулся в обратном направлении наверх палубы. Как можно скорее оказаться с моей любимой и сделать хоть что-то, чтобы спасти мою двадцатидевятилетнюю любовницу латиноамериканочку.
Я вылез на мокрую заливаемую волнами палубу и пополз обратно у Джейн на коленях. Болели обе ноги, но я полз к ней, своей любимой. Я проделал этот сложный при бортовой такой качке путь обратно. Все было просто как-то машинально и на ощупь.
Я подполз пратически ползком к ней, и она обняла меня оебими своими захолодеми мокрыми в ровном плотном загаре израненными в порезах и ссадинах руками.
Можно сказать, что Джейн была полностью раздета. Это т ее гидрокостюм без рукавов и в, довесок, изорванный и распахнутый настежь, не спасал ее от штормовой холодной воды и самого ночного холода.
У меня тоже мой синий прорезиненный подводный гидрокостюм был поярдосно уже изорван о выщебленную водой и изломанную штормом палубу. Но в отличие от костюма моей Джейн он был толше, и застегнут целиком до самого горла. И я спшил обратно как мог на моих коленях, чтобы успеть, хоть как-то перевязать любимую и прижать ее полуголое девичье истерзанное мучителями врагами тело, к себе согревая собой.
— Любимый – она произнесла мне, еле слышно, цепляясь своими голыми замерзшими и оледенелыми дервенеющими девичьими тонкими черненькими пальчиками за ботовое ограждение правого борта яхты – Не нужно ничего уже. Все заканчивается.
— Что заканчивается?! Ничего еще не заканчивается! Ничего! — я произнес ей, громко и обнадеживающе, хотя сам понимал, что дело конченное. И нам приходит обоим сейчас конец. Если к нам в ближайшее время не придет помощь то…
И я был готов к такой уже развязке. Но не желал пока еще умирать. Я должен был еще хоть как-то бороться. Я хотел еще пожить хоть немного. И хотел, чтобы со мной жила еще и Джейн. Не знаю, что это было тогда во мне. Отчаяние или отвага. Жажда спасения своей любимой и спасения самого себя.
Не знаю. Но я осторожно, обнял свою любимую снова правой рукой за ее гибкую как у русалки талию. И прижал к себе. Сняв ее с верха тела тот изорванный гидрокостюм, стал делать перевязку. Скажу, плохо получалось и доставляло милой моей жуткую боль и страдания. Но по-другому бы и не вышло из-за этой кошмарной штормовой качки. Когда яхту ныряя в штомовую огромную волну тебя и любимую просто готова, сорвать с палубы и унести в океан. Благо я обвязался вместе с Дежйн гнелоновой металлизирвоанной от каната веревкой и привязался к леерному бортвому ограждению. Иначе ничего бы вообще не вышло.
К этому времени моя девочка и крошка Джейн Морган потеряла много уже крови, но жила. Каким-то, наверное, Неебесным Чудом. Я не знаю. Но еще сопротивлялась всему и шторму и боли и смерти.
Я, одел ее обратно в разорванный этот безрукавый легкий гидрокостюм ибо больше было одеть сейчас не во что. Все вокруг было в воде и там, в трюме все уже Джейн, да и любые вообще тряпки и вещи. Я сам себе тоже перевязал свою раненую пулей ногу. И прижал мою умирающую и истекающую кровью Джейн к своей груди. Прижавшись к левой еще теплой нежной отекшей от побоев смуглой щеке любимой моей своей заросшей щетиной правой щекой и нашептывая ей ласковые бодрящие слова, то на английском, то на русском языках. Я отвязался от бортовых оградительных лееров и буквально лежа, отползал от постепенно тонущего в волнах носа нашей яхты «Арабеллы», таща Джейн волоком по палубе за собой.
Я и сейчас даже помню, смываемый холодной океанской водой тот длинный широкий след нашей с Джейн, смешавшейся на палубе крови. Цвет не помню. Было темно. Но вот ту полосу, текущую из-под нас двоих запомнил навсегда. Это и была наша кровь. С ней уходила постепенно и наша жизнь, которая, почему-то еще теплилась тогда в нас двоих.
Я был в отчаянии. Хоть и старался бороться с этим.
Джейн все же умирала, буквально с каждой минутой. Я был тоже уже почти без сил, но еще боролся, хоть тоже потерял много своей крови.
Я все отползал от набегающей на палубу воды все дальше и дальше, оттаскивая вместе с собой и свою любимую. Она еще сопротивлялась своей смерти, как и я. Она хотела жить. Хотела любить и того же желал и я. Все не должно было вот так здесь фатально завершиться и закончиться для нас двоих.
Она практически уже не двигалась, лежа на палубе. Лишь, иногда отталкивалась, тоже ногами, босыми черненькими загоревшими с маленьким красивыми заледеневшими от холодной штормовой воды пальчиками ступнями и молчала. Она не произнесла, тогда ни звука. Безвольно свесив на свою полненькую загорелую до черноты девичью грудь в распахнутом изорванном безрукавом гидрокостюме своего легкого женского акваланга растрепанную черными, свившимися колечками длинными мокрыми перепутанными волосами девичью двадцатидевятилетней латиноамериканки южанки голову. Жестоко избитую тяжелыми и здоровенными мужскими кулаками садиста Рика Сандерса. Одно меня радовало, что я покончил с этими всеми тварями из бандитский ВМС США. Я русский в прошлом военный моряк и офицер подводного флота СССР. Я любил американку и считал своим можно так даже сказать чуть ли теперь не родным братом американца. Удивительно, да! Но так было. И спасал мою любимую красавицу Джейн Морган вопреки всяким там различиям по расовому признаку. Или какой-либо вражде между народами и государствами. Мне было совершенно на все это тогда плевать. Русский это не Американец и не Англичанин. Русский это мир и защита слабого и беззащитного. И я тому был тогда ярким доказательством. Только все было не так, как я тогда хотел. Все решал не я уже сам, а сама природа и штормовая стихия. Все решал за нас двоих сам Тихий океан.

***
Дело было плохо. Моя Джейн была смертельно ранена. Я был ранен тоже. За нами по мокрой от воды из красного дерева палубе растекалась наша слившаяся, словно в жарком едином поцелуе кровь. Кровь двух любящих сердец. Кровь текла, прямо из-под нас, отползающих от носа ныряющей в волну «Арабеллы». Первязка плохо помогала и кровь снвоа сочилась из-под намотанных на скорую руку бинтов.
Джейн сказала мне, что ранена практически в сердце. Но была еще странным образом жива. Она сказала мне, что жизнь ей еще дает сама ко мне любовь и щабота обо мне. Я был порясен. Я и не до конца тогда всего осознавал, выходит еще. Насколько моя любовь любит меня. Да вообще больше любил сам секс, чем любовь. О духовной любви почти и не думал, лишь как бы скорее трахнуться и все. Женщины меня поймут. Такова роль мужчины. Но я все стал понимать, насколько я был сейчас неправ по о тношению к любви моей Джейн. К тому же желающей стать матерью и уже беременной от меня.
— Джейн — я произнес любимой, прильнув немеющими уже ледяными от штормового холода губами к ее с золотой сережкой левому уху — Джейн Слышишь меня, любимая — я ей прошептал еле слышно — Не умирай, Джейн. Не покидай меня. Нет. Не здесь, Джейн. Только не здесь. Моя ты, любимая девочка. Не умирай, прошу тебя. Вспомни нашу любовь и нас двоих. Нашу постель и наше тепло. Джейн, молю тебя не уходи — я молил ее как сумасшедший. Я ревел как ребенок и причитал о любимой. Когда она снова затихла и закрыла свои умопомрачительные по красоте под черными бровями латинки панамки черные девичьи глаза.
— Джейн, Джейн. Не надо, Джейн — я как умолишенный повторял ей, напевая в ее правое у моих оледенелых еле шевелящихся губ с золоченой круглой сережкой ушко — Не оставляй меня, любимая. Не оставляя одного здесь в этом океане.
Джейн, вдруг ожила и вцепилась в бортовые леера ограждения правого борта нашей яхты обеими руками. Она, сжимая яростно и сильно на голых загоревших, почти черных мокрых и холодных от океанской штормовой воды руках свои пальчики. И, приподнявшись, сначала посмотрела, молча на меня, как-то жутко и таким взором своих практически черных, карих как у цыганки глаз. И, потом уставилась в сам бушующий Тихий океан.
— Мои сестры – она произнесла – Мои сестры. Ты видишь их, любимый мой. Мои сестры. Я вижу их. Своих сестер. Они придут сюда. Придут из океана. За мной, любимый мой. Они разлучат нас. Они нашли меня, и когда я умру, отнимут тебя у меня. Разлучат нас, с тобой, на совсем.
Джейн отпрянула от леерного правого борта яхты. И кинулась в мои обьятья, заставляя обхватить ее всю и прижать к себе.
Ее те карие и практически черные, как сам этот штормовой бушующий океан были какие-то теперь страшные и безумные. А я прижимал ее к себе, обхватив руками, и не отпускал от себя. Даже решил, если яхта пойдет сейчас на дно, то только с ней с любимой я умру вместе в этих соленых штормовых волнах и уйду на океанское дно. Но не отпущу ее от себя никогда. Даже умирая.
Я снова стал отползать назад все ближе к самой корме яхты. Проползая мимо палубной надстройки и высокой качающейся по сторонам с радиоантенной мачты, со свисающим над нами болтающимся из парусины большим парусом.
Я прехватывал Джейн, то за талию, то за ноги. Перекидывая свою правую мужскую сильную мускулистую руку через широкую женскую с полненькими ягодицами задницу, окаймленную изящными овальными бедрами, обтянутую плотно резиной тонкого гидрокостюма. То просовывал промеж девичьих полненьких ее ляжек в прорезиненном легком облегающем шидрокостюме. Подхватывая то за одну ногу, то за другую в районе ее одетой там, в шелк полосатых тугих узких от купальника плавок промежности и лобка.
Ее легкий для подводного плавания костюм просто разваливался на ее теле и расползался, обнажая Джейн ее красивое хоть и порядочно измученное и избитое девичье нежное загорелое до угольной черноты тело. Невероятно гибкое и красивое. Джейн замерзала, и я прижимал любимую к себе и к своему живому теплому мужскому телу, сам, расстегнув свой до самого низа и плавок, синий с черными вставками тоже порядочно уже пострадавший и изодранный обо все подводный гидрокостюм.
Упала при сильном сокрушительном ночном шторме сама температура. Было невыносимо просто холодно. Еще этот пратически уже ставший ледяным сильный штормовой сбивающий с ног шквальный ветер.
Нас окатывали с головы до ног шумные ледяные штормовые волны. Прокатываясь уже своей сплошной массой по деревянной лакированной из красного дерева, выщербленной и изувеченной палубе тонущей «Арабеллы».
Я, прижимая к себе мою Джейн, подполз к палубной с оконными иллюминаторами надстройке и посмотрел внутрь через стекло одного из окон. Там была вода. Внутри и внизу яхты была уже вода. У самой даже выходящей наверх металлической лестницы. Там внутри все каюты были затоплены уже наполовину в воде. Скоро их зальет под потолок. Вода проникала через поврежденные переборки оторванного носа яхты и просто заливалась сверху через врехние при сильной качке образовавшиеся в палубе щели и отверстия. Вода даже видимо уже затопила то т наш носовой тезнический водолазный с оборудованием отсек. Где были акваланги и другие гидрокостюмы.
Оставалась еще не затопленной сама корма нашей круизной белоснежной яхты. Сам двигательный ее пока еще отсек и возможно часть ближних к самой корме пустых жилых кают. Оставалось совсем немного до финала нашей смертельной любовной трагедии.

Сквозь тихоокеанский шторм

Было уже три часа ночи, и темень стояла непроглядная. И только брызги волн. И штормовой дождь. Гремели, громко со звоном не переставая, натягиваясь и ослабляясь все на металлических креплениях нейлоновые металлизированные тонкие, но невероятно прочные тросы и канаты. Сотрясалась от удара океанских штормовых волн вся бортовая оснастка «Арабеллы». Сотрясался сам от ударов волн ее белый изуродованный корпус. Вдали сверкали изогнутой дугой яркие молнии, где-то у самого горизонта в самом грозовом штормовом небе. Был слышен гром и воздух сотрясался от его оглушительных резких ударов.
Яхта все глубже носом зарывалась в воду и набегающие на нее волны. Ее крутило вокруг собственной оси из-за болтающихся сзади в воде с обломком ее оторванного носа парусов кливеров. Что, почему-то не тонули, а лишь плавая на волнах, только помогали нырять и захлебываться в волнах нашей круизной поврежденной яхте, разворачивая ту постоянно, то левым, то правым боком к щтормовой большой губительной волне.
Сейчас как раз не хватало свинцовых поясов противовесов.
— «Вот бы сейчас они бы пригодились» — подумал я — «Можно было ими привязаться к леерам ограждения».
Но, они остались там, в трюмах яхты.
Надо было снова попытаться подняться на ноги, но и сейчас это было не возможно. Яхту крутило в океанском водовороте. А я был ранен и ослаблен. Да и Джейн практически уже не двигалась. Я даже не знал уже, жива ли она. Я постоянно встряхивал легонько ее, и она стонала мне в ответ, запрокинув мне на левое плечо свою черноволосую мокрую от воды голову. Вьющиеся и растрепанные по ее плечам, спине и груди длинные волосы облепили Джейн ее искалеченное мужскими здоровенными кулаками в ссадинах и синяках смуглое загорелое милое личико. Практически голая с торчащими черными сосками ее полненькая в ровном плотном загаре девичья грудь в распахнутом безрукавом женском гидрокостюме акваланга еле заметно дышала. И я прислушивался к ее дыханию, прижавшись краем своего заросшего рыжеватой щетиной мужского лица к ее женскому лицу, слыша ее тяжелое то редкое уже дыхание с большими перерывами.
Моя любимая запрокинула вверх свою с красивой ямочкой на подбородке голову и положила ее мне на левое плечо. Она не двигалась совсем, а только смотрела на меня, не отводя своего пристального обреченного рокового погибельного и страдальческого женского взгляда черных глаз от моего лица. Словно пытаясь запомнить его таким навсегда. О чем она тогда думала в тот последний свой момент жизни, как женщины и человека мне не известно.
Она смотрела на меня в мои синие русского моряка влюбленные такие же мужские преданные глаза. А я, смотрел на плавающие в штормовых бурлящих волнах, те чертовы топящие нас паруса кливера. Этот чертовы кливера были смертельным балластом и нашим смертным приговором, как и ранение моей любимой Джейн Морган. Но «Арабелла», как и моя Джейн, упорно сражались со смертью за свою жизнь. В любимой моей красавице Джейн еще теплилась жизнь. И она жила ради меня. Я теперь знал это. Она смотрела на меня и не желала умирать. Несмотря на простреленное свое девичье сердце, что еще каким-то невероятным чудом, билось в этой полненькой трепыхающейся в тяжелом дыхании женской загоревшей до угольной черноты на тропическом солнце груди. Невзирая на свои раны, кровоточа, но работая в этой красивой девичьей груди в ручейках соленой ледяной штормовой воды. Под теми ее черненькими вверх так всегда сексуально торчащими сосками.
— Любимая — я прошептал ей в ее миленькое ушко под спутанными мокрыми черными, как смоль вьющимися волосами. Что сползали прилипшими к ее телу вниз. По ее оголенным плечам и узкой в легком изорванном акваланге девичьей спине. Ее избитое в синяках милое личико было прикрыто теперь чуть ли не полностью ими.
Я, привязанный снова тугой и прочной нейлоновой от канатов и тросов веревкой за правый борт «Арабеллы», отпустившись левой рукой от лееров ограждения, острожно и ласково, убрал ее те волосы с ее лица по сторонам.
— Нам надо переждать, этот чертов шторм. Я не брошу тебя ни за что. Ни за что, слышишь, моя ты красивая девочка — я шептал моей любимой и целовал ее в мокрые захолодевшие и замерзшие девичьи щечки.
Джейн молчала. Повернув ко мне свое то искалеченное ударами мужских и женских кулаков своих мучителей палачей, отекшее в синяках личико. Она просто, прижалась ко мне всем телом. И только, смотрела на меня, смотрела в мои синие глаза своими черными как ночь печальными, теперь измученными девичьими глазами, видимо предчувствуя скорый тоже конец.
Она смотрела на меня, и еле произнесла, выдавливая из себя – Любимый мой. Ты должен жить.
И я вдруг откуда-то услышал сквозь сам шторм и шум ветра слова той Горьковской цыганки Рады – Ой, Лойко, погублю я тебя. Ой, погублю.
Это говорила цыганка Рада своему избранному и влюбленному в нее любовнику цыгану Лойко Забару. Я увидел ее, невероятно красивую в цыганской одежде и так похожую на мою Джейн. Она также как и Джейн смотрела на меня такими же черными цыганскими своими потрясающей красоты девичьими глазами, не отводя своего губительного любовного взора широко открытых теперь не моргающих совершенно глаз от меня. Эти убийственно красивые гипнотические ее глаза были моей смотрящей на меня Джейн Морган. Они смотрели на меня из-под золоченого с рубином венца и короны. Джейн теперь так сильно похожая на танцовщицу египтянку Тамалу Низин из ресторана «МОРСКАЯ МИЛЯ», прямо передо мной, развевая свои вьющиеся по штормовому ветру смоляные черные длинные волосы, извиваясь дикой песчанной змеей. Она умопомрачительно крутила своим загорелым с круглым пупком голым животом, виляля своим овалами загорелых бедер голых полностью ног. Вилля из стороны в сторону широкой женской и полненькой ягодицами задницей, под сверкающим бисером и монетами поясом, прикрепленной к нему легкой парящей шелковой вуалью. Сверкая из-под нее, узкими плавками, подтянувшими с промежностью ее волосатый лобок промеж голых загорелых девичьих ляжек. Мелькая коленями, икрами и голенями. Загорелыми маленькими красивыми девичьими тупнями скользя прямо по водной черной глади. Извиваясь бешеным воздушным зеем драконом. И уже без самого такого же золоченого танцевального костюмированного в комплекте к плавкам и поясу лифчика. Соврешенно практически голая. В золоте красивых сверкающих украшений. Сережек в ушах и браслетов на запястьях рук. Она была полностью сейчас гологрудая и сотрясала ей, мелькая перед моим лицом чорными торчащими возбужденными сексуально сосками. Вся, быстро кружась в ветреном и водном дождевом вихре торнадо в пальмовой скользкой смазке и лоснясь гибким голым в ровном плотном идеальном загаре женским танцовщицы живота телом. Жаждущая неистовой, страстной и бурной, как сама бушующая штормовая буря любви. Звеня музыкальными чашечками сагатами и танцуя свой беллидэнс, танец любви и живота прямо по бушующим штормовым волнам. Показывала мне в сам штормовой океан. И зовя с собой куда-то вдаль в штормовом ветре и в губительных волнах, Джейн, как морская дирада или нимфа Посейдона сводила своей красотой меня. Где-то в воздухе стучали звонко и гулко барабаны, выла восточная флейта и лилась восточная громкая музыка. Но это была не она. Нет не она. Это был мой болезненный от ранений и жара бред. Я закрыл свои глаза и потом открыл их. Никого. Только волны и шторм, да гудящий ветер.
Я покрутил по сторонам своей головой и не увидел никого. Это был просто бред раненого и тоже порядочно измученного человека. Я тоже умирал, как умирала моя Джейн. Отсюда были и эти видения.
— Любимый – я услышал рядом с собой голос моей девочки Джейн – Ты должен выжить. Должен. Он не хочет, а я хочу.
Но то был не ее уже голос. Вернее, ее, но Джейн не говорила совсем. Она лишь лежала и смотрела на меня. Не отрываясь, ни на минуту. От моих русского моряка синих глаз.
Моя любимая, смотрела на меня каким-то уже угасающим взором смертельно раненой и любящей меня безумно преданной в любви женщины.
— Кто он, любимая? – я спросил ее, но Джейн сейчас молчала.
Потом я опять услышал свое имя. Нежно, любовно и ласково.
— Володенька – я снова услышал ее голос, но откуда-то со стороны из-за борта яхты и в самом штормовом воздухе.
— Любимая тише, молчи – произнес я ей, сам не понимал, кто это говорит со мной. Но ответил – Я буду делать все возможное, чтобы спасти нас обоих.
«Арабеллу» закрутило сильно сейчас, из-за оторванных нейлоновых канатов с кливерами в штормовой бурлящей воде. И подставило нарастающим штормовым бушующим волнам боком. Она стала вообще неуправляема. Надо было к ее рулям. К двигательной винтовой с пятилопасными на валах установке пропеллерами во втором трюме. Я как моряк и машинист торгового корабля понимал это как никто другой.
Надо было запустить двигателя «Арабеллы» и обрезать мокрые в воде тянущие нашу яхту в смертоносный водоворот с куском плавающего на волнах носа треугольные парусиновые кливера.
— Мы все исправим, Джейн — я помню, сказал ей — Все исправим. И, переживем, этот чертов шторм. Нам надо только добраться до рулей, любимая моя. Только до рулей — говорил, помню я ей, прекрасно понимая, что это, теперь невозможно.
Я не мог оставить Джейн лежать, вот так на палубе умирающую и уходящую от меня навечно в мир иной. Я видел, что не мог помочь, теперь своей любимой. Не мог совершенно ничем. Так как сам не в силах был подняться уже на ноги. Я был, тоже ранен, и терял кровь. Тоже, слабея. Я ее перевязал опять, как смог своими одервенелыми руками от холода и пальцами. Я остановил саму кровь, но это не меняло всего погибельного дела. И я ощущал приближение всей этой кошмарной роковой развязки. Я и сам ожидал своей тогда смерти и гибели среди океанских штормовых волн.
У меня чудовищно разболелась вообще, снова раненая и отбитая армейским кованым ботинком этой твари убитогй мною и придушенной военной спецназовки и убийцы Рэйчел Минелли правая нога в довесок еще к раненой пулей левой. И держась из последних сил руками за бортовое ограждение, я молился не потерять хотя бы в этом ледяном штормовом холоде свое сознание. Я не хотел умереть без своего сознания почему-то. Так говорят легче, но… Я просто не хотел так умирать. Я хотел все помнить до последней своей гибельной минуты. Я ощущал, что идет воспалительный процесс. И возможно даже заражение в плотных порванных пулей тканях в левой ноге. Об этом говорила нарастающая в моем теле температура.
Жар увеличивался, и уже не было никаких сил. И я только и мог, что держать свою любимую, прижав к себе на штормовой заливаемой водой палубе.
Я не мог, даже, теперь встать, при всем желании на нее. Да, еще при таком, теперь шторме. Нас, буквально накрывало ревущими на океанском ветру волнами. Сверху, откуда-то с черных небес, летела вода проливного дождя.
Мы были полностью в воде. И захлебывались ей. Мало того, теперь обе ноги меня не слушались. Они так разболелись, что я готов был уже сам прыгнуть в океан и утопиться. Я уже сам дико стонал от этой боли и, просто лежал на палубе ослабленный потерей крови, со своей любимой, схватившись немеющими и замерзающими от холодной штормовой воды пальцами за леерное ограждение левого борта левой рукой. Удерживая Джейн правой рукой лежащую прямо на мне. На моей мужской груди.
Мы, лишь прижавшись, плотно друг к другу, медленно погибали в штормовом беспощадном Тихом океане. Сопротивляясь еще кошмарной бушующей сокрушительной и беспощадной стихии. В своих только потрепанных о деревянную выщербленную бушующими волнами и разбитую силой воды из красного дерева палубу «Арабеллы» прорезиненных аквалангов костюмах. Ударяясь постоянно обо всю болтающуюся, и оторванную вместе с нами оснастку нашей погибающей в штормовых волнах яхты.
Где-то на линии горизонта пробились первые лучики солнца. В прорыве над самым горизонтом. Несмотря на непрекращающийся дождь, стало быстро светать. Очень медленно, разгоняя страшную штормовую затянувшуюся ночь.
Сколько было времени, я не знаю.
Джейн просто замерла у меня на моих обхвативших ее все холодное гибкое тело руках. Она лежала и даже не шевелилась, но была еще живая.
Я не мог теперь даже посмотреть на свои подводные часы. Моя уже порядком застывшая от холодной воды рука, сжатая пальцами в кулак, казалось, срослась с бортовым ограждением «Арабеллы». И не отпускала то ограждение нашей тонущей мореходной круизной красавицы яхты. Я уже не боялся ничего. Ни смерти, ни самого даже бушующего все еще океана. Ни самого печального и жуткого исхода. За это время поменялось столько всего во мне. Я испытал и счастье и горе. И любовь и потери. Ненависть и радость, какой не переживал еще в своей жизни. Я не испытывал ничего такого, как то, что происходило именно сейчас со мной.

***
Оторванные кливера, словно, водили за нос, и упорно разворачивал бортом яхту против волны. И «Арабелла», просто медленно, но верно, тонула в океане. И мы были обречены. Мы, просто тонули вместе с нашей «Арабеллой». Мы смирились со своей участью.
Не знаю, сколько было времени, но было точно утро. И я уже не думал ни о шторме, ни о времени. Я, вообще, тогда, только думал — «Умереть так вместе. Вместе со своей любимой» — думал я и целовал ее. И не мог насладиться ее холодеющими от потери крови и океанской в брызгах воды полненькими губками. Так страстно не так давно целовавшими меня ночами напролет.
Это было моим доказательством моей страстной последней любви к любимой. Было такое ощущение, что этого кто-то теперь хотел и даже требовал от меня лично.
Боль в ногах немного стихла, но сильный жар в моем всем теле не проходил.
Это говорило о том, что ничего хорошего.
Джейн, целовала меня, но уже не так, как могла бы целовать и делать это раньше. Как-то слабо и уже не по живому. Она умирала. То, приходя в себя, то теряя сознание. Ее лихорадило от холода и конвульсий. Она, то уходила, то возвращалась обратно, что-то произнося как молитву или заговор кому-то. Толи прося кого-то, о чем то. Но то был не я совсем, а кто-то другой. Она, словно просила у кого-то прощения, шепча что-то как заклинание. Я услышал слова, прости меня отец. Прости заблудшую свою влюбленную в человека дочь. Словно заговаривая саму водную штормовую стихию. Успокаивая ее и подчиняя себе.
Было дико холодно в бушующей океанской воде. Под несмолкающим разрывающим все диким штормовым ветром и проливным дождем, я увидел одинокого парящего над самой кромкой волн альбатроса. И не спускал с него глаз. Альбатрос громко кричал, будто провожая нас. Это Небесный ангел, я решил, прилетевший за нашими погибающими в штормовом океане душами.
— «Неужели конец?» думал я — «Вот так, и именно здесь? Вот здесь, Владимир Ивашов, матрос русского торгового флота. Здесь посреди океана. И этот одинокий, как и я, залетевший так далеко в штормовой океан альбатрос, последнее в жизни, что я увижу. Увижу рядом со своей любимой, погибающей в океане, как и я красвицей латиноамериканкой любовницей Джейн».
Я остановил кровь у себя и у моей Джейн, но это ничего не меняло. Мы все равно оба погибали. Просто тонули в Тихом океане.
Яхта «Арабелла», медленно уходила на многокилометровое дно, хоть и не сдавалась стихии. Но океан поглощал ее всю и целиком, как и нас двоих. Меня и мою двадцатидевятилетнюю любовницу и любимую Джейн Морган. Дэниела Морган он уже поглотил. Он поглотил яхту «Черный аист» со всем ее бандитским гангстерским сволочным экипажем, капитаном Джей.Ти. Ситом и спецами военными морскими котиками и людьми мистера Джексона. Теперь была за нами двумя очередь. Океан никого никогда, если хочет заполучить, ни за что не отпустит. Он теперь хочет меня. Мою Джейн и нашу яхту, белоснежную корпусом потрепанную как мы яростным сокрушительным штормом красавицу «Арабеллу».
Джейн смотрела на меня пристально, своими черными любовницы глазами. Не отрываясь ни на минуту. Она молчала и только смотрела не в силах оторвать свой взгляд. На отекшем избитом в синяках девичьем лице. Глазами обреченными и наполненными преданной любви и печали. Она смотрела в мои синие глаза, так ею любимые русского моряка глаза. И я понимал, что теряю самое ценное в своей беспутной жизни. Теряю то, что уже не будет никогда. И я считал, что лучше смерть с любимой. Пусть, даже посреди Тихого океана. Чем дальнейшая вот такая моя никому не нужная, никчемная бесполезная жизнь.
Лежа своей головой у меня на груди, Джейн смотрела на меня. Смотрела на меня и вдруг закрыла глаза.
— Джейн! Джейн! — помню, закричал я сквозь ураган и шум бушующих штормовых волн – Джейн! Миленькая моя! Любимая! Открой свои глазки, миленькая моя девочка! Смотри на меня! Держись за меня!
Я чувствовал, как сам отключался, глотая соленую воду. От этого растущего во мне смертельного воспалительного жара. Я из последних своих мужских сил, прижимал раскрытой пальцами и немеющей от потери крови ладонью, и запястьем руки гибкую девичью, как у русалки или восточной танцовщицы талию моей ненаглядной Джейн. Прижимал мою раненую и уже, практически бесчувственную Джейн к себе. Я держал ее, как только мог, и думал, если тонуть, то только с ней.
Я, плакал как ребенок и целовал ее в губы. В избитые в синяках черненькие от плотного ровного загара девичьи щечки. И умолял, смотреть на меня и держаться. Помню, я перехватил правой рукой с талии Джейн под ее правую ногу, подтягивая, выше и ближе к себе. Помню, как ощутил там под ее легким изодранным ее палачами легким подводным гидрокостюмом меж ляжек женских ног внутри узких стянутых туго лямочками на бедрах плавках, подтянутый девичий волосатый лобок. Меж ее обессиленных холодеющих тех ног ее черненькие половые губки.
Я словно дикий зверь сорвался в полном отчаянии. Не знаю, что это было? Толи уже доходил мой предел всего моего дикого погибельного отчаяния, толи… Но я стал целовать ее в распахнутом том гидрокостюме девичью полненькую в полосатом купальинка лифчике грудь. Кусая торчащие через лифчик соски. И правой рукой и пальцами массажирвоать половые те прямо через резину костюма половые губы женского влагалища.
Она не дышала и ее сердце, похоже, не билось.
— Девочка, моя любимая! – причитал я как сумасшедший или одержимый. Целуя запрокинутую перед моим лицом женскую в полосатом купальника окровавленном лифчике грудь.
Пропустив правую руку промеж девичьих полненьких раскинутых в стороны ляжек делал это… ощущяя как проникал внутрь того девичьего раскрытого пальцами влагалища.
— Не уходи от меня! Не умирай! — я громко кричал ей, боясь ее потерять.
Я, своими пальцами правой руки массажируя, старался расшевелить и разогреть любимую. Привести старался ее в живое сознательное состояние. Вывести из бессознательного мертвого состояния. Я прекрасно знал, что это еще один метод привети женщину в сознание и память. Равно как и довести до крутого оргазма. Правда, ранее никогда таким не занимался. Это простите медицина. Послединй можно сказать такой вот способ спасение человека. Вы такого, возможно, не знали и не знаете, не проходили на уроках спасения человека, а вот я, да. Приходилось переживать и такое в моей жизни.
Это самое эрогенное и самое чувствительное и жаркое место у человека. Особенно у самой женщины. Природа, скажем. И я стремился привести ее снова в чувства. Вывести из смертного погибельного оцепенения. Предствляете такое. Яхта тонет в штормовом океане, и надо бы молиться и готовиться к своей смерти, а я делаю это. Невзирая на дикий шторм, и на то, что уже солнце встает над горизонтом и светает. Я ничего этого не вижу. Ничего. Я делаю только массаж полового органа своей погибающей любимой женщины. Целую девичью моей двадцатидевятилетней латиноамериканки южанки любовницы заледенелую и практически не дышащую грудь с торчащими через ее полосатый мокрый купальник черными сосками. Кусаю их, остервенело в жарком страстном любовном состоянии и делаю ей там своей правой рукой массаж внутренних стенок женского влагалища. Видя, что этого мало и плохо помогает. Я бросаю это делать через костюм изорваного женского распахнутого акваланга. Запустив свою правую руку внутрь его и в сами полосатые женские купальника плавки, через волосатый Джейн Морган лобок, уже делаю пальцами тот массаж в прямом контакте. Забрасывая ее левую полненькую бедром и ляжкой ногу на себя, я не жалей сил делаю ей разоргрев все половой промежности, чуть ли не запустив туда всю свою целой кистью мужскую руку. Словно своим членом.
Не судите меня строго. Я боролся за ее жизнь, как и она за мою. И методы были тогда все идеальны и хороши.
Я сам в жаре разлившемя по моему телу и в бреду больного и умирающего сладостно целовал и страстно заледеневшие избитые полненькие полуоткрытые губки моей девочки Джейн. Переходя своими губами к ее избитому кулаками садистов и палачей отекшему смуглому моей любовницы личику. Целовал черненькую загорелую под перепутанными мокрыми волосами девичью тонкую засмоленную до черноты жарким тропическим солнцем шею. Соскальзывая вниз с девичьего подбородка с красивой ямочкой вниз опять к Джейн полненькой трепыхающейся перед моим лицом и губами в плотном ровном темном загаре груди. Целовал эту грудь каждую в отдельности. Целовал женские молодые красивые в загаре Джейн Морган открытые моим жарким поцелуям плечи. В ожогах и глубоких ссадинах и ранах. Вдыхая ее с наслаждением женский запах мокрого истерзанного мучителями и палачами тела. Запах такой приятный для меня. И сексуальный. Приводя меня, не смотря ни на что в любовный восторг.
— Девочка моя, очнись! Очнись! — я кричал на весь штормовой океан — Джейн, моя любимая! Услышь меня! Услышь! Джейн! — кричал я, глотая летящую мне прямо в лицо соленую холодную воду Тихого океана — Я ни за, что не брошу тебя! Я умру вместе с тобой! Но, не брошу!
Я уже не обращал, ни на что внимание. Даже не ощущал самой океанской штормовой качки. И дикого сокрушительного ветра. Брыз дождя. Воды, летящей через нас. Я упивался, снова неистовой любовью. Любовью, последней к моей любимой и прижавшейся в смертной уже агонии моей любимой. Не смотря ни на какую свою, тоже слабость и потерю крови. Я целовал ее и вдыхал все ароматы ее мокрого и соленого от океанской бушующей воды женского тела. Тела моей любимой красавицы брюнетки и мулатки из Панамы Джейн Морган.
Джейн дернулась, простонав, и зашевелилась. Ее карие практически черные девичьи открытые глаза ожили, и она глубоко все своей нежной полненькой заледенелой и загорелой грудью задышала.
Она улыбнулась мне еле щаметно и произнесла еле слышно — Ты, даже, сейчас остаешься таким, какой ты есть на самом деле, любимый – произнесла она вдруг мне. Приходя вдруг в себя и чувствуя мои проникающие замерзшие от холодной воды мужские пальцы, шевелящиеся под ее лобком в ее промежности чрез плавки и внизу гидрокостюма, промеж своих неподвижных полненьких раскинутых в стороны ног, ощущая мужскую массажирующую ее жаркое страждущее, всегда любви влагалище мою правую руку.
— Любимая! — прошептал я, радостно ей, прижавшись небритой правой мужской щекой к ее миленькой облепленной прилипшими черными локонами волос женской левой щечке.
Джейн пришла в себя. Я смог таким вот образом привести ее в чувство. Она вернулась ко мне оттуда, откуда вернуться сложно или вообще невозможно. И куда мы, буквально летели по штормовым волнам.
— Я не чувствую своих ног — помню, произнесла, мне еле слышно она — Что это, любимый? Я, ничего, там уже не чувствую. Что с моими ногами? Они какие-то не такие сейчас. Я была без сознания? Да? — я еле разобрал те ее, сквозь шум ветра и волн в предсмертном шепоте вопросы. И слабые слова.
Я тогда ничего не понимал. Я радовался Джейн пробужению. Такому внезапному и считал это своей заслугой.
— Я умерла, да? — она произнесла мне, прижавшись своим лицом к моему лицу.
— Не говори, так, любимая — произнес я ей, прижавшись колючей небритой щекой к ее девичьей щеке — Не говори так, слышишь меня. Не говори. Я буду до конца с тобой. Я умру сам ради тебя, любимая моя.
Тот воспалительный болезненный жар, что во мне был, вдруг исчез, но…
Вдруг я загорелся весь жарким ярким сексуальным огнем. Весь и все мое мужское еле живое, истерзанное о палубу яхты в шторме раненое в обе ноги тело. Я просто весь вспыхнул, и то жаркое пламя охватило все части моего прикованого к палубе яхты тела.
Джейн была со мной рядом, и я должен был привести ее в полностью живое состояние. Раз у меня уже это получалось. И только я мог это сделать. Я захотел внезапно самой любви. Наверное, все было в бессознательном сейчас диком полуобморочном бреду.
Я, расстегнул свой изорванный о палубу гидрокостюм до самого низа. Когда ощутил, как у меня в моих там плавках поднялось все, что только могло, подняться, и пошел разогрев меня самого. Я достал свой детородный орган и проник им в промежность моей Джейн, и мы слились снова воедино здесь на тонущей «Арабелле». Я прижал свою любимую к себе и насадил ее на мой детородный торчащий, как металлический стержень половой детородный возбужденный орган. А она, обхватив меня своими ногами первернулась нам не и села верхом. И это была моя ожившая внезапно и каким-то странным образом Джейн Морган. Она сбросила с себя свой легкий прорезиненный изорванный водонепроницаемый легкий костюм, оголившись до пояса, и полуобнажилась, раскинув свои в стороны полненькие женские изящные ноги.
Я даже уже не знаю, кто это был. Джейн или не Джейн тогда. Все это происходило в самой летящей через нас обоих океанской ледяной штормовой воде. Ее тело выгибалось на мне в разные стороны, извивалось кругами, сидя на моем члене и елозило то вверх, то вниз. Джейн Морган делала это сама. Но это была не Джейн Морган. Но, кто?!
И признаюсь, я увидел нечто. Не саму как бы любимую мою Джейн. А что-то совсем иное. И это иное занималось со мной страстной дикой звериной любовью. Оно само овладело мной и слилось в диком неуправляемом любовном сексе. И я не знаю, видение ли это было смертное в смертном бреду, мое или нечто большее, чем сама даже смерть. Это нечто извивалось дикой зеленой морской невероятно гибкой змеей. Как вилась в танце живота моя любовница Джейн. Вились его длинные щупальца как Джейн те с звонкими музыкальными сагатами девичьи загорелые руки по сторонам превращенные в рыбьи большие плавники. Я прижимал к себе нечто вышедшее из самого штормового океана и занимался с этим дикой страстной любовью.
Не знаю, сколько времени это все длилось. Но…
Вдруг исчезло все. Сам шторм и сам бушующий смертоносный океан. И я увидел свой далекий Владивосток и себя еще совсем молодым. Я курсант военной морской академии. Я подводник офицер, и я на подводном ракетном cкоростном охотнике К- 335 «ГЕПАРД», проекта 971У «Щука-Б». Я увидел свою родную мать и отца. Все службу в Советском Флоте. Это все пронеслось сплошным реактивным потоком. Вся моя разом жизнь. И вот я уже русский моряк умершего СССР и в период перестройки, и демонтожа страны в 90х. Где я продолжаю свою работу в гражданском интернациональном флоте. Живу, как могу…точнее выживаю. Иностранные порты, приблудные развратные путаны, где я приобретаю хороший полезный опыт страстного сексуального любовника. Пьянки и драки в тех иностранных портах, снова любовницы женщины разных мастей и рас. Портовые матросские рестораны. И я не такой уже как был раньше. Я изменился и стал другим. Таким же приблудным, как бродяжий уличный пес. Никому не нужным, и навсегда брошенным. Нет давно моих родителей. Нет жены, нет детей. Кто я! Живущий сам себе. Без счастья и любви. Потом судно с хлопком «КАTHARINE DUPONT», и курс в Китай. Пожар в океане и… Не то женщина, не то некое морское в рыбьей скользкой сверкающей чешуе змееподобное существо верхом на мне и сношается со мной с неистовым остервенением, раскинув свои в стороны ноги плавники. У нее женское человеческое миловидное лицо и черные гипнотические не моргающие совершенно глаза под изогнутыми дугой тонкими бровями. Ее покрытые некой морской зеленой тиной длинные извиваяющиеся змеями и колечками как у Джейн волосы, невероятно длинные и мокрые свисающие из-под золотой, на той голове сверкающей красивым посередине рубином венца и короны, облепляют все ее тело. Плечи, спину. Ее большая красивая идеальная такая же, как у Джейн грудь качается перед моим лицом, голая, и с торчащими возбужденными перед моими губами сосками. Ее такие же совершенно голые в зеленой слизи руки с перепончатыми длинными пальцами сейчас лежат у меня на моей мужской голой груди. Они на запастьях в золотых красивых сверкающих браслетах. А длинные острые на утонченных пальцах этой нимфы и демона Тихого океана ногти или скорее даже черные когти, вонзаются в мое тело, кожу и плоть. Царапают ее и рвут до жуткой боли. Но мне нравится все это, и я пихаю все глубже свой детородный член в ее женскую глубокую, как бездонный океан вагину. Я хочу ее! Хочу от нее детей!
Гремит бушующий дикий в океане шторм, и сверкают молнии, и грохочет яростно гром.
— На — ги- са!!! – слышится чей-то громогласный и сотрясающий все пространство мужской голос и раздается он в моей голове –Где ты, Нагиса?! Моя блудливая и беспокойная дочь океана!
— Посейдон! — слышится в ответ женский голос — Отец мой! Я возвращаюсь к тебе!
Этот громкий как раскаты штормового грома и молний женский голос раздается в моей голове и уносится, куда –то далеко в безбрежный Тихий океан.
Я вижу снова воду, громадную океансую штормовую волну. И эта волна летит через меня. И она вдруг срывает ее и уносит эту странную толи женщину, толи некое морское чудовище куда-то вместе с собой. Она растворяется в той соленой океанской штормовой волне и воде и покидает меня. Она как некий знак дурного предзнаменования. Кто она? Кто? Нет! Не может быть! Это сама вода и сам океан хочет меня!
Что это? Бред или посмертное видение?
Я вдруг слышу сигнал SOS! Отчетливо и четко. Он летит в эфире над волнами и самим штормом, тот сигнал о спасении терпящих бедствие в штормовом океане. Снова раздается, громкое — SOS! И следом через несколько секунд и еще несколько раз подряд — SOS!
Сигнал подает наша яхта «Арабелла». Это я его включил за тем винным в главной каюте секретным шкафом. Там внизу в том тайном отсеке работает компьютер и выдает постоянно сигнал о местоположении нашей болтающейся по волнам терпящей бедствие избитой и искалеченной волнами круизной большой мореходной яхты. Изменение в ее маршруте и точку координат бедствия. Вопрос только в том слышать ли его, хоть кто-нибудь в этом открытом огромном штормовом океане.
Меня обдало ледяной мощной налетевшей штормовой волной и мотануло по самой деревянной лакированной яхты палубе, и я открыл свои глаза.
Я привязанный нелоновым канатом к леерному бортовому ограждению правого борта. Я на тонущей по-прежнему яхте «Арабелла». Но нет рядом моей любимой. Порвана прочная металлизирвоаная верека, что связывала нас двоих, которой я напоследок обвязал себя и Джейн. Но Джейн Морган нет.
— Джейн! – я закричал как полоумный – Джейн! Где ты, любимая! Джейн!
Я вдруг, очнулся и пришел в себя. Джейн была рядом со мной. Джейн пришла тоже в себя. Вышла из смертного шокового своего коллапса. Она еще была странным образом живой. Я видел это. Ее глаза дергались, и веки под черными изогнутыми тонкими бровями дергались вместе с глазами.
Неожиданно Джейн, повернув свою чернявую девичью голову, прижалась разбитыми в кровь губками к моим. И смотрела на меня, не моргая черными, как ночь печалью наполненными неразделенной любовью на искалеченном девичьем отекшем от побоев лице красивыми под черными бровями в черных ресницах глазами.
Она молчала.
— Ты кричал – произнесла еле слышно, мне она –Ты потерял меня. Я еще здесь, любимый. Я с тобой.
— Джейн, любимая — прошептал я ей. Прижавшись своими онемевшими от холода губами к девичьему маленькому уху. К ее смуглой загорелой щечке. Под прилипшим вьющимся чернявым височным длинным спускающимся вниз по тонкой шее до самой ее нежной и трепетной девичьей груди локоном. Своими холодеющими от воды и потери крови мужскими любовника губами. Прикасаясь к золотой колечком маленькой сверкающей сережке.
— Джейн, миленькая моя, очнись. Не уходи от меня любимая — я шептал ей — Мы спасемся. Вот увидишь, спасемся. Скоро кончиться этот чертов шторм, и мы спасемся, миленькая моя. Посмотри Джейн рассвет! Вон там над самым горизонтом! Там солнце! Это наш рассвет! Он наш, Джейн!
— Это ненадолго, любимый — она мне произнесла — Они придут сюда. Мои сестры океана. Их послал за мной мой отец.
— О чем, ты говоришь, Джейн? — я произнес ей – Какие еще сестры, и какой еще отец.
— Я не хочу вот так просто умереть, потому, что потеряю тебя, любимый мой, но уже скоро все кончиться. Ничего нельзя изменить уже — я услышал из девичьих заледенелых молодых вдадцатидевятилетних уст моей латиноамериканской умирающей любовницы красавицы. И Джейн добавила опять – Уже скоро.

***
«Арабеллу» накрывало волнами.
Одна, за одной. Яхта просел в воде, и уходила под воду, все еще ныряя носом в бурную волну. Вода была у самого оградительного леерного уже борта. Волны перекатывались сплошными волнами через нас двоих и через палубу из красного дерева. Заливая яхту через верхние люки и надстройки. Бушующая океанская штормовая холодная вода заливала каюты и коридор. Продолжая заливать все помещения внутри «Арабеллы». Камбуз и душевую с туалетом и все жилые и нежилые каюты. Заливала нижние трюмы нашей яхты. И «Арабелла» тонула, захлебываясь, как и мы беспомощно в волнах. Вода заливалась через люки технического с водолазным оборудованием трюма и двигательной установки. Незакрытые все двери и переборки в корпусе нашей гибнущей яхты, топили ее практически на ровном киле. Оторванные мокрые кливера упорно тащили «Арабеллу» к неминуемой гибели. И нас вместе с ней.
Волнами нас уносило все дальше от затонувших останков черной гангстерской яхты мистера Джексона. И мы не могли ничего поделать, только ждать окончания своей скорбной участи.
Это был наш конец. Конец двоих влюбленных в открытом океане.
Наша яхта «Арабелла», потеряла носовые паруса. И, теперь ее накрывало штормовыми волнами. Все рушилось на глазах.
«Арабелла» тонула в Тихом океане за тысячи верст и миль от любой суши, и за сотню верст от тех гибельных каменистых островов.
Все нейлоновые с металлической сердцевиной троса, натянутые под весом мокрых кливеров и плавающих далеко за бортом, теперь по носу нашей яхты, разворачивали постоянно нашу «Арабеллу» бортом против волны, и яхту заливало целиком. «Арабелла» была обречена, подымаясь и падая на огромных океанских волнах.
В корпусе по бортам и па палубной жилой надстройки были разбиты все оконные волнами иллюминаторы, и вода беспрепятственно заливалась внутрь яхты.
Яхту швыряло как скорлупку по бурлящим и бушующим штормовым волнам, и она была совершенно неуправляема.
Падая и взлетая на волну. Казалось под самое штормовое утреннее небо, и быстро падая, как в водную черную бездонную пропасть.
Я прижимал заледеневшее в холодной воде тело Джейн к себе. Сам, прижимаясь спиной к правому борту яхты. Ухватившись лишь левой рукой за леера бортового ограждения, а правой прижимая холодное тело моей женщины на заливаемой водой палубе. Прижавшись плотно, друг к другу. Мы были не разделенные, даже морской стихией. Под пролетающими над нами брызгами бушующих океанских соленых волн. И качающейся высокой единственной мачтой нашей «Арабеллы». Под приспущенными и обвисшими, почти до ее из красного дерева палубы, изорванными неуправляемой морской стихией парусами. Вокруг кружили стаями кричащие громко альбатросы. Эти морские птицы способны были невероятно далеко залетать в сам океан. И вот громко и жутко крича, парили над самыми волнами и вокруг нас. Рядом с ее длинной тонкой антенной, что выдавал сигнал SOS! В автоматическом аварийном режиме с радиорации в компьютерном отсеке за винным разбитым в дребезги шкафом. В перевернутом, вверх дном и залитом до потолка уже океанской соленой холодной штормовой водой главной каюты «Арабеллы».
Сигнал бедствия. Он, не смолкая без перебоя и остановки, давно работал еще запущенный мною до моей спасательной вылазки на «Черный аист».
Значит, мне не показалось ранее, так и есть.
Он сработал. Сработал наконец-то. И я, словно проснувшись, услышал этот звук, словно через саму залитую океанской водой палубу. Отчетливое SOS!
Возможно, я уже умирал, но услышал его с тем жутким видением, и пришел в себя. Я, услышал его со всех сторон, громко и четко, сквозь грохот неуправляемой бушующей стихии.
Одинокий альбатрос, отбившись от своей стаи, закружился над тонущей яхтой, что-то прокричал и снова, сорвавшись с высоты, полетел над штормовыми волнами океана, куда-то вперед и вдаль к самому горизонту и яркому встающему там солнцу.
Жар в моем теле внезапно прошел. Чему я был странным образом удивлен.
Я, внезапно и опять, подумал о рулях «Арабеллы» и двигателе в техническом двигательном отсеке нашей тонущей яхты. Можно было бы все-таки попробовать еще раз запустить пропеллеры ее и встать у рулей. Сделать еще одну хоть ползком, но попытку. Включить гидронасосы на откачку воды, запустив электрогенераторы внутри судна. Даже, невзирая на воду, что внутри его уже трюмов.
Я повернул еле свою мокрую замерзшую от ледяной штормовой воды назад голову. И понял, что все бесполезно. Теперь уже точно.
Волны разбили рули управления. Они не вращались как раньше по сторонам. Штурвалы стояли на одном месте. Это говорило о том, что их заклинило. Вероятно, разбило и все управление двигательной установкой. Это был реальный теперь конец. Оставалось только ожидать, когда «Арабелла» пойдет ко дну.
Я тогда посмотрел вверх на нашу скрипящую над нашими головами качающуюся высокую мачту, уронившую свои большие с правого борта главные из парусины паруса до самой воды, которая уже была почти у самых почти оградительных бортовых лееров яхты. Нос корабля с палубой был уже под водой.
Но, «Арабелла» не сдавалась. Ее с топливом для двигателей запасные полные горючим вдоль бортов внтури большие баки не давали яхте быстро тонуть, сохраняя ее плавучесть. Они были полны горючего. Спасибо Дэинелу. Он их залил доверха еще на тех рыбацких тропических островах.
Тихий океан, словно измывался над нами. Казалось, этому шторму не будет конца. Казалось, океан играл нами как кошка с мышкой, проверяя нас на выносливость. Этот дикий шторм не был таким коротким, как тот на том песчаном мелководном коралловом покрытом пальмами атолле. Где было мое с Дэниелом и моей красавицей Джейн пристанище.
Где моя крошка Джейн влюбила меня в себя. И где, первый раз мы сошлись в единении нашей близкой самой, наверное, страстной безумной любви.
Я, почему-то снова увидел тот ночной атолл. Увидел, купающегося у борта «Арабеллы», и смеющегося все еще живого и радующегося самой жизни двадцатисемилетнего латиноамериканца Дэниела. И ее мою двадцатидевятилетнюю смуглянку брюнетку красавицу латиноамериканку его сестренку Джейн, вышедшею ко мне из теплой той воды. Почти нагую. В том белом узком донельзя купальнике. Мою обворожительно красивую морскую нимфу и русалку. С гибкой как восточная танцовщица, словно выточенной из темного мрамора фигурой, покрытой ровным плотным темным солнечным тропическим загаром. Жаждущую меня и моей любви. В стекающей по ее красивому как у морской Богини телу морской соленой воде.
Я словно сейчас терял свой человеческий уже рассудок. Перед своей смертью.
— Джейн! Моя Джейн! Единственная и любимая — я произносил ее имя в бреду и вслух, не слыша сам себя.
Я тянул к Джейн Морган свои руки и улыбался ей, желая обнять свою любовницу и подргу.
— Ты позвал меня, любимый – я услышал вдруг ее голос и, снова пришел в себя.
Она так и смотрела на меня практически, не моргая и прижавшись лицом к моему лицу. Ее лицо было другим. На нем не было синяков и ран. Ни отеков. Джейн была другая. Было все это странным. И она по-прежнему обнимала меня за шею и смотрела на меня, пристально и не отрываясь от моих синих мужских глаз. Ее женские те черные как бездна океана красивые глаза просто сверкали странным каким-то неземным огнем. Я думал, мне мерещится уже все это, как и многое, что я видел до этого.
У меня был снова растущий сильный жар. Во всем теле. И болели снова обе раненые ноги. И ими уже не мог пошевелить. И то, что я сейчас видел, возможно, тоже от жара и бреда. Но на лицо одной женщины почему-то накладывалось лицо другой. Лица раздваивались в моих полуобморочных глазах. Там, где было лицо Джейн была другая. Та женоподобная морская сущность по имени Нагиса.
— Уже утро, любимая — произнес, помню, я ей, выйдя из того бредового очереденого болезненного полусмертного состояния, когда лицо той Нагисы исчезло.
— Я знаю, любимый мой Володя — произнесла по-русски Джейн – Скоро все решиться. Уже скоро.
Джейн закрыла свои глаза, прижавшись своей черноволосой головой к моей голой груди.
— Джейн, любимая. Помощь уже идет — проговорил я, еле выговаривая, чуть ли не по слогам слова. Выдавливая их из себя с силой. Я был, похоже, опять в полусмертном бреду. Не ведая, что мы были невероятно далеки от торговых транспортных путей. И помощи просто не будет. И наши сигналы бедствия нас не спасут. Оставались уже считанные минуты до окончательной гибели яхты «Арабеллы». И все, конец…
— Она скоро прейдет к нам, милая. Нужно только подождать. Нужно, только подождать, милая — повторял я, прекрасно понимая, что нам не вырваться из смертельных, теперь лап этого водяного кошмара.
У меня могло быть заражение крови и неизвестно, когда я снова потеряю свое сознание и даже окончательно рассудок. Надеюсь, быстрее все же утону.
Я прижал ее снова плотно к себе правой своей рукой. Чувствуя, как она выскальзывает из моих онемевших и одервеневших замерзших пальцев. Я подхватил снова ее промеж девичьих ног. И ухватившись за одну из ляжек Джейн. Перехватывая через полненькую ягодицами ее женскую задницу, подтащив Джейн тело на себя. Я захотел снова согреть ее своим теплом. Хоть как-то. Я не понимал тогда, почему она тяжело и смертельно раненая до сих пор еще была жива. И ее миленькое девичье личико уже не такое как было до этого. Ни синяков, ран, ни гемотом, ни отеков. Загадочным образом сверкающие странным глубинным огоньком черные глаза. И кто такая та Нагиса. Да мне и не нужно было это даже знать. Я рад был тому, что видел перед собой мою красавицу и любовницу Джейн. Джейн Морган. Я надеялся на помощь и спасение, отчетливо слыша сейчас в своей голове сигналы SOS!, идущие из недр нашей еще тоже чудом держащейся на волнах тонущей обреченной на гибель яхты. Они громким гулом уже отражались в моей жаром страданий наполненной голове.
Рука пальцами вновь остановилась у ее женского лобка и промежности. Я сжал свою правую полуонемевшую пальцами руку, подхватывая за это место и левую ляжку Джейн. Я подтянул мою любимую вверх к себе, как только возможно ближе. Она сползала постоянно вниз.
Для меня теперь главным было не отключаться и, не терять свое сознание от этого чертового холода и ледяной штормовой воды. От не прекращающейся ни на минуту жуткой в ногах боли от двух ранений. И этого кошмарного гула в голове.
Я замерзал, замерзала Джейн. Нам требовалось тепло.
Я, подтянулся еще раз, еле-еле на левой примерзшей к ограждению борта руке, прижавшись к ним мокрой в воде растрепанной выгоревшими русыми волосами головой. Чувствуя и ощущая холод перильного бортового железа.
Кроме того, я боялся вообще даже закрыть свои глаза. Я боялся того, что может снова случиться то, что я тут увидел, уже между жизнью и смертью. То, что произошло со мной. Толи видение, толи предсмертный кошмар. Кто это был или была? Так похожая, на мою умирающую вот уже так долго смертельно раненую Джейн? Что занималась со мной тут любовью и царапала ногтями мне мою грудь. Нимфа и дриада океана, или вообще, кто? С именем Нагиса?
Я боялся ее возвращения, сам ничего не понимая, что вообще сейчас происходило. Даже если это был бред сумасшедшего и раненого. То я не хотел больше этого бреда. При всех удовольствиях, что получил и даже желал.
— «Нагиса. Кто это? Кто ты такая? Дочь океана? Демон глубин?»- Я думал –«Тебя звал Посейдон своей дочерью» — эта странная болезненная как и мой нестерпимый уже жар во всем теле, мысль одолевала мое сознание –«Ты красивая Нагиса. Но Джейн мне дороже».
Я, сейчас борясь сам с собой, думал об этом. Я умру только с ней и с этой яхтой.

***
Мы оба лежали уже в самой ледяной штормовой воде, и мы готовились к смерти. Я прижимал Джейн к себе, как мог не чувствуя теперь своей правой руки. Как и практически примерзшей и не разжимающейся к бортовым леерным ограждениям правого борта пальцы левой руки.
Мы оба умирали. И умирали почему-то невероятно долго. Наша эта странная смерть невероятно долго затянулась. Это я понимал, но не мог всего тогда обяснить. Все должно было уже давно закончиться, а не длиться так мучительно долго.
Джейн умирала. Но, умирала, почему-то долго. Как и я сам. Что это было такое, я не мог тогда знать и понять. И со мной происходило, тоже, самое. Наша кровь, тогда вытекая из нас, смешалась и исчезла с лакированой выщербленной палубе из красного дерева «Арабеллы». Она впитывалась в палубное дерево, протекая сквозь щели досок, и частично смывалась волнами в сам океан.
Время, казалось, внезапно затормозилось. Или замерло только для меня одного. Это происходило только со мной или с Джейн также?
Начало казаться, что даже штормовые волны двигаются медленней в самом океане и черные облака тоже. Даже летящие водяные ледяные по воздуху в ветре капли пролетают медленнее мимо моего лица.
Что это было, я не знаю. Наверное, уже уходила сама сейчас моя жизнь. Но уходила очень медленно и крайне долго как в замедленном до предела кино.
Мы должны были уже погибнуть, но что-то тогда нас еще держало. Держало на этом свете. Что-то. Что-то необъяснимое и подводило к решающему финальному концу.
Что-то происходило необычное и не совсем вероятное. И со мной и с моей Джейн. И даже самой яхтой «Арабеллой».
Там внизу под нами должна была быть уже целая стая голодных акул, жаждущих скорой поживы.
Этот адский долгий шторм. Эта долгая смерть нас обоих и гибнущая так долго в волнах изуродованная стихией избитая, но еще плавающая на волнах, каким-то неизвестным чудом наша круизная большая яхта. Не желающая, никак тонуть и идти на дно в объятья самого Посейдона. Что это вообще тогда было? Но я ощущал всем, чем только было еще, можно было ощутить, что финал всего этого был уже близок. Подходила сама быстрая и скорая развязка. Но меня уже это тогда не пугало. Мне было в тот момент все уже едино и все равно. Я смирился с судьбой. Я и так ничего не видел хорошего в своей уже порядочно долгой жизни и как русского моряка и как живого человека. И это все, что я сейчас имел, было вот здесь и в моих руках и объятьях. Пусть не так долго, но я жил полноценной счастливой жизнь. С любимой девочкой моей Джейн Моргна и ее родным братом Дэниелом. И этот отрезок такого интересного моего времени заканчивался трагически и вот на этом этапе моей жизни. С этой тонущей в Тихом океане яхтой и с красавицей латиноамерианкой. И для меня уже не было важным, чтобы хоть, кто-то помнил меня или хотя бы узнал, где я погиб и как погиб. Мне не нужна была даже чья-то горькая по мне скорбь. Чьи-то пролитые слезы. Ведь я всю свою сознательную жизнь прожил один без семьи и детей. Так получилось. Ведь не я один такой в мире. Но вот с такой красивой и трагической судьбой только я.
Джейн была все еще в сознании. Она, то теряла свое сознание, то вновь возвращалась обратно.
Она лепетала в бреду про каких-то своих сестер из океана. Она, то закрывала свои надолго латиноамериканки южанки черные красивые глаза, то открыв их, смотрела, не отрываясь на меня, ловя каждый мой жест лица и движение моих синих русского моряка глаз. Точно пытаясь запомнить все это посмертно и навечно.
И казалось, это будет длиться вечно и не закончится никогда.
Еще было и такое ощущение, как сейчас помню, хоть это все можно смело назвать бредом будущего покойника утопленника, что за нами, кто-то наблюдал со стороны и держал на этом свете.
Мы должны были давно уже быть мертвыми, но мы не умирали.
Я сейчас даже не могу, вспомнить сколько раз я приходил в себя и уходил из себя. И снова приходил. И так всю ночь до самого рассвета. В состоянии бесконечного повторения. Как на заевшей пластинке. И этот без конца звенящий, сейчас в радиоэфире из нашей утопленной там внизу внутри радиорубки сигнал о помощи и спасении SOS! Приводил своим громким сотрясающим все простраство вокруг гулом меня в сознание. И я видел ее смотрящие пристально и не моргающие, рассматривающие меня любимой странные уже какие-то с огоньком чего-то иного девичьи влюбленные глаза.
Глаза какие-то уже не совсем, такие как раньше. Хоть и измученные пытками палачей, но уже какие-то другие. Не совсем, похожие, на глаза моей Джейн Морган. Словно на меня смотрела другая уже Джейн или другая женщина.
Которой я не знаю. Такая же измученная и израненная, но совершенно иная. Из иного мира, похожая, на эту нимфу океана с именем Нагиса. С которой, казалось мне я был давно уже знаком. С момента своего рождения и позднее, когда был военным моряком Советского флота. И позднее, когда ходил по океанам в качестве простого механика и машиниста на грузовых торговых кораблях. Мне сейчас даже казалось, что я с этим именем был знаком даже в тех портовых забегаловках для моряков и ресторанах. Я видел эту женщину среди уличных городских путан. Множества своих самых распутных и развращенных любовниц.
— «Нагиса это и есть Джейн. А Джейн это Нагиса» — прозвучало в моей голове из неоткуда.
— Нет…Джейн — я произнес еле — еле – Нагиса. Как такое вообще может быть?!
— Что, любимый — Джейн произнесла мне, очень тихо.
Ее черные как самая темная ночь красивые девичьи глаза сверкнули опять, каким-то странным почти незаметным ярким глубинным ледяным огоньком. Словно она и ждала этого. Моего пробуждения и осознания, что Джейн и есть она Нагиса. И все время здесь растянулось именно для всего этого.
И она, дотянувшись до моих губ своими замерзшими губами, снова, поцеловала меня, тогда в мокрые холодные, почти мертвые губы. Жадно и страстно. Я помню это до сих пор. Как и все, что было тогда со мной. И в этом поцелуе было столько любви!
И такое было уже ощущение, что это все уже не реальное и не настоящее. Какое то, придуманное, кем-то или чьим-то бредовым сознанием. Словно в каком-то очень реалистичном практически живом сне.
Я думал, это все уже наступает мне конец, вот и мерещится всякое. Я и Джейн, вот реальность и мы лежим оба в холодной штормовой воде. Яхта тонет и нам конец. Обоим конец. И вряд ли придет вообще помощь. Если и придет, то мы уже будем на дне океана под многокилометровым слоем самой воды. И станем пищей всевозможным морским тварям.
— К черту все — произнес я.
— Что, Володя? – она опять спросила меня на русском языке, тихо, прижимаясь ко мне, насколько ей позволяли теперь ее силы.
— Ничего, моя любимая — произнес я ей ели выговаривая слова, своим еле шевелящимся ртом –Все хорошо. Все хорошо, Джейн. Все хорошо.
— Сколько сейчас время? — я, вдруг, услышал из ее еле шевелящихся губ.
— Не знаю, любимая — прошептал я Джейн на ухо — Не знаю. Я не могу оторвать левую руку от лееров ограждения. Она, одервенела и как примерзла. Пальцы не разжимаются совсем.
— Любимый — прошептала тихо Джейн. И обхватила меня своим руками за шею, словно не желая меня отпускать от себя, прижавшись головой и своей грудью к моей груди.
— Знаешь, Джейн — произнес я, стараясь поддержать ее и отвлекая на себя — Я нашел твое вечернее платье.
Джейн улыбнулась и прижалась губами к моим губам.
Там внизу, где сейчас вода — я произнес Джейн — Там в твоей каюте. И магнитофон с кассетами. Они там в каюте.
— Пусть остануться там. Пусть все останется там, любимый мой – она промолвила мне и затерлась своей черноволосой мокрой головой о мою грудь, будто ласкаясь как кошка. Она глубоко вдыхала и жадно холодный с океана штормовой сам воздух.
— Джейн — произнес ей я — Ты так и не одела для меня, то свое вечернее платье. И те туфли, миленькая моя Джейн.
Я все говорил и говорил. Еле произнося и выговаривая, все свои слова немеющим малоподвижным языком и сведенным судорогой от холода ртом. Прикусывая свой язык. Я отвлекал ее и себя от самого теперь худшего, думая, что так будет лучше.
Джейн приподнялась на своих девичьих руках. Ее лицо было над моим, и все волосы с ее головы упали на меня, накрыв мою чуть ли не целиков голову. Наверное, она так сделала преднамеренно. Я не знаю. Она, словно, отгородила так меня от всего вокруг. Отгородила меня собой. Зачем? Обхватив снова мою шею обеими руками и припав своим лицом к моему лицу. Джейн принялась целовать меня. Практически без отдыха и передышки, не отрываясь от моего лица.

Последняя агония

Она, не переставая, целовала меня. Сама не давая мне даже сделать того же. Она словно прощалась со мной. Прощалась навсегда. Я не понимал зачем? Ведь мы погибали вместе. Я так думал тогда и готовился к смерти, прижав Джейн к себе. Своей правой полу онемевшей и замерзшей рукой. Левой вообще не в силах был даже пошевелить. Пальцы точно срослись с леерными перилами бортового правого ограждения, за которые я не отрываясь, практически держался. Пальцы скрючило судорогой от ледяного штормового холода.
Джейн терлась об мое лицо своим девичьим молодым красивым смуглым брюнетки латиноамериканки южанки лицом.
Я ощущал, как текущая по палубе холодная штормовая вода стремилась, теперь утащить нас обоих в сам открытый океан. Она словно хватала меня за мои лежащие на палубе ноги и тянула к себе.
Я прижимал мою любимую женщину к себе. И не отпускал ее ни на минуту.
Я не видел ничего вокруг, из-под ее моей любимой Джейн раскинутых поверх наших обоих лежащих в воде голов чернявых как смоль мокрых и прилипших к нашим лицам длинных волос. Я видел только уже без изьянов и травм молодое идеальной красоты любовницы лицо, перед собой. И ее красивые, смотрящие на меня пристально из-под черненьких девичьих бровей, черные как ночь глаза. Жадно пожирающие меня своей дикой хищной любовью. Смотрели практически в упор в мои синие ее самого верного и преданного до гробовой доски любовника глаза. Своим странным, не моргающим гипнотическим взором черных потрясающих по красоте глаз. Печальным и холодным как сам бушующий океан. Но с мерцающим там в их глубине странным алым живым чарующим волшебным огоньком.
Джейн последний раз как пиявка впилась в мои ледяные утопленника мертвеца мужские губы, прощаясь со мной.
Нас накрыло огромной последней штормовой волной. И, «Арабелла», стала уходить под воду.

***
Шторм вдруг стих, как-то внезапно и быстро.
Рассвет разорвал черные ночные штормовые грозовые с ветром и ливнем облака. «Арабелла» стремительно падала в черную бездонную бездну. И в тот же, момент лицо моей Джейн стало растворяться перед моими глазами.
Все вокруг меня заменил какой-то лилового оттенка яркий теплый свет. Свет, заменивший лицо моей красавицы Джейн. Ее черненькое от загара брюнетки латиноамериканки южанки любовницы смугленькое личико. Ее черные бездонные как сама штормовая ночь красивые в черных ресницах моей любимой глаза. Они, просто исчезли и все…
Все заполнил этот странный лилового оттенка свет. Такой приятный, и умиротворенный. Спокойный, наполнивший меня самого целиком. Окутав меня целиком своим тем ярким свечением. Я просто завис на одном месте в этом лиловом ярком свечении и прямо в самой воде. И подо мной ничего. Только пустота. И океанская огромная бездна.
И там где-то внизу подо мной изувеченная штормом круизная яхта «Арабелла» уходила стремительно в бездну Тихого океана. С залитыми под самый потолок штормовыми волнами со всеми жилыми отсеками и каютами. С перевернутой и переломанной каютной дорогой мебелью. Встроенными шкафами из красного дерева, кроватями, столиками, диванами и креслами. И, где-то там, подо мной глубоко, на глубине в несколько километров, она, раздавленная глубоководным давлением, должна была упасть в свою вечную безымянную могилу.
С работающими еще батареями и генератором переменного тока. В самом деревянном с поперечными переборками днище яхты. В самом низу корпуса. В непроницаемых для воды донных отсеках аккумуляторами, что еще подавали ток вверх, в главную гостиную каюту в специальную маленькую секретную комнату за винным отодвигающимся шкафом из красного дерева, где находилась радиорация и компьютер программного управления судном. Что до самого последнего подавал свой тревожный и безнадежный сигнал к спасению SOS!, что шел из самой теперь глубины Тихого океана. Он все еще гулом доносился до моих ушей. С той торчащей вверх единственной высокой мачты «Арабеллы», над палубной оконной иллюминаторной надстройкой. Качающейся под многотонным напором, и давлением воды. И ее торчащей вверх длиной антенны.
«Арабелла» падала, со всем своим бортовым такелажем. Развевая оборванными парусами под водной толщей. Гремя стальными креплениями тросов веревок и канатов стремительно летела вниз.Это все доносилось до моих ушей из той глубины куда уносилась, падая на океанское дно наша круизная быстроходная белоснежная яхта.
Внизу подо мной раздался глухой взрыв. Так вот там, где-то в глубине океана, наша яхта «Арабелла», навсегда попрощалась со мной. Я ощутил сильный толчок, прямо в свою спину. Сильный толчок из самой океанской бездны. Толчок самой воды. Это взорвались топливные баки «Арабеллы». Там в ее бортах, по бокам двигательного отсека. Их раздавило глубинным давлением, выдавив все топливо, и оно должно было всплыть на поверхность. Горючее более легкое, чем сама вода, просто вырвалось из разорванных давлением баков, разнося белоснежные борта с надписями «Arabella» круизной большой яхты в щепки. Сдетоннировали от давления воды, все один, за одним кислородные баллоны, добивая саму окончательно яхту, что падала на дно уже по своим частям под собственным весом и под весом своих двигателей с валами и двумя пятилопастными пропеллерами. Теряя свой отвалившийся большой с днищем киль, якоря с цепями, штурвалы и прочее оборудование в виде, разбитых оконных иллюминаторов, дверей, вырванной силой взрыва и воды солнцезащитной крыши и в крошеве обломков из досок красного дерева верхней палубы.
Я только сейчас почувствовал и понял, что Джейн уже рядом нет. И, что я завис в какой-то пустоте, теплой и приятной.
И меня окружил яркий мерцающий свет. Он был везде и вокруг меня.Этот свет, был лилового оттенка. Такой теплый, согревающий меня в каком-то невесомом состоянии. Словно, не в самой воде, а в зависшем неподвижно воздухе без какой-либо, качки и тряски. Свет обволакивающий меня. Полумертвеца и утопленника. В изорванном акваланга гидрокостюме. Этот лилового оттенка яркий теплый спасительный свет, согревал меня и мое измученное раненое человеческое тело.
— Джейн — я произнес в эту лиловую сверкающую перед моими глазами пустоту – Джейн – я повторил и стал слушать.
— Где ты, Джейн?! — я уже громче, произнес. И голос мой странно прозвучал. Как-то необычно. Как в каком-то пространстве. Уносясь далеко эхом в глубину чего-то непонятного и бесконечного. Такого же глубокого как сам Тихий океан.
Я протягивал вперед ослабевшие, почти бесчувственные свои с растопыренными пальцами руки, надеясь нащупать ее нежное красивое, хоть и умирающее женское тело любимой. Тело моей любимой женщины. Тело беременной любимой. Джейн говорила мне, что беременна от меня. И вот я искал и моего с ней ребенка. Но никого не было рядом или даже близко со мной.
Я не мог двигаться. Я просто висел над бездной океана. Один окутанный ярким этим лилового света мерцающим живым свечением.
Был слышен шум океана и крик альбатросов и чаек. К нему примешивался крик дельфинов, где-то невдалеке. Но, я кроме мерцающего и переливающегося лилового свечения вокруг себя ничего не видел.
— Джейн! — я уже громче произнес — Где же ты?! Джейн!
Где-то на большом отдалении в океане послышался шум винтов большого скоростного судна. Было хорошо слышно хлопанье тех его винтов, и даже шум двигателей. Я не знаю, что это был за корабль, но он шел точно сюда. И шел издалека. Через весь Тихий океан. Возможно, тот корабль слышал сигналы о помощи SOS! В звуковом радиоэфире.
— Володя, любимый — вдруг я услышал голос моей Джейн. Ее голос был чистый и ровный. И говорила она, моя Джейн на чистом без какой-либо помарки русском языке.
— Джейн, ты где, Джейн, любимая? – я произнес ей снова, всматриваясь в этот мерцающий ярким живым свечением свет – Где ты? Ты живая? Живая, как и я? Или мы умерли?
— Мы оба живые, Володенька, любимый мой! Ты и я! – она нежно это так произнесла, что у меня заколотилось мое живое человеческое сердце.
— Но ведь мы же умирали, Джейн – произнес я ей — Ты умирала, Джейн.
— Умирала Джейн. Не Нагиса – произнесла мне откуда-то из света любимая моя Джейн Морган — Спасая тебя.
— Нагиса? – я вдруг, содрогнувшись, спросил, вспоминая то чудо и ужас штормового океана, что я лицезрел, сам лично в том, как казалось мне околосмертном бреду. Когда впервые это увидел и ту любовь, длившуюся, как казалось недолго совсем между нами. Но я слышал ее имя. И думал о нем и этой Нагисе. В памяти возникало это имя, но я отвергал его и думал только о своей любимой Джейн.
Возникла мертвая тишина, и я продолжил.
— Значит, не погибли – я произнес, так и не понимая, где я, и вообще что творится вокруг меня. Я вообще ничего не понимал. Я просто висел в лиловом этом сияющем вокруг меня ярком свете как в самой воде, и не понимал ничего. Просто понимал одно. Из огня да в полымя.
— Но, где же ты, моя любимая? Я хочу увидеть тебя — я произнес ей.
И из лилового свечения показалось девичье молодое красивое лицо. Лицо моей Джейн Морган. Ее карие практически черные, как у цыганки Горьковской той Рады глаза. Глаза латиноамериканки брюнет мулатки из далекой Панамы. Моей восточной рабыни любви танцовщицы живота и пиратки Энн Бони. Моей любовницы и будущей матери моего ребенка Джейн Морган.
— Джейн, любимая — прошептал тихо ей я, словно, боясь чего-то, что слышалось где-то уже невдалеке как шум нарастающих волн. Как зарождающийся новый штормовой ураган. Он опережал звуки идущего сюда какого-то в мою сторону судна.
— Я не твоя Джейн, любимый мой — она мне произнесла – Но я все это время была с тобой. Я берегла тебя в океане и заботилась о тебе. Защищала от гнева своего отца. Я Нагиса. Я давно полюбила тебя и всюду и везде была с тобой. Присматривала и оберегала. Чем прогневала своего родного отца Посейдона из-за любви к смертному.
Меня обожгло как палящим всепожирающим страшным огнем. Вот почему я ощущал всегда и видел везде чье-то стороннее какое-то загадочное рядом присутствие. Сколько раз я мог погибнуть и в этих чертовых припортовых ресторанах. В драках из-за уличных женщин и, попадая в разные пьяные безбашковые переплеты за границей. Однажды даже защищая танцовщицу живота саму Тамалу Низин от желающих изнасиловать молодую египтянку красавицу. Я тогда вообще легко отделался, лишь царапинами. А нападающих просто что-то унесло куда-то в вихре сильного ветра торнадо. И потом их нашил растерзанных в клочья в разных частях Гон-Конга. Я тогда считал это просто Божественным провидением и везением. А выходит, вон оно как!
— Нагиса, а Джейн – я произнес ей, пораженный новым кошмаром.
— Джейн нет, как нет ее брата Дэниела, как яхты «Арабелла» — произнесла мне морская русалка Нагиса — Нет борта ВА 556, «Черного аиста» и самих морских гангстеров — Есть только этот океан и я, твоя любимая Нагиса.
Внутри меня все разом взорвалось и оборвалось, как при горном обвале. Как при взрыве ядерного на атомной лодке реактора.
Вдали раздался громкий многоголосый женский смех и звонкий девичий такой же лепет. Голоса стремительно приближались.
Лицо Джейн исчезло в лиловом ярком мельтешащем свете.
— Нам пора прощаться, Володенька, мой любимый. Они пришли за мной — я услышал, вдруг перед собой снова ее голос.
— Кто пришел, любимая? — произнес тихо я ей.
Откуда-то, из пустоты и из лилового яркого свечения самой воды передо мной прозвучал ее голос – Мои сестры. Сестры океана. Их за мной прислал мой отец. Я беглянка из родительского дома. Он хочет вернуть обратно свою дочь Нагису. Я обманула его, спасая тебя в океане.
Я так ни черта еще всего до конца не понимал. Да и не верил еще всему, хоть и был ошарашен происходящим и панически напуган и удивлен.
— Какую еще Нагису? Причем тут Нагиса? Джейн, любимая! Где ты?! – я в панике стал биться, кричать и звать ее — Я не вижу тебя! Джейн! Не уходи, где ты, Джейн! Ты говорила мне, что хочешь от меня ребенка! Ты говорила, что беременна!
Я, вдруг, ощутил в губы ласковый нежный поцелуй. Поцелуй из самого лилового яркого света. Жаркий, нежный и невероятно сексуальный. И я ощутил губы моей девочки и любовницы латиноамериканки Джейн Морган. Это была точно, и именно она. И ни какая другая женщина. Я не мог спутать этот ее поцелуй с другими.
— Успокойся, мой любимый — прозвучал Джейн Морган голос – Все встанет на свои места. Не важно, сейчас, Джейн или Нагиса. У тебя будет еще время все осмыслить и обдумать, а у меня действительно будет ребенок. Два ребенка от тебя, мой милый. Дети дочери повелителя океанов Посейдона, дриады Нагисы.
— Не может быть! – я возмущено произнес ей – Не верю! Где моя Джейн?!
— Не веришь, тогда сам смотри – произнесла голосом Джейн русалка Нагиса.
Она показалась мне, и я увидел ее лицо. В том лиловом ярком свете. Лицо моей ненаглядной любовницы Джейн Морган, но то была не совсем уже она. В золотой короне с рубином и развевающимися в светящейся воде длинными зеленого цвета перепутанными скользкой тиной волосами. Точно такая же, какую, я видел в том полусонном смертном бреду на тонущей яхте. Которая сначала была моей любимой девочкой Джейн. Потом стала этим странным женоподобным существом.
Плавники и сверкающая вокруг ее тела рыбья чешуя. И ее с длинными руки с перепончатыми пальцами и черными ногтями, больше похожими на когти, что любовно обняли меня, когда она вынырнула из того лилового яркого мерцающего света. Она прильнула ко мне своей голой полненькой молодой русалки грудью с торчащими сексуально возбужденными сосками. И прижала к себе меня, глядя пристально в мои глаза.
— Ты не Джейн. Ты, Нагиса. Я помню тебя, — я произнес ей в кошмарном испуге, растерянности и ошалело, и она стала меня страстно любовно целовать.
— Узнаешь мои поцелуи? — спросило меня морское существо по имени Нагиса – Кто я, твоя Джейн я или твоя Нагиса, мой любимый?
Я, наслаждался поцелуем Джейн, но целовало меня вот это, и я просто замолчал. Я так ничего и не понимал. Но был очарован и околдован ее невероятно сладким поцелуем.
— Теперь это совершенно неважно — произносила она, жарко целуя меня в мои губы — Но ты подарил мне столько любви, что мне не забыть никогда тебя Володенька, мой ненаглядный. Я знаю, ты выживешь.Ты должен жить. Ты рожден, чтобы жить. Я это знаю. Я выбрала тебя из тысяч земных мужчин, что видела я в океане. И я навсегда буду той, кого ты безумно так жертвенно в душе и своем мужском сердце лелеял и полюбил.
И раздалось, уже где-то подо мной. Громко и отдаленно в самой глубине океана. Это был голос блудной и самой непослушной дочери царя всех водных стихий, всемогущего Посейдона — Мне пора. Прощай, любимый. Забудь обо мне. И начни все заново. Прощай.
И, махнув плавником рыбьего хвоста, русалка Нагиса исчезла в глубине Тихого океана.
— Джейн! Любимая моя! — помню, я закричал, захлебываясь солеными штормовыми бушующими волнами в панике я, до того как начал уходить из своего призрачного сознания, так и не понимая что происходит — Не покидай, девочка моя меня! Джейн, любимая моя! — кричал я в океанскую бездну, причитая как совершенно свихнувшийся с ума — Прошу тебя, Джейн, не покидай меня! Не покидай меня, Джейн Нагиса! Я люблю тебя!
И уже ничего не помню больше. Возможно, снова потерял сознание. А может, так было ей нужно моей Джейн и моей морской нимфе и дриаде Нагисе.
Меня привел в чувство близкий крик дельфинов.
Когда я открыл свои глаза, я плавал на поверхности океана, а вокруг меня кружили дельфины. Я был в своей русского моряка поношенной рабочей одежде. В той в которой нес дежурство и упал за борт в океан с горящей «KATНАRINЕ DUPONТ». Я был без обуви. Я сбросил ее, чтобы она не утащила меня под воду.
Кругом, только ящики и бочки от затонувшего моего грузового сгоревшего дотла с грузом хлопка торгового интернационального судна. И я увидел чьи-то руки. Человеческие живые руки, вцепившись в меня со всех сторон своими цепкими сильными пальцами, вытаскивали меня из пелены лилового цвета из самой воды и повисшего над волнами невесомого волшебного загадочного и странного какого-то тумана. Вынимающие мое, почти безжизненное, бесчувственное тело, холодное из послештормовой холодной воды. Под ударами бушующих волн, возле какой-то шлюпки.
Я слышал голоса. Много голосов. Кто-то громко отдавал свои команды остальным. Человеческие команды. На иностранном языке. И только лишь вдали прощальный крик дельфинов. Да парящий одинокий надо мной в воздухе над волнами океана, как Небесный ангел кричащий громко альбатрос.

Конец четвертой серии

Автор записи:

TERRA-MEGA30.5.2024

не в сети 2 месяца

0

Все публикации автора14Приватный чат

0

20

Загрузка...

Понравилось? Поделись с друзьями!