Чакры Пахомыча.
Наш самый старый наладчик, Дмитрий Пахомович Колобко, ударился в восточный мистицизм. Толи хотел дожить до ста лет, толи научиться обращать воду в вино. Но одним пасмурным осенним понедельником, он заявил в раздевалке:
— Нет, мужики, я не буду.
Серега Гонтарев, от такого чуть бутылку не уронил и даже, чего с ним не случалось еще с ПТУ, пролил две капли беленькой на застеленный газетами стол. Остальные тоже некрасиво открыли рты. Коля Втулкин, даже попробовал пощупать обширную лысину Пахомыча, на предмет жара и прочих белых горячек. Конечно, работяги не впитывали истину, что не опохмелившись к работе не приступай, с молоком матери. Скорее с батиным портвейном. В коллективе и раньше появлялись трезвенники и кое-кому удавалось этот диагноз держать годами. Таких жалели и считали убогими.
Но Пахомыч был мужик-кремень. Уж от кого не ожидали такой подставы, так это от него. Народ зашумел. Высказывались версии. Может прихворал человек, лекарство редкое пьет, с водкой несовместимое, заграничное. Конечно заграничное, потому что у нас все болезни, включая алкоголизм лечатся в первую очередь водкой.
Однако у нас демократия, так что насильно никто заливать не будет. Ну сошел человек немножко с ума, так может еще вернется. Бывает. Разложили на столе закуску. Коля принес свою знаменитую квашенную капусту. Этот рецепт, пытались выведать у его жены, все женщины округи и две иностранные разведки. Ядреная, говаривал про нее Коля. И про жену и про капусту. Про жену не знаю, а капуста была не ядреная, а ядерная. Похоже супруга квасила ее на смеси царской водки и зарина.
Антоха Ворожеев, привез из села сала. Не странное нечто продаваемое в супермаркетах и стыдливо обозванное «шпик», а запчасти от хряка по кличке Депутат. Антоха человек добрый, отзывчивый и резать поросенка Борю или Мишу ни за что бы не стал. Потому у него в хозяйстве были Депутат, Мэр и свиноматка Зоя Павловна, очень похожая на начальницу цеха. Эту безобидную свинюшку рвалось зарезать половина мужиков цеха. Что многое говорило о характере и авторитете начальницы.
Лучок, чесночок, черный хлебушек, самогон и табачный дым, создавали в раздевалке тот непередаваемый уютный аромат, от которого дохли тараканы и комары. Заводских крыс такое амбре не брало, но запах от рабочей одежды и обуви вызывал у них анабиоз, так что в мужской раздевалке выживали только мужики.
Пахомыча пригласили за стол, чисто закусить за компанию, авось одумается. Но седой передовик и тут всех вогнал в ступор:
— Мужики, убоину вкушать грешно! От этого чакры отваливаются и третий глаз закрывается.
Повисла гнетущая тишина. Все понимали, что надо спасать человека, но как? Петька Золотарев нашелся первым:
— Пахомыч, так ты колбаски пожуй. — делая афроамериканский хот-дог, то есть лапоть варенки между двумя кусками черного хлеба – При ее изготовлении ни одна живая душа не погибла! Если, конечно, несчастного случая на производстве не было.
— Нет, товарищи, — звонко, как комсомолец перед фашистским расстрелом, отчеканил он – я теперь на сыроядение перешел.
— Чего? – даже не понять было кто сказал, похоже выдохнули все одновременно, правда не все цензурно.
— Теперь буду только сырые овощи, фрукты и злаки употреблять. – уже мысленно примеряя на себя рваную рясу пророка, поучал Пахомыч – А когда дойду до просветления, то буду Солнцем питаться, светом чистым, туды его на четвереньки!
Пахомыч в чистой, отутюженной спецовке, по строевому чеканя шаг, вышел из раздевалки. И тут же напоролся на Зою Павловну. Скачущая как взбесившийся немецкий танк в степях Украины, она уперлась в ищущего просветления. Потянула носом воздух. От наладчика пахло толчеными зернами маиса, тертой морковкой, салатом из одуванчиков, одеколоном и семечками. Одухотворенный взгляд и внутренний свет идущий от него, начальница трактовала по своему:
— Пахомыч! Да чтоб тебя в вытрезвителе прописали! Какого барабана ты на работе с утра пораньше в хомуты устаканенный?!
— Доброе утро, Зоя Павловна. – с достоинством, как и подобает просветленной личности, начал беседу Пахомыч – Вы несколько ошиблись, я трезв аки херувим небесный…
— Что ты тут мне конвейерную ленту лохматишь? – Зоя Павловна переходила на ультразвук. Хорошо, что цех был построен при Сталине и был рассчитан на прямое попадание водородной бомбы, хотя трещины по фундаменту все же пошли. – А то я тебя трезвого не видала? С утра и во фланцы завинтился! Брак ты восемнадцатого сорта!
Зою Павловну можно было понять, за двадцать шесть лет, что Пахомыч отдал родному заводу, трезвым он появлялся на производстве три раза, случайно и недолго. Начальница включила переднюю передачу и рванув рычаги на себя, понеслась дальше. Немезида местного значения искала новую жертву.
Но беды Пахомыча только начинались. Как назло с сверхсовременного отечественного полировочного станка отвалилась последняя проволока и изолента. Чудо отечественного станкостроения издало предсмертный хрип и, весело разбросав шестеренки по цеху, объявило самому себе майдан. Причем полный.
Нецензурные мысли стали проникать не только в головы простых наладчиков, но даже одухотворенных, в лице Пахомыча. Особенно после того, как пришлось ломами делать тонкую доводку сего агрегата. До обеда техника капризничала, а работяги звали маму станка. Наконец плюнув, наладчики пошли обедать.
При кровавых репрессиях советского режима, на заводе работало три столовых, но обрадованные демократией и свободой труженики лично, под угрозой увольнения, изъявили радостное желание их закрыть и таскаться на производство с банками и тормозками.
С замиранием сердца, все ждали, каких же заморских яств вытащит из потрепанной сумки Пахомыч. Ведь просветление это вам не хухры-мухры, на макаронах с котлетой до Нирваны не доберешься. Как выяснилось, выйти из колеса Сансары Пахомычу должно было помочь яблоко и два помидора. Сверху этот банкет стыдливо прикрывался листиками салата. Вместо настолько круто заваренного чая, что им можно красить заборы, Пахомыч принялся пить какую-то подозрительную желтую водичку. Это был зеленый чай без сахара.
Самое вкусное и полезное в зеленом чае, это конечно чувство собственного превосходства. Которым и лучился Пахомыч, осознавая собственное очищение от мирских забот.
Впрочем, мирские заботы обладают вредной привычкой не спрашивать, когда им припереться. Сразу после обеда, половину мужиков отправили переносить металлом, гордо именуемый «ремонтным фондом», из одного угла в другой. Рабочие, спросили, конечно, зачем заниматься этой деятельностью. Им ответили, в основном рассказами о их предках и их половых излишествах.
Тут-то и открылась одна подробность сыроядения. Индуистский йог, питающийся травой, Солнцем и аурой, никогда не пробовал перетащить ржавую железяку, весом в сто килограмм. Не сказать, что остальные работяги были в восторге и проделывали это с улыбками на лице, но утренняя водка работала как реактивное топливо.
Вечером Пахомыч не стал задерживаться, пояснив всем, что спешит на занятия йогой. Все честно попытались представить круглого со всех сторон наладчика в позе «собаки». Коллективный образ ужасал и навевал мысли о средневековых пытках. Задумчивые и тихие, мужики приговорили по стакану и стали собираться. Серега Гонтарев задумчиво произнес:
— Не к добру это, мужики. Ох не к добру…
Серега оказался прав. Поскольку наладчик обладал характером упрямым, то трезвый образ жизни держал уже вторую неделю. Среди женской половины коллектива поползли слухи о непьющем Пахомыче. В округе с работой туго и на родном предприятии работали семьями. То есть жены и тещи стали передавать из уст в уста, легенды о пользе сыроядения. Женская фантазия, рисовала в воображении образ непьющего мужа. Да еще и прокормить «этого борова» легче на морковке и брюкве. В общем мужики чуяли надвигающуюся беду.
Была проведена войсковая операция. Закуплено две бутылки вина и бутылка казенной водки, а так же полкило пряников. Все это изобилие было выставлено на стол в пятницу вечером. Под надуманным предлогом заманили Иру, жену Пахомыча.
— Мальчики, — прощебетала Ира присаживаясь за стол – а у вас сала или котлеток нет?
Впервые в истории было придуман новый бутерброд: сало с пряниками. Пахомыч озаботился не только собственным просветлением, но и духовным здоровьем близких. От чего в их квартире исчезли любые признаки мяса. Холодильник был отключен за ненадобностью, ведь мешочки с семенами можно было хранить и на полке.
— Я-ж как птица скоро буду! – застонала Ира, вгрызаясь в котлету – Гадить одними семенами. Унитаз разбить боюсь. Хотя с такой здоровой пищей, он скоро вообще не нужен будет, паутиной все зарастет под юбкой.
— Ужо муж-то проветрит! – заржал неделикатный Антоха.
Ира расплакалась. Сыроядение, не только ведет к просветлению, но и противозачаточное хорошее. Мужики заухмылялись. Вот она, если так можно выразиться, ахиллесова пята Пахомыча. Для воплощения второй части войсковой операции по освобождению, мужиков от ужасов просветления, была выловлена в коридоре Танька Черноклюева. Под клятвой о неразглашении, по большому секрету, ей сообщили, что от семян только воробьи хорошо к воробьихам пристают, да и то, только раз в год.
Танька работала официально кладовщицей и была неофициальным СМИ завода. Ровно через два часа, об этом прискорбном для дам факте, знали все на заводе, включая глухую семидесятилетнюю уборщицу Тиховновну.
Ореол праведника с Пахомыча сгорел под мартеновским пламенем, осуждающих взглядов женщин. Вершить суд взялась Зоя Павловна. Запершись в кабинете с несчастным наладчиком, она ревела как прибой вселенского потопа. Слов не разобрать, но краска с внешней стороны двери отлетала лихо.
Против ожиданий, Пахомыч вышел из кабинета на своих ногах и даже целый. Только очень задумчивый. Взял три отгула и с женой укатил в какую-то глухомань. Вернулся на работу довольный, веселый, на обед угощал всех пловом с бараниной. Ира тоже повеселела и даже помолодела.
Вот только от водки, Пахомыч все равно отказался. Сказал, что удовольствия не получает, а хлебать из привычки неохота. Странно, но это подействовало куда лучше пламенных проповедей, многие ребята перестали заливать в себя, но это уже другая история.
Да, я псих! А у вас какое оправдание?
1 259
Загрузка...
