К пятидесяти годам у человека, о котором хочу рассказать, было все, что по советским меркам полагалось иметь ИТР — инженерно-техническому работнику. Зарплата в 140 рублей (начинал со ста десяти). Трехкомнатная (на пятерых) квартира в силикатной «хрущевке», полученная, когда пошел под слом двухэтажный барак на пересечении улицы Воровского и Свердловского проспекта, где жили они с женой, двумя детьми и тещей. «Жигули» не помню какой модели, выделенной согласно очереди в профкоме. Садовый участок в шесть соток, где с помощью друзей, поднаторевших в этом деле еще со времен студенческих стройотрядов, соорудил домик и баню.
А еще был в их квартире чешский мебельный гарнитур «жилая комната», отмечаться на который бегали где-то года два, телевизор «Таурас», и даже гэдээровский с перламутровым блеском чайный сервиз «Мадонна» на двенадцать персон — предмет особой гордости, случайно добытый во время командировки в Москву.
Ну, еще хронический гастрит у него был, из-за чего ему раз в два-три года выделяли путевку в местный санаторий.
Как и положено технарю-шестидесятнику, увлекался пешим туризмом и авторской песней.
Впереди ждала надежная пенсия 120 рублей плюс дополнительные 12 рублей, за что уже не помню. Итого — 132.
Но шестьдесят ему стукнуло в самом конце девяностых. К тому времени и Советский Союз рухнул, от застойной стабильности следов не осталось.
Герой моего повествования держался за родной завод до последнего. Никак не мог поверить, что крупное оборонное предприятие растащат на лакомые кусочки, бросив без призора менее ценные. Он надеялся, что его заслуги не будут забыты, если он останется верным родному предприятию.
Как бы не так! Выбросили с завода так же легко, как его портрет с доски почета, на которой он провисел лет тридцать неотрывно.
Слава Богу, успел дать детям образование. Но на их помощь рассчитывать было нечего. Сын пошел по его стопам, окончил политехнический. Но инженером стать не захотел, решил рвануть в бизнес, торговал металлом. То густо, то пусто. Чаще — пусто. К тому же пару раз был избит, однажды так, что чудом жив остался. Дочь — врач, ей самой неплохо бы помогать. У детей свои дети…
Жена, которую отправили на пенсию за два года до пятидесяти пяти лет, одно время поработала лифтершей, пока не поняла, что от стараний на шести сотках больше толку…
А нашему герою повезло. Он все-таки нашел работу. Интересную. Пусть на противоположном конце города. Но все же…
В отделе кадров его приняли на самую низкую ставку: «Вы же не сможете работать наравне с молодыми.»
Оказалось, может. И даже лучше. Чем тут же стали пользоваться. Чуть что посложнее — поручали ему. Нужно срочно решить проблему, Дедок пусть голову поломает, ему спешить некуда.
«Дедок» — такую ему кличку дали. И дружно почему-то сплотились против него. Особенно после того, как вконец разозленный агрессивной ленью своих подчиненных начальник как-то выдал вслух, что готов разогнать всех к такой-то матери и остаться с одним Дедком.
Он никогда не получает доплат за сверхурочные и тех небольших премий, которые полагались бы за успешные выполнения срочных заданий. Другим — полагается. Объяснение одно:
— А у вас же кроме зарплаты, пенсия есть!
А то, что Дедок еще и Ветеран труда, а потому пользуется общественным транспортом бесплатно и имеет частичную компенсацию оплаты за коммунальные услуги, вызывает у сослуживцев просто ярость.
«Дедок», которому жить в обстановке недоброжелательности тяжело, понимает тех, кто паразитирует на его профессионализме. Как ему на одну пенсию не прожить, так и его сослуживцам их зарплаты позволяют лишь убогое существование.
Те, кто постарше, ждут не дождутся наступления пенсионного возраста. А тут — разговоры на высшем политическом уровне о том, что возрастная эта планка будет повышена, поскольку кормить пенсионеров скоро будет некому. Даже в благополучной Франции и то повысили. Значит, у нас точно сделают то же самое.
И тут виновниками того, что такой вариант возможен, считают «Дедка» и таких, как он:
— Ему же уже за семьдесят. Если он до сих пор работает, значит, посчитают, что и другие могут, но уже без пенсии.
«Дедок» сидит тихо. Он не вызывает врача, когда заболеет, не берет бюллетень. Он не смеет пожаловаться, что замерз в троллейбусе или просто устал. Он очень боится потерять свою работу, которая дает ему не только зарплату, но, что для него важнее, применение его знаниям, навыкам, инженерной сметке. И потерять это он боится больше всего.
…Где-то полтора десятка лет назад я сделала крупное научное открытие — поняла, почему пожилые люди сутулятся, ходят внаклон. Голова, как в юности, рвется вперед, а ноги за ней уже не поспевают.
Я просто рассказала реальную историю одного моего давнего, с юности, знакомого. Никаких назидательных выводов делать не собираюсь
237
Загрузка...
