Дежурный папа

Всем привет. Я – дежурный папа. Многие из вас сейчас скажут «А е мое, так таких миллионы! Мама – в парикмахерскую или на вечеринку, папа – за главного!».

Но все не совсем так. Даже совсем не так. Папа есть не у всех. Точнее, есть он у каждого, но чей-то папа – космонавт, чей-то – геолог, чей-то покоряет бескрайние просторы ледяного таинственного севера.

Я – тот самый папа, который возвращается к ребенку из космоса/экспедиции/ледяного севера. Ненадолго. На пару дней. В отпуск. А потом – опять бороздить просторы чего-то там. Этим я зарабатываю на жизнь.

А еще у меня самого нет семьи. Жены, ребенка. Так уж сложилось, что до последнего момента я не был готов к этому. Пока мне хватает и пары дней в неделю с чужими детьми. Про жену не говорю. Естественно, мой контракт не подразумевает сексуальных отношений с мамашами. Хотя, есть такие мамаши, что закачаешься.

Но, как сказал мне когда-то мой учитель английского и первый взрослый товарищ, Сергей Николаевич, «запомни: где живешь, там не срешь». Бизнес – есть бизнес, сюси-пуси – есть сюси-пуси.

Кстати, я сам вырос без отца, мне не хватало его взрослого взгляда сверху, его крепких рук и защиты, так что, я не понаслышке знаю, как нужен детям папа. Пусть и дежурный, пусть и на пару дней.

Зато потом они будут хвастаться всем, что «папа приезжал и привез подарки, и посадил на колени и смеялся и щекотался щетинистыми щеками».

Вот такая работа у меня.

— Алло, здравствуйте, это Иван? – приятный женский голос в трубке. Впрочем, мужики на рабочую симку мне и не звонят.

— Да, мне нужны Ваши услуги на неделю, с 14 по 20 апреля, мальчик, шесть лет, тоже Иван. Кстати, он Алексеевич, так что звать Вас будут, соответственно, Леша.

Папа Леша. Ну что ж, Леша – так Леша. Мне без разницы.

В назначенный день еду в к Саньке на базу, покупаю здоровенного белого медведя (я сегодня полярник) и двигаю на адрес.

Старая пятиэтажка не в самом приятном районе города.

Поднес палец к домофону, но ободранная железная дверь подъезда клацнула и выблевала наружу помятого вонючего алкаша, который тут же выблевал на газон. Круговорот веществ в природе.

Пятый этаж, дверь, обитая дерматином, звонок.

За дверью приглушенные, но радостные крики «Папа!!! Папочка!!!».

Щелк, щелк, пара оборотов замка, и в темный грязный подъезд струей вливается яркий электрический свет. Мне в лицо ударяет запах горячей ароматной пищи, стирального порошка и чего-то еще. Приятного, но давно забытого и нежданного. Домашнего уюта, наверное.

Я даже не успел, если честно, рассмотреть хозяйку дома, так как на меня накинулся маленький вихрь и начал скакать и дергать меня за джинсы, а, когда я к нему наклонился, вихрь цепко и очень сильно ухватил меня за шею, душа в детских объятьях.

— Папка! Папочка! Папуля! Вернууууууулсяаааа!!! Уррра!!!

В своей работе я больше всего не люблю ощущать щекой теплые детские слезы. К этому нельзя привыкнуть, зная, что ты будешь с ними всего пару дней.

И вот, спустя минут десять таких обнимашек-целовашек, дарения медведя и огромной коробки конфет, я рассматриваю маму этого вихреВани.
Миниатюрная стройная симпатичная брюнетка с большими, выразительными, но уставшими глазами и длинными пальцами, нервно теребящими край домашней кофты. Лена ее зовут, по телефону сказала.

Неловко обнимаемся с Леной, вроде как после долгой разлуки, и идем кормить папу. Меня то бишь.

Вкусно, реально вкусно, но я не могу полностью это оценить, так как пацан смотрит на меня так… бля… глазами, полными любви. Будто любовь налили в два серо-голубых блюдца. И ты смотришь в них и превращаешься в беспозвоночное.

Обычно дети замкнутые, суровые, боязливо-опасливые, ведь они не видели папу с рождения. А этот, Ванька, такой, будто меня не видел ну год. И смотрит, блин, с… любовью смотрит он на меня. Хотите знать, что такое любовь – посмотрите в глаза вашего ребенка.

Я поежился под его взглядом, и перевел глаза на Лену. Ну вот, и она смотрит. Без любви, конечно, но внимательно так, будто ждет, что я скажу, что я и правда их муж и папа. Так, пора прервать неловкую паузу.

— Ну что, сын, рассказывай, — я с сожалением отодвинул от себя тарелку с недоеденной пищей, — как ты живешь? Как учишься? Какие предметы нравятся, какие нет? С кем дружишь, с кем нет? Маму слушаешься?

— Живу хорошо! Плохо только когда мама на меня ругается, если не слушаюсь. Но я почти всегда слушаюсь! – Ваня опасливо на меня покосился, боясь, что сболтнул лишнего, — Учусь хорошо, Мария Петровна хвалит меня, и все остальные тоже хвалят! А Эдик – дурак, он сказал, что у меня папы нет, и все это враки, что ты на Севере, и что это мама придумала, а так я брошенный!

Лена отвернулась и уставилась сквозь пыльные стекла на подсвеченную выспавшимися за целый день вечерними фонарями детскую площадку.

— Ты вот своему Эдику скажи, что он – сам дурак, а папа у тебя есть. И скажи, что в следующий раз я приеду и надеру ему уши, и что ему даже его папа не поможет!

— У него тоже папы нет, папа.

Вот это, блин, поворот. И что говорить?

Я начал ковыряться в тарелке вилкой.

— Ладно, Ванечка, поздно уже, пора тебе спать ложиться. Папа тебе сейчас пойдет и сказку расскажет на ночь. Пойдем умоемся, переоденемся и в кроватку.

Я вышел покурить, а, когда вернулся, Лена, встретив меня в коридоре, грустно усмехнулась и кивнула в сторону детской:

— Иди, папаша. ждут тебя.

Уютная детская. Над кроватью горит теплым светом ночник в форме самолетика.

А малого в кровати я еле заметил. Из-под одеяла высовывались только пальцы, вихрастая макушка, да пронзительно-искренние детские глазища.

— Ну что, сына, рассказать тебе сказку?

Сказок в моем арсенале было как статей в Британской энциклопедии, но ни одну из них мне сейчас рассказывать почему-то совсем не хотелось.

— Ну так вот, — начал я после утвердительного кивка Ваньки, — жил-был мальчик, и звали его… Ваня его звали. И были у мальчика мама и папа. Но, когда Ваня был совсем еще малыш, его папа уехал далеко-далеко на Север, но перед этим крепко обнял маму и Ваню, и сказал им: «Дорогая семья моя, я к вам обязательно вернусь и обниму вас еще крепче, чем сейчас». А потом…

— Я слышал, как мама тебе звонила. – Неожиданно прервал меня Иван, опершись локтем на подушку. – И я знаю, что папы у меня и правда нет. Но его точно звали Леша. А тебя точно зовут, как и меня, Ваня.

Я поперхнулся и затих. Кина не будет, блин. Меня рассекретили. Что я Лене скажу? И блин! Блин! Почему так рано!? Почему я не могу побыть тут еще немного… Хоть немного…

Я неловко поднялся, не смея взглянуть пацану в глаза, и сделал шаг к двери.

— Папа Ваня, а ты завтра придешь?

Дрожь. Дрожь по всему телу, теперь я знаю, что это такое.

— Приду, малыш! И завтра, и послезавтра, и после-послезавтра! А потом мы вообще никогда не расстанемся! и больше никто не сможет мне сказать, что у тебя нет папы!

Ванька вскочил с кровати и бросился ко мне.

На шум в комнату заглянула Лена и остолбенела от увиденного. Два мужика, два Ивана – один здоровый, второй малой, вцепились в друг друга, обнимаясь. Не знаю, Лену я видел смутно, что-то мешало моим глазам, может влага, а может такое ожидаемое и неожиданное счастье.

Мы все – как пепел, который взлетает в воздух от тлеющих ярких углей. Ветер взмывает нас ввысь, а потом мы по странной, причудливой траектории падаем на землю, находя на ней свое место. Мы не можем не находить себе места.