Неожиданный писк слева заставил Сергея вздрогнуть. Он подошёл к открытому люку колодца и заглянул в него. На самом его дне, сжавшись в комок, сидел маленький пушистый котёнок.
“Эврика! – мелькнуло в голове у Сергея. – Сюрприз для Оксанки будет обалденный! Она тащится от всяких птичек-зверушек…”
Оставив сумку на снегу, он ухватился рукой за край колодца, поставил правую ногу на довольно широкую железную скобу, торчавшую из кирпичной стены, левой дотянулся до другой скобы, расположенной почти на метр ниже первой… и таким образом, по шести скобам, спустился до последней. Которая находилась примерно в полутора метрах от земли. Сергей прикинул, как будет выбираться обратно, и спрыгнул вниз.
“Теплушка” была просторнее, чем казалась сверху. Две металлические трубы уходили в небольшое отверстие в стене; на них была разостлана дырявая телогрейка, на которой валялись покрытые инеем корки хлеба и консервная банка, – очевидно, здесь когда-то ночевали бомжи; но теперь отопление было выключено, трубы остыли, и спать в зимний холод стало невозможно.
Сергей схватил котёнка, сунул его за пазуху и, ухватившись рукой за скобу, подтянулся и поставил на неё сначала одну коленку, затем другую… наконец, встал в полный рост. “Теперь пойду, как по лесенке”, — подумалось ему. Однако едва он попытался встать на следующую скобу правой ногой, кирпичная кладка внизу посыпалась; скоба, на которую он опирался левой ногой, выскользнула из стены; и Сергей грохнулся вниз. Котёнок выскочил из-за пазухи и кинулся в дыру, куда уходили трубы.
Некоторое время Сергей лежал не шелохнувшись… Затем рассмеялся:
— Ничего себе…
Поднялся на ноги, отряхнулся от снега и огляделся.
Кирпичная кладка внизу была без единого выступа, за который можно было бы ухватиться.
“Неужели они спускались сюда только по этим скобам?” – подумал Сергей о бомжах.
Он попытался, оперевшись стопой о стену, допрыгнуть до ближайшей к нему скобы; но та была слишком высоко. Тогда Сергей схватил корявый обледенелый сук, приставил его к стене; но как только встал на него, сучок с треском переломился пополам.
— Тьфу! – в сердцах выкрикнул Сергей.
Глянул на часы: без четверти два.
“Оксанка не любит, когда опаздывают…”
Он вспомнил её слегка лукавый взгляд, когда она на недавней вечеринке с друзьями пригласила его к себе на день её рождения, куда он сейчас и направлялся. В тот раз они долго с ней танцевали, пили “Шардоне” и мило беседовали… Она всё же предпочла его Игорьку, которого он лихо обставил своим блестящим знанием компьютера; а также по части юмора, рассказав несколько свежих анекдотов, вызвавших неподдельный восторг среди подруг и знакомых Оксанки. Но особенно Сергей гордился своим замечанием относительно… расстёгнутой у Игорька ширинки. Все тогда похохотали от души; однако Сергей даже виду не подал, что намеревался как-то оскорбить приятеля, — напротив, он подчеркнул, что хотел всего лишь указать Игорьку на его оплошность, которая впоследствии якобы могла поставить его в незавидную ситуацию…
— Эй, кто-нибудь! – крикнул Сергей.
Он испугался, как бы не утащили сумку. Там был подарок Оксанке – её любимые французские духи, стоившие почти половину его месячного оклада. И которые, по его замыслу, должны были окончательно “добить” Игорька.
… Тем временем холод стал пробирать его до костей. Одет Сергей был явно не по погоде: костюм и пальто. Оксанка жила недалеко от его дома, и потому он решил пройти напрямик по пустырю, рассчитывая всего минут на пятнадцать ходьбы. Естественно, ему и в голову не могло прийти, что с ним может случиться такой казус и что с утра ударит настоящий крещенский мороз!
Сколько он сейчас ни напрягал свои “эрудированные” мозги, ничего иного придумать не мог, кроме как постоянно приседать и бегать по периметру “теплушки”, чтоб не замёрзнуть. И, конечно же, время от времени покрикивать – в надежде на то, что кто-нибудь его услышит. Тропинка, которой он шёл, вела к ремонтно-механическому заводу; и потому сегодня, в воскресенье, прохожим пока оказался он один.
… Время шло, а на его крики так никто и не отзывался.
“Это уже не смешно”, — подумал он.
Схватил лежавший на трубах бушлат, скомкал его и приложил к стене – под то место, где из кирпичной кладки торчала спасительная железная скоба. Затем снял с себя пальто, шапку и положил их на бушлат. Получилась небольшая горка. Дрожа от холода, Сергей осторожно встал на неё и вытянул кверху руку; однако от его ладони до скобы оставалось сантиметров сорок. Сергей подпрыгнул, но до скобы не достал. Затем схватил сучок, поставил его одним концом на одежду, другой прислонил к стене, встал на него и изо всех сил снова прыгнул… ещё раз, другой, третий… — бесполезно.
“Что бы ещё подложить?..”
Он стал ощупывать стену – в надежде на то, что ему удастся вытащить несколько слабо державшихся в ней кирпичей. Но всё было тщетно.
Тогда Сергей бросился разгребать ногой снег; однако кроме пары спичечных коробков и кучи замёрзшего дерьма в углу, ничего не нашёл.
Почувствовав, что коченеет, быстро оделся, накинул поверх пальто вонючую телогрейку и, сжав в кулак онемевшие пальцы рук, принялся согревать их дыханием… Затем сунул их в перчатки и начал приседать, время от времени останавливаясь и взывая о помощи…
… На третий час своего пребывания в колодце, во время очередной “разминки”, Сергей почувствовал головокружение. Присел, оперевшись спиной о стену.
“Так и околеть недолго…”
Он поднял голову кверху. Уже смеркалось.
— Э-эй!.. Кто-нибудь!..
От холода и страха у него застучали зубы, по спине побежала дрожь.
“Как же так, — мелькнуло в его голове, — ведь всё шло хорошо, и на тебе… Чёрт меня дёрнул лезть в эту дыру… за каким-то доходягой. – Он оглянулся, но котёнка нигде не было. – Увижу его ещё раз – придушу!..”
Сергей опять снял перчатки и принялся дышать на немеющие пальцы рук… Задумался…
Да, всё шло хорошо… Прекрасный заработок в одной из преуспевающих коммерческих фирм, бычье здоровье, квартира, машина… Вечерний кафе с разноцветными мерцающими огнями, коктейль, тихая мелодия… А девушки! Одно воспоминание о них приводит в сладкий трепет! Светка, Наташка! Теперь вот Оксанка. От улыбки которой сладко посасывает под ложечкой… Что ещё человеку нужно? Живи – радуйся!.. И вдруг такое…
“Как это гадко, несправедливо! – подумал он. — Я замерзаю, а в сумке – бутылка “Белого аиста”! Сейчас бы она мне не помешала! Но главное – мобильник! Вот ведь в чём штука! Почему я именно сегодня не сунул его в карман – ну, прямо закон подлости!..”
Он плюнул с досады. Вскочил на ноги, схватил переломанный пополам сучок и стал бить им о стену.
— Помогите! – глядя вверх, попытался крикнуть изо всех сил, но получилось слабо.
Сел на снег, потому что снова закружилась голова.
“А вот если я здесь околею, — почему-то подумалось ему, — кто-нибудь обо мне заплачет?”
И вдруг его как током ударило: от его исчезновения никому на Земле хуже не станет!
Он вскинул голову.
“Как это? Такого не бывает…”
Надел перчатки и поджал под себя ноги. Опять задумался.
Не бывает, но так оно и есть. Отца с матерью у него уже не было в живых. Из родни – один двоюродный брат где-то на Урале, с которым он виделся однажды в детстве и с тех пор никаких отношений не поддерживал. А семью Сергей так и не завёл. Всё чего-то боялся… Над друзьями и знакомыми, которые женились и заводили детей, посмеивался… А когда те в разговоре с ним высказывали хоть малейшее недовольство возникающими в их семейной жизни проблемами, говорил им:
— Предупреждал дурака: не вешай себе на шею хомут!
Или:
— Не жилось ему спокойно! Сейчас семьи заводят, как и в армию идут, одни лохи!..
И при этом почти всегда снисходительно хлопал своего “несчастного” собеседника по плечу…
Да что детей – друзей не имел. В глубине души прекрасно понимая, что близкий друг – это всегда бремя: или денег взаймы дай, или, допустим, по его просьбе замолви словечко перед начальством… А ведь другу не откажешь!
Конечно, у друга можно попросить и самому. Однако помощь, по его мнению, всегда подразумевает последующие обязанности перед “благодетелем”, а Сергей очень не любил быть от кого-то зависимым. Поэтому он предпочитал иметь не друзей, а приятелей. В кругу которых можно весело и со вкусом провести время, вежливо отказывая им в их просьбах и, соответственно, оставаясь никому ничем не обязанным. Погуляли и разошлись. Не обременяя себя чужими проблемами. А дальше он приходил домой, выпивал свой любимый кофе на сливках в прикуску с плиткой молочного шоколада, включал телевизор и смотрел боевик или футбол. А иногда общался по телефону со своей очередной “единственной и неповторимой”, в итоге назначая ей свидание. И такая уютная и спокойная — а лучше сказать, беззаботная — жизнь была ему по душе. Сергей очень дорожил своей “свободой” и не желал её менять на что-либо иное.
Но сейчас он понял одну важную истину: горячий кофе с шоколадом – это, конечно, здорово; вот только теперь никто ему их не подаст. Потому что, кроме как своему брюху, он никому их никогда не предлагал. То есть, не замечая окружающих его людей, он неизбежно пришёл к тому, что и его замечать перестали. Иными словами, ни один человек его теперь не хватится и искать не станет.
От этой мысли Сергей даже вздрогнул.
“Как это понимать? Я здесь подыхаю, а они там пляшут, чешут языками и хохочут? И если я дам дуба, никто не моргнёт и глазом?.. Впрочем, Оксанке уж точно станет не по себе. Только не от того, что я загнулся, а что в этом случае создам ей лишнюю проблему – как помириться с Игорьком! Ведь, насколько я её знаю, ей нет никакой разницы – быть с ним или со мной. Не так ли меняют поношенные перчатки на новые?..”
Внезапно его осенило:
“Так ведь другого и быть не может. Я же сам всем своим видом и манерами дал ей понять, что меня устраивают именно такие отношения. Ведь у нас с ней никогда не было ничего серьёзного и искреннего. Посидеть в кино или кафе, лечь вдвоём в постель – и разбежались, как в море корабли… Чтоб на следующий день опять ломать голову, как убить время…
Он закрыл глаза.
“ Но разве зазорно получать от жизни удовольствие? Разве это не свойственно человеческой природе?.. – Он надкусил губу. – Вроде бы всё верно”.
И вдруг Сергей вспомнил одного бродячего пса, который частенько запрыгивал на самый верх мусорных бачков возле их дома и рылся в отбросах… После он видел его, бегущего за облезлой сукой.
И тут будто обухом по голове: а ведь он от этого пса практически ничем не отличается! Он всю свою жизнь, как этот кобель, только жрал и трахался!
“Неужели это я? – Он даже усмехнулся. – Неужто и впрямь я сейчас испугался именно этого – навсегда потерять ощущение сладости шоколада и Оксанкиного поцелуя?!. Жил, подобно тому псу, и подохну так же?!”
… Сергей открыл глаза. Глянул наверх: в чёрном небе уже показались звёзды.
“Неужели всё так глупо для меня кончится?.. Да что это я, надо сопротивляться. Нужно согреться.”
Он попытался подняться. Но почувствовал невероятную слабость в теле.
“Впрочем, зачем? К чему я цепляюсь за жизнь? Чтобы объедаться шоколадом и икать от сытости?.. и всё прочее?.. Неужели в моей жизни не было ничего выше этого?”
Он наморщил лоб, вспоминая.
“Детство… Деревня… Мама в косынке… Коровка наша, Жданка. Мычит, доить просится… Лес, озеро… Вокруг- щебетание птиц и стрекот кузнечиков, кое-где порхают бабочки… Помню, я глядел на эту красоту и…да-да, ощущал…наивно, по-детски… какую-то неведомую тайну, скрытую в этой лесной благодати, — светлую, радостную… Куда же всё это ушло?..”
Все попытки хоть как-то двигаться приводили к головокружению… Наконец, Сергей почувствовал, что теряет сознание. Ноги его онемели, пальцев рук он почти не ощущал.
“Сейчас мне должно стать тепло… где-то я читал, что именно так и замерзают… нужно только немного потерпеть… Если бы мне стоило жить ради кого-то, тогда другое дело. А так… Зачем страдать? Уж лучше поскорее сладкий сон…”
И словно вспышка молнии в его голове:
“Да точно ли сон? А вдруг…”
Сергей неожиданно вспомнил, как однажды бабушка привела его, десятилетнего мальчика, в храм. Он стоял, завороженно глядя на мерцание свечек и отблеск огня на одной из икон. На которой, очевидно, был изображён какой-то святой. Со строгим, но в то же время очень мудрым и, главное, ласковым взглядом. Пел хор; и среди слов, которые Серёжа запомнил, были такие:
— … и доброго ответа на Страшном Судилище Христовом просим…
“А что, если это правда? И мне этого ответа не избежать?.. Странно: я никого не убивал, не грабил; а ощущение такое, словно я, как нашкодивший ученик, панически боюсь встречи с учителем… Будто я в чём-то виноват, что-то сделал не так…”
И вдруг его словно прострелило:
“А может, и боюсь только оттого, что ничего в своей жизни не делал вообще? И потому предъявить Ему мне нечего?..”
Сергей шевельнулся.
“Точно, нечего. Как тому кобелю. В этом смысле мы с ним будем равны. Только он будет молчать, а я скулить от страха. Вызванного ясным осознанием своей псиной натуры, которую я, в отличии от четвероногого, выбрал совершенно добровольно – как говорится, будучи в здравом уме и трезвой памяти. Лишь потому, что эта собачья сущность мне пришлась по вкусу; что мне было желаннее превратиться в пса, нежели оставаться человеком!.. Какая злая шутка!..”
Сергей часто задышал. Он ощутил на себе невероятную тяжесть, будто на него навалилась огромная плита.
“Не хочу… — облизнул потрескавшиеся губы. — Не хочу уходить таким!.. Господи, неужели это правда?!.”
И вдруг рядом с собой услышал тоненький писк. Повернул голову.
Дрожа всем тельцем, на него смотрел тот самый котёнок.
— Что, брат… зябко?.. – еле прошептал Сергей. — Иди сюда…
С огромным трудом окоченевшими пальцами он взял зверёныша за шкирку и сунул его под пиджак. Ощутил, как тот жадно вцепился в тепло…
… Среди мрака Сергей опять вынырнул из забытья. Почувствовал удушье.
“Неужели, и впрямь прожил, как шелудивый пёс?..”
Он ощутил, как у него под одеждой кто-то шевельнулся.
“Доходяга… — вспомнил он. – Ещё жив…”
Услышал сладкое мурлыканье.
“Посапывает, и в ус не дует…”
И вдруг у него защемило в груди.
“Господи, позволь мне не умереть подольше… дай не остыть до утра… пусть хоть этот малыш выживет…”
Он ещё крепче прижал котёнка к себе… и внезапно почувствовал, что сердечко этого крохотного существа стучит рядом с его собственным сердцем! Да-да, он ощутил, как их сердца буквально слились и бьются вместе. И из глаз Сергея брызнули слёзы.
“Так вот в чём дело!.. – Он даже вздрогнул от неожиданности. – Как же я раньше этого не понял?!. Так просто…”
И тут же почувствовал, как по его телу стала разливаться та последняя, но такая приятная теплота…
32
Загрузка...
