Деина присела на скамейку в парке. Она ждала парня. Деина была не в самом лучшем виде – поблекший макияж, пыльные кеды в сочетании с синей строгой блузкой, растрепавшийся хвост. Но ни она, ни её кавалер не придавали значения таким вещам. Когда они успевали, всегда наводили лоск перед свиданием, но если не успевали – очаровывали друг друга тем, что есть. Главное ведь – внутренняя красота.
Деине было не очень радостно. Она писала рассказы, а с недавнего времени вдохновение её покинуло. Не стало крыльев творчества, не было ничего, что могло бы отразиться на страницах. Мир вокруг Деины окрасился в серые цвета.
На другой конец скамейки сели две женщины – брюнетка среднего возраста в синем платье и блондинка, помоложе её, в жёлтой блестящей кофточке. Скамейка была не очень длинная, и Деина слышала, о чём говорили женщины, но они, видимо, не обратили внимания на расхристанную девчонку.
– В любви на каждом шагу появляется новая сложность, – говорила брюнетка. – Иногда бывает, что в любви полная гармония, но какие-то внутренние чувства разлагают все отношения.
– Ну, значит, полной гармонии не было, – сказала её подруга.
– В том-то и дело, что гармония как будто бы была, а в конце концов оказывается, что её не было. Со мной случилась такая история. Как же называлась эта любовь, скорее всего, материнская и дочерняя. Я дружила с двумя девочками, им тогда только что исполнилось по пятнадцать лет. Они были такие красивые, нежные, умные. Меня они считали такой же. Но такое их отношение ко мне было, скорее, идеализацией, а в реальности я – простая грубая тётка. У меня часто бывают конфликты на работе, потому что я называю отходы отходами. Я раньше дружила с некоторыми своими сотрудницами, но сейчас мы как-то отошли друг от друга. Я живу с мамой. Когда мы ссоримся, она называет меня старой девой. Мне было очень хорошо с моими девочками, хотя нас многие не понимали, точнее, меня – мол, у девчонок появится своя жизнь, а я, старая дева, цепляюсь за какой-то свет в существовании. Что ж, может быть, цеплялась, но это потому, что я любила их, а не потому, что боялась остаться одна. Девочки были, как эльфы среди хлева. Но у нас и непонимание возникало. Молодые девочки верили (ну, и сейчас, наверно, верят) в хорошее, глядели на мир сквозь розовые очки, думали, что в каждом человеке есть доброе. А я уже успела узнать, что в мире есть много гадости и подлости, что не всем можно верить. Девочки меня ругали за то, что я такая злая, что я так негативно настроена к миру. А я не злая, я просто уже навидалась зверств в обыденной жизни. Одна из них бросала мне, что я не умею жить с людьми, называла меня желчной. Они придерживались теории, что в любом алкоголике или бомже есть душа, надо только уметь разглядеть её. А во мне сквозь интеллигентную сухость фраз и внешнюю аккуратность они так и не разглядели ничего… да, ничего!
В голосе брюнетки как будто зазвучали слёзы, но она тут же спокойно продолжала.
– В конце концов невозможно стало выносить, что мои сильфиды видят во мне только зло. Я пробовала с ними поговорить. Одну из них во время телефонного разговора задело, что я упрекаю её в непонимании, и она бросила трубку. Другая успокаивала меня, говорила, что любит меня, старую зануду, но лучше не становилось. У меня – бесконечные производственные конфликты, а она – молодая девочка, где ей ещё разбираться в этих авгиевых конюшнях, говорила, что я такая жёсткая, не умею прощать людские слабости. Я никогда не верила, что разница в возрасте может помешать зарождению дружбы между людьми, и она действительно не мешает зарождению дружбы, но мешает её развитию. И я решила не обременять жизнь девочкам. У них учёба, куча подружек, они ещё могут встретить любовь… Я стала просить маму подходить к телефону, если они будут звонить, и говорить, что меня нет. Мама стала обманывать их, когда они звонили. Со временем они перестали звонить, и я ничего не знаю о моих принцессах. Один раз мне сказали коллеги, что одна из девочек – которая бросила трубку телефона – заходила ко мне на работу, но не застала меня. Теперь мне уже даже не звонят, а я всё ещё прошу маму подойти к телефону.
– Зря вы это сделали, – сказала, помолчав, блондинка. – Ведь практически трагедия из ничего. Девочки же любили вас. То, что они в чём-то были неправы, – такое вполне можно простить, они бы многое пересмотрели потом. Может быть, та девочка, что не стала вас слушать, необдуманно поступила, а другая ведь вас любила. Мне кажется, они сейчас о вас думают.
– Я это знаю. Я верю, что они меня любили. Но жить так… Это невозможно. Да, я понимаю, что они правы. Они идут с открытыми сердцами к радостям мира, а я принципиальна и в глазах других озлобленна. Девочки не нашли хорошего в том, кто не так безоглядно доверяется свету, как они, а я не могу быть с людьми, которые меня не понимают. Получается, что я одна при живых людях. Я не из гордыни так поступила, не из выпендрёжа, только у тяжёлого человека тоже есть сердце… Знаете, я ведь веду дневник. Туда обычно попадают описания наших рабочих мероприятий – кто что сказал, да с какого боку была я. А восьмого октября две тысячи восьмого года, когда я поняла, что я теперь останусь совсем одна, я записала там такую фразу: «Если любишь – отпусти». Это была моя просьба ангелочкам, так как стало ясно, что одной мне будет лучше.
– И лучше вам теперь? – спросила блондинка.
Брюнетка ответила так тихо, что Деина ничего не услышала, а потом добавила громче:
– Конечно, я вспоминаю о том, как было хорошо, но в целом – теперь мне лучше! Я как будто летаю.
Блондинка посмотрела на наручные часы и сказала: «Нам пора». Они встали и ушли. Деина ещё полчаса ждала своего парня. Время перестало для неё существовать. Ей казалось, что в её глазах сияет по солнцу, и даже векам было больно от раздвигающих их солнечных лучей. Наконец объявился её принц.
– Привет, милая, – сказал он. Не убивай меня, у нас на работе сегодня был маленький пожар.
– Я не сержусь, – сказала Деина. – Я благодарна тебе за то, что провела здесь час.
– Ну, малыш, я ведь не у пивного ларька стоял, у нас на работе действительно черт и бог знает что творится.
– Ты не понял. Я действительно тебе очень благодарна .
Но непонятливый парень и дальше продолжал объяснять ей причины своей задержки. А Деина вечером написала рассказ размером в половину ученической тетради. Рассказ назывался «Если любишь – отпусти».
И где-то через два месяца, опять гуляя с женихом в парке, Деина увидела ту же брюнетку. Брюнетка на этот раз гуляла с двумя девочками младше Деины. Они смеялись. Деина загляделась на них к досаде парня, от которого она оторвала влюблённый взгляд.