Проклиная тот день, когда пошел на эту гнусную работу, я вышел из автобуса. Конечно, в моем случае работой не перебирают, но копаться целый день в мусоре мне не нравилось. Можно хоть до потери сознания убеждать себя, что занимаешься полезным делом, и переработка макулатуры спасает деревья, только эти убеждения таяли от необходимости перебирать прелую, обгаженную крысами бумагу. Ноги налились, как будто под кожу закачали несколько литров воды, а спина стонала и просила пощады.
Оставлять эту просьбу без внимания в мои планы не входило, как раз наоборот я мечтал, залезть под горячий душ, и понежиться под упругими струями, чего-нибудь поесть и завалиться на диван. Но капризная судьба, а скорее маленький брак в тормозной системе иномарки какого-то балбеса, поставил крест на этих планах. Если до Зосимовской автобус еще полз, то дальше улица Герцена превратилась в выставку автомобилей.
В общем, до дома можно было дойти и пешком, хотя топать предстояло минут двадцать-тридцать. Я выругался сквозь зубы и, приказав спине заткнуться, вышел из автобуса. Город менялся с каждым днем, и с каждым годом люди все крепче забывали дикие девяностые, не сказать что наступило «светлое будущее», но люди стали жить чуть полегче, и, разумеется, становилось все больше машин. Обратная сторона прогресса – любая даже самая мелкая авария, становилась причиной затора.
Я поохал, потом оборвал себя, да что это я в самом деле? Будто дед старый! Да, я за неделю наматываю такой километраж пешком, что хватит до Москвы добежать, зато похудел и с моей фигуры исчезли те безобразные семь лишних килограмм. Летом не будет стыдно на пляже раздеться. Да и погода располагает, продолжал я подбадривать себя. Последнее впрочем, было совершенной правдой, казалось, Весна в этом году постилась вместе с верующими, и до Пасхи погожие деньки можно было пересчитать по пальцам.
Сейчас же Весна гуляла по городу в своем новом, сотканном из зелени и солнца, платье. Как всегда она заглядывала в гости ко всем, но замечали ее самые мудрые – дети и старики. Те, кто находился в среднем возрасте, слишком глубоко зарылись в свои дела.
Обезумевшие от любви воробьи горланили свои песни, сколько же я не слышал пение птиц? Наверное, слышал-то я его каждый день, но не слушал. Заботы, заботы… я не позволил себе погрузиться в депрессивные мысли об убегающих годах и просто наслаждался прогулкой. Рядом шли люди, они также решили пройтись, чем париться в душном салоне. Кто-то с серьезным лицом и целеустремленностью бульдозера шагал к цели, но большая часть просто радовалась солнечному деньку и возможности плюнуть на спешку.
Многие улыбались, скорее всего, и у меня на лице была такая же потерянная улыбка, потерянная потому что я не привык просто улыбаться, не хохотать над анекдотом, не ухмыляться злорадно, а просто выражать радость. Люди шли вдоль вереницы автобусов и троллейбусов, из окон на нас смотрели удивленные пассажиры, со стороны, возможно, это выглядело странно. Кто-то награждал нас суровым осуждающим взглядом, идут, понимаешь, и улыбаются непонятно чему, другие провожали нас с тоской в глазах, как будто они сидели в заключении, а мы гуляли на свободе, так смотрят из школьного класса, слушая нудный и неинтересный урок. Они выбегали из транспорта, вдыхали полной грудью весенний ласковый ветерок, подставляли лицо солнечным лучам и шли вместе с нами.
Я обратил внимание на одну старушку. Ее подруга что-то сказала ей и выскочила на едва просохшую землю. А она вцепилась двумя руками за прикрученный к переднему сиденью поручень, как будто ее собирались насильно вытолкнуть из теплого и удобного кресла и заставить пройтись. Хотя, подумал я, возможно, ее собственная душа, собиралась поступить так с ней, а бабушка стойко сопротивлялась несолидным порывам.
Переведя взгляд с бабушки на улицу, я ахнул, город сбросил с себя пыльную вуаль и предстал тем, чем был на самом деле. Нет, не появились другие дома или магазины, но, то, что в серой обыденности представлялось деревянным бараком, стало домом. Я увидел, что в этот дом его создатель вложил душу и сердце. За мутным стеклом автобуса я не видел изящной резьбы на фасаде, с любовью отесанных бревен и до миллиметра точного расположения дома и таких домов в Вологде тысячи. Один за другим они выстраивались в мозаику, и это уже не просто жилье или конторы, это мазки кисти гения, сотворившего шедевр.
Подростки на чистых асфальтовых площадках катались на роликах и танцевали, танцевали, так как возможно только в их возрасте, когда тело гибкое и даже в самых невероятных позах красивое. Весна в городе, весна в сердцах….
Еще утром, я мог бы поклясться, травы не было, но вот, короткая и пронзительно зеленая, она становилась фоном для первых драгоценностей украшавших Вологду – цветов «мать-и-мачехи». Почки еще не раскрылись, и лишь едва заметные кончики листьев виднелись из томящихся бутонов. Сонная, медлительная бабочка, невесть откуда взявшаяся, села на мою куртку, ее привлекла яркая нашивка на груди, принятая ею за цветок. Поняв свою ошибку, она покружила надо мною и улетела.
Позабыв об усталости, я гулял по весеннему городу, сходил к реке, глядя на еще мутную с паводка воду можно было ни о чем не думать. Я совершено потерял счет времени и пришел в себя уже в сумерках, автобус довез меня до моей остановки. Душ, ужин и диван….
Но было еще кое-что. Я это видел и не забыл, каждое утро, выходя из дома, я слышу пение птиц и знаю, что есть другой город. Город за вуалью быта, настоящий! Красивый, жизнерадостный и полный любви! Он существует для всех, надо только снять шоры обыденности….
Да, я псих! А у вас какое оправдание?
524
Загрузка...
