Точка расхождения с текущей историей — сентябрь 1996 года.
Завтра пятница. До неё нужно дожить.
У нас есть две вакансии продажников. Нужны нормальные люди, которые готовы работать на низком окладе плюс процент от договоров. Махмуд Ибрагимович говорит, что может дать десять процентов, от объёма не зависит. Он считает, что это достаточно мотивирует. Я ему говорю, что без оклада сейчас никто работать не будет, особенно у нас. Мы всё-таки не варежками торгуем, а информационными, мать их, услугами. Тут нужны специфические компетенции. Махмуд Ибрагимович приводит тот аргумент, что оклад — это риск зря выбросить деньги. Я говорю, что людям надо продержаться первые два месяца, пока найдут клиентов. М. И. говорит, что они тупо проедят деньги и свалят.
Я прав. М. И. тоже в чём-то прав. Но он прав в чём-то, а я прав целиком и полностью, потому что сейчас никто не пойдёт работать без оклада, а кто пойдёт — тот, скорее всего, не справится. Иначе не бывает. Особенно если учесть, что никаких документальных гарантий, что он действительно получит десять процентов, мы не предоставляем. На таких условиях в Москве работают или дураки, или люди, которым совсем уж нечего терять, то есть те же дураки.
Я прав, я кругом прав, но моя проблема в том, что Махмуд — мой начальник, а не наоборот. Если мы не найдём продажников, это будет мой косяк, а не его.
Скорей бы пятница.
Названивает старый клиент по поводу изменившихся тарифов. По идее, он должен звонить не мне, а в поддержку, потому что эти вопросы я не решаю. Но он звонит мне, потому что на меня можно наехать и ничего не будет, а на поддержку наезжать не только бессмысленно, но и небезопасно. Я выслушиваю его гневные речи, которые забивают мне уши, сообщаю, что не решаю этих вопросов, и даю телефон поддержки. Он сообщает мне, что знает телефон поддержки и там его отправили ко мне и что если этот цирк будет дальше продолжаться, он больше не будет иметь с нами дела. Я обещаю ему рассмотреть вопрос, кладу трубку и сжимаю голову руками. Потому что потеря клиента будет моим косяком, хотя решение об изменении тарифов принял лично Махмуд Ибрагимович. Который ни хрена не разбирается в нашей специфике, но при этом он мой начальник, а не наоборот.
Мне звонит Н. Сообщает, что собралась на Новый год в Прагу. Я матерюсь и бросаю трубку — то есть хочу выматериться и бросить трубку, а вместо этого выслушиваю её идиотские планы и говорю, что мы поговорим об этом вечером. Н. не унимается, ей надо сейчас. Я ссылаюсь на срочный звонок и всё-таки отключаюсь. Ненадолго — Н. перезвонит через часок и продолжит, если к тому моменту всё-таки не передумает. На Прагу у нас сейчас денег нет, и ей это известно не хуже, чем мне. Но ей пофиг, по части денег я мужчина и должен приносить в дом. А поскольку это я её муж, а не наоборот, безпражье тоже будет моим косяком.
Иду делать себе кофе. Аппарат забит капсулами и новую не принимает. По идее, опорожнять контейнер с капсулами должна Валя, но Валя сейчас у Махмуда Ибрагимовича. Нет, он современный начальник и не спит с секретаршами, это дурной тон, и для этого есть профессиональный сервис. Во всяком случае, он так говорит. У меня нет никакого желания выяснять этот вопрос подробнее — что бы я ни выяснил, это будет мой косяк. Поэтому я просто выкидываю использованные кофейные капсулы в мусорку и потом минут пять ищу, где лежат новые. В конце концов вспоминаю, что Махмуд Ибрагимович распорядился ограничить доступ сотрудников к кофемашине. Ничего, у меня есть свои, я покупаю их в «Неспрессо». Я, как загнанная лошадь, я весь в мыле, я бреду от косяка к косяку, но я ещё могу выпить на свои деньги чашечку кофе.
Я пью кофе — горький, невкусный. Потом думаю о том, что завтра пятница, и до неё я, наверное, доживу.
Хотя зачем? Я уже давно этого не понимаю.
Где-то в сентябре 1996 года — даты не помню — мой старый знакомый предложил мне поработать у себя в фирме на неплохих по тем временам условиях. Я попросил пару дней на размышление. Через день знакомый перезвонил и извинился: вакансию закрыл собой другой мой старый знакомый, которому пары дней не потребовалось. Что со мной было бы, если бы я проявил больше расторопности, я описал выше.