Быть может, что-то в этой жизни было лишним,
Качало чаши на невидимых весах,
Но, вдруг, терялось, становясь тот час обычным.
И исчезал необьяснимый липкий страх.
И равновесье появлялось в этом мире,
И все опять вставало на круги своя.
Ты забывал на время о своем кумире,
Но, вопреки всему, в душе его храня.
Обыденным укрывшись, словно мягким пледом,
Вернувшись в мирное течение времен,
Колючим льдом покрылся, будучи согретым.
Ты не летаешь больше, ты не окрылен.
На улицах души свистит холодный ветер,
Гоняя праздника ушедшего клочки.
Бескрылый силуэт, скользя сквозь тихий вечер,
На небо поднимает пьяные зрачки.
А небо пусто. Только видно — бледным диском,
Сквозь дымку серых облаков, на горизонт
Скользит луна. Почти в траве, порхая низко,
Последний мотылек ей дарит свой полет.
И он сгорит, как и любой, достигнув цели,
Презренно глядя на хозяина тех крыл,
Которые на пламя даже не взлетели,
А их хозяин мирно по-теченью плыл.
И встанет солнце, и в пустые переулки
Вольется свет, прогонит мрачную тоску,
Веселым щебетом сменив ночные звуки.
Морские волны прокатились по песку.
И он уйдет туда, где скалы лижут волны,
Где над водой скользит летающий огонь.
Соленый ветер крылья за спиной наполнит,
Горячий луч смиренно ляжет на ладонь.
Он полетит, и вслед за ним помчатся стаи
Сгорающих в огне с улыбкой на устах.
И, кажется, лучи еще теплее стали.
И снова закачались чаши на весах.
И снова дрогнули основы мирозданья.