2
Уезжая, я не имел какого-то конкретного плана. Просто хотел уехать из места, где мне сделали больно. Я сел в самолет и улетел в Красноярск. Потом на самолете местной авиакомпании до Семиреченска. Побродив по улицам этого городка, я понял, что это не мое и решил двигаться дальше. На попутном лесовозе я добрался до Лебяжьего. Средних размеров поселка, в котором проживали в основном охотники-промысловики и лесорубы.
Лесовоз довез меня до самого злачного места поселка — кафе с брутальным советским названием «Чайная». Народу в этот час было немного, и я решил перекусить. Симпатичная разбитная буфетчица на скорую руку приготовила яичницу на сале, положила пару соленых огурцов и присовокупила к этому несколько кусочков хлеба. Ну и конечно триста водки. А как же без неё?
Съев все это великолепие, я поинтересовался, кто в поселке сдает жилье? Жилье была готова предоставить сама буфетчица. » Как можно отказать такому интеллигентному человеку?!» Жила она на самом краю поселка, в довольно большом доме, который построил ее муж, перед тем как полтора года назад сгинуть в тайге. Рассказывая про дом, Аглая (так звали мою домовладелицу) в этом месте даже прослезилась. Ударили по рукам, типа договорились. Плата была не большая, деньги у меня пока были.
Аглая была молодая женщина тридцати двух лет. Довольно привлекательная, без понтов и простая как песня. Стройная фигурка, выкрашенные перекисью в белый цвет волосы и бездонные голубые глаза. Эталон провинциальной красотки!
В общем, как и следовало ожидать, через неделю она забралась в мою постель. И зажили мы с ней весело и счастливо. Я познакомился с соседом Иванычем, повидавшем виды старым охотником. Он родился и вырос на таежном кордоне. С детства пешком обошел и на лошади объездил все ближайшие долины и распадки, знал каждый кустик и родник в окрестностях. Вот Иваныч и пристроил меня к промысловой охоте, благо, что в свое время я активно занимался биатлоном. Он продал мне старый пятизарядный охотничий карабин, снаряжение для охоты и разрешил использовать зимовье на излучине реки Улы.
Стал я охотиться. Сначала с Иванычем, а потом и один. Дело потихоньку пошло. Соболь, белка, волк. Я ставил капканы и ловушки. Попозже, тот же Иваныч, подогнал мне двух хороших щенков восточносибирской лайки. И я постепенно втянулся. Всей премудрости таежной промысловой охоты, конечно, не постиг, но определенные успехи имелись.
С Аглаей был словно медовый месяц. В постели она было просто огонь. Не женщина, а зажигалка! Казалось, любила меня неистово! В её объятьях я стал понемногу оттаивать. Прошлая жизнь, работа, измена жены казались чем -то очень далеким и нереальным.
С Аглаей я пару раз выбирался в Красноярск. Так, по магазинам пошастать. Все деньги тратил в основном на неё. Дошло до того, что она захотела ребеночка. Ну, а я, сначала предложил официально расписаться. Решили в конце этой зимы официально оформить наши отношения.
После Нового Года позвонили мне из города и заказали пару волчьих шкур. И решил я смотаться на зимовье. Капканы посмотреть. Ловушки проверить. В общем поохотится. И заказ выполнить и время с пользой провести. В начале февраля отправился в путь. Погода стояла в меру морозная, устойчивая, перемены погоды в ближайшее время не предвиделось. Идти нужно было до зимовья на таежной реке Уле около двадцати километров.
Ну двадцать не сто, к вечеру должен добраться…
3.
Самое главное заказ. Две шкуры матерого волка. Вот здесь придется расстараться. В моду входит этот зверь среди гламурного планктона. Каждый диванный охотник хочет продемонстрировать своей самке шкуру серого хищника. Да еще и историю душераздирающую приплести.
Волка всегда оценивали иначе чем других хищников. Недолюбливая за алчность и запредельную ярость, его считали воплощением дьявола, почитая за хитрость и недюжинный ум, выносливость, верность и бесстрашие в бою. Но больше всего уважали за преданность своей семье и той единственной, с которой он был всю жизнь! Волки никогда не изменяют! Не то, что люди!
…Останавливаться нельзя. Я попал в ритм движения и любая остановка могла сбить дыхание и расслабить. Если не успею до сумерек, то придется ночевать в лесу на морозе. Ночью топать по тайге, то еще удовольствие! Упаси Бог ногу подвернуть или сломать! Все, из тайги сам не выберешься. Сколько так людей сгинуло! Ушли в тайгу и не вернулись! Попробуй узнай, что с ними стало!
Я ритмично перебирал ногами, помогая себе палками. Местность была в основном ровная, хотя несколько раз мне пришлось скатиться с невысоких горок. Собаки уже не нарезали круги возле меня, дыша тяжело, старались идти по проложенной мною лыжне. Устали.
Но ничего, скоро должны прийти, по моим расчетам уже не далеко.
Внезапно я почувствовал на себе чей- то недобрый взгляд. Даже вздрогнул. Не замедляя движения, посмотрел по сторонам. Никого. Почудилось?!
Я привык доверять своим чувствам или, правильнее сказать, инстинкту. Это звериное, подсознательное чувство грядущей опасности меня никогда не подводило. Ни на войне, ни в повседневной жизни. Значит что- то или кто- то здесь есть!
Я обернулся, собаки притихли и старались держаться поближе ко мне. Может медведь шатун объявился? Не хватало еще на мою голову. Я перешел на легкий бег, стараясь внимательно следить за дорогой и по сторонам. Карабин перевесил на грудь. Патрон был в патроннике, так, что в случае чего…
Вдруг Альт повернулся к лесу и зарычал. Он смотрел на груду валежника, как бы указывая мне, где затаилась опасность. Да я и сам уже заметил большую черную косматую тушу, которая уже не таясь, с треском пробиралась ко мне через кустарник.
Я вскинул карабин. Время как будто замедлило свой бег. В прорези прицела я видел оскаленную морду, с торчащими огромными клыками, налитые кровью глаза. Громадный медведь – шатун! Я плавно потянул за спусковой крючок, оружие дернулось в верх, выбрасывая из ствола пулю со стальным сердечником.
Точно посередине широкого лба зверя, в разные стороны разлетелись клочки черной шерсти и образовалось красное пятно.
Все происходила как во сне. Я был непосредственным участником действия и в то же время видел себя как будто со стороны.
Медведь, словно наткнулся на непреодолимую преграду, постоял какое-то мгновение и ничком рухнул в снег.
Я замер, приходя в себя после выстрела, только машинально передёрнул затвор, досылая очередной патрон в патронник. Краем глаза я видел, как вылетела стрелянная гильза.
Зверь лежал неподвижно. К нему осторожно приблизился Альт. Он с опаской обнюхал тушу и отскочил назад. Шерсть его стояла дыбом.
В этот момент за моей спиной залаяла Альма. Я не успел повернуться, как
на меня навалились сзади. Похоже подоспел второй. Да, такого поворота я не ожидал!
Я слышал его зловонное дыхание на своем затылке и старался вырваться из цепких лап. Зверь пытался схватить меня зубами за шею, но ему мешали собаки, напавшие на него с двух сторон. Карабин использовать в данной ситуации было невозможно. Я отбросил бесполезное оружие и кое-как сумел вытащить нож.
Зубы хищника неотвратимо приближались к моей шее. И в этот момент я изо всех сил ударил его ножом. Назад, снизу в верх, удачно попав между ребер. Мы рухнули на землю. Зверь захрипел, его хватка ослабла, и я с трудом выбрался из- под придавившей меня туши. Он еще дергался, загребая когтями снег, но было ясно, что жить ему осталось недолго. Я опасался нового нападения, поэтому не мешкая перерезал медведю горло.
В левом рукаве стало мокро. Похоже медведь все-таки сумел разодрать мне руку. Нужно возвращаться, раненому в тайге делать нечего.
Обессиленно опустился на снег. Собаки тоже присели возле меня, тяжело дыша, хватая холодный воздух. Я обнял и притянул их головы к себе. Они сегодня спасли мне жизнь! Словно что-то почувствовав, Альт ткнулся влажным носом в руку и положил свою голову мне на колено, а Альма, совсем по — женски, лизнула меня в щеку.
На заимку я не пошел. Как сумел перевязал руку. Рана была не глубокая, но кровила. Завалил туши ветками, собрал вещи и став на лыжи, к вечеру вернулся домой.
7.
Оставив в прихожей рюкзак, я вошёл в дом. В комнате никого не было, зато из кухни доносились мужской голос и женский смех.
За столом в одних семейных трусах и растянутой грязной майке со стаканом в руках сидел незнакомый плюгавый мужичек. У него на коленях, визгливо смеясь, пристроилась Аглая в одной короткой ночной рубашке, периодически целуя волосатую грудь своего кавалера. Мужик засунул руку ей между ног и осоловевшим от водки взглядом жадно смотрел на её почти голые вывалившиеся груди с набухшими коричневыми сосками.
Они были так увлечены, что даже не заметили меня, хотя я стоял буквально в двух шагах. Странно, но я почему-то не удивился происходящему. Словно заранее был готов к такому повороту событий. Только ощутил мимолетный, но очень болезненный сердечный укол. Я вспомнил все происходившее между мной и Аглаей, и никак не мог понять, за что она так со мной? На мгновение мне подумалось, что все это уже было, там, в другой жизни, от которой я бежал сюда, на север. Это было так обидно и несправедливо, что в моих глазах даже появились слезы.
Наконец они увидели меня. Аглая в ужасе отшатнулась, ее кавалер стал медленно подниматься, не сводя испуганных глаз с карабина в моих руках.
— Не надо, Юра, прошу тебя не надо. Я все сейчас объясню! — Срывающимся от страха голосом залепетала Аглая.
Она, по-видимому, подумала, что я сейчас пристрелю их обоих!
Я ухмыльнулся и забросил карабин за спину. Плюнул под ноги, повернулся и не говоря ни слова вышел. Аглая, рыдая бежала за мной, что-то мне говорила, пыталась остановить меня, хватая руками за куртку. Но я, молча отстранил её рукой и шагнул за калитку.
Я пожил достаточно, и уже хорошо знал, с какой легкостью женщины отрекаются от былой любви – без колебаний, молниеносно и бездумно-жестоко…
Ночевал я у Иваныча. Он долго рассматривал мой трофей, цокая зубом и жуя при этом губами. Про Аглаю не расспрашивал, все и так было ясно. Мы распили с ним бутылку водки и пошли спать. Утром я оделся, закинул на плечи рюкзак, свистнул собак и пошел к трассе. Ждал не долго. Вскоре возле меня остановился лесовоз. Я открыл дверку.
— В Катангу?
Водитель кивнул.
Первым в кабину запрыгнул Альт…
Классный рассказ!