Ольга Ильинская
5
Алиса надела белый махровый халат и принялась сушить волосы, размахивая ими из стороны в сторону, взад-вперёд, как в детстве, когда они прибегали с сестрой с речки, мокрые, замёрзшие, как лягухи. Феном не пользовались. «Фен портит волосы», — прочитали они в модном журнале и приняли к сведению.
В Москве Алиса сушила волосы феном постоянно. Размахивать волосами было просто негде.
И вот теперь свершилось. Квартира с кухней, ванной, прихожей. С лоджией, длинной-предлинной, прямо как в американском кино. Ходи, где хочешь и тряси волосами, где хочешь. И Алиса не преминула воспользоваться такой чудесной возможностью.
И именно в таком виде застал её Димон, прилетевший из в Нью-Йорка в Москву на её юбилей.
Она знала, что Димон придёт – давно грозился! – и она ждала его, хотя и отправляла без конца смс: «Дней рождения для меня не существует! Поздравления не принимаю. Но в гости жду!»
Некоторые обижались. Но Алиса знала, что Димон поймёт. Её, кроме бабушки Гизелы, только он и понимал.
Однажды она деньги, которые ей бабушка на молоко дала, потеряла, в слёзы – попадёт ведь! Димон: «Не реви!», сходил в ближайший супермаркет, купил ей две бутылки «белого», а когда узнал, что они с бабулей молоко покупают за городом в подмосковном монастыре, без слов снарядил свою «ауди», закинул Алису на заднее сидение, – и привет! Димону красотки кричат: «Ты куда?» А он: «За молоком! Для ребёнка». Все рты раскрыли, вот так новость!
В монастырской лавке Алиса опять давай реветь. Димон: « Не туда что ль приехали?» Алиса сквозь слёзы объяснила, что туда, да только молоко закончилось. Он вылупился в изумлении – вон же на стеллажах целая батарея бутылей стоит. «Это козье, — воет Алиса. – А мне коровье надо». Димон репу почесал, потом спросил для ясности, типа, сильно отличается, что ли? Купим, какое есть; козье даже лучше, полезнее, его даже грудничкам дают, так упёртой бабке и объясним! Тут он слышал нечто, что потрясло его до глубины души. Он ожидал всего, чего угодно, но только не этого! «Дорогое!» — выдохнула Алиса.
О, да, козье молоко ценится значительно выше и стоит на порядок дороже коровьего. В целях экономии Алиса с бабушкой покупали всегда два литра коровьего натурального, которое растягивали на неделю, а с бабушкиной пенсии покупали ещё и триста граммов натурального творога.
«Нет, я так больше не могу, — пролепетал Димон. – Мои ж деньги. Какая разница-то?» Вот-вот! Алиса встрепенулась. Бабушка сразу поймёт, что молоко не на их деньги куплено. А откуда у неё, у малолетки, лишние рубли? (Алиса все свои крохотные гонорары бабушке отдавала, а та уже распределяла, что куда). Где взяла деньги? Кто раскошелился? Димон как заорёт: «Скажешь, что я купил!» Алиса не унималась: «А бабушка обязательно спросит, за что это он тебе такого дорогого молока купил?» Димон онемел. Всё, что угодно, но только… Если бы кольцо с бриллиантом или серьги с бриллиантом купил, но молоко?
Сцепив зубы, Димон взял четыре бутылки козьего молока, творога аж килограмм и даже настоящего козьего сыра шмат и зарёкся больше никогда не связываться с этим детским садом!
В далёкое тихое Кунцево они с Алисой заявились вместе, и Димон в красках, убедительно, как мог, рассказал бабушке Гизеле как старой знакомой, о некоей премии юным моделям, кому ещё не исполнилось восемнадцати, что премию выделило всемогущее руководство: «Малолеткам за вредность полагается». И, кстати, деньги, которые бабушка на молоко дала Алисе, пару сотенных «деревянных» (в конвертируемой валюте – три доллара) на столе оставил; и бабуля деньги сразу же заботливо прибрала.
Уже в машине он несколько успокоился и перестал злиться на чудаковатых Зингер, и чертыхаться перестал, а потом, пораскинув мозгами, даже пришёл к выводу, что старушка, в принципе, права. Контроль нужен. Он сам видел, что делают с неопытными девочками, оставшимися без опеки родителей. Их заманивают добрым словом и лакомым куском, вроде, помогают, вроде, даже от чистого сердца, а потом… А потом девочки превращаются в циничных шлюшек с извращённой философией и с весьма сомнительным жизненным опытом. Модельный бизнес – это как по канату над пропастью ходить, шаг вправо – шаг влево. Главная опасность, не видимая глазу, — соблазны. Для неискушённых – ловушка, из которой редко кто выбирается. Ведь один раз брендовую вещь наденешь, пройдёшься в платье от подлинного мастера-дизайнера – барахло с рынка уже наденешь; один раз побываешь в роскошном особняке, да с бассейном, да сауной, да с солярием – в съёмную трущобу на окраине вернуться уже не захочешь. А за всё нужно платить. И как?.. Какую границу нельзя переступать ни в коем случае?
…
…Алиса самозабвенно трясла волосами. В белом халате на белом квадратном паласе. Стильно, ничего не скажешь!
— О-о-о!
Она обернулась. В дверях стоял Димон с огромным букетом цветов и тортом в цветастой коробке. Она видела такие на углу в витрине кондитерской «У Рошаля».
— Какие люди… — манерно запела Алиса. – И как это вы вошли?
— Не заперто! Как это по-русски, фрейлен!
Алиса прекрасно знала, что выглядит сейчас несколько глупо, но вместе с тем и шикарно: волосы ухожены, лицо ухожено (кожа ровная, смуглая, гладкая-гладкая), ноги после депиляции – тоже гладкие. Нечего скрывать! Смотрите, люди добрые! У неё всё своё, не нарисованное и не прикрытое модными тряпками. Её красота естественная, натуральная, как молоко в монастырской лавке. И такую, как она, ещё нужно поискать! Смотри, мой старый друг, ах, ты «казанова» московский, обрати внимание, что Алиса не хуже твоих подружек.
— «Остановись, мгновенье ты прекрасно!» — Димон поднял цветы вверх.
Алиса выглядела потрясающе. «Идеальная фотомодель!», — отметил его намётанный глаз опытного фотографа.
Он встал на одно колено и протянул букет. Алиса засмеялась, схватила цветы и закружилась в комнате.
А букет-то из Москвы! Явно Димон заказал его в каком-то элитном цветочном бутике. Цветы благополучно пережили многочасовой перелёт, даже не собирались вянуть, явно обработаны чем-то, но это же для неё, для Алисы! Розы, розы, розы, да какие крупные, да с какими причудливыми листьями! На многих лепестках надпись: «Москва». А на причудливом вытянутом листе чёрным по зелёному: «Родина-Мать зовёт!»
— В вазу? – радостно спросила Алиса, показывая на цветы.
— В унитаз, — умыкнул Димон.
Алиса ускакала на кухню. Потом вдруг выскочила.
— Я же не праздную! – пискнула она.
— Не празднуй, — лениво бросил Димона и устало плюхнулся в кресло. – А цветы поставь!
Он чуть прикрыл глаза. Подремать бы! Разница во времени давала о себе знать. Почти восемь часов. Ночь летел. Успеть хотел. Чтоб с утреца именинницу дома застать. Если в Нью-Йорке сейчас десять утра, то в Москве… О-о-о! Самый сон… Димон пересел на диван, потом повернулся и улёгся, блаженно вытянув ноги.
Алиса примчалась из кухни в комнату с кастрюлей, откуда торчали розы. Димон тотчас опять присели быстро продрал руками глаза. Он в гостях, и забывать об этом не стоит.
— Как красиво! – картинно развёл руками Димон. – Ты прирождённый дизайнер!
— Дурак, — отмахнулась Алиса. – Я же не знала, что принесёшь.
И она глазами показала на цветы.
— А я думал, что поклонники заваливают тебя букетами, — промычал Димон.
Он сделал «разведку боем», всё-таки Алиса два года здесь, могли быть и перемены. Она подросла. Похорошела, что ни говори! И сегодня у неё круглая дата.
Димон волновался, хотя всячески старался это скрыть. После отъезда Алисы в Америку, он места себе не находил. И никогда не думал, что будет так тосковать. И, вроде, по кому тосковать-то? Так, дитё по сути, несмышлёное, неамбициозное, неэрудированное. Он помнил, как Алиса на полном серьёзе спросила у него, что такое конституция (готовилась к экзаменам). Он помолчал, напустив на себя необычайную важность, а потом принялся ораторствовать: «Конституция? Она такая… большая. Хитрая! И нужная». Он вновь сделал паузу, а Алиса по-детски: «Кому?» Тут Димон, оседлав своего любимого конька, пустился во все тяжкие: «Мне». Давай заливать, как он не может жить без конституции, как всё время думает о конституции. Алиса насторожилась, заподозрив, что её обманывают, хотят посмеяться, и приготовилась поставить этого умника на место: сейчас ка-а-ак… «Президенту нужна конституция, — буднично продолжил Димон. – Многим людям. Но! Знаешь, какая она дура? О-о-о! Говорит одно – делает другое. Думает третье!» Алиса растерялась. Потом округлила глаза: «А бабушка сказала, что это закон!» Димон оглушил её хохотом. «На экзамене так и скажи. Бабушку слушаться надо!», — подбодрил он.
Алису эта участь миновала. Она сдавала другие предметы: письменные математику и русский (на твёрдые тройки), ещё физкультуру сдавала (ей разрешили, четвёрку потом поставили). Свидетельство о девятилетнем образовании было в кармане! Смогла. Но гувернёрство Димона не прошло даром. Уже в Нью-Йорке, в очередной лачужке однажды в «междусобойчике», в одном умном политическом разговоре с модельными фаворитками Алиса небрежно бросила: «О какой конституции вы говорите? Какой закон? Вы что не понимаете? Конституция – это дура!» И все поначалу притихли, а потом заохали, какая русская умная.
…
…Оголтелое детство Дмитрия Сальникова прошло в Москве на Славянском бульваре. В школу он ходил близлежащую. Учился нестабильно, но без напряга. Особое место отводил спорту. Не потому что спорт любил, а потому что соседский парень Владик Карацев в Канаду на соревнования с юниорской сборной по хоккею ездил. И не только в Канаду. Просто Димон запомнил последнее. Как-то спросил Владика, куда он с такой крутой спортивной сумкой намылился, а тот: «В Канаду!» Димон тогда учился то ли во втором, то ли в третьем классе, а Владик в седьмом. И Димону тоже захотелось! Пройти вот так вразвалку и бросить небрежно однажды: «Я уезжаю в Канаду!» А то он всё время ездил на летние и зимние каникулы за город на реку Людовну, где у них была полуразвалившаяся допотопная дача. Надоело, сколь ж можно? Хочется мир посмотреть (и себя показать!)
Пошёл Димон в спорткомплекс и записался в секцию по хоккею. Отец, инженер, не из последних в НИИ, купил ему дорогостоящее обмундирование, снаряжение и целый набор шайб. Димон в хоккей прыгнул, как в речку с бережка. Первое занятие ему не понравилось. Бегают и бегают, бегают и бегают. А на лёд когда? Тренер – кретин безмозглый, не знает, как тренировать надо. Не хоккейная секция, а шарашкина контора какая-то. Димон бы ушёл оттуда! Никто его не удержал бы, да за снаряжение большие бабки заплачены. Придётся терпеть.
Год потерпел. Второй вытерпел. А потом тренер перевёл его из защитников в крайние нападающие, в основные атакующие игроки. В точку попал! Вот где раскрылся характер Димона. Вперёд, и дай первым по зубам! Выбей десятку, бомбардир!!!
Димона было уже не остановить. Матчи, соревнования, НХЛ. В его разговоре без конца вылетало: «НХЛ». И мать его даже шантажировала: «Не пересдашь физику – никакого тебе НХЛ». Да, Димону пришлось многое пересдавать. Пробелы в учёбе не замедлили сказаться. Но плевал он на них с большой колокольни! Только хоккей и ничего, кроме хоккея. Димон либо тренировался, либо смотрел соревнования, либо участвовал в соревнованиях. А на корте никаких реверансов! Вперёд, пробивайся! Работай руками и ногами, и зубами, и клюшкой. Чуть сбавил темп – тебя уже отбросили, и ты где-то уже на задворках вселенной. Ау?
Хоккеисты, дружки его, и он сам, злобные, как церберы; палец протяни – полруки отхватят! И все первыми напасть норовят, куснуть противника. В хоккее все – охотники. Но охотники, работающие в команде. Слаженная стая волков! Понимать другого и опередить другого. И вперёд, только вперёд! Но отъехать в сторону чуть надо, чтобы, как на ладони, увидеть весь корт – всё поле боя целиком.
Первой забила тревогу мама. «Его оставят на второй год! » — со слезами кричала она по вечерам. Как в пустоту! Отец был занят, ему было не до пустяков, у него – долги, и из долгов следовало выпутываться, так что, домочадцы, не обессудьте.
Тогда мама приступила к крайним мерам и закрыла однажды сына в комнате на ключ. Никакого хоккея, никакого тебе НХЛ! А он открыл окно и спустился вниз по водосточной трубе. Стояла зима. Поздняя, холодная. Скользкая! Димон, скатываясь вниз по железной трубе, ободрал себе ладони, подбородок и ещё интимное мужское место. Но сумел с пятого этажа спуститься на первый, то есть на землю. Бабки у подъезда, невозмутимые, как танки, лишь проворчали: «Сальников опять безобразничает! Ну, и семейка… Родители с виду такие приличные». А Димон, отряхнувшись, как был в свитере и летних кедах, так и прикондыбал на тренировку. Тренер, увидев Димона, бегущего в мороз, можно сказать, в чём мать родила, вмазал ему, как следует, затем позвонил его родителям и долго и основательно перемывал Димону кости, наставляя несговорчивых предков на путь истинный.
Когда Димон пришёл домой – в шапке, куртке и ботинках, которые ему дал тренер – отец с матерью, как сторожевые псы, поджидали его у входной двери. Отец коротко бросил: «Задачи по геометрии я тебе все решил. Перепиши. Чтоб сдал математику, стервец!» А мама: «Сочинение вон там, на столе. Тоже перепиши. Но это потом. Сейчас не успеешь. Уже десять вечера. Утром подниму». Она слово сдержала, подняла утром. В пять! И строго проконтролировала, чтобы сын переписал всё, как надо. У Димона онемели пальцы, он даже сердился: «Мама так много написала! Не могла поменьше?» Но вслух своих опасений он не высказал, боясь её обидеть. А в школе успешно отчитался, причём, по всем предметам! Постарался. Все «хвосты» сдал! Ради папы с мамой. А летом отец поставил перед фактом: сын будет учиться в спортивной школе – там проще с посещаемостью. Димон сказал: «Спасибо1» А отец: «Далековато. Ездить придётся. Чтоб прогулов не было!» Димон кивнул. И стал ездить. И как-то всё пошло-поехало. Раздетым в мороз больше не бегал, и мама больше не проклинала хоккей. А в одиннадцатом классе у него химия заартачилась. Димон, который привык всё ловить на лету, понял, что влип. Не даётся ему органическая зловредная химия! И химичка — в позу. Это его задело. Он не хуже других. Поумнее даже! Да Димон кому только задачки не решает в классе! Он, не папа, про папу забудьте. Всё, ушло то время, когда родители его над домашними заданиями горбатились. Теперь он сам! Но органика у него органически не переваривалась. А аттестат был нужен. И Димон проявил находчивость, соблазнив учительницу. Она была молодая. (Димон тоже). Но она оказалась невинной. (А он искушённым).
К одиннадцатому классу Димон вымахал в здоровенного детину, врал нередко, что служил в армии – ему верили! – что дембельнулся и играет теперь в хоккей за сборную ЦСКА. На девушек его рассказ производил неизгладимое впечатление, в связи с чем, девушек у него было великое множество. И он даже не задумывался, хорошо это или плохо. (Домой девки не вламывались, и ладно). И неопытную в любовных утехах химичку Димон соблазнил профессионально и до банальности просто. Встречи их стали регулярными, Димон к учительнице даже привык и даже подумывал жениться. А что ему терять? Химичка – хозяюшка хоть куда. Не очень красивая, но это дело вкуса. Димона устраивает. Ему с химичкой спокойно и надёжно. Она приглашает его в свою комнату в двухкомнатной квартире, которую делит со своей мамой. Вот он к ней переедет, поступит в институт, будут жить, а потом… Однако химичка, тёмно-рыженькая, конопатенькая, волнующе упитанная, давай протестовать. «Замуж? За тебя? – вскинулась она (в постели, между прочим). – С таким бабником, как ты, разве можно нормально жить?» Димон даже удивился. Это он-то бабник? Во даёт! Она не видела их вратаря и защитника. У тех точно бабы через запятую. И когда только успевают? Тренировки ежедневные и по нескольку часов! У него, у Димона, постоянная женщина есть, это она, учительница химии, ничего, что старше, даже хорошо! А химичка: «Плохо! Я старухой себя рядом с тобой чувствую!» И послала Димона куда подальше. Он ушёл (послушный мальчик). Поступил в институт, в МАИ на радиоэлектронику, кстати, на бюджетное отделение. Легко и играючи! А потом… Случилось странное. Он вспомнил химичку. Когда увидел фотографии в институте. К восьмому марта стенд готовили, дам поздравляли. Рыженькая девушка! На портрете она была такой страшненькой и такой пленительной одновременно, что Димон сразу же вспомнил, что видел уже такое. Да не далее, чем полгода назад! И тогда понял, почему так долго сожительствовал с учительницей, потому что пленительность её чувствовал, только высказать это чувство вслух не мог. Димон все глаза сломал о фотку, и проходящий мимо студент уважительно хмыкнул: «Нравится? Вот что значит художественная фотография!» Нравится не то слово. Димон испытал некое эмоциональное потрясение. Хотя, казалось бы, что особенного? Он с восьмого класса увлекался фотографией. Когда появились первые цифровые фотоаппараты, Сальниковы первые смогла приобрести! И щёлкали – только треск стоял! Но художественная фотография – другое. Шайба в одни ворота! Абсолютная победа. Всухую.
Весь женский праздник безобразник Сальников ходил, как пришибленный. А на следующий день уже изучал всё, то касается художественной фотографии. Всё лето работал барменом, и осенью купил новый профессиональный фотоаппарат с фотовспышкой и прочими причиндалами.. А через год победил на международном фотоконкурсе «Остановись, мгновенье…» А ещё через год стал работать фотографом в модельной агентстве. Каким образом хоккей отошёл на второй план, он затруднялся членораздельно объяснить. Как-то так.
Димон брал дорогостоящие уроки у признанных мэтров. Тысяча долларов в час! Прикоснуться к секретам фотомастерства стоит этого.
Особенно ему импонировал стиль одного маститого французского фотографа. Безупречный гламурный вкус и редкая естественность в кадре! Его индивидуальный почерк проглядывался в каждом снимке. Кстати, самые первые работы опубликовал известный модный журнал в конце шестидесятых. Француз оказался пионером во всём: в первооткрывании стиля, мысли, красивых женщин. Он мог начать снимать прямо под дождём! И эти расфокусированные снимки несли в себе какую-то особенную энергетику. Но чтобы подобное напечатали в модном журнале – Боже упаси! Объявят дилетантом, и точка! А снимки рискового француза печатали. Смотрели на его снимки и восхищались! В России его окрестили Фетом фотографии. Каждый образ, созданный великим французом, нёс в себе фетовскую иррациональность и чувственность. Журналисты отмечали, что свои случайные открытия этот фотограф смог превратить в эталон модной фотографии эпохи восьмидесятых. Из размытых водой кадров появился новый приём. В крупных планах он задавал очень узкий фокус, так что нос модели и мочка уха слегка плыли, а часть снимка, захватывающая глаза и изящный изгиб шеи, получалась вполне резкой. (А на шее – дорогое колье!) Эта техника принесла ему славу лучшего рекламного фотографа своего времени!
А ещё славу этого мэтра составляли женщины, которых он любил. Они все – фотомодели! Нечего удивляться; где вы видели собаку, обмотанную сосисками?
Фотограф, бывало, откровенничал и говорил, что ему нравятся эмоции, которые он получает от своих моделей, та неуловимая субстанция, которую удаётся поймать в момент нажатия кнопки. Ведь настроение никогда не повторится в точности!
А Алисе нравился стиль другого фотографа, перуанского. Она сама Димону говорила об этом и даже писала однажды ему в соцсетях, что видела того живьём!
Перуанец юнцом приехал из Латинской Америки в Европу в начале семидесятых. Прямиком из Лимы в Лондон. Никто не ждал его с распростёртыми объятиями и не жаждал помогать, поэтому хлебнуть пришлось сполна. Все, абсолютно все его снимки забраковывали редакторы глянцевых журналов. Примитивно, пошло, мелко. Европа была против перуанца! И, если бы не фантастическое упрямство, лететь бы ему самолётом, плыть бы пароходом в родную Лиму.
Перуанец устроил в заброшенном госпитале студию, где за гроши мастерил начинающим моделям портфолио. Всё, как у людей! И парикмахер, и визажист. Непрофессиональные, правда. Но судьба настолько иронична и непредсказуема! Вот она, фраза, ставшая классикой: «Непрофессионал построил ковчег, профессионал построил «Титаник». Денег на покупку профессионального света у парня не было, и он приноровился снимать у окна, меняя освещение при помощи небольших отверстий в картонном листе, которым периодически закрывал оконный проём.
Позднее, уже став мэтром, используя большие возможности осветительных приборов, имея под рукой ультрасовременное оборудование и аппаратуру, перуанский фотограф вновь вернулся к естественному дневному свету.
Любую, даже самую паршивую натуру он мог подать красиво. А ведь фотографа узнают по его женским образам! Перуанец как-то заметил, что для него эталон – это девушка, с которой он может сесть за один стол.
Он был уверен, что портреты не должны приукрашивать человека. Это как самоидентификация личности. Образы в имиджевой съёмке как бы отдалённо должны напоминать наших знакомых. Этих людей нужно просто открыть заново!
Но Димон признавал, что по-настоящему выдающийся фотограф в мире глянца – это немецкий еврей Хелми. Легенда! Переживший подростком гонения во время войны, он покинул родную Германию и скитался по всему миру, ища пристанища. Сингапур, Австралия. Задача стояла лишь одна – выжить. Но он не только выжил, а стал звездой гламурного мира! Не где-нибудь, в Париже подписал контракт с ведущим модным журналом! Его снимки всегда были провокационными. Диапазон его творчества впечатлял: от дамы в пивнушке до королевы. Он без стеснения приятельствовал с проститутками, активно снимал их и даже ставил в пример профессиональным моделям, отмечая раскованность тех в позировании перед камерой. Невольно выработалась своя философия. Мир настолько непознаваем до конца, что нужно сохранить в памяти то мгновение, в котором отражается сущность личности. (А каждый человек – личность!) Ответом на его высокопарные выражения служило едкое замечание, что, дескать, он увлечённо фотографирует крупных женщин на высоченных каблуках, кнутом понукающих мужчин. От упрёков отмахивался: «Гламур – грубый бизнес. Вы не знали?» И без тени смущения нащёлкал ворох фоток известной режиссёрши-нацистки, водившей дружбу с Гитлером. «Сохраним для истории!» Вот и весь сказ.
Димон внимательно изучал стиль Хелми и во многом ему подражал. И организовал потом фотосессию для Алисы. В стиле «ню».
Закончилось это плачевно. Бабушка Гизела «ню» категорически отвергла и Димона чуть не прибила.
Вместе с тем триумфально закончилось. Престижное модельное агентство из Нью-Йорка прислало Алисе контракт!
Победителей не судят.
…
…Сейчас Димон тоже в Нью-Йорке. Не первый раз. И раньше наведывался. Но в гостях у Алисы был впервые.
Его впечатлили Алисины апартаменты. Не где-нибудь живёт, на Манхэттене! Высотный дом с мраморными входными группами. Бесшумные скоростные лифты. Сел – и через пару секунд уже на месте. Классно, правда? И квартира что надо! Считается «однушкой», и не сказать, что большая, но кроме отдельной хорошенькой кухоньки, есть гостиная, а в ней имеется огороженный закуток для спальни, куда вмещается двуспальная кровать с толстенным матрацем, зеркальный туалетным столик, напиханный множеством заковыристых ящичков, куда можно спрятать и бусы, и браслеты, и помады с пудрой, в закутке есть также пуфик и полочки для книг. (Когда Алиса ушла на кухню, Димон не преминул глянуть в закуток). Почти двухкомнатная квартира. С отличным ремонтом! Гламурненькое жильё. Явно в месяц стоит более двух тысяч долларов.
Сам он в Москве так и ютился с родителями всё на том же Славянской бульваре, где прошло его детство. Дом – старая девятиэтажка, которая простоит ещё лет сто, наверное. Квартира в две маленькие изолированные комнаты, у родителей – своя. самая большая комната, у него тоже своя. Вся меблировка в «совковом» духе: у родителей – гарнитур из шкафов-близнецов, кожаный диван с креслами и ковром на стене, телевизор с компьютером, у Димон и того проще – софа, стол с офисным вращающимся креслом, ноутбук и захламлённый книжный шкаф. В общем, ничего особенного, всё очень даже стандартно. Не шик-модерн, но и не голь перекатная.
Димона это не особенно огорчало до тех пор, пока его знакомые не «пошли в гору» и не стали скупать недвижимость в Испании, в Италии. Целые виллы! Это вам не шухры-мухры! И интерьерчики в этих виллах забабахали королям на зависть! Димона приглашали туда; ездил, видел, впечатлился. Стеклянные стены – панорамные, как принято говорить – пол из лиственницы, ванная с сауной и собственный бассейн, разумеется. И человек, которые всю эту грубую роскошь приобрёл, живой, «из мяса», и можно до него дотронуться рукой, и можно с ним вспомнить: «А помнишь, как мы с тобой на рыбалке сома в десять килограммов поймали?» А тот: «Да, было время. А здесь у меня пруд свой, буду зеркального карпа разводить. Приедешь опять в гости – нажарим! Вот такие знакомые у Димона. Кто он против них?
Понял Димон, что поотстал от жизни и надо навёрстывать. Прям, как в школе. А то не ровён час «на осень» оставят, а то и на второй год.
Тогда Димон грудью лёг, а завёл перспективные знакомства с перспективными людьми. Всех киношных и эстрадных «звёзд» перелопатил. Не только фотографией, продюсированием занялся, подзаработал и сумел влезть в долевое строительство коттеджного загородного посёлка. Оперативно! Первый взнос – тридцать процентов от стоимости домика, небольшого такого, в двести квадратных метров (да, небольшого, у других хоромы в метров триста, а то и четыреста). Вскоре ключи получил. Первый этаж отремонтировал и японский сад возле дома разбил (чтоб соседей «умыть», мол, знай наших). Только после этого родственникам признался в афере. Они в голос: «Почему афера? Чем можем – поможем!» Тут бабушка его расчувствовалась и чистосердечно призналась: «Я всегда мечтала о собственном домике с японским садиком во дворе! Как я рада, что хоть у тебя это всё будет». И у Димона как-то само вылетело: «Это – тебе!» Бабушка не поверила. А Димон твердо: «Твоя мечта осуществилась! Это тебе». Отец с матерью нахмурились, засомневались более чем. Димон у них альтруизмом не страдал, единственный отпрыск в семье, всё внимание ему. Избалован до предела! Молоко на губах не обсохло, а уже немалую деньгу заколачивает. Машины меняет одна за одной, девушек меняет одну за другой. У него снега зимой не выпросишь, а он целую домину, нате, возьмите, не жалко. Надо же, какой царский жест! Что-то здесь не так.
Димона недоверие задело за живое. За кого его принимают? Да он… Знают ли они, кто он на самом деле?!
Димон сгрёб в охапку всю родню и привёз в коттеджный посёлок, где некоторые богатеи уже начали обживать свои дома. «Экскурсия для моих самых любимых бесплатно!» — раскланялся он, и все восторженно зааплодировали. Вперёд! Первый этаж – сто квадратных метров. Тут кухня-гостиная, тут спальня, тут кабинет, тут кладовка, тут ванная с прачечной и сушилкой. Паркет, кафель – по высшему классу. Крутой натяжной потолок с подсветкой – смотри вверх и жизнью наслаждайся, произведение искусства! Коммуникации все – центральные. Не парьтесь, дорогие, ни об отоплении, ни о воде. Как в городе. Приехали и включили краны.
Бабушка зацокала языком, мать с отцом закивали, а тётя, родная бабушкина дочь и папина сестра, засомневалась: «Дима, такой дом нужен тебе больше! Женишься. Дети. Пусть минует их чаша, что мы испили». Да уж, теснота-теснотища коснулась их более чем! Бабушка испуганно запричитала, что, конечно, дом нужен в первую очередь Диме, а они сюда только приезжать будут. В гости! Малышей нянчить: внуков и правнуков. Димон пробубнил, что жениться не собирается, на что бабушка, и мама, и тётя в голос: «Придёт время – охомутают, и не отвертишься!» Димон тряхнул головой и твёрдо залепил: «Здесь будет жить бабушка! И ты, тётя. Вам веселее вдвоём. Нечего ютиться в своём коммунальном клоповнике». Он повернулся к родителям: «Второй этаж отремонтирую – вы тоже переезжайте». Он в упор смотрел на них, а они – видно было – «подрастерялись». Наконец отец пришёл в себя и, сделав шаг вперёд, по-мужски пожал Димону руку: «Спасибо, сынок!» Мать всплакнула. Бабушка тоже.
А отец принялся соловьём разливаться, рассказывая, как цементную стяжку на втором этаже сделает, как с проводкой будет что-то инженерно-заковыристое вытворять. А Димон в это время подсчитывал. Сколько ему ипотеку выплачивать? О-ёй! Вот кабала так кабала! Итак. Он брал на пятнадцать лет. Офонареть, как долго! Нужно срок укоротить. До десяти лет хотя бы. Да, до десяти! Если сейчас банку тысячу долларов в месяц платит, то, если укоротить срок, получится почти две тысячи. Мда, дороговато. У Димона заныло сердце, и так страшно стало, как будто его в НХЛ не пускают (ему в детстве снилось, что дяденька в сереньком пиджачке дверь, где «НХЛ» написано, перегородил и ласково твердит: «Не пущу!»; Димон тогда в слезах просыпался, и мама его успокаивала). Сейчас былой страх вновь вернулся. А если он не потянет?.. И банк конфискует дом?.. Что будет с бабушкой и тётей? И от такого позора не отмыться! Димон глубоко вздохнул. Не допустить! Обратного хода нет. Он постарается, будет много работать… И – «безумству храбрых поём мы песню!» Димон лихо тряхнул своей бритой головой и успокоился.
Пока придётся жить с родителями. (Душу отводить можно будет в студии папанькиного друга). Дворец – бабушке. И баста!
Димон не жалел, что так вышло. У него всё пело внутри! Никогда ему не было так хорошо, как сейчас. Он видел искромётную радость в глазах близких, и сам радовался. Он был оглушен счастьем!
…
… Бабушка и дедушка развелись, когда Димону исполнился год. Дед влюбился. Его можно понять, мужик видный, моложавый, с профессией – Инженер Инженерович, и не рядовой, а заместитель главного. С таким не стыдно в люди выйти, и приударить за таким не стыдно. И нашлась одна такая, типа, «люблю – не могу», без конца носила ему документы в кабинет на подпись. Разрез юбки – по самое некуда, декольте – как у порнозвезды. Не устоял дед, клюнул и попался в сети. Загулял.
Дети его не поддержали. Отец в том числе. И не потому что бабушка плакала навзрыд. Посмотрели бы вы на эту молодуху! У неё же всё на лице написано: «Вперёд. И по трупам». С периферии. Провинциалка. И она не хочет выгодно устроиться в столице? Ой, ли! Да она спит и видит, как прописаться в Москве, да оторвать лишний метр для себя.
Но дед был иного мнения. Он считал себя выдающимся мужчиной, за которым женщины идут в огонь и в воду. Может, тешил себя, а может, был в чём-то прав, бабушка-то по нему с ума сходила. Но, в общем, закончилось всё прозаично. Разменяли «полуторку» на окраине: бабушка с тётей две комнаты и деду – комната. Без всяких доплат. Дед потом добавил и купил квартиру, пусть и однокомнатную. В кредит влез. До сих пор выплачивает. А молодуха его и в ус не дует. Хочет работает – хочет нет. И погуливает, говорят. А чего удивляться? Детей у них нет (постарели дедовские сперматозоиды), а жизнь есть. Что ещё делать в этой жизни?
По праздникам дед навещал бабушку с тётей (то есть с родной своей дочкой), в гости к сыну, отцу Димона ездил. Димона, внучонка единственного, порой с пенсии, баловать пытался: пирожные покупал и другую сладкую ерунду. Димон благодарит деда, не более. Он к нему не испытывал привязанности. Слышал разговоры отца с матерью, да и собственные мозги включил, и выводы высветились сами собой: «Для чужого человека кредит взял, а больной жене с родной дочерью – шиш. Сам в отдельной квартире, а они?»
Теперь Димон даже злорадствовал. Пусть узнает дед, что внук, не кто другой, дворец для своей бабушки построил. Она, как королева жить будет! В японском саду будет кроссворды свои любимые разгадывать, сидя в плетёном кресле. Вот так вот!
Обязательно он привезёт деда в коттеджный подмосковный посёлок, обязательно. И молодуху его! Смотрите и учитесь, как надо жить. Бизнес-класс! Территория огороженная, с охраной, видеокамеры кругом. Архитектура – закачаешься! Барокко. Ладно, не совсем так, ну, «под барокко». Архитектор – почти Растрелли! Вот там – таунхаусы, а вот там – дуплексы. Не знаете, что такое дуплексы? Немудрено. Время-то идёт, время-то меняется. Появляются новые уникальные дома, где семьи могут жить, не мешая друг другу. Дуплекс – дом на две семьи. С отдельными входами! Но он, Димон, купил отдельный коттедж. (Коттедж престижнее). Земельный участок есть свой. Шесть с половиной соток. Немного. Но на старой даче было всего пять. Дачу продали за бесценок в голодные годы, а сейчас эта земля миллионы стоит. Но он, Димон, возместил убытки, более того, обошёлся собственными средствами. Старался. Трудился. И вот результат!
А потом Димон подумал, что не стоит так на деда напирать. Сдал дедок. Годы неожиданно взяли своё. От былой его моложавости не осталось и следа. Как по-другому? Если ему, Димону, внуку родному, уже по тридцать? То сколько деду?
…
… Бабушка заохала-запричитала. И второй вход есть на первом этаже, что можно прямо из дома на террасу шагнуть! Летом чай можно пить на террасе. А зимой ёлку наряжать. «Ой, Дим, а давай посадим ёлочку! — стала просить бабушка. – Вот там, у стены, там сподручнее. Потому что гирлянду вешать можно будет, розетка электрическая поблизости». Димон кивает. Пусть растёт елочка, если приживется. С ландшафтными дизайнерами нужно посоветоваться, они лучше знают про елки, они – профи, видите, какой садик перед домом отчебучили? Бабушка охотно соглашается: ну, конечно, мнение специалистов – закон, а сама млеет от сочетания «ландшафтный дизайнер». Хорошее сочетание, сильное. Даже не верится, что такое сочетание теперь доступно им, Сальниковым.
Они с тётей вышли на улицу и несколько раз обошли вокруг дома. Лепнина! А вот там отпечатан царский герб! А балкон какой изумительный! Потом они зашли обратно в дом и стали «разбирать на запчасти» кухню. Ящики удобные, как открываются интересно. А это что? А это? Встроенная хитроумная полочка-панель, куда можно баночки разные ставить, соль-сахар-соду, минералочку, а потом полочку задвинул, и найди попробуй! Спряталась полочка. А духовка какая! Это ж не духовка, а песня! Кстати, можно ли вторую такую поставить, электрическую? Димон нахмурился: «Вторую духовку зачем, электрическую к тому же? Посёлок газифицирован. Газ природный, дешёвый». А бабушка таинственно поясняет: «Пирожков больше напечь можно. За раз два противня получится! Всех соседей тогда угостим!»
Печь пирожки – это бабушкина страсть. Ей безумно нравится сам процесс приготовления. А угощать как любит!
Тут она спохватилась. А познакомиться-то? С соседями-то? Тётя туда же. Скорей, посмотреть, кто где живёт. Тётя была безмужняя и бездетная. В общении нуждалась.
Поэтому с радостью ускакала на улицу, утянув бабулю за собой. И ну, бродить! Посёлок красивый, загляденье. Дорожки выложены красным кирпичом. Скамеечки чугунные и с витыми чугунными гроздьями винограда. Детские площадки с качелями и деревянными смешными фигурками. Фонари, как из сказки! Клумбы! А вот и люди. Бабуля с тётей увидели одних – на «кадиллаке» подъехали – и бабушка сразу с места в карьер: «Здравствуйте! Мы Сальниковы. Соседи ваши. Меня Галина Дмитриевна зовут. Я учительница, раньше преподавала черчение и изобразительное искусство. Теперь на пенсии. Буду жить здесь, в этом доме. Внук подарил!!! Представляете? Я говорю: «Зачем, Димочка? У меня же квартира!» А внучок: «Хочу, чтоб хорошо тебе было, просторно, чтоб свежий воздух был, и чтоб Офелии было, где гулять». Офелия – это кошечка моя. Почти семь лет ей, старенькая. На улицу просится, а как её выпустишь? Потеряется ещё! Котята – пусть. А вот потеряется если… Но здесь смотрите, как хорошо! Травка, газоны. Беседки. Не потеряется Офелия, как вы думаете? Я тоже думаю, что не потеряется. Как привезу её, так сразу вам и покажу. Простите, отвлекаю вас. Да-да, время, проведённое с друзьями, время, проведённое не зря! Вот напеку расстегаев – чтоб были у нас обязательно! Обещаете? Спасибо. Очень приятно было познакомиться. Мне всегда импонировали интеллигентные люди!»
А тётя в этом время изучала «таунхаусные» дома, потом всё переспрашивала, правда, что они трёхэтажные? Ну, каждая квартира в три этажа? Так интересно! А там дальше, что? Что ещё за поле? Теннисный корт! Боже мой, вы только посмотрите, настоящий теннисный корт! И можно просто так приходить и играть в большой теннис? Надо прийти. Тётя захлопала в ладоши, как будто бы всю жизнь только и делала, что махала ракеткой.
А бабушка опять кого-то выцепила и вновь на расстегаи зовёт. Те радуются, улыбаются, головами кивают. Тут тётя идёт, у неё другая программа в голове созрела: интересуется, где правление посёлка. Тетя тоже на пенсии, могла бы клумбами заняться. А то клумбы, хоть и красивые, но запущенные. Никакого творчества! Все сплошь белыми ширпотребовскими «жемчужинками» да маргаритками засажены, скучные клумбы. И не выполоты толком! Вот тётя переедет, и тогда все цветники поселковые новую жизнь обретут.
Димон слушал краем уха и наслаждался. Вот оно, счастье, рядом, а он этого не знал. Какой же он дурак!
…
И в этой нью-йоркской квартире сердце у него так же счастливо прыгало. Он не ожидал такого поворота событий и даже мысленно спрашивал: «Она тоже мне близкий человек?» Это про Алису. И это было странно.
Алисе двадцать, но она только входила в пору. Детскость не испарилась, но не выпирала уже столь явно, как в Москве. Два года прошло. И два года – это срок!
Он любовался Алисой. Смуглой, темноглазой, в этом белоснежном халате и с полотенечным тюрбаном на голове.
— Чего смотришь? – улыбнулась Алиса.
— Тебя смешно здесь называют. Алисия!
В Америке её именно так и стали звать. Алисией. Порой, Лис, а чаще даже просто Ли.
— Почему смешно? – спросила она.
— Потому что непривычно. Это слишком почтительно и подходит больше к взрослым женщинам, — ответил Димон и чуть было не покраснел, почувствовав, что разговор скатывается в романтическое русло.
— Торт! – вдруг закричала Алисия и умчалась на кухню.
Через минуту кондитерское трёхъярусное чудо было щедро напластано на огромные куски.
Димон дурашливо затряс головой:
— Надпись на подиуме: «Манекенщиц не кормить!»
Алиса хихикнула и, нисколько не смущаясь, принялась раскладывать пропитанные сиропом куски на фарфоровые блюдечки с цветочками. Она любила сладкое и при каждой возможности наедалась всласть. Девчонки ей завидовали, надо же, сколько калорий потребляет и хоть бы где что отложилось. Не полнеет! А Димон твердил: «Вот это и есть порода».
— Угощайся! – протянула она ему блюдце.
Он молчал уставился на неё.
— Не хочешь? Устал? Отдыхай! – Алисия даже забеспокоилась.
— Блюдца мне твои нравятся. В цветочек, — плотоядно проговорил Димон.
— И чашки такие же. И сахарница! И чайничек! – живо откликнулась она. – Это моё приданое.
Димон с деланным удивлением уставился на неё.
— У-у-у! Да ты уж замуж собралась?
— Ещё чего! – фыркнула Алисия. – Я убеждённый холостяк.
У Димона отлегло от сердца. Опасность миновала. Теперь можно было расслабиться.
Он взял блюдце с тортом и по-клоунски «в один кус» его проглотил.
— Бабушки мне на моё рождение вот этот сервиз купили, на золотые серёжки денег не хватило. В сервант потом сервиз спрятали, говорят, возьмёшь, когда замуж выйдешь.
Димон с напущенной строгостью на неё набросился:
— Замуж не вышла, а сервиз взяла! Нечестно! Где справедливость на этом свете?
Алисия удивлённо:
— А если я никогда замуж не выйду, так что, сервизу таки пылиться в серванте?
Димон опустил глаза и кротко изрёк:
— Логично.
Алисия пояснила:
— В Америку когда собиралась, бабушки в оба уха: «Посуда там дорогая. Свою возьмёшь. Не траться в Америке на посуду!»
— Они что в Америке были? – хмыкнул Димон.
— Не, — облизывая кусок, откликнулась Алисия. – Просто посуда везде дорогая. Если она хорошая, качественная. А мой сервиз – супер!
Димон расплылся в улыбке:
— И экономная Алисия Зингер купила билет на Северный Урал, чтобы съездить за Уральские Горы и привезти в Москву чайный сервиз, а из Москвы привезти его потом в Нью-Йорк.
— Не! – качнула головой Алисия, всерьёз занятая вкусным тортом. – Берта Тимофеевна с папкой привезли. А уж мне пришлось попыхтеть, чтобы его как следует упаковать. В целости-сохранности надо довезти! Чтобы не разбился! Его же в багаж надо сдавать, а там чемоданы все шурум-бурум. В общем, сама удивляюсь, как я его могла сохранить. Он заговорённый!
— Я так и понял! – с трагической ноткой в голосе сказал Димон.
У Сальниковых тоже был сервиз, к которому относились особо и доставали из кухонного буфета только по праздникам. Сервиз был афганский, с удивительной экзотической росписью – то ли драконы нарисованы, то ли ещё что – фарфор прозрачный: стоит чашку к свету поднести – изнутри высвечивается рисунок с внешней стороны. Подарок двоюродного дяди, оттрубившему в Афгане положенный срок и служившему там в дальнейшем по контракту. Но сервиз был скорее реликвией, нежели бытовой посудой. И уж, конечно, при переезде куда-либо его попросту оставили родственникам. И Димону Алисино приданое казалось верхом непрактичности и деревенским чудачеством.
Затрезвонил домофон, Алиса, состроив загадочную гримасу, побежала убежала. Вскоре хлопнула дверь и послышались изящное цоканье каблучков, сопровождающееся жеманными дамскими приветствиями.
— Дорогая моя, поздравляю! – пропел красивый женский голос.
— Спасибо! – смеялась Алиса в ответ. – Но я же не праздную! Зачем?
— Затем, что нужно. Я и то праздную! – игриво заметил голос. – А старше тебя на целых четыре года.
Послышался церемониальный светский смех и в гостиную впорхнула Алисия.
— Изабелла Рай! – выкрикнула она, пафосно подняв руку.
В гостиную вошла очень высокая, красивая девушка со стильной стрижкой, в облегающем очень коротком платье, подчёркивающем её и без того длинные ноги.
— Рая-а-а! – пропел в свою очередь Димон, он встал и подобострастно протянул к ней руки. – Какими судьбами?
— Будет тебе! – интеллигентно фыркнула Рая, чуть шлёпнув его по рукам. – Вчера мне на Фейсбуке послание оставил, как будто сейчас видит меня и удивляется.
— Я всегда вами удивляюсь! – театрально выдохнул Димон и со всего размаха рухнул на диван. – Сразила наповал!
Алиса в это время краем глаза смотрела, что ей принесла в красивых упаковках Рая. Духи «Шанель № 5». Всегда изысканно и всегда к месту. Алисия улыбнулась. Всё-таки Рая -светская львица, умеет выбирать подарки.
134
Загрузка...
