Если вы думаете, что с этой главы я начну описывать, как мы под пулемётным огнём ходили в атаку или под покровом ночи, преодолевая минные заграждения, пробирались в тыл врага, то вы сильно ошибаетесь. Нам за все четырнадцать месяцев пребывания на войне этого делать не пришлось ни разу. Хотя в первый же день, прибыв на дивизион, все солдаты и офицеры получили каски и личное оружие — автоматы и пистолеты. Война для нас, вновь прибывших, началась с размещения в подземных укрытиях, где нам предстояло прожить больше года. Товарищи, приехавшие раньше, показывали, где располагались наши предшественники, и мы занимали их места. Зам командира батареи — старший офицер наведения, мой непосредственный начальник — капитан Пинчук указал мне на кровать у самого выхода: «Здесь спал прежний офицер наведения, располагайся, — и, показывая на свою кровать, добавил, — а я рядом, чтобы первыми выскакивать по готовности».
Обживание занятых мест началось с того, что старшина дивизиона убедил командира отдать приказ: «Всем избавиться от клопов!». Процедура избавления была удивительно простой. Мы все, и вновь прибывшие, и «старики», одновременно вытащили матрасы, подушки и одеяла на улицу и разложили под палящем солнцем, а металлические складные кровати вынесли из помещения, облили бензином и подожгли. Впоследствии подобную операцию приходилось проводить регулярно. Как мы с ними ни боролись, клопы появлялись снова и снова. Пока солнце выполняло свою очистительную работу, а из обгоревших кроватей выветривался запах жареных клопов, мы получили постельное бельё и, как выразился старшина, снова из туристов превратились в военнослужащих. Старшина выдал нам египетскую военную форму. В комплект военной формы входили: нательное бельё, две пары шерстяных носков, шерстяной свитер из грубой верблюжьей шерсти, берцы и куртка с брюками военного покроя серо-жёлтого цвета.
Свитер выдавался на случай зимних холодов, но я его так ни разу и не надел. С приходом зимы мы шутили: перешли на зимнюю форму, надели майки. Летом носили рубашки на голое тело, а в помещениях ходили вообще без рубах, лишь в столовую надевали. Никаких знаков различия и погон со звездочками на форме не было. Солдаты от офицеров отличались лишь тем, что солдаты носили куртку, заправленную в брюки, а офицеры — навыпуск. А чешские берцы — кожаные ботинки на шнурках высотой до середины голени и с толстой подошвой с протектором толщиной более сантиметра — наверное, предназначались для защиты от змей. Но змей я на позиции ни разу не видел, а вот толстая подошва и шерстяные носки отлично защищали при ходьбе по раскалённому песку и камням на позиции дивизиона.
— В этой форме хоть сейчас в цирк, клоуном! — воскликнул лейтенант Колтунов, вытянув руки, с которых свисали длинные рукава военной куртки.
— А у меня брюки в гармошку, как же в них ходить! — пожаловался брат.
У меня тоже форма оказалась на три размера больше. Рядом чертыхался командир радиотехнической батареи, примеривая свою форму. Военная форма, естественно, была всем не по размеру.
— А я свою форму целую неделю ушивал, — похвастался капитан Пинчук, щеголяя в подогнанной форме с кармашками на рукавах.
Наш командир договорился с командиром соседнего египетского дивизиона об откомандировании нам портного. Оказывается, в их штате есть и такая должность. Этот арабский солдат-портной, наверное, две недели жил на нашем дивизионе в землянке с арабскими планшетистами и подгонял военную форму всем новобранцам-солдатам и офицерам.
На всех русских дивизионах находились египетские солдаты-планшетисты. У нас их было четверо. Они вместе с нами несли круглосуточное боевое дежурство. Знакомство с ними состоялось в первый же день, когда мы вошли в кабину управления для проверки техники. Они все четверо сидели в конце кабины и, улыбаясь, ждали нашего появления. Для меня присутствие египтян явилось полной неожиданностью. Мой непосредственный начальник — старший офицер наведения, прибывший в феврале — решил сделать мне сюрприз и ни о чём не предупредил. Подхожу я к своему рабочему месту, гляжу, а за планшетом дальней воздушной обстановки сидят четыре очень загорелых человека в военной форме и улыбаются.
— Мансур, убери планшет! Знакомьтесь, мой помощник, — спокойно сказал капитан Пинчук и, обращаясь ко мне, пояснил, — египтяне-планшетисты.
— Салам, — только и смог я произнести от неожиданности.
— Привет, — совершенно без акцента ответил мне сидящий рядом с Мансуром крепыш, — я Шабан, а вас как зовут?
— Меня зовут Юрий, — и протянул ему руку, — а вы здорово по-русски разговариваете.
— Мы уже второй год с русскими служим.
— А сколько лет всего в армии?
— Уже четвёртый год воюем.
— Я Фуад, — протянул мне руку третий египтянин, — а это Махди, — указал он на четвёртого планшетиста, сидящего в наушника. — Он сейчас дежурит. Махди поднял руку и улыбнулся, приветствуя меня. Я поднял руку и улыбнулся в ответ.
Но вдруг моё общение с египтянами прервал возглас брата: «Да тут на блоках все надписи на английском языке!» Я взглянул на своё рабочее место, и там все надписи на штурвалах, переключателях и кнопках пульта управления действительно были на английском.
Хорошо, что мы за многие месяцы тренировок всё выучили наизусть и в надписях не нуждались.
— Вот здорово, теперь я своего оператора учить не буду, пока он английский не выучит, — обрадовался «Фантомас», который не особенно отличался педагогическими способностями и неохотно занимался технической подготовкой со своим оператором и в Союзе.
— Значит, быть твоему оператору вечным официантом в офицерской столовой, — пошутил командир радиотехнической батареи, — а ты и рад увильнуть от учёбы.
Наш комбат был самым боевым офицером. Это была его вторая заграничная командировка. В начале шестидесятых он побывал на Кубе во время Карибского кризиса. Первый год в составе русского дивизиона, а потом — инструктором. Наши специалисты обучали кубинцев воевать на советской технике. И, надо сказать, отлично обучили. Впоследствии, во время боевых действий в Анголе, кубинцы нередко превосходили наших по слаженности боевых расчётов и качеству подготовки техники.
Боевая техника зенитно-ракетного комплекса — это и есть главное оружие дивизиона. И поддержание техники в исправном и готовом к бою состоянии и есть главная задача военных специалистов дивизиона — старших техников систем.
Кабина управления зенитно-ракетного комплекса заполнена электронной аппаратурой. Эта аппаратура объединена в системы. Всего пять систем. Все эти системы периодически проверяются и настраиваются офицерами, старшими техниками систем. У них есть помощники — солдаты срочной службы, операторы систем. Все офицеры — старшие техники и солдаты-операторы составляют основу радиотехнической или первой батареи. В первую батарею также входят дизелисты-электромеханики и водители тягачей, транспортирующих все кабины и дизеля.
Старшие техники систем несут персональную ответственность за исправность и настройку закреплённых за ними систем. Для этого все системы регулярно включают и контролируют определённые характеристики систем. Эти характеристики называются параметрами. Какие параметры и как их проверять, указано в инструкциях по эксплуатации систем. Здесь же указано, какие значения должны иметь все параметры и какие допускаются величины отклонения их от номинала — допуска. От настройки техники зависит дальность обнаружения цели, защита от помех, точность автоматического сопровождения цели, величина отклонения ракеты от цели. Качество настройки техники оценивается по параметрам, определяющим боевую готовность.
В первый же день командир дивизиона, построив офицеров, предупредил: если при проверке будет обнаружен хотя бы один параметр, определяющий боевую готовность, величина которого вышла за допуск, старший техник этой системы по закону военного времени будет предан суду военного трибунала. Угроза трибунала — это не шутка!
Настройка техники периодически внезапно проверялась тремя группами военных специалистов: службой вооружения бригады, службой вооружения дивизии и службой вооружения главного военного советника. Поэтому каждое утро после завтрака в течение часа мы проводили проверку и настройку боевой техники. После её окончания на рабочих местах в кабинах и на постах оставалась дежурная смена, а все остальные строились на утренний развод.
На разводе определялся и назначался состав сокращённого боевого расчёта. Это люди, непосредственно участвующие в ведении боя и обязанные неотлучно находиться на позиции. Остальные офицеры и прапорщики, не вошедшие в боевой расчёт, назначались старшими машин, убывающих с позиции, руководителями занятий и тренировок с солдатами и сержантами или шли отдыхать после ночного дежурства.
Все дивизионы в Египте постоянно находились в пятиминутной готовности к бою. То есть после обнаружения воздушного противника средствами дальней разведки или постами визуального наблюдения дивизиону объявлялась «Готовность номер один». С этого момента через пять минут техника и боевые расчеты должны быть готовы пустить ракеты по воздушной цели. Для этого на рабочих местах круглосуточно находилась дежурная смена в составе: начальника дежурной смены, дежурного дизелиста, двух планшетистов, русского и арабского, дежурного оператора станции кругового обзора, дежурного радиста на радио-релейной станции и в дневное время дежурного наблюдателя на посту визуального наблюдения. Готовность дежурной смены — постоянная, то есть отлучиться с рабочего места даже в туалет можно только с подменой.
Задача дежурной смены — включить технику и подготовить её к ведению боя до прибытия на рабочие места сокращённого боевого расчёта. Начальником дежурной смены назначался один из шести офицеров радиотехнической батареи. Мы с братом входили в их число. Остальные в составе дежурной смены были русские солдаты и сержанты срочной службы. Их было по два человека на каждом посту, и они дежурили, сменяя друг друга. Только арабских планшетистов было четверо. Эти двадцать человек все четырнадцать месяцев, поочерёдно сменяя друг-друга, заступали на боевое дежурство и неотлучно находились в кабине управления 12 часов зимой и 8 часов летом. Дежурство летом сокращалось из-за жары в кабине, которая достигала 50 градусов, особенно когда техника работала дольше обычного из-за устранения неисправности, либо включалась по готовности при нарушении израильтянами воздушной границы Египта.
А нарушения границы случались довольно часто. Редко проходил день без объявления «Готовности номер один». Бывали случаи, когда за время обеда несколько раз приходилось бросать ложки, вилки и мчаться из столовой на рабочее место в кабину управления. Я всё это так подробно описываю, чтобы вы поняли, что в этом и заключалась наша война. Быть постоянно готовыми отразить удар воздушного противника.
Мы не верили в то, что израильтяне смирились со своими потерями и не готовятся взять реванш за своё поражение. Все их действия подтверждали наши опасения. Регулярно проводились беспокоящие полёты с нарушением границы на различных участках. Они как бы проверяли нашу реакцию и готовность принять бой.
— Ну вот, и здесь дежурство, — как всегда не сдержался «Фантомас», узнав о предстоящей в течение года непрерывной готовности, — а я-то думал, хоть здесь удастся пострелять.
— Ты это нытьё прекрати, успеешь ещё настреляться, — остановил его комбат, — а то отправлю в Союз, и будешь там на детских утренниках рассказывать, как в разведку ходил и языка в плен брал. Ты сюда не в атаку ходить приехал, у нас другая война!
Воздушный бой очень скоротечен. В нём главное — внезапность. Израильтяне летали только днём на предельно малых высотах, используя складки местности, холмы и долины между ними. Это давало им значительные преимущества. Ввиду нехватки станций кругового обзора сплошного радиолокационного поля над Египтом не было. Даже если фиксировалось нарушение границы и пролёт авиации вглубь территории, нарушитель пропадал с экранов радаров, и куда он летит, никто не знал. Вся надежда была на то, что его где-то засекут посты визуального наблюдения. Самолёт, летящий на высоте 40-50 метров обнаруживался за 30-35 километров при подлёте к дивизиону. При скорости самолёта 300 метров в секунду время подлёта к границам зон поражения составляло 90 секунд, это полторы минуты. За это время боевой расчёт дивизиона должен был обнаружить цель станцией наведения ракет, перейти в режим её сопровождения, пустить две ракеты с интервалом пять секунд и продолжать сопровождение цели до встречи с ракетами. Вот эти полторы минуты и длится воздушный бой. Второго налёта, как правило, не бывает. Если в первом налёте дивизион разбит, то второй налёт не нужен, а если не разбит, то на второй налёт может отважиться лишь самоубийца, фактор внезапности утрачен.
Поэтому задачей боевого расчёта дивизиона является уничтожить воздушную цель в первые полторы минуты и быть готовым к обстрелу следующих целей при эшелонированном налёте на позицию дивизиона или прикрываемый объект.
Работа боевого расчёта осложнялась применением израильтянами Шрайков — снарядов, наводящихся по излучению локаторов. Значит, необходимо подпустить самолёт противника к зоне поражения, включить излучение радара и как можно скорее пустить ракеты. То есть необходимо было не дать время Шрайку захватить излучение радара, чтобы наводиться по лучу прямо в излучающую антенну.
Готовность боевого расчёта дивизиона к бою оценивалась нормативом «Работное время». Это время, которое тратит расчёт от включения излучения радара до пуска ракет по цели. От этого времени зависит жизнь людей, живучесть дивизионов и выполнение им задачи по защите прикрываемого объекта. Сокращение этого времени требовало систематических тренировок боевых расчётов. Благо, у нас такая возможность была. Лётчики прикрываемой нами соседней истребительной эскадрильи по нашей просьбе с большим удовольствием имитировали атаку дивизиона с разных направлений. Для них это тоже было необходимой тренировкой полётов на предельно малых высотах.
А среди них были такие асы, что иногда, имитируя удар по нашей позиции, самолёты пролетали на высоте не более десяти метров над нашими головами..
— Ниже меня пролетел, — восторженно восклицал в таком случае старший техник приёмо-передающей системы лейтенант Рюмиков, спустившись со своей горки, где стоял его прицеп с антеннами и передатчиками.
Я описал всё это потому, что это составляло основу всей нашей службы. Всё, о чем я буду рассказывать дальше, происходило на фоне выполнения этой главной задачи нашего пребывания в Египте: постоянной готовности отразить налёт воздушного противника. Те же задачи выполняли наши военные специалисты ПВО во Въетнаме. Эти же задачи выполняют боевые расчёты противовоздушной обороны в Сирии и в наши дни, охраняя от воздушного нападения наши базы Хмеймим и Тартус.
Но война войной, а кушать хочется всегда. Уж на еду и всё остальное обеспечение нам было грех жаловаться! Египтяне нас обеспечивали всем, даже жидким мылом для душа и кремом для обуви. Питание как в санатории. Два раза в неделю куриный день. Утром, в обед и вечером куриная ножка с гарниром. В остальные дни говядина. Никакой свинины — мусульманская страна. На десерт фрукты и соки. Начпрод говорил, что русский дивизион съедает в день столько продуктов, что их хватило бы на арабский полк.
Каждый день с дивизиона в соседний городок Эль-Фаюм на военные склады отправлялась продуктовая машина за продовольствием. Завозить продукты впрок мы не могли: на дивизионе не было холодильников, а днём жара за сорок.
Солдатик — водитель продуктовой машины был нашим главным снабженцем. По штату он числился водителем седельного тягача в радиотехнической батарее. Но поскольку седельный тягач стоял на приколе, то водитель, как и на дивизионе в Союзе, водил хозяйственную машину Газ-66. Этот солдат приехал в Египет в первую партию, в феврале, и до нашего прибытия поездил за продуктами с начпродом «старого» дивизиона. За три месяца он так освоился с обязанностями и так изучил арабский язык, что после замены начпрода мог самостоятельно получать всё необходимое продовольствие на всех складах и в нужном количестве. Он сам проверял по накладным ассортимент и количество, следил за надлежащим качеством и свежестью продуктов. И ни разу не допустил промаха или недосмотра при получении продуктов. Командир дивизиона не мог на него нарадоваться, а новый начпрод ездил с ним первые месяцы простым балластом.
Мы все этому солдату страшно завидовали, потому что он, пожалуй, лучше всех нас мог общаться с арабами и каждый день бывал в городе. А кроме того, он безотказно выполнял все просьбы солдат и офицеров привезти из города какую-либо вещь или продать сигареты. Он понимал, что ежедневно в городе бывает лишь он один из всего дивизиона, да начпрод, который пока был ноль без палочки, а остальные сидят на позиции в пустыне и не имеют возможности, как он, пройти по городским магазинам. Да и потом, чтобы пройтись по магазинам, нужно было знать хотя бы азы арабского языка.
Жизнь в Египте предстояла долгая, поэтому изучению разговорной речи было уделено особое внимание. В помощь нам выдали напечатанные разговорники, но основное изучение происходило во время ночного дежурства в кабине управления. И главными учителями у нас были арабские планшетисты, дежурившие вместе с нами. Поэтому наибольших успехов в освоении языка добились офицеры радиотехнической батареи, имеющие возможность подолгу общаться с арабами.
Радиолокационных станций кругового обзора в Египте не хватало. По этой причине сплошное радиолокационное поле отсутствовало. Чтобы скомпенсировать этот недостаток, по рекомендации наших советников, вдоль границы и вокруг важных объектов была создана сеть постов визуального наблюдения. На этих постах круглосуточно несли службу арабские наблюдатели с биноклем и радиостанцией. Их задачей было наблюдать за ответственным сектором и сообщать в центр обо всем замеченном или услышанном. Вся поступающая информация в центре обрабатывалась, систематизировалась и передавалась голосом на арабском языке в сеть оповещения.
К этой сети были подключены арабские планшетисты, находящиеся на русских дивизионах. Это были египетские солдаты, с началом войны призванные в армию и прошедшие соответствующую специальную подготовку. Их задачей было отображать на планшете воздушной обстановки всю информацию, поступающую от постов визуального наблюдения. Но это при объявлении дивизиону повышенной готовности. А в остальное время они, как и мы, по очереди дежурили в кабине и коротали время разговорами с нами. И вот по ночам, когда обстановка была спокойной, мы общались с этими арабами и учились у них арабской разговорной речи. Их было четверо. Жили они в отдельной землянке, но питались вместе с нами в солдатской столовой.
Все четверо были грамотными, образованными людьми, окончившими по 12 классов и мечтавшими учиться дальше, если бы не война. Кстати, уже тогда в начале семидесятых они по окончании школы сдавали экзамены типа нашего ЕГЭ. Количество баллов, полученных на экзамене, определяло их дальнейшие возможности продолжить учёбу. Точно как у нас сейчас, спустя пятьдесят лет.
Они уже прослужили с русскими, нашими предшественниками, больше года и неплохо понимали русскую речь. Редко случалось, когда после нашего вопроса им приходилось его уточнять или совещаться между собой, чтобы понять о чём речь.
С чего начиналось обучение? Разумеется, устный счёт и написание цифр. Вид денег и их название и всё, что касалось торговли и покупок. Что это? сколько стоит? много-мало, больше-меньше, большой-маленький, ещё-хватит, дорого-дёшево, это-другое. Приветствия: здравствуйте, привет, добрый день, спасибо, извините, сегодня, завтра, вчера. И некоторые обороты речи, используемые в обиходе.
Многие на этом и останавливались, считая, что этого вполне достаточно. А мне было интересно, и я исписал две записных книжки, превратив их в арабско-русский словарь. И впоследствии это очень пригодилось. Эти словари я храню до сих пор как память и до сих пор могу посчитать до ста, могу поприветствовать и поблагодарить на арабском языке, знаю, как пишутся цифры, и храню на память несколько египетских монет.
Когда мы прослужили уже по месяцу, получили первую получку и немного освоились с числительными и деньгами, то начали подходить к командиру дивизиона с просьбой предоставить возможность съездить в город за покупками.
Первым обратился к командиру «Фантомас»: у него закончились сигареты, привезённые из дома.
— Ты сколько с собой привёз? — не поверил ему командир.
— Пять блоков.
— И что, тебе на месяц пять блоков не хватило?! — удивился и усомнился командир.
— Конечно, я с двенадцати лет курю, и мне блока на неделю не хватает. Уже совсем немного осталось, — чистосердечно признался Фантомас, рассчитывая на сочувствие.
— Значит, сигарет, которые нам выдают, тебе не будет хватать, и придётся каждый месяц покупать ещё, — посочувствовал ему командир. — А ты знаешь, что три блока сигарет, которые выдают офицерам на месяц, стоят шесть египетских фунтов, а это шесть граммов золота? Может есть смысл бросить курить?!
Всем русским, курящим и не курящим, солдатам и офицерам, выдавали по одной пачке сигарет на день. Офицерам — сигареты марки Клеопатра по два египетских фунта за блок, солдатам — попроще и в два раза дешевле. Фантомас нашёл выход. Он решил продавать свои сигареты и на вырученные деньги покупать сигареты у некурящих солдат. Он посчитал, что тогда ему должно хватать, если, конечно, поэкономить.
— И совсем незачем для этого ехать в город самому, — охладил его пыл старший техник приёмо-передающих устройств лейтенант Рюмиков, приехавший в феврале, и присутствующий при этом разговоре. — Мы, например, отдаём свои сигареты водителю продуктовой машины, и он привозит нам деньги. А ты знаешь, что за три блока сигарет Клеопатра можно купить приличное золотое кольцо или женскую золотую цепочку?
— Ты думаешь, почему все, кто приехал в феврале, уже бросили курить? И приехавшие с вами прапорщики тоже бросят, когда кончатся их запасы, привезённые из Союза.
— А если уж ты не доверяешь водителю, можешь поехать старшим водовозки и по дороге на трассе сам продашь свои сигареты, — отведя Фантомаса в сторону, продолжал учить его замкомбата, — оторвут с руками. Только смотри не продешеви. За три блока шесть фунтов, и не меньше!
У офицеров была возможность вырваться с дивизиона — это поехать старшим машины за водой. Дивизион, расположенный в пустыне, нуждался в пополнении запасов воды. Вода для питья, приготовления пищи, для умывальников и душевых, а их на позиции было несколько. Поэтому ежедневно водовозка совершала два рейса за водой. В армии есть правило: солдат-водитель не имеет права ездить один. С ним обязательно в кабине должен быть старший машины. Ответственным за снабжение водой был солдат-водитель, но порядок есть порядок: рядом с водителем в кабине должен сидеть офицер или прапорщик. Да и мало ли что, чужая страна всё-таки, вдвоём спокойней и безопасней! Вот старшими водовозки офицеры временами и срывались с дивизиона развеяться. Но водовозка ходила лишь по окрестным деревням. А в деревенских магазинах, кроме жевательной резинки, сигарет, да продуктов, купить особо было нечего. Да и цены там были выше, чем в городе. Овощи и фрукты там, конечно, были дешевле, но наш дивизионный доктор строго-настрого запретил нам покупать в этих магазина продукты. Он всерьёз боялся пищевого отравления или какой-нибудь инфекции.
Со временем мы освоились и использовали водовозку для закупки пива и стерео-открыток с подмигивающими женщинами.
Позиция дивизиона располагалась в трёх километрах от трассы Каир-Асуан. Это оживленная трасса с бесконечной вереницей машин в обоих направлениях. Вдоль дороги процветала бойкая торговля лоточников. И у них можно было купить свежее пиво из лотка со льдом. Им же без труда сбывали свои сигареты офицеры и солдаты дивизиона. Потом эти сигареты продавались поштучно проезжающим. Конкуренция у лоточников была приличная, поэтому цены были почти такие же, как в Каире.
— Отправляясь за покупками, обязательно уточняйте у «стариков» цены планируемых покупок, — учил нас, вновь прибывших, лейтенант Рюмиков.
— И обязательно торгуйтесь, стараясь сбавить цену, — добавлял капитан Пинчук.
По вине русских цены поднялись почти в два раза, потому, что мы не умели торговаться, а арабы этим пользовались. И в самом деле, поначалу это казалось диким — в магазине торговаться. Мы же привыкли в Союзе к тому, что в магазине есть ценники. На них указана цена, которую нужно заплатить за покупку. Ну ладно, на базаре или у лоточника — это другое дело, но торговаться в магазине?! Оказалось, если покупать не торгуясь, то в следующий раз та же вещь будет стоить уже дороже. В наше время это стало называться иностранным словом инфляция. А в то время мы этого слова не знали и считали это обыкновенной жаждой наживы торгашей. И в этом мы сами убедились, прожив в Египте несколько месяцев. А вначале это было непривычно, да и зачем торговаться! Мы получали такие деньги, что нам поначалу казались все цены просто смехотворными.
— А вы знаете, что ваши лейтенантские оклады сравнимы с окладами египетских министров, что египетские офицеры получают в три раза меньше нас, а их солдаты — в пять раз меньше наших солдат? — как-то на политзанятиях сообщил нам замполит дивизиона.
И наше мнение о ценах и об уровне жизни египтян резко изменилось. Но как потом выяснилось, для русских у них были одни цены, а для своих совершенно другие.
За время пребывания в Египте мы получили хорошие уроки бизнеса и частной торговли. И отношение к курильщикам после Египта у меня сильно изменилось. Я перестал верить заявлениям курильщиков, что они не могут бросить курить, “несколько раз пытался бросить, и не получается”. Просто нужен хороший стимул. У нас на дивизионе из ста двадцати человек, после того, как кончились привезённые из Союза сигареты, курящих осталось только трое. Это Фантомас, начальник станции кругового обзора и командир взвода ПВО.
Командир взвода противовоздушной обороны был пришлым человеком. По службе я с ним не пересекался. Встречался только в столовой, да на вечерних посиделках, которые, как правило, проходили в землянке, где жили офицеры стартовой батареи, и он с ними. Знал только, что звали его Владимиром.
Он вместе со своим взводом был передан нам из сухопутных войск для прикрытия позиции дивизиона. Дело в том, что ракетный комплекс не может сбивать самолёты у себя над головой. Над позицией образуется «мёртвая» воронка. Чтобы перекрыть эту воронку, и предназначались зенитные системы ближнего боя, состоящие на вооружении этого взвода ПВО. Три самоходных зенитно-артиллерийских установки ЗСУ 3-4 «Шилка» и пять расчётов переносных зенитных ракетных комплексов «Стрела-2». Их позиции располагались вокруг дивизиона в голой пустыне, и они также несли дежурство. Вот уж кому не позавидуешь! Но учитывая, что израильтяне по ночам не летали, они дежурили только днём, а ужинать и ночевать возвращались на основную позицию. “Шилки” уезжали на позицию и возвращались своим ходом, а расчёты «Стрел» с рассветом до восхода солнца развозили по позициям, а после захода привозили обратно специальной машиной. Этой же машиной развозили по точкам завтрак, обед и питьевую воду. Старшими этой машины по очереди ездили офицеры стартовой батареи и сам командир взвода ПВО. По этим же точкам регулярно проезжала и водовозка, пополняя запасы воды в самодельных душевых.
Как-то раз из любопытства я напросился проехать по точкам с машиной, развозившей обед, и посмотрел как эти солдаты несут свою нелёгкую службу. Первое впечатление: на каждой точке машину издалека встречали громким лаем одна или две собаки. Расчёты врасплох застать было невозможно… Позиции «Шилок» оборудованы были, конечно, лучше. Сама «Шилка”, а это средний танк с четырёхствольной пушкой и антенной радиолокационной станции, стояла в заглублённом окопе под маскировочной сеткой. На броне сидели два дежурных: наблюдатель и дежурный механик. Ещё два человека из экипажа отдыхали в подземном укрытии. Нельзя сказать, чтобы в укрытии было прохладно, но все-таки не под палящем солнцем. Тут же на позиции был оборудован душ: бочка на четырёх двухметровых столбах, обтянутых маскировочной сеткой. И здесь же в окопе был оборудован миниатюрный спортзал. Турник, гимнастическая скамейка, для качания пресса, небольшая штанга и набор гантелей. Все стенки окопа, укрытия и «спортзала» были аккуратно обложены мешками с песком, что придавало всему сооружению своеобразный уют.
— А у вас здорово! — не удержался я от похвалы, — кто это вас так научил всё обустроить?
— Командир взвода заставил, — ответил командир расчёта ЗСУ, — мы сначала сопротивлялись, а теперь самим нравится. Это наш второй дом.
— А чем свободное время коротаете?
— Спортом занимаемся, книги читаем и собачек дрессируем, — ответил механик РЛС.
— И как вы их дрессируете? — спросил я, ожидая увидеть, как собаки ходят на задних лапах или подают лапу для приветствия.
— Вот, суньте этой собаке в зубы палец, и она вам маникюр сделает, — неожиданно предложил солдат.
— А она мне палец не оттяпает? Может, она только своим знакомым маникюр делает, — засомневался я.
— Ну если боитесь, давайте руку, — солдат взял мою руку, выпрямил один палец и поднёс к пасти собаки. Та, часто щёлкая зубами, аккуратно обгрызла ноготь, не причинив ни малейшей боли.
— Здорово!, — я был поражён и восхищён.
— Давайте ещё один палец.
— А может хватит и одного? Ей не вредно ногти глотать?
— Да не бойтесь, ей это самой нравится.
— Нет, я всё-таки пожалею собачку, — отказался я продолжать маникюр.
— Ну как хотите.
— Ладно, счастливого вам дежурства! — попрощался я с расчётом, и мы поехали дальше к соседнему расчёту «Стрелы».
На позиции расчёта ПЗРК «Стрела» было так же всё классно обустроено, только окопа для танка не было. А ещё я увидел, что вместе с нашими солдатами обедает египтянин в военной форме.
— Это кто такой? — потихоньку спросил я у водителя.
— А это военный египтянин из роты охраны. Он охраняет наш расчёт Стрелы от местных. Мало ли что, всё-таки до позиции 12 километров. Вы разве не знали, все позиции Стрел и саму позицию дивизиона от наземного нападения охраняет целая рота местных военных, человек шестьдесят, наверное.
В тот день я проехал по всем восьми точкам, и везде я восхищался настоящими русскими парнями, которые могут жить и воевать в любых условиях.
У нас в радиотехнической батарее тоже были солдаты срочной службы. У каждого офицера — старшего техника системы был помощник — оператор системы. У меня их было аж четыре. Четыре оператора ручного сопровождения. Они не входили в дежурную смену и не дежурили в кабине, но двое из них при объявлении дивизиону «Готовности номер один» в пятиминутный срок обязаны были прибыть на свои рабочие места и за штурвалами ручного сопровождения участвовать в ведении боя. Поэтому ежедневно двое из четверых входили в сокращённый боевой расчёт и находились в пятиминутной готовности неподалёку от кабины.
Офицеры, когда позволяло время, проводили со своими операторами занятия по изучению техники. Но такого времени было очень мало. Солдаты радиотехнической и стартовой батарей или были на дежурстве в составе боевого расчёта, или несли караульную службу по охране позиции дивизиона.
Позиция была большая и совершенно не освещалась, поэтому в первый месяц на пост в ночное время заступали по два человека, чтобы не страшно было. Тогда солдаты совсем с ног валились: состав караула был в два раза больше. Но через некоторое время пообвыкли и стали заступать на пост по-одному, состав караула уменьшился, и стало легче, в караул стали ходить пореже. Появилось время для занятий технической подготовкой. Но к настройке техники солдат не подпускали. Да и обучать их практической работе было трудно: все надписи на органах настройки были на английском языке, а все инструкции — на русском. А потом, с солдата спрос небольшой, а над офицером персональная ответственность и угроза трибунала. Поэтому рисковать никому не хотелось.
Мой Египет
67
Загрузка...
