12 апреля 1999 года, я получил известие, что умер мой отец. Никаких особых эмоций, это известие у меня не вызвало. Родители развелись в 1975 году, и это можно было назвать окончанием ада. Мама, наконец, поняла, что дальнейшая совместная жизнь ничем хорошим не закончится, и мы уехали с ней подальше. С тех пор, мой отец попросту вычеркнул и её, и меня из своей жизни. Алименты он не платил, но как ни странно, материальное положение нашей неполной семьи значительно улучшилось. Отец не только пропивал свою зарплату, но ещё умудрялся заставлять маму покупать ему алкоголь. И мама покупала, ведь это был самый простой способ избежать скандала и приблизить момент, когда отец заснёт на кухне, прямо за столом. Тогда мы с мамой волокли отца на диван, снимали с него ботинки и брюки, накрывали одеялом, и шли на кухню убирать со стола следы попойки с неизменными окурками в тарелках, а иногда и в кастрюле с картофельным пюре. Тогда я многого не понимал, мне было жалко маму, но я не мог её защитить, ведь мне было всего тринадцать лет. И глядя на плачущую маму, я мечтал только об одном: поскорее вырасти, отслужить в армии, и побить отца, чтобы он перестал издеваться над мамой каждый вечер.
Через пятнадцать лет, волею случая я приехал в родной город в командировку и решил навестить отца. Дверь нашей квартиры открыла молодая незнакомая женщина, от которой я узнал, что отец уехал жить в Германию. Что после нашего с мамой отъезда он перестал пить и вёл довольно спокойный образ жизни. Это известие немало меня удивило. Неужели моя мама и я не давали отцу спокойно жить? И я начал по крупицам собирать информацию о своём отце. Мама на мои вопросы не отвечала, поэтому мне пришлось довольствоваться воспоминаниями его брата, друзей – собутыльников, соседей и своих собственных.
Мой отец родился в Одессе. Видимо воздух в Одессе такой, что мой отец с шиком носил одежду, шутил и был любимцем женщин. Началась война, отец воевал, потом был осужден на пятнадцать лет. И эти два периода жизни, наложили на его характер свой отпечаток. Каждый день отец проживал как последний. Пил до беспамятства, дрался, пока его не валили с ног, любил всех женщин, которые имели неосторожность ему улыбнуться. Любил как в последний раз и никогда не возвращался снова. Профессия настройщика музыкальных инструментов ему в этом помогала. Какая мама, не хотела, чтобы её ребёнок играл на фортепиано? Я помню, как по поручению отца, в его отсутствие, отвечал на телефонные звонки на домашний телефон. Я должен был аккуратно записать ФИО того, кто звонил, причину, номер, по которому можно было перезвонить. Если звонок касался настройки музыкального инструмента, то я записывал все его характеристики, жалобу, адрес и время, в которое удобнее прийти для его настройки. По вопросам настройки, всегда звонили женщины. Отец потом аккуратным почерком переписывал все заявки в записную книжку коричневого цвета, которых у него было несколько десятков. Иногда он не делал запись, а начинал рыться в своём архиве, и всегда точно находил оставленную ранее заявку. Память у него была очень хорошая. А я приобрёл первый навык делопроизводства, который мне впоследствии очень пригодился.
Отец был щедрым человеком, но это не касалось нашей семьи. Он любил угощать пивом и вином собутыльников, а ребятишек лимонадом, квасом и мороженным. Я никогда не принимал в этом участия, поскольку боялся своего отца. Увидев меня на улице, он переставал улыбаться и всегда велел идти домой делать уроки. Лишь один раз я оказался в ватаге, осчастливленной моим отцом. Он купил несколько бутылок вишнёвого лимонада, самого дорогого, по тридцать две копейки за бутылку, и стал их раздавать. И тут он увидел меня. Последовала острота на счёт моего лишнего веса, которая вызвала у пацанов дружный смех, а я был отправлен домой, учить уроки. С тех пор я старался не попадать отцу на глаза, очень хотелось погулять. Но отец и с собутыльниками был груб. Напоив их за свой счёт, он считал, что имеет право унижать каждого из них. Это было очень опасно, ведь все они были фронтовиками, и каждому из них доводилось убивать. Отец почему-то чаще одерживал верх. Наверно зэки научили его драться в меньшинстве. Но когда отец проигрывал, собутыльники оставляли его, лежащего в лужице крови, а кто-нибудь из них посылал пацана, чтобы он нашёл меня и попросил забрать отца домой. И тогда я шёл, и как мог, доводил отца до нашей квартиры, на четвёртом этаже, без лифта. Пацаны всегда охотно помогали мне. Помнили его добро.
Но иногда, отец приходил домой сам, под шафе, ровно в 16.00. Знакомился с моими записями телефонных звонков, потом с кем-то разговаривал по телефону. Ужинал в гордом одиночестве, заваривал литровую металлическую кружку кофе с молоком, ложился на диван, курил папиросы Беломорканал и жадно пил кофе. Такие вечера всегда заканчивались без скандалов.
А когда в 16.00 отец не приходил, то это означало, что он крепко выпил, и по его возвращению, нас с мамой ждёт многочасовой пьяный дебош. Наученная горьким опытом, мама сразу отводила меня к соседям на всю ночь. Чуть позже приходила сама, заплаканная. Когда соседей не было дома, я становился свидетелем дебоша. Всё начиналось с проверки моего школьного дневника. Обнаружив тройку или запись о плохом поведении, отец меня порол. Ремень висел на видном месте, и я сам должен был его принести. Шаги я делал маленькие, в надежде, что отец передумает, но увы. Бил со злостью до тех пор, пока я не впадал в истерику от боли. Когда мама вмешивалась, отец начинал воспитывать и её. Мат отца, слёзы мамы и мои подвсхлипования, ведь троек у меня было очень мало, а отец смотрел дневник с первой страницы и я был обречён на порку!
Но самое страшное происходило, если отец приводил домой собутыльников. В какой-то момент, отец посылал мать за бутылкой. Если она не шла – то он бил её. Правда собутыльники заступались, но это злило отца ещё больше. Всё заканчивалось дракой на нашей крохотной кухне. Однажды, после такой драки, во время уборки, я нашёл на полу чей-то выбитый зуб. Много лет спустя, мама мне рассказала, что в детском саду, нам поручили нарисовать рисунок на свободную тему. Увидев мой рисунок, заведующая детским садом пригласила мою маму на беседу. Я нарисовал тарелку с лежащим на ней рыбьим хвостом и стоящую рядом бутылку водки по три шестьдесят две.
После ухода собутыльников отец ложился спать, но не надолго. Проснувшись он устраивал скандал, выяснял отношения с мамой. После таких ночных побудок мы с мамой долго не могли заснуть. А утром я шёл в школу не выспавшийся и взвинченный. В таком состоянии я становился участником всех конфликтов в классе, чаще в качестве инициатора. Драки происходили ежедневно, после чего в моём дневнике появлялась новая запись о моём плохом поведении.
Вскоре мы с мамой нашли способ сократить ночные дебоши. Как только отец просыпался, мама пряталась в трёхстворчатый шкаф, а я периодически приоткрывал дверь, чтобы мама не задохнулась. Правда, мне приходилось некоторое время выслушивать жалобы отца на трудную жизнь, но он быстро засыпал.
Каплей, переполнившей чашу терпения, стала драка отца с мамой. Отец ударил маму табуретом по голове. Удар был не точным, и лишь содрал кожу. Но вся прихожая была залита кровью. Милиция быстро отпустила отца, ведь он настраивал фортепиано Председателю Облисполкома. После этого мама поняла, что надо разводиться. И как только в школе начались летние каникулы, мы с мамой уехали в другой город.
Отец умер в одиночестве. Я навещал его в Германии, незадолго до его смерти. Ухоженный немецкий пенсионер, не злоупотребляющий алкоголем. Он не стал интересоваться, женат ли я, и есть ли у меня дети. Он назидательно посоветовал мне не пить водку, и просил передать моей маме, что он готов её простить…
293
Загрузка...
