На первом курсе мы проходили практику в больницах и травмпунктах, нам доверяли делать перевязки, правда, сами мы пока еще не вправляли вывихи и не лечили переломы, только наблюдали, как это делают другие. Раз в неделю мы весь день проводили в больнице. Однажды вечером я возвращалась домой с такой практики. Была зима, рано стемнело, я шла медленно и осторожно, чтобы не поскользнуться, поскольку накануне прошел снег с дождем, потом ударил мороз и теперь под ногами сверкало настоящее зеркало. Бедные водители, подумала я, дорога ведь тоже скользкая, тяжело им, наверное, справляться с машинами. И только я об этом подумала, как раздался противный скрежет, визг тормозов, и прямо на моих глазах одна машина, бешено сигналя, завертелась на дороге юлой — и заскользила прямо на высокое дерево на обочине. Я затаила дыхание, и в следующую секунду раздался оглушительный звук удара. Затем наступила тишина.
Я уже не слышала ничего — мчалась со всех ног туда, где беспомощно вращалось заднее колесо вставшей на бок машины. Другие тоже бежали, размахивая руками и что-то крича, но я оказалась на месте раньше всех.
Осторожно приоткрыв дверцу водителя, я увидела женщину лет сорока, успела только заметить светлые мягкие волосы и воротник дорогой дубленки.
— Отойди, девочка, не мешай, сейчас приедет скорая! — попытался меня отпихнуть какой-то мужчина.
Я спокойно, но твердо отвела его руку, взглянула в глаза и произнесла:
— Я медик. Не толкайтесь, пожалуйста. И отойдите хотя бы на пару шагов.
То ли моя твердость подействовала, то ли все просто растерялись, только народ, успевший набежать к месту происшествия, быстро расступился, и я смогла осмотреть женщину.
— Вот, давай я светить буду, — какой-то парень, протиснувшись сквозь толпу, достал мощный фонарь и направил его луч на женщину.
Я благодарно взглянула на него и продолжила осмотр. Незнакомка была без сознания, и только время от времени стонала. И ей явно трудно было дышать: по всей видимости, сломанное ребро проткнуло легкое, воздух проходил очень тяжело, со свистом и какими-то страшными хрипами. В мозгу промелькнуло все, что нам говорили на лекциях и в клинике о таких травмах. Я вспомнила, что совсем недалеко, в той самой больнице, где я проходила практику, работает отличный хирург Иван Трофимович, уже пожилой, но зато очень опытный. В следующую секунду я выхватила из кармана куртки телефон и дрожащими руками набрала его номер — он всем нам продиктовал его в пер¬вый же день.
— Иван Трофимович, добрый вечер, это Казанцева из первого меда, мы сегодня у вас работали… Да. Возле остановки «Речная» авария, у женщины сотрясение и, судя по всему, травма легкого, большая потеря крови. Скорую вызвали, еще не приехала. Спасибо, жду!
Иван Трофимович, как всегда, был деловит и немногословен. Он понял меня с полуслова, только уточнил характер кровотечения и коротко сказал: «Еду!» На душе сразу стало легче, я перевела дух и огляделась. Вокруг меня стояли люди. Кто-то с жадным любопытством, как все зеваки, всматривался в окровавленную женщину-водителя. Другие с интересом и уважением смотрели на меня. А один мужчина в высокой шапке вдруг взмахнул рукой и агрессивно выкрикнул:
— Значит, ты студентка? А какое у тебя право выполнять работу врача? Может, ты ей сейчас только навредила? Надо было дождаться скорую, а не проявлять здесь самодеятельность!
Мне вдруг стало страшно, я даже попятилась слегка от наступавшего мужчины. В самом деле, подумала я, а вдруг я что-то неправильно сделала? Я ведь учусь всего несколько месяцев… Но неужели надо было стоять со всеми остальными в сторонке и спокойно наблюдать, как попавшая в беду женщина истекает кровью? В конце концов, будь что будет, решила я и закусила губу.
В этот момент по толпе метнулся луч фар подъезжающей машины. Из белого микроавтобуса чуть ли не на ходу выскочил Иван Трофимович, и я облегченно вздохнула. Теперь все будет хорошо, он не позволит, чтобы случилось что-то плохое! Вслед за Иваном Трофимовичем бежал фельдшер Антон и медсестра Ирочка. Втроем они осторожно приподняли женщину, быстро уложили ее на носилки, и уже через минуту доктор махнул мне рукой: — Поедешь с нами, Казанцева. Или ты устала и хочешь домой? Я только помотала головой и стремительно кинулась к дверце микроавтобуса. До больницы мы домчались за пять минут, и за это время никто не произнес ни слова. Я с тревогой вглядывалась в бледное окровавленное лицо. Женщина по-прежнему находилась без сознания. Иван Трофимович, заметив мои взгляды, ободряюще похлопал меня по руке, но ничего не сказал.
В больнице все завертелось, как в карусели: женщину на носилках переложили на каталку и быстро, почти бегом, повезли по направлению к операционной. Я почувствовала, что меня покидают последние силы, и опустилась на скамейку в коридоре. Прошел, наверное, час, а может и два. Я сидела, уставившись в одну точку. Наконец распахнулась дверь операционной. Я вскочила и тут же пошатнулась, голова закружилась. Иван Трофимович, еще в маске, заботливо поддержал меня за плечо и произнес:
— Ну что, Казанцева, пять баллов тебе за практику. Заслужила. Он снял маску, и я увидела его улыбающееся лицо. Он наклонился ко мне и повторил:
— Заслужила, девочка. Тебя Дина зовут, да? Я в детстве был влюблен в девочку Дину, одноклассницу… Ты молодец, Дина. Если бы не ты, возможно, нам не удалось бы спасти эту женщину. Хорошо, что позвонила мне. Скорая могла опоздать.
Перед глазами у меня все поплыло, полились слезы… Я чувствовала огромное облегчение — вместе со слезами из меня будто выходило что-то жесткое и колючее, засевшее в груди с того момента, как я увидела аварию.
— Ну-ну, не плачь, — вокруг меня засуетились медсестры и нянечки, Ирочка заставила меня выпить пахучую жидкость из пластмассового стаканчика, и скоро наш больничный водитель, дядя Саша, уже вез меня домой. Мама, узнав о моих приключениях, разохалась, распереживалась, а папа сказал только одно слово: — Умница.
Хорошо, что на следующий день была суббота: я просто не смогла бы подняться с постели. Два дня я лежала, то прокручивая в памяти, потрясшие меня картины аварии, то засыпая — и тогда во сне передо мной вставало окровавленное лицо женщины.
Шло время, этот день потихоньку забывался, я училась и работала. Девочки с нашего курса одна за другой выходили замуж, некоторые брали академотпуск, другие быстро разводились, и к окончанию института многие отсеялись. И только я не заводила никаких романов, а если и знакомилась с парнями, то не спешила ходить на свидания. Мне было некогда: учеба захватила меня целиком, больница была для меня интереснее любого свидания, ресторанов и клубов. К концу учебы Иван Трофимович уже договорился с руководством института, что сразу после получения диплома я пойду работать в его больницу. И я была этому очень рада — я считала Ивана Трофимовича настоящим гением медицины и хотела учиться дальше только у него.
— Динка, ты совсем старой девой стала, вон даже очки нацепила! — воскликнула как-то Аллочка, моя институтская подружка, встретив меня на улице. — Так и проводишь все время за учебниками?
— Не все, — улыбнулась я и обняла подругу. — Еще в больнице работаю. А ты как живешь?
— Ой, не спрашивай, — махнула она рукой. — Родила второго сына, теперь вместо одного бандита у меня в доме два, а еще и муж. Всех накорми, обстирай, обогрей… Наверное, скоро квалификацию потеряю.
Несмотря на жалобный рассказ, Аллочка выглядела счастливой, и я мимолетно позавидовала ей. Но потом вспомнила, что меня ждут в больнице, и торопливо распрощалась с подругой.
— Ох, смотри, Динка, так и останешься одна, — озабоченно произнесла Аллочка, вглядываясь в мое лицо. — Неужели тебе все эти переломы интереснее личной жизни?
Я только махнула рукой, улыбнулась и помчалась к остановке: через полчаса должна была начаться операция, мне разрешили присутствовать.
Поздно вечером, возвращаясь, домой, я думала над Аллочкиными словами. Получается, что у меня и правда никакой личной жизни, только любимая работа. Разве это плохо? Мои раздумья прервались в тот момент, когда меня чуть не сшиб с ног неожиданно возникший на пути высокий нескладный парень. Я покачнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за его рукав.
— Простите, — сокрушенно пробормотал он, придерживая меня за плечи. — Я не ушиб вас?
— Да нет, я просто немного испугалась — не ожидала, что вы на меня нападете, — засмеялась я.
Он в ответ тоже засмеялся:
— Этого никто не ожидает. Такой уж я неуклюжий.
Немного помолчав, он вдруг нерешительно предложил:
— А давайте выпьем кофе. Надо же как-то стресс снять.
— Чей стресс — ваш или мой? — мне снова стало смешно и как-то легко, хотя обычно при общении с парнями я терялась и смущалась.
Максим — так звали парня — привел меня в маленькое кафе, и мы целый час разговаривали и пили вкусный кофе со сливками под тихую музыку. Я расслабилось, мне стало так хорошо, как давно уже не было. Максим не сыпал шуточками и анекдотами, он просто серьезно смотрел на меня, иногда что-то спрашивал и с интересом выслушивал мой ответ, иногда неторопливо что-то рассказывал сам. Я даже про время забыла и очнулась лишь тогда, когда в кармане заиграл телефон — мама с беспокойством интересовалась, куда я пропала и когда собираюсь домой.
— А давайте как-нибудь еще раз встретимся, — предложил Максим, и я, краснея, согласилась.
С того дня для меня началась новая жизнь. Теперь у меня была не только любимая работа — у меня появился любимый мужчина. И я понимала, что это не просто мимолетное увлечение, а серьезное чувство, причем взаимное.
Через несколько месяцев Максим пригласил меня в гости:
— Очень хочу познакомить тебя с мамой. Она тебе понравится, вот увидишь.
Я что-то забормотала, почему-то страшно было знакомиться с мамой Максима, тем более что она, судя по его рассказам, была сногсшибательной красавицей и работала актрисой в театре. Но делать нечего, рано или поздно этот день все равно должен был наступить. Я купила цветы и коробку конфет и обреченно отправилась на смотрины. Дверь открыл сияющий Максим, я робко переступила порог ярко освещенной квартиры. Навстречу мне из кухни вышла статная женщина с мягкими светлыми волосами. Волосы — это было первое, что я узнала. А потом — широко распахнутые фиалковые глаза: в тот страшный вечер она их на пару секунд открыла, внимательно посмотрела на меня и что-то прошептала, а потом снова потеряла сознание. Я покачнулась, нащупала стиснутыми за спиной руками стенку и прислонилась к ней. Мама Максима подошла ближе, не выпуская из рук ложку, вгляделась в меня и медленно проговорила:
— Это вы… Это, в самом деле, вы… Максим, ты привел ко мне мою спасительницу.
Ее голос звучал торжественно, и мне стало неловко. Но уже в следующую секунду ее милое, но строгое лицо просветлело и стало по-настоящему красивым и каким-то родным.
Она обняла меня и прошептала:
— Девочка моя… Я ведь видела тебя во сне. И потом хотела найти, спрашивала у доктора, но он отказался сообщить твое имя. Даже не знаю почему.
— Из педагогических соображений, наверное, — я улыбнулась сквозь слезы. — Чтобы не зазнавалась.
— Значит, это ты? — потрясенно воскликнул Максим. — Мама часто рассказывала, что после той аварии выжила только благодаря незнакомой девочке, которая оказала первую помощь и быстро вызвала врача. Дина… Неужели так бывает? Мама, я вообще-то привел не только твою спасительницу, но и свою невесту.
Я вспыхнула: ничего подобного Максим мне раньше не говорил, мы не обсуждали планы на будущее, хотя, конечно, я давно уже мечтала о таких словах.
Вот уже пять лет мы живем вместе с Максимом и его мамой в одной квартире. И я не хочу ничего менять, куда-то переезжать: Анна Сергеевна — самая прекрасная женщина на свете, конечно, после моей мамы, а Максим — самый лучший на свете муж.
1 241
Загрузка...
