Владимир Хомичук
… Сибирь. У берега полноводной быстрой реки с каменистым дном сидит Глеб. Ему скоро исполнится пять лет. Он взобрался на свое привычное место – огромный валун, внизу которого взрослые соорудили для детей нечто вроде бассейна, окружив песчаное дно гладкими камнями, похожими на большие белые леденцы. Глеб всегда там устраивается и смотрит на возвышающийся вдалеке островок посреди реки. Он тоже каменный – огромная груда все тех же леденцов, заслоняющих горизонт.
– Глебка, ты всё сидишь?
– Да, мама.
– И что же ты там высматриваешь?
– А что там за островом?
– Тайга, сынок.
– Это оттуда папа шишки привозит?
– Да.
– А как он туда добирается на мотоцикле?
– Вон там далеко-далеко есть мост через реку, но его с этого места не видно.
– Тайга далеко за островом?
– Далеко.
– Тогда зачем люди к нему ходят по мелководью?
– На неё посмотреть, кое-что видно: цветы там такие красивые, большие, бордовые. Медведи иногда показываются, умываться выходят или искупаться..
– Вот бы мне тоже посмотреть…
– Не вздумай, Глеб! Это ты что ж, тоже по мелководью решил добираться? Тебя течением и снесет! Плавать ты не умеешь. Выброси это из головы. И давай-ка, слезай с камня. Домой пойдем, обедать уже пора. Ишь, чего надумал!
– Я посижу ещё немного, мама. Потом сам прибегу. А ты пока всё приготовишь.
– Слезай, я сказала!
– Ну, мам…
– Красный весь уже, опять сгоришь на солнце, реветь будешь, сметаной тебя мазать придётся.
– Ладно, щас спущусь.
После обеда история повторялась: речка с пронзительно прозрачной водой, валун, белокаменный остров, за которым тайга – непознанная тайна.
Опасная. Глеб однажды всё же решился и пошёл вброд к острову. Успел сделать два шага, и налетевшая волна тут же сбила его с ног. Белобрысого лопоухого мальчишку спасли. Вытащили на берег, отругали, надавали под зад болючих шлепков и вернули откуда-то взявшейся матери. Так и засело в его памяти это слово «тайга» – символ притягательной неизвестности, другой мир.
… Беларусь. После урока преподаватель русской литературы Цимбельман Семён Львович рассказывает о войне. Он почти дошёл до Берлина. Был ранен и комиссован. О войне он говорит не так, как все, с трибуны там или в кино. Картавит.
– Вы, молодой человек, несколько пеедегиваете события и, главным обазом, понятия. Никто вас не обманывает, геоизм, конечно был. Великий геоизм.
– Не знаю, слишком пафосно всё преподносится.
– Не говоят лишь о дугом, Глеб. Человеческая сущность может выплескиваться наужу по-азному в экстьемальных ситуациях. Даже в одном и том же человеке способны уживаться самоотвеженность – геоизм, как вы её опьеделяете, и тусость, а то и подлость.
– Это вы о чём, Семён Львович?
– Понимаете, мне пьиходилось видеть людей, котоые геойски вели себя в бою, не жалея своей кови, в пьямом смысле слова, а под шум атаки стьеяли в своего товаища, потому что до войны они были соседями, и тот пееспал с его женой, или укал у него деньги.
На столе стоит кем-то принесённый сегодня кактус с шипами, воткнувшимися в и без того уже потёртый, обшарпанный чёрный портфель учителя.
– Я примерно так и думал. Мне отец рассказывал.
– Ваш отец тоже воевал? Где? На каком фонте?
– Он не воевал, он в тюрьме сидел.
… Деревня с чудным названием Катинбор. Роясь в шкафу, семнадцатилетний Глеб обнаружил на верхней полке странный белёсый футляр с пупырышками, аккуратно обтянутый резинкой. Внутри множество чёрно-белых фотографий. Таких в семейном альбоме нет. Отец в «семейных» трусах на мотоцикле. Рядом женщина с красиво очерченными выразительными глазами. Какие-то компании, кучка мужчин в шахтерских касках, среди них отец. Фотография чернявого мальчика лет десяти. Стоп! Те же самые глаза. На обороте синими чернилами неумелым почерком выведено: «Папе от сына». Поверх слова «папе» другая рука старательно надписала «любимому».
– Ты что здесь делаешь? – чёрт,.. вездесущая мама.
– Это кто?
– Сколько раз я ему говорила, надо выбросить или получше спрятать.
– У них глаза одинаковые.
– Это всё твой отец – кобелина!
– Мама, кто эти люди?
– Брат это твой.
– Какой брат?
– Кровный. Ещё один сын твоего отца.
– Откуда?
– От верблюда. От вот этого. Ишь, глазищи свои вытаращила!
– Ты её знаешь?
– Приезжала. Алименты у отца требовала. А я и ни слухом ни духом.
– Ничего не понимаю. Нас двое братьев. Славка сейчас в армии. А тут третий объявляется.
– Ты у папочки своего спроси. Может, и сестрица ещё отыщется.
– ?
– А кто его знает, сынок.
– Тайга…
… Минск. Ресторан в Троицком предместье. Группа студентов празднует свадьбу. Жених и невеста – однокурсники Глеба. Их всегда почему-то даже среди друзей называли по фамилиям, как будто имён и не существовало. Горовой и Гебекова. Так и прозвали в шутку будущую семейную пару – ГГ. А Глеб для острастки говорил «Гы-Гы». Горовой решил последовать какой-то там традиции и внести невесту в ресторан на руках. Дело обстояло по-напускному торжественно до тех пор, пока у самого входа он не покачнулся и не уронил Гебекову в осеннюю лужу. Глебу на лицо упали жирные капли грязи. Все бросились помогать Гебековой и её белому платью. К Глебу подошла девушка с чёрными глазами-бусинками и забавными кудряшками того же цвета, протянула платок.
– Вытрись, а то смешной такой.
– Спасибо, – благодарно выдавил он из себя, – тебя как зовут?
– Эльвира, – ответила фея, улыбнулась озорной детской улыбкой, добавила, – Эля, – и умчалась к незадачливой процессуальной паре, выбиравшейся из казуса.
После застолья, как принято, были объявлены танцы. Глеб танцевать любил, но не умел. Танцевал иногда один, тайком закрывшись в комнате общежития. Кое в чём преуспел, но комплексовал и стеснялся. Так что остался сидеть за столом, потом достал сигарету. Только собрался прикурить, как подскочила ангел чистоты и затараторила:
– Чего ты сидишь тут как истукан? Пойдём танцевать!
– Пошли, только я не очень спец в бальных делах.
– А я тебя сейчас быстро научу, ты просто скованность свою скинь и меня слушайся.
Он слушался. Эля вмиг взяла его в оборот, подсказывала, ласково подсмеивалась, поправляла. Между посиделками, перекурами и «горько» они протанцевали почти весь вечер вдвоём. В общежитие поехали вместе.
– У нас на этаже сегодня дискотека. Хочешь, закончим там наш урок?
– С превеликим. У меня уже сносно получаться стало.
– То ли ещё будет!
– Так даже лучше, не хочу к себе на этаж. Там щас упьются все вдрабадан, потом драться полезут, как всегда.
– Нет, лучше танцевать.
– Факт.
Весёлая была ночь. Утро не очень. Хотя…
– Эля.
– А?
– Что-то я плохо соображаю. Перепил немного.
– Зато танцевать научился.
– А как я у тебя в постели оказался?
– Проворно.
– Хоть не опозорился? Как мужчина…
– Нет, вёл себя достойно.
– Тебе понравилось?
– Да, как и в первый раз.
– То есть?
– Глеб, в этой комнате и в этой постели ты уже второй раз. Неужели ничего не помнишь о первом?
– Наверное, по мелководью сюда забрёл.
– Что?
– Ничего, это я так, к слову.
– Смешной ты.
… Москва. Гостиница «Украина». Шальные девяностые годы. Глеб ужинает с друзьями. Они вместе остановились на одну ночь в этом шикарном по тем временам месте при содействии какой-то шишки из ЦК КПСС, с которым Глеб познакомился на Кубе. Деньги есть – гуляй душа!
– Эх, давайте устроим небольшой и неразумный пир, ребята! – заорал Андрей из Киева, пытаясь перекричать громогласную азиатскую публику за соседним столом и надрывавшегося солиста ресторанного ансамбля.
– Возьмём сейчас нашей славянской водяры и отметим расставание. Всё-таки полгода вместе за границей проторчали. Когда теперь увидимся?
– Да!
– Надо бы скрепить.
– Так сказать,.. –загалдели вразнобой друзья.
Сделали заказ, тыкая пальцами в меню без особого разбора. Молодая официантка завиляла бедрами в направлении кухни. Вскоре вернулась с напитками. Опять уплыла. Выпили, не дожидаясь закуски, благо чёрный хлеб был, по которому все соскучились. В глубине зала появились три передвижных столика, заполненных всяческими блюдами. Столики продвигались с трудом то ли из-за веса стоявшей на них съестной утвари, то ли из-за сутолоки гостей и неопытности поводыря – официантки с походкой качающейся ладьи. Глеб встал, направился на помощь бедняжке. Та встретилась с ним взглядом и отрицательно замотала головой, округлив глазища. Глеб прошёл мимо, заглянул в фойе, наткнулся там на группу мускулистых мужчин, одетых почему-то в спортивные штаны, и вернулся к сотоварищам. Официантка уже почти закончила сервировать столик, выглядевший теперь свадебным. Он, не садясь, налил шампанского, протянул рюмку девушке:
– Выпейте с нами, будьте добры. Ну, хоть пригубите.
– Пригубить можно, – улыбнулась та, зыркнув при этом глазами в сторону фойе, – а вы принимайтесь уже за ужин, остынет ведь.
Ещё раз выпили, принялись за поглощение, смеясь и перешучиваясь. Кто-то в куражной неразберихе заказал суп с креветками. Глеб решил отведать: раньше как-то не приходилось его пробовать. Взял ложку и зачерпнул. Как раз в этот самый момент над головой раздался рыкающий звук, и прямо в ложку плюхнулся огромный рыжеватый плевок. Глеб поднял голову – от стола удалялся в направлении к фойе высокий мускулистый парниша в спортивных штанах.
– Не понял,.. – первым отреагировал Андрей, обводя взглядом оторопевших друзей.
Глеб стал подниматься из-за стола. Кто-то из сидевших рядом сделал идентичное движение. Подлетела официантка, заслонила Глебу проход, обняла и забубнила:
– Ой, ребята, не вздумайте! Сейчас такое начнётся…
– Уже началось, – ответил Глеб, – продолжение следует. Прямо сейчас.
– Не пущу, сядь ты, не суйся. Попадёшь под такую раздачу! Их же человек пятнадцать там.
– Милицию тогда вызывайте, – приоткрыл рот всё тот же Андрей.
– Какую милицию? Вы что не понимаете, это же – люберцы.
– Что за зверь такой? – не унимался киевлянин, – мы, вообще-то, давно здесь не были. В России, я имею в виду.
– Вам лучше и не знать тогда. И мой вам совет: переоформите быстренько все эти блюда на доставку в номер и уматывайте отсюда, пока ноги целы. А я позже всё объясню, когда поднимусь к вам.
– Сибирь… белокаменная, – воскликнул Глеб, вспомнив детство, и утвердительно кивнул.
Переоформленный заказ им так никто и не доставил в тот вечер. Допили прихваченные бутылки и завалились спать. На следующий день за завтраком попытались разобраться. Андрей даже имя и фамилию официантки назвал: вычитал на бирке за несостоявшимся ужином и запомнил. Ответ администратора был предсказуем. Для Глеба, во всяком случае.
– Такой официантки у нас нет. Могу предоставить список штатных сотрудников ресторана.
… Париж. Лавочка в парке у подножия Эйфелевой башни. Глеб и бывший однокурсник Юра, зацикленный на рок-музыке симпатяга, празднуют первый день эмиграции по пути в Испанию. Достали из сумок бутылку классического шампанского под названием «Советское», свёрток из фольги с запечённой курицей – насущный предмет дальней поездки, по мнению мамы Глеба. Ничего открыть не успели. Из-за кустов появился патруль французской жандармерии.
– Докюман? – вежливо, но настойчиво потребовал старший.
Новоиспеченные эмигранты испуганно встали, предъявили паспорта.
– Рюс? – последовал следующий вопрос.
Они кивнули.
– Горбачёв?
– Он, родимый, – выпалил Юра.
Последовала тирада непонятных громких изречений. Юра присмирел. Но по лицу и благожелательному тону полицейского можно было догадаться о добрых намерениях.
– Мерси, – невпопад среагировал Глеб.
Все трое блюстителей порядка широко улыбнулись, отдали им честь и пошли восвояси. Друзья присели, переглянулись.
– Похоже, не зря мы всё-таки удрали. Не, ты себе такое в советском парке мог бы представить? – задумчиво пробормотал Юра, сосредоточенно изучая наклейку на бутылке.
– Курицу будешь? – спросил Глеб.
– Конечно, отличный закусь под шампанское.
– Слушай, а где мы ночевать будем? У нас поезд в семь часов утра.
– Зачем ночевать? Ты когда-нибудь гулял по ночному Парижу?
– Холодновато, вообще-то.
– На, согрейся.
– Давай, подогреем тайну бытия и загадку сегодняшней «таёжной» ночи, – ответил Глеб, прикидывая место для ночлега среди деревьев и кустарников вокруг.
– Булонской ночи, – выразительно ухмыляясь, поправил его Юра.
– Это ты о чём?
– Заметил, как ты на кусты смотришь, и вспомнил.
– Что вспомнил?
– Девушку, с которой мы в поезде познакомились. Она ведь говорила, что живёт в маленькой студийной квартирке недалеко от Булонского леса.
– И?
– Телефончик мне оставила, когда ты в тамбур курить ходил. В гости приглашала. Может, позвоним?
– Слушай, вот скажи-ка мне, приятель. И как это ты умудряешься так нравиться женщинам?
– Я редкий экземпляр.
– Ага, я понял: женщины – как мухи. Их всё больше на дерьмо тянет.
– Сам дурак. Пошли звонить.
Позвонили, договорились. Переночевали. Глеб заснул на диванчике. Где спал Юра, он так и не узнал, но догадывался.
… Испания. Урок английского языка в частном лингвистическом колледже. Преподаватель – Глеб. Устроился сюда работать вчера. По недоразумению, как он сам выражался, рассказывая об этом впоследствии друзьям и знакомым. На собеседование к директору этой шарашкиной конторы он пришёл вовремя. Его попросили подождать некоторое время: директор задерживался. Прождал полдня. К вечеру объявился невысокий мужичонка с залысинами и пригласил к себе в кабинет.
– Хау ар ю? – спросил с чудовищным прононсом коротышка.
Глеб ответил и принялся излагать на английском языке резюме своей профессиональной подготовки: где учился, кем работал раньше. Пока говорил, по застывшей мине директора стал подозревать, что тот ничего не понимает. Несколько обескураженный решил проверить, в чем причина, и вставил cтандартное «не так ли?». Реакции не последовало. Глеб продолжил ещё немного и замолчал. Начал говорить директор. На испанском языке.
– Ну, что ж, прекрасно. Наш колледж весьма заинтересован именно в преподавателях – носителях языка. Думаю, вы нам подойдёте.
– Но, простите, английский – не родной мой язык.
Собеседник остолбенел на секунду, но тут же встрепенулся:
– Никому не говорите об этом больше. А откуда вы?
– Из России, я же…
– Превосходно! Вам нужна эта работа?
– Да, конечно.
– Давайте заключим небольшую сделку.
– Какую?
– Вы скажете своим ученикам, что родились и до сих пор жили в Манчестере, а мама ваша русская, поэтому вы свободно владеете двумя языками.
– Но…
– Отличное сочетание – английский и русский! Может, и уроки русского языка вам организуем. Вы знаете, как зовут нашего короля?
– Да. Хуан Карлос
– Меня тоже так зовут. А вас?
– Глеб.
– Очень приятно, Глен.
– Глеб.
– Ну, не важно. В общем так, Глен, я готов вам платить вот столько, – предприниматель назвал цифру.
– В принципе, я не против.
– Я тоже не против, но только при соблюдении нашей договорённости. Об остальном поговорим позже.
– О чём?
– О других условиях нашего сосуществования.
– Будут ещё и другие?
– Возможно. Красивый вы парень, однако.
– Говорите вы как-то… не очень понятно.
– Вся наша жизнь – загадка. Выходите на работу завтра.
«Опять тайга, но теперь уже испанская. А этот хмырь, похоже, голубоват, и виды на меня имеет», – взгрустнул Глеб.
… Алушта. Глеб привёз в Крым группу своих испанских студентов. Из подозрительного колледжа он уволился. Теперь работает в университете, преподаёт русский язык. Перед ними какой-то захудалый пансионат для пенсионеров. Но разместиться в нём не удалось. Его студенты, уже сносно понимавшие и с трудом, но говорившие по-русски, были наповал сражены неудобоваримым «местов нет». Администратор, узнав, что они приехали из Испании, сжалился и стал названивать кому-то. «Кто-то» предстал перед ними через пять минут в двух экземплярах. Две расторопные женщины предложили свои квартиры внаём.
– Вы всё равно ничего другого не сыщете, все гостиницы переполнены. А квартиры двухкомнатные, хорошие.
– Нас восемь человек, двое мужчин.
– У мужчин будут отдельные комнаты, а девушкам поставим дополнительные кровати.
Деваться было некуда. Глеб согласился. Ночь он провёл на раскладушке, установленной в отдельной комнате – так назывался балкон. В соседней комнате – гостиной – расположились три девушки. Остальные четыре человека проживали в доме неподалёку. Именно там, в этой квартирке, он опять стал засматриваться на одну из своих студенток. Звали молодую женщину Сусанной. Она и раньше ему нравилась, а тут предстала в новом, домашнем виде. Смуглая стройная брюнетка одевалась изысканно, с непринуждённостью комбинировала летнюю одежду с недорогими, но изящными украшениями. Свободно говорила на нескольких языках. Родным был французский: родилась в Париже. Всё это Глеб узнал в ненавязчивых беседах, которые иногда вёл с ней и её подругами.
Позже, он всегда вспоминал эту поездку с добрым, тёплым и ироничным чувством. Чего только не приключилось с ними на полуострове… Они съездили в Севастополь, полюбовались величественными кораблями черноморского флота. Побывали в Ялте, насладились дегустацией крымских вин, посетили дом Чехова. Побывали на пляже, искупались в море, как дети веселились в аттракционном парке, катаясь на электромобилях. Даже в сауне побывали.
– Это куда же вы направляетесь, молодой человек? – встала на заслон в проходе старушенция-контролёр.
– В сауну.
– С женским батальоном?
– Да это студентки мои. Они иностранки, ни бельмеса не понимают.
– Сауна у нас раздельная. Иностранки, говоришь? А откуда?
– Из Испании.
– Ух ты! А ты каким боком с ними?
– Я ж говорю, их преподаватель.
– И что же ты им преподавать в сауне собрался?
– Нет, я им русский язык преподаю в Испании. А сюда на экскурсию привёз.
– В сауну, что ли?
– Изъявили желание. А я, как и вы, человек подчинённый. Барышни, тем более.
– Ишь ты как поёшь!
– Приходится.
– Раздельная, говорю, баня. То есть сауна, тьфу ты.
– Так ведь интересуются. Традициями и обычаями, культурным отдыхом в Крыму. Среди них и парень есть, вон стоит последний. Мы и купальные костюмы прихватили.
– Ладно, проходите. Только ты это, сначала их в массажный кабинет своди. На втором этаже он. Вот и будет им культурный отдых.
– Спасибо большое.
– Не за что, у меня дочка замуж за испанца собралась, так он…
Страж порядка пропустила студентиков в раздевалку. Затем они поднялись на второй этаж. Кабинета было три, но всё равно пришлось выстраиваться в очередь. Всё шло хорошо. Девушки заходили напряженные от незнания, их настораживала табличка с надписью «лечебный массаж», но выходили расслабленные и томно улыбались. Довольные, значит. От, бабуля! Из-за двери одного из кабинетов высунулась женская головка и зычно спросила:
– Кто тут перевести может? Что-то никак мы объясниться не можем.
– Я могу, – ответил Глеб.
– Иди сюда.
Глеб приблизился. Массажистка ухватила его за руку и буквально впихнула в кабинет.
– Не-е-ет! – закричала лежавшая на кушетке обнажённая Сусанна.
Глеб выскочил за дверь. Все, кто был в коридоре, захихикали. Конфуз, да и только. Но Глебу было не до смеха. Он как-то задумчиво присел и погрузился в себя. Стал морщить лоб, вспоминая. В памяти вдруг всплыли слова мамы из такого далёкого сейчас детства: «На неё посмотреть, кое-что видно: цветы там такие красивые, большие, бордовые».
– Бывают же ассоциации,.. – пробормотал он себе под нос.
Сусанна вышла из кабинета, гневно сверкнула на него очами, чуть зарделась от смешков подруг, удостоверилась, что в глазах у Глеба светилось нескрываемое восхищение и улыбнулась. В тот же вечер Глеб накупил кучу бордовых роз, пригласил её в ресторан и объяснился… в случайности своего вторжения.
– Я и сама всё поняла: слышала, как тебя зовёт массажистка, но не успела остановить её, – спокойным бархатным голосом ответила Сусанна, – мне бы хотелось поговорить с тобой о другом.
– О чём?
– Смотрю я на тебя и завидую немного. Я давно не была в Париже. Я, в принципе, такая же переселенка, как и ты.
– Не совсем, я-то сбежал из этой страны.
– Знаю, но вот мы сейчас здесь. И ты другой. Не такой, как в Испании.
– Другой, в каком смысле?
– Ты улыбаешься чаще, хитреца какая-то озорная в тебе появилась. Задумываешься с усмешкой на губах.
– У меня особой ностальгии нет.
– Я не об этом. Здесь аура другая, более близкая тебе. По духу, наверное. И ты нам всем такой больше нравишься. Не только мне.
… Глеб тогда ещё не знал, что это великая редкость: повстречать человека, который искренне пытается тебя понять. Не знал и того, что, ежели судьба задумала что-либо – от неё не убежишь. Минуло множество лет, пролетели мириады осколков жизни прежде, чем Сусанна стала его любимой женой.
56
Загрузка...
