Лидия Григорьевна была моей учительницей математики в школе, которая преподавала в нашем классе с 9-го по 11-й. До нее была Виктория, что-то там, не помню ее даже отчества, вероятно потому, что преподавание ее было довольно мучительным, как для нас, так и для нее. Она страдала от нашего непонимания и вызывающего поведения, мы страдали от ее несдержанности и нервозности. Это был взаимный круг страданий, один из кругов ада у Данте должен бы быть вечное присутствие на таком уроке, в мучительном ожидании звонка, извещающего об окончании, в агонии, прислушиваясь к двери и ища ушами этот спасительный звук, но так никогда и не звонящего. И нет ничего удивительного, что математику я не знал, от слова совсем, но не обманитесь, Виктория «Дантевна» вовсе не причина моего отсутствия старания в изучении царицы наук — математики, нет. Всему виной моя лень, патологическая, непреодолимая, несгибаемая тяга получить все и сразу, не делая при этом почти ничего. Знакомо, не правда ли?
Учился я из ряда вон плохо по всем предметам, такие дисциплины как физкультура и трудовое воспитание, в простонародье — труды, не в счет, хотя и по ним я звезд с неба не хватал. Так же не в счет и редкие успехи, к примеру, как удачный рисунок витража, который вывесили в коридоре, как одну из лучших работ школы, помню, как потратил уйму времени на расчерчивание незамысловатого дома с линейкой, а затем попросту густо наложил краску, получив насыщенный цветом безыдейный рисунок, уж не знаю, что учительница рисования нашла в нем, купилась на яркость красок что-ли, но хорохорился я сам себе по этому поводу довольно долго. Или, другой пример, мои успехи в элементарном программировании на “бэйсике”, которые тут же сыпались, когда я получал задание с хоть чуть усложненным математическим уклоном. Да, все это не в счет, потому как среди преподавателей, да и учеников, я слыл, как глупый, непутёвый оболтус, коим, в сущности, и являлся. Ничто не предвещало перемен в этом плане как, нежданно негаданно, в 9-том классе появляется новый учитель математики, Лидия Григорьевна, не чита Виктории «Дантевне». С первой секунды Лидия Григорьевна взяла класс, как говорится, за причинное место, что не допускало нарушение порядка во время урока. Наш класс не отличался примерным поведением, и Лидия Григорьевна наверняка готовилась к этому. Мне показалось, что она будет очередным «фюрером» в юбке, строгость которой будет ее визитной карточкой, такие были у нас в школе, но нет, добившись послушания с нашей стороны, она предстала перед нами в совсем ином цвете. Добрая женщина, с гармонией в душе и искренним желанием помочь маленьким членам общества. Я проникся к этому педагогу с первого же урока, хотелось соответствовать ее ожиданиям, хотелось получить ее одобрение, похвалу, а я не мог решить даже простого квадратного уравнения. Без двоечек в верхнем углу уравнение решалось просто, то не многое, что удалось ухватить своим сознанием из уроков Виктории «Дантевны», таскаешь слагаемые из стороны в сторону от знака равенства и всех дел.
Помнится, я пришел со школы и сразу же сел играть в игру на компьютере, но все валилось с рук, ничего не получалось, проклятые зерги грызли моих солдат и сжирали мою базу, невозможно было сосредоточиться, в голове копошились какие-то несформулированные мысли, какая-то неуверенность, черт знает что. Я бросил игру и открыл учебник с прошлого года с лаконичным названием — Алгебра 8-й класс, который я, по своему обыкновению, до сих пор не вернул в библиотеку, стал искать как решить квадратное уравнение. «Икс равен минус Б. Что за Б? А-а-а, это в уравнении. Так, плюс минус корень квадратный Д. Дак, плюс или минус, я не понял, и что за Д еще, в уравнении его нет? Ну ни черта же не ясно!», — кряхтел я в беспомощности. Страдальчески, скрипя извилинами я таки разобрался, как решать эти квадратные уравнения и чувство стыда давало мне покой на время, короткое время — ровно до следующего урока, когда я обнаруживал, что я снова полный идиот.
Я внес коррективы в свое расписание дня, в котором обязательным пунктом появилось домашнее задание по математике, и я был не одинок в этом решении, ибо у Лидии Григорьевны математику учили даже самые отъявленные двоечники. Она легко могла пристыдить за, скажем, невыполненное домашнее задания, любого, но не зло, а, как-то, по-доброму. «И ось, Володя, йде до мене на зустріч з отакенной сигаретой», — и она растягивала руки на максимальное расстояние, делая этот жест весьма комичным и вызывая смех у всего класса, а тот самый Володя тоже улыбался, но слегка краснел от стыда.
Лидия Григорьевна обладала особым женским шармом, сжимая губки, она напускала на себя миловидную суровость, даже походка, с коротким шагом, слегка согнутой вперед спиной в пояснице, придавало ей изысканную женскую кроткость, не теряя при этом достоинства ни как женского, ни как педагогического. Именно она могла затронуть щекотливую тему в юношеских умах, не оставив при этом никакой задней мысли. Как то она рассказывала о своем опыте общения с младшими классами, как она заметила откровенную женскую наготу на изображении обложки дневника ученика и не сдержалась спросить, — «А шо це в тебе за сєкс на щоденнику?», — а детский голос ей прощебетал в ответ, — «Лідія Григорівна, то не сєкс, то еротіка.»
Я старался учится, но слегка, ведь лень, подстёгнутая моей глупостью при попытке погрузится глубже в царицу наук, никуда не девалась и Лидия Григорьевна, очень вероятно, видела это. Поэтому, мои довольно редкие, но все же успешные старания вознаграждались весьма скромно, в отличии от Саши, который достоин отдельного упоминания.
Саша мог бы считаться, как и я, типичным оболтусом, если бы не значительная деталь, отличающая его, а именно — талант. Он проявлялся во всем, позволяя ему быть успешным во всех делах, за какие он не возьмись. Это и игра в наклейки, и выбивание монет, постоянные выигрыши превращали его в Буратино, и умелая игра в компьютерную стрелялку — «Quake III», в которой он достиг поистине международных успехов, и в армрестлинге, что позже превратило его из довольно тощего парнишки во внушительного бодибилдера, в общем во всем, из списка этого «всего» вы можете увидеть круг моих интересов в то время и станет очевидным, почему звание «оболтус» ко мне применимо, как ни к кому другому). Дак вот, возвращаясь к Сашке, талант его не обошел вниманием и его математические способности, он так ловко, быстро и точно считал в уме, что это вызывало зависть у всех отличников нашего класса, ну у меня дак уж точно. Припоминается мне одна контрольная, прошло минут 10 с начала, а Сашка уже подал листик к сдаче Лидии Григорьевне. Было просто поразительно, как все задания можно было решить настолько быстро. Он все посчитал в уме, на черновике только красовался крестик и галочка, похожая на символ торговой марки «Nike», изображая оси координат и примерную параболу для прикидки ответа, это все, что понадобилось Сашке для решения целой контрольной в уме, так что на листике лаконично красовалось условие, а за ним ответ, без какого-либо расписанного решение. Лидия Григорьевна взглянула на его работу, привычно сжала губки, затем каллиграфично вывела двойку на листике и заставила Александра переделать всю контрольную заново за оставшееся время урока. Я думаю не от кого в классе не ускользнула та милая, материнская улыбка, с которой Лидия Григорьевна смотрела на Сашу, согнувшегося над расписыванием решения, он был ее любимчиком, и хоть она знала, что ответы правильные, но не считала справедливым потакать выходкам безусловно талантливого и любимого мальчика, но, все же, прежде всего, ее ученика, а в отношении учеников у любого педагога, а уж у Лидии Григорьевны и подавно, есть свои стандарты, которые не пристало попирать.
Но такая справедливость касалась, все же, не всех. Я уже упомянул, что мои вознаграждения за успехи были весьма скромные, а получалось это от жесткого разграничения учеников по способностям, на: слабеньких, середнячков и сильных. Из этого разделения следовала некая предвзятость к оценке работы учеников, получалось так, середнячки обычно оценивались по достоинству, то есть, что заработали, то и получили, ведь они могли, как напортачить в роботе так и выполнить ее идеально, сильные ученики получали некую долю аванса, при неуспешной работе оценка несколько, а иногда и сильно, натягивалась в сторону увеличения, дань за более стабильный высокий результат в прошлом, как говорится, сначала ты работаешь на репутацию, затем репутация работает на тебя. Я же был причислен в разряд слабеньких, в понимании Лидии Григорьевны, тех учеников, кто пойдет по стопам простых, незаурядных профессий и математика не им, не их родителям не сильно нужна, а следовательно, такие ученики просто не могли выполнить работу на высшую оценку, куда им — или же эти оценки им не выдавались попросту за их ненадобностью для этих самых учеников и, что еще, мне кажется, более важно, для их родителей; в попытках сформулировать мотивацию Лидии Григорьевны я, естественно спекулирую, не могу я знать наверняка, как это рисовалось в ее голове, но со мной был случай, который, как по мне, говорит сам за себя.
Нам необходимо было выполнить практическую работу по геометрии, некий доклад о геометрических фигурах и, естественно, нарисовать их, что и состовляло основную сложность работы. Иметь персональный компьютер дома в то время была большая редкость, но у меня, из-за отца, который работал в этой сфере, таковой имелся. В то время, как все в классе выполняли работу от руки, используя линейку, цветные карандаши и т.д., я выполнял работу на компьютере, выгодно отличавшуюся идеально ровными линиями, отпечатанными на принтере. К такой работе придраться было весьма сложно, но я получил за нее 9 из 12 баллов, что соответствовало максимуму способностей ученика из разряда слабеньких. Позже ко мне обратилась отличница, которая пропустила практическую работу по болезни, с просьбой поделится моей работой, ей и так было много чего нагонять, и простая распечатка моей работы с заменой титульного листа на свой сильно бы упростило ей жизнь, и я не мог ей отказать в этом, как же тут откажешь, она ж еще и красивая). Получила же она за нее 12 баллов, что привело в негодование моего соседа, который узнал об этом и решительно уговаривал меня, так сказать, разобраться с Лидией Григорьевной, по понятиям. Я не хотел и не сделал этого, ведь тогда бы всплыла некая нечестность отличницы, хотя, по правде говоря, я очень не хотел склочничать с Лидией Григорьевной, не такой я, в сущности, человек.
Вы можете сказать, что это возмутительная несправедливость, двойные стандарты и прочее, но я вам скажу, что мне грех жаловаться. Благодаря Лидии Григорьевне меня — «оболтуса» взяли на физико-математический факультет, где меня характеризовали, как умного, но ленивого. Представляете, меня, который провел большую часть детства за компьютерными играми — как умного? Именно в школе в занятиях математикой я открыл для себе возможность пользоваться логикой в жизни и позже прослыл среди друзей, как крайний рационалист и философ. И все это благодаря Лидии Григорьевне, которая не заставила насильно, а вдохновила на обучение и не только меня. И что бы было если б я устроил с ней эту склоку, сломал бы ту систему оценки, заставил бы ее признать лицемерие в ее взглядах на учеников? Стало бы лучше? Мне кажется нет. Мне кажется, что каждый, выполняя что-то хорошее, значительное в своей жизни и для жизни других людей, заслуживает на свою долю лицемерия, на свою долю ошибок и несовершенства. В университете я встречал много хороших преподавателей, но в моем сознании, вероятно навсегда, Лидия Григорьевна останется на первом месте — педагогом с большой буквы А.
К стыду своему, никак не могу вспомнить ее фамилию, при всей своей теплоте воспоминаний о ней. Конечно, можно было обратится к одноклассникам, кто-нибудь наверняка помнит ее фамилию, ведь ее все любили, ну может не все, но уважали уж точно все, да и всезнающий дедушка Гугл мог бы помочь в данном вопросе, но я хотел вспомнить ее сам, своим умом, ведь должна была эта светлая память о хорошем человеке отобразится в чем-то осязаемом, в чем-то реальном, а не в пустых дифирамбах. Чего стоят твои «соловьиные песни» о человеке, когда ты даже полного имени человека не знаешь, так ведь люди подумают? А вот я и попался, меня волнует, что люди подумают и перед ними стыдно, а перед самим собой на самом деле и не совестно совсем. Лицемеришка, вот и моя доля, но заслужил ли я ее? Ладно, пустое это все. Не помню я ее фамилию попросту потому, что не часто я ее слышал, вот и вся причина, хотя не будь я таким непутевым, то, услышав бы ее только раз, запомнил бы навсегда, на всю жизнь, но, увы, я уже такой, какой есть. Нет! Так нельзя! Не должно быть такого. Это для слабаков. Надо что-то сделать. Надо принять себя уже каким сейчас являюсь, но с этой точки стараться быть лучше, быть умнее, развиваться, а не ныть про собственную ущербность…эх. М-да, красивые слова, но сейчас я лягу спать, а проснувшись завтра буду все так же лениться, говорить глупости, делать глупости, думать будет сложно, сдерживается тоже и гори оно все огнем, а все-таки одно я сделаю прямо сейчас, пусть мелочь, пусть это ничего не значит, но сделаю, для себя, не для кого-то.
Очень надеюсь, что всем вышесказанным я прошлое ее не осквернил. Сердечная память Вам — Лепская Лидия Григорьевна.