ПИЧУЖКА

(событие начала 90-х)

Как-то на банкете по поводу юбилейного дня рождения молодого преуспевающего бизнесмена я был поражен его не к месту отсутствующим взглядом, будто все происходящее касалось кого-то другого… Все стало ясным, когда, оставшись с ним наедине и затеяв откровенный разговор, я услышал от него следующее.

«Однажды мы с моим приятелем Геной, решив в очередной раз »оттянуться», заказали себе по »ночной бабочке» в одном из самых приличных «заведений».
… Когда в комнату, освещаемую лишь луной, вошла молодая особа со свисающими до плеч шелковистыми волосами, я включил музыку, разделся и, отхлебнув из бутылки коньяка, растянулся на кровати, предвкушая удовольствие…
»Жрица любви» знала свое дело великолепно; ее нежные ласки и горячий шепот разожгли во мне такое сильное желание, что в какой-то момент, не в силах более совладать с собой, я грубо, по-медвежьи, повалил девушку на спину и принялся осыпать жаркими поцелуями ее губы, шею, родимое пятнышко в форме звездочки на плече, придававшее красавице еще большую привлекательность…
Внезапно сердце мое забилось чаще. Снова взглянув на ее родинку, я машинально произнес:
— Валя…
На мгновение застыв, она вскочила и зажгла свет, уставившись на меня:
— Сережа, ты?
Мы быстро оделись. Я выключил магнитофон и сел на край кровати. Она присела на её противоположный край спиной ко мне.
Некоторое время прошло в неловком молчании…
— Как ты? – наконец спросил я.
— Не жалуюсь, — как бы неохотно ответила она.
Взяв с тумбочки пачку »Мальборо» и зажигалку, я закурил.
— Из наших, детдомовских, с кем-нибудь видишься?
— Слышала, Николай допился до белой горячки, попал в психушку. Нина вышла за богатого азербайджанца, который, говорят, оказался таким скрягой, что она у него не может выпросить даже детишкам на мороженое.
Я мельком взглянул на нее и почему-то разозлился:
— Зато тебе наверняка не на одно мороженое хватает. Плюс удовольствие.
Она резко обернулась:
— В гробу я видала такое удовольствие. Мне от мужиков »зеленые» нужны, чтоб с дочкой жить не хуже людей! Ты вон не только на иномарке катаешься да армянский коньячок лакаешь, а еще и сюда приперся… С жиру бесишься!
Я вскинул голову:
— С жиру?.. Знаешь, за этой стеной Гена, друган мой, одну из ваших топчет… Так вот, он меня как-то из петли вытащил… Тошно мне, Валя. Один я. Жена с утра до вечера проценты по вкладам считает, сыну от меня нужны только »клевые» шмотки да престижная »тачка»… Поговорить с ними больше не о чем… На работе вынужден каждую минуту думать о прибыли, и постоянно шпионить за конкурентами: чуть зазеваешься – проглотят с потрохами! – Я стиснул зубы. – Живу как в банке с пауками. Голова идет кругом… Сослуживцы тоже … внешне приличные, здороваются. А сами даже не могут скрыть радости, когда кто-нибудь из своих же вышестоящих коньки отбросит, освободив место с соответствующим окладом!.. Все друг другу врут, у каждого на лице маска!.. Забываешься лишь от водки и баб… Всегда старался не вспоминать прошлое, а тебя увидел – все разом вышло: леса наши, луга, ребята. Жили как одна семья. Помнишь больного Петрушу, сына нашей биологички? Если, бывало, сляжет – одни бегут в Медвежий Бор за брусникой, другие – в село за молоком. Он нас благодарит, плачет… Полегчает ему – какие счастливые у всех становились лица!.. А на твоем вместо этих фальшивых румян цвели веснушки. Не забыла, как я их целовал тогда на речке? Ты еще испугалась: не разлюблю ли я тебя из-за твоего маленького роста? А я прижал тебя к своей груди: »Пичужка ты моя. Меченая», — и коснулся родинки на твоем плече. В форме звёздочки. И веришь, Валя, мне тогда не хотелось никакого интима! Только бы стоять с тобой, обнявшись, и провожать глазами облака!..
Для меня, Сережа, — ее голос дрогнул, — все закончилось с первой же купюрой, которую мне предложил один старый хрыч за ночь с ним… Я тогда поняла, что чувство продается подобно ананасам…
— Да какое чувство! – Я вскочил. – То, что, скажем, жена со мной спит, — с ее стороны не что иное как отработка баксов, коими я завалил её по самую макушку! Ведь, случись, подстрелят меня или покалечат и я стану инвалидом, — она вмиг со мной разведется и, отсудив половину имущества с баблом, смоется к более удачливому. Начав работать в постели уже с ним!.. Любовь – это когда счастлив, что вокруг – облака, васильки… — Я затушил окурок и подошел к ней. – Валя, а что если все бросить и вместе махнуть назад, устроиться там на работу, опять ходить в лес за грибами. Помнишь, как мы с тобой, Колей и Ниной в березовой роще у костра пели под гитару? А Пушок, бегая вокруг, норовил каждого из нас лизнуть в губы?.. Не забыла, каким крохотным щенком мы его подобрали на окраине села?.. А когда он вырос, с каким восторженным лаем встречал нас у школы, хватал зубами из твоих рук портфель и нес его домой, очевидно, стараясь хоть таким образом доказать свою преданность. И как понимающе, виляя хвостом, отходил в сторону, когда мы с тобой целовались … Поедем, Валя, обнимем нашего Пушка, Петрушу. Ему, наверное, сейчас тяжело с таким слабым здоровьем. Привезу ему лекарств и продуктов на несколько штук баксов. Все лучше, чем здесь на них пузо отращивать…
— Остынь, Сережа, — ресницы ее потекли, — Петруша умер от анемии шесть лет назад…
— Как? – у меня похолодело внутри.
— До этого писал, что все знакомые учителя и ребята разъехались. Так что собирать ему бруснику больше было некому… А Пушок … Когда мы с тобой, Ниной и Николаем отплывали на катере, и от радости, что едем в город с его, как ты говорил, »кинотеатрами и дискотеками», пили шампанское, — он сначала скулил, бегая взад-вперед вдоль обрывистого берега, а потом бросился в воду и поплыл за нами … А метров через пятьдесят захлебнулся… Мне потом девчонки в письме сообщили… Не к кому нам с тобой возвращаться. И незачем. Колоть дрова после »Мерседеса» ты не сможешь, плюнешь… Да и дети у нас… Поэтому, — она встала, — сейчас мы с тобой побредем каждый в свою нору. И очень постараемся впредь друг с другом не встречаться. Потому что иначе, вспомнив прошлое, я опять заплачу. А со слезами, Сережа, в сегодняшнем дерьме не выжить…
Она взяла со стула свою сумочку и быстро вышла из комнаты»…