— Люда, в машине у меня сидит, ещё одного снял с товарника. Пацанёнок, лет десять. Грит, к отцу едет. Укусил меня, сучонок малолетний. Распишись здесь.
— Как звать не сказал? — спросила женщина мужчину в форме.
— Нет, ну что ты… Шипит и волком смотрит. Как ты с ними справляешься, не понимаю! У тебя здесь этих зверьков беспризорных…
— Почему зверьков-то, Смирнов, это ты их видишь зверятами. Они — обычные дети. У которых, правда, детство кончилось. Вот, представь, твои родители ушли на работу и не вернулись. Представил? Что б ты чувствовал?
— Ну не знаю. Страшно было бы.
— Вот и у них такие же страх и отчаяние, что тебе и не снилось. Всё, заполнила документы. Веди.
— Люд, пошли сегодня в кино ?
— Смирнов, ты чо, передежурил? У тебя три развода и пятеро детей от разных браков.
— Да скучно чо-то…
— И когда тебе скучно, ты детей начинаешь строгать?! Мож, тебе значки начать собирать или марки там? У тебя и так вся зарплата на алименты уходит.
— Просто, Люд, ты такая хорошая баба. Детей своих нет. Воспиталкой здесь пашешь над чужими подкидышами.
— Замолчи! Веди!
***
В комнату вошла странная пара. Тучный служитель порядка, на котором форма громоздилась ярусами из-за складок, и маленький светлый мальчик с голубыми глазами. Мальчик был в рваной одежде. Грязь, ссадины на лице и криво подстриженная челка. Полицейский буквально тащил его за руку. Мальчишка упирался, выкручивал руку и орал:
— Пусти, сука, я всё равно здесь не останусь!
— Ты кого сукой назвал, сука! — проорал полицейский.
— Смирнов, а у тебя богатый запас ругательных слов, — ехидно заметила Людмила. Женщина и мальчик переглянулись и улыбнулись.
— Люд, вот он, верткий. Раз пять меня укусил, гадёныш. Поди, еще прививки придется ставить против бешенства.
— Ещё раз укушу, жиробас! — прошипел мальчик.
— Ты кого толстым назвал, скотина?! — Смирнов замахнулся.
— Стоп, Смирнов! Маркиз Жиробас — это персонаж из книги Жюль Верна. Не читал?! Паспарту и Жиробас. Два главных героя за восемьдесят дней вокруг света облетели, — сказала Люда.
— Ааа, читал конечно. Забыл просто. Ладно, пойду я. Про кино в силе. Пока, Люд.
— Пока.
Женщина и мальчик остались одни в комнате. После того как маркиз «Жиробас» закрыл за собой дверь, в комнате разразился хохот. Смеялись оба. Мальчик сквозь смех сказал:
— Ну, он и тупой! Классно ты его!
— Мне очень приятно, что вы, молодой человек, называете меня на «ты», тем самым ставя меня в ранг приятеля. Но я старше вас и мне было бы приятно, если бы вы ко мне обращались на «вы». Решать вам, конечно же.
— Извини…те.
— Я — Людмила Петровна! А вас как зовут!?
— Пикассо. Погоняло.
— Вы хорошо рисуете?
— Я псих. Ну, и иногда рисую. Я всё равно сбегу.
— А я вас не держу. Уходите!
Мальчик подошёл к двери. Людмила размышляла вслух.
— Так, сейчас поздняя осень. Скоро зима. Туда, куда вы едете – путь не близкий, иначе бы вы не сели бы на поезд. Предлагаю вам здесь передохнуть. Помыться, поесть нормально. В тепле. А летом, если захотите, уедете.
Мальчик остановился и сказал.
— Магадан. Мне надо попасть туда.
— Понятно.
— Папку должны выпустить весной.
— Так.
— Можно и у тебя пожить. Ой, у вас! Паша!
— Что, Паша?
— Меня Паша зовут.
***
В социально-реабилитационном приюте небольшого городка Павлу понравилось. После пары драк в борьбе за лидерство он стал своим. Кормили и одевали хорошо. Но самое главное — Людмила Петровна покупала ему краски и бумагу. В её кабинете после обеда в будние дни он по часу рисовал. Сначала рисовал пейзажи, потом взялся за портреты воспитателей, друзей. Потом вдруг занервничал, прятал работу, несколько дней отказывался рисовать. Людмила предложила поменять тему. Паша наотрез отказался, показал недоделанную работу и начал плакать. Людмила обняла его и закрыла кабинет, чтобы никто не мог зайти. С портрета смотрела молодая женщина с высокими скулами и чуть раскосыми глазами. Паша сквозь слезы сказал:
— Это мама…
— Я поняла, милый, ты же ее копия.
— Она меня бросила! Она…
— Тссс.
— Что я сделал не так? Людмила Петровна, я ведь могу всё исправить?
— Конечно, можешь. Когда вырастешь, ты ее найдешь обязательно. Паш, знаешь, что у меня есть один хороший знакомый. Он художник. Давай он два раза в неделю будет с тобой заниматься? Ты сможешь все свои переживания: радость, грусть, любовь выразить в картинах.
— Отца нарисую….
***
— Люда, ты в своём уме? Мало того, что ты на свои деньги покупаешь ему краски и бумагу, так ты ещё и репетитора по рисованию ему наняла?
— Ты займёшь или нет? Через неделю аванс, отдам.
— Люда, мне это не нравится. Я, как твоя подруга, всегда тебя поддержу, но там же есть и другие дети.
— Нин, пойми, он как-то особенный. Вот он нарисует что-нибудь, ты на это смотришь и начинаешь хохотать как сумасшедшая. Такое впечатление, что он в эти картины что-то закладывает. Чувства он умеет передавать что ли. Вот посмотри, картина называется «МАМА».
Людмила достала телефон и показала фото рисунка подруге. Через пять минут две женщины ревели и обнимались.
***
Пришла весна. Людмила подписывала документы в своём кабинете. Неожиданно в кабинет влетел охранник, Егор.
— Людмила Петровна, Пикассо пропал.
Везде обыскались. С обеда не вернулся. Вещей его нет.
— Ох… В Магадан поехал.
— После всего того, что вы для него сделали?!
— Егорушка, пыталась сделать…
***
Людмиле было плохо. Вот бывает такое настроение, когда тяжело на душе и всё. И понятно, что она ляжет спать и утром будет легче, но скреблись кошки на сердце, скреблись. Магадан этот чертов…
Она подошла к двери большого частного дома. Дверь была не заперта. Опять забыла закрыть, дура, — подумалось Людмиле. В кухне на стуле сидел голубоглазый мальчик.
— Ты ж в Магадан рванул?
— Я поехал… но потом про «Жиробаса» вспомнил, — они улыбнулись. — Я возле вокзала встретил своего учителя-художника, картинами там торгует. Он мне сказал, что вы каждое занятие оплачиваете. Почему?
— Потому что у тебя талант.
— Но ведь я вам никто? Чужой?
— Это не правда, ты и сам это знаешь!
— Давайте так. Я честный пацан. Мне подачек не надо. Я у вас по дому все буду делать, крыльцо починю, забор поправлю, а то завалился, побелю еще. Что смогу в общем. А следующим летом тогда в Магадан. Договорились?
— Одно условие.
— Какое?
— Ты меня нарисуешь.