Меня перевели в Отделение Хадсон, Центральной Системы Нью-Йорка, и я работал на железной дороге между Нью-Йорком и Олбани. Я работал в ночную смену, так как был “совой”. Через шесть недель проверок путей и ремонта рельсов, я чувствовал себя, как дома, на своей новой работе.
Потом, незадолго до полуночи, в одну из ясных весенних ночей, в конце апреля, мы получили сообщение о каком-то засоре на путях, возле нашей станции. Меня немедленно послали устранить неполадки, пока не пришёл следующий поезд. До прибытия поезда оставался почти час, поэтому я не спешил, когда шёл по рельсам. На удивление была приятная, тёплая ночь. Над головой облака заслоняли луну, но свет моего фонаря помогал разбирать дорогу.
Неожиданно, холодный ветер прокатился со свистом по рельсам, как ветер перед грозой. Порыв был настолько сильным, что чуть не сбил меня с ног. Я пошатнулся, ругаясь и размахивая руками, чтобы удержать равновесие. Я чуть не уронил фонарь, но сумел удержаться на ногах, и успел подхватить его, когда он выскользнул из моих рук.
Задрожав от внезапного холода, я посмотрел вперёд и увидел, как на меня движется огромный покров полной темноты. Она закрывала рельсы, деревья, небо, всё.”Боже мой, что это?”- ахнул я. Я отпрыгнул в сторону и побежал обратно к станции, но темнота нагнала меня до того, как я вбежал во двор станции. Фонарь в моей руке мгновенно погас.
Я остановился, потому что не мог видеть больше, чем на несколько метров вокруг себя. Справа от меня, рельсы блестели странным, голубым светом. Я отшатнулся от путей, мой пульс бешено застучал от страха и ужаса. Что происходит?
В этот момент прожектор поезда пронзил мрак. Он блестел сине-белым светом, окружённый странным чёрным туманом, и когда он появился, рельсы засветились в ответ. Огромный паровоз в чёрной облицовке приблизился ко мне, извергая огромные клубы дыма. Латунь паровоза блестела, и он тащил за собой ещё несколько вагонов. Я посмотрел в окна машинного отделения, но не увидел никого из членов команды.
Был слышен лишь слабый звук музыки, и я стал вглядываться в вагоны, следующие за паровозом. Я ахнул и отпрыгнул так далеко, что ударился об дерево, растущее рядом с путями. В одном из вагонов был светящийся оркестр скелетов, которые сидели полукругом и играли едва различимые похоронные марши на светящихся чёрных инструментах. Страстно играл скрипач, другой скелет поднёс флейту к своему безгубому рту, а барабанщик терпеливо ждал отмашки дирижёра.
Когда оркестр удалился, свет от другого прожектора снова разрезал темноту. Я безуспешно пытался продраться сквозь ветки дерева. Появился другой чёрный поезд. Траурный поезд, подумал я. Опять же, в машинном отделении никого не было. В одном из следующих вагонов стоял чёрный гроб, а вокруг поезда в воздухе парили призрачные фигуры солдат, одетых в синие мундиры, которые носили Северяне, во время гражданской войны. Они выстроились в ряд, салютуя проезжающему гробу. Некоторые из призраков шатались под тяжестью собственных гробов, некоторые ковыляли на одной ноге, или сидели в инвалидном кресле, совсем без ног. Их взгляды были устремлены на черный гроб. Затем к ним присоединились солдаты из Южной армии, и все они тоже отдавали честь тому, кто лежал в этом гробу.
И тогда я понял, чему стал свидетелем. Это был траурный поезд Авраама Линкольна. Я выпрямился и сам отдал честь, внеся свою лепту для армии давно почивших Северян.
Паровоз медленно прошёл мимо, с ним ушли темнота, холод и облака, которые закрывали луну. В моей руке фонарь снова ожил. Я несколько раз моргнул и смахнул слезу. Когда мир вокруг меня прояснился, я увидел, засор на путях, о котором нам сообщили. Машинально я расчистил рельсы и убедился, что проезд безопасен для следующего поезда. Потом я вернулся на станцию.
На следующее утро, все часы в Отделении Хадсон отстали на шесть минут, и все поезда отправились от станции с опозданием в шесть минут. Когда я спросил об этом начальника станции, он покачал головой и сказал, чтобы я не волновался. Это происходит из-за Поезда Смерти Линкольна, который останавливает время, проезжая мимо станции в ночное время.