Ноябрь. Ветреный месяц слякоти, нескончаемого холодного дождя и жизненных неурядиц. Я зябла на перроне, постукивая каблуками и поднимая плечи, куталась в меховой воротник поношенной, но любимой пихоры, как будто птенец прячет голову в перья заботливой мамы. У поезда столпилось приличное количество людей, все возмущались, что проводник никак не откроет дверь и не опустит долгожданную подножку в теплый вагон плацкарты. Я подняла глаза на вывеску вокзала, фонари тускло освещали потертые буквы… Вор-ск… «Лет сто не красили, — пронеслось в голове. — Как и все в этом городе! Грязное, но смотрящее свысока».
Пошел снег, я без головного убора постепенно начинала стучать зубами. Но кто в свои дерзкие 19 носил шапку в ноябре? Может еще и перчатки надеть прикажите?
Рядом стояла парочка студентов. Тощие, как и все мы, кто парил лапшу кипятком на кишащей тараканами кухне в общежитии института. Низкорослый парнишка еле стоял на ногах и держал в руках огромный сверток. Как оказалось, телевизор, завернутый в мятую простыню. Смазливая девушка прыгала вокруг него то справа, то слева, пытаясь придержать неподъемную для товарища ношу. Наконец, дверь со скрежетом распахнулась. Грузная проводница неторопливо начала проверку: «Билеты! Билетики показываем! Женщина, паспорт где? Ну что вы…».
Минут через пять я оказалась внутри старого вагона. Из купе проводницы в нос ударило пОтом и копченой курицей. Некоторое время все усаживались на свои места, тащили чемоданы, доставали шпроты из грязных сумок, огурцы, пирожки и печенье в глазури. Мне же, кроме воды, достать было нечего.
Счастливый обладатель телевизора Panasonic пытался поднять его на верхнюю полку, а следом подняться и сам. Пот стекал крупными каплями с его лба. «Хочешь согреться, носи телевизор под мышкой, — про себя усмехнулась я. — И никаких шапок». Когда он все-таки поднялся наверх, я обратила внимание на крупную дырку на его пятке. Наши взгляды пересеклись, и я быстро отвела глаза, смутившись, как будто это я просверлила взглядом дыру в его носках.
Постепенно шум стихал, слышалось чавканье и шелест пакетов. Я прижалась щекой к холодному стеклу. Мимо пролетали придорожные домишки, поезд ускорялся. Тревожные воспоминания роились в голове. «Переступила границы дозволенного!» — констатировал декан, погрозив отчислением, что означало возвращение в родительские пенаты для бессмысленного существования. Но пока предстояли каникулы, и я ехала домой залечивать раны маминым пирогом с вишневым вареньем.
Я оставила работу официанткой в местном пабе, где познакомилась с Ним в ту ночь многозначительных взглядов и телефонных номеров на салфетке! Через год мы расстались, и я погрузилась в пустые знакомства и бессмысленные развлечения, а заодно и пропускала лекции в институте…
Не помню, сколько времени я просидела так в раздумье. Вдруг поезд резко дернулся и остановился. Я очнулась от размышлений и пошарила в кармане в поисках сигарет. На станции вошли двое и сели напротив, очкастый мужчина средних лет и шатенка, чуть помоложе. От них резко пахнуло духами и алкоголем. Она вульгарно смеялась, скидывая пальто, и размахивала руками. Белый свитер тонкой вязки, почти прозрачный, короткая юбка. «Логично для ноября», — пренебрежительно подумала я и даже поежилась, вспомнив холод перрона. Смеясь во весь рот, шатенка демонстрировала кривоватые зубы. Спутник нежно обнимал ее за талию, и очевидно, им хотелось продолжения. Потянувшись за сумочкой, девушка задела рукавом крючок моей пихоры, висевшей на входе тесной плацкарты. На рукаве образовалась затяжка. Она взвизгнула, гневно бросив взгляд в мою сторону.
— Тише, тише, — успокаивал мужчина, — куплю тебе новый.
— Мой свитер стоит дороже этой пехоры! — язвительно выпалила шатенка и с недовольством уселась чинить затяжку при тусклом свете.
Я поспешила в тамбур. Последнюю пару лет стало привычным усмирять чувство голода табачным дымом. Я жадно затянулась. Ее свитер дороже моей пихоры… Надменная дура! Но как он обнимал ее, как помогал снимать пальто, старался быть галантным? Я закрыла глаза и вспомнила прошлогодний ноябрь. Тогда мой романтичный герой был таким же галантным, разливал игристое по бокалам, не отводя глаз. Так искренне. Он хотел что-то сказать, я чувствовала, знала! О, как я поспешила поверить «в нас». В тот вечер, осушив свой бокал с extra brut (никогда не любила этот сорт вина, но зачем же пила?), я услышала признания в чувствах. К другой. Я сдержалась от слез сейчас, в прокуренном тамбуре несущегося поезда. Быть может уже не так больно? Да и тогда ушла из его жизни без истерик. Хватит.
Я вернулась на место, и очевидно, не вовремя. Шатенка сидела на коленях разгоряченного спутника, он целовал ее в шею. Белый свитер был скомкан и валялся в углу. При моем появлении эти двое ретировались в сторону тамбура. Саркастическая улыбка проскользнула на моем лице. Я попыталась вздремнуть, ворочаясь на твердой полке. Бессонница мучила меня в последнее время, но если все же удавалось уснуть, воспаленное сознание выдавало картинки, от которых охватывал жар, и я просыпалась.
Как в бреду, я открыла глаза через полчаса. Парочки напротив все еще не было. «Еще одну и спать», — потащилась я в тамбур с последней оставшейся сигаретой. Дверь оказалась открытой настежь, тусклый свет мигал и почти погас, и через стенку в уборной раздавалось лязганье засова и стоны. Они то нарастали, то становились тише. Я курила, отвернувшись от входа, и смотрела в непроглядную темноту в окне. Вдруг я почувствовала чье-то присутствие. Оглянувшись, я увидела парня лет 22. Огромные темные глаза уставились на меня. Высокий лоб, правильные черты красивого лица и полные губы. Он медленно курил Marlboro, немного склонив голову влево, его пальцы так грациозно держали сигарету, в этом было что-то завораживающее. Он прищурился, выпуская дым. Мы молча смотрели друг на друга с минуту. Стук колес и тихие стоны за стенкой. Я почувствовала что-то животное, очевидно, распространяя это как электричество, заливая тамбур светом напряженного возбуждения. Парень подошел ко мне вплотную. Он наклонился и заглянул мне в глаза, затем медленно перевел взгляд на губы. Я стиснула пальцы левой руки на его шее, он притянул меня еще ближе и наши губы слились. Сумасшествие? Разряд пронзил до кончиков пальцев. Он прижал меня к запотевшему окну и целовал горячо, с наслаждением и страстью. Затем отстранился, молча посмотрев в глаза, и решительно вышел из тамбура.
Я стояла ошеломленная. Я не думала, что он… Во мне боролись смущение и зародившийся интерес. Он знал, что делал. И был уверен — это всё, что нужно нам обоим в ту минуту. И не более того. А вдруг он из моего города? А может ли так начаться любовь? Так странно — мы не сказали друг другу ни слова! Я вернулась к себе, сделала глоток воды и провалилась в сон.
Я проснулась под утро от толчка и остановки поезда на неизвестной мне станции. Голова гудела. Напротив, с открытым ртом, спала шатенка, прикрывшись измятым белым свитером. Я поднялась и посмотрела в окно. Светало, станция была многолюдной и оживленной. На глаза мне попалась девушка в цветном платке, покрывающем растрепанные русые волосы. Она резко закинула назад свисающие концы платка, и широко улыбаясь, быстро пошла навстречу вышедшему из вагона пассажиру. Слезы стояли в ее глазах, она святилась счастьем. Подойдя ближе, девушка обняла его и крепко поцеловала. Его! Парня из тамбура с мягкими губами со вкусом Marlboro.
Поезд тронулся.
Inessa Grey
125
Загрузка...
