Не было печали. Позвал меня коллега на день рожденья. Ну я и пришел. Без подарка, так, как времени не хватало. Подарил ему свой бумажник. Пустой, конечно, переложил в карманы все, что там было, а было там немного, в основном, скидочные да банковские карты. Классный был кошелек. Ну да ладно.
Праздник вышел каким-то скомканным. Народу пришло немало, но все быстро разбились по своим интересам, компашками, я же притулился в углу с пивом, так как крепкие напитки не предпочитаю и аппетита особого не имел. Включил всю свою интравертность на максимум. Просто наблюдал за людьми, за изменением их состояния и не отсвечивал. Но не сказать, что все было прям скучно – один парень отлично играл на гитаре, пара любовных треугольников, почти до драк, ну и множество разговоров всех про все. И тут появилась она.
Не модель. Почти заурядная, но приятной внешности. Не худая, но и не полная. Присела рядом. Слегка прижалась.
— Привет! – говорит, — какими судьбами?
— Коллега… — пожал плечами я.
— А ты знаешь, что была в мире женщина, которая родила за свою жизнь шестьдесят девять детей?
Я снова пожал плечами.
— Хочешь побить этот рекорд? – я глянул на девушку, — а бедра не узковаты?
Не хотелось никаких новых знакомств, не хотелось ничего. День был не из легких.
— А знаешь, что одиннадцать процентов на земле левши? – не унималась она.
— Боже, тебе подарили книгу «Интересные факты»? И да – я не против с тобой переспать, если ты пытаешься снять меня, — моя интравертность просто зашкаливала.
Не помогло. Она отодвинулась, внимательно посмотрела на меня, улыбнулась во весь свой широкий рот. Почти до ушей. Губы тонкие, а рот длинный, и ей это очень идет. Человек-лягушка прямо. До кучи к большим коричневым глазам с невероятной длины ресницами. Очень открытая улыбка – хочется улыбаться также в ответ. Как у четырехлетнего ребенка. Дальше пошло что-то невпихуемое.
— Заметано. Я тебя снимаю, — сообщило мне это чудо.
— Надолго? У меня каждый час расписан…
— На пару жизней, а потом… Ну как пойдет. Может, ты мне и надоешь когда-нибудь…
— Ладно. А представляться тебя не учили, прежде, чем в общение лезть?
— Ладно, — легко отфехтовалась она. Меня зовут Ты.
— Редкое имя. Вьетнам, Тайвань?
— Буря в пустыне. Ирак. Давили моджахедов как клопов.
— Хватит паясничать, ты меня пугаешь. Чего надо, Ты? – Но от смеха не удержался, аж сопля выскочила. Вот ведь жопа.
— Тебя надо, ты. – Девица протянула мне чистый носовой платок. Где взяла только?
— Может, все же представимся? – спросил я сквозь него. Ну и подудел, конечно. Пытался надудеть пионерский сигнал «На линейку!», но я и в пионерских лагерях горнист никакой был, а ноздря тот еще музыкальный инструмент.
— Саша.
— Саша. – Теперь я дудел «На знамя!», но лажанул, и вышло «Походный марш!»
— Это ты предста́вился, или повторил, чтобы запомнить?
— Представился.
— О, как! Тезки, типа?
— Ага. И что теперь?
Саша мотнула белыми волосами в сторону окна.
— Пошли нюхне́м го́рода?
А мне и правда душно было в этой квартире с всеми этими людьми, но, почему-то, кроме Саши. При всем при этом, не душная она. Ну, или пиво сыграло свою роль. Тоже захотелось нюхнуть города.
— Пошли.
В лифте она нагло пялилась на меня, но взгляд был не вызывающим. Испытующим и любопытным. Словно на органы разбирала. Но что от меня ей требовалось, я понять пока не мог.
Распахнув подъездную дверь, я глубоко вздохнул. Нет, не от разочарования – здесь, вне кирпичной коробки, из которой мы выбрались, было лето во всей своей красе, и даже Саша (я оглянулся) в простеньком разноцветном ситцевом платье, начала мне нравиться все больше. Своей легкой плывущей уверенной походкой, лягушачьей улыбкой, бронзовой кожей. Детским взглядом, увидевшим этот мир впервые. Пурпурный закат словно подсвечивал ее тело. Кажется, легкое сияние исходило от нее.
— Куда?
— Туда! – ткнула тонким изящным пальчиком в сторону парка.
— На колесо «оборзения»?
— Да. Залезем на него, и оборзеем.
На колесо попасть и «оборзеть» не удалось, но мы не расстроились. Гуляли до ночи, а потом ушли ко мне. И уже утром я не представлял себя без Саши. Половинку встретил. Как есть половинку. До сих пор помню это прекрасное ощущение ее теплого плеча через тонкий рукав ее платьица, когда гуляли.
— Расскажи о себе. – это я спросил.
— Что ты хочешь знать?
— Ну, хотя бы фамилию, семью, детей… Надеюсь, ты не замужем?
— Была. Расстались.
— Не буду расспрашивать.
— Я тебе сама все коротко расскажу: мы с мужем попали в аварию, и из-за нее и расстались. Детей нет. Как и любви, впрочем. Не надо тебе всего этого знать, поверь. Теперь у меня есть ты, а у тебя есть я. Понимаешь, как это ценно и одновременно хрупко?
— Понимаю, Сашка, — кивнул головой я, — и больше не хочу ничего знать сверх того, что ты сама мне позволишь. Того же самого не требую – я открытый, в принципе, человек, но некоторые секретики, конечно же сохраню – у каждого человека должен быть свой шкафчик для скелетиков.
— Ох, Сашка, — горько усмехнулась Сашка, — ты даже не представляешь, как важно не выпускать этих скелетиков из шкафчика…
— Я разгадал тебя – ты серийная убийца.
— Почти. Я серийная самоубийца, — засмеялась она. Рассмеялся и я. Но быстро заткнулся, вспомнив едва заметные белесые шрамики на ее предплечье. В конце концов, многие девчонки в подростковом возрасте сходят с ума от своих влюбленностей.
На работе завалов не было, я легко взял неделю отпуска – нельзя упускать один из счастливейших моментов своей, в общем-то скучной жизни.
Как выяснилось, Сашка не любила готовить. Да и вообще что-то делать по дому. Но она настолько была атмосферной, что меня вообще ничего не волновало. Лишь бы она была. Ну половинка, что еще добавить!
Мы гуляли, смотрели сериалы целыми днями, любили друг друга до одури. Однажды я ей сказал:
— Саня, знаешь, мне страшно. Настолько я счастлив сейчас… Интуиция прям кричит «вспышка справа!», и, возможно, она хочет сказать «вольно, разойдись!», но я ее неверно понимаю. Жуткое ощущение.
— Ничего не бойся, милый — все рано или поздно происходит независимо от того, боимся мы этого или нет. Страх нужен только для предотвращения опасных ситуаций – переходишь дорогу – бойся, держишь в руках автомат или гранатомет в бою – бойся, управляешь машиной – бойся, но не бойся неизбежного. Идешь к стоматологу – не бойся – ты уже решился. Ты уже знаешь, что тебя там ждет. Квинтэссенция решимости – когда ты бежишь с гранатой на танк или грудью на пулемет. Да в банальную драку даже. Там страха уже нет – воля загоняет его под психологический плинтус. Страх перед ожидаемыми вещами, болью, потерями – атавизм и рудимент. Его надо выдирать из башки хирургическим путем, наверное.
— Офигеть, ты мудрая, — подивился я, — но ты кое-что забыла.
— Что же?
— Принять позу лотоса и целиться указательным пальцем в потолок.
Саша засмеялась, а потом надолго задумалась и погрустнела. Я не стал ее беспокоить. Вместо этого задумался сам.
— Как ты оказалась у Юры? Ну… коллеги моего, с дня рождения? – я нарушал собственный обет ничего не спрашивать у Сашки, но ничего поделать с собой не мог – любопытство серной кислотой разъедало мой мозг.
— Ну… Занесло как-то, — неопределенно ответила она.
— Подожди, — осенило меня, — смотри сюда – я обхватил Сашку за плечи и ткнул кнопку затвора фотокамеры на телефоне.
Как она разозлилась! Даже не понял почему. Фото вышло просто замечательным – два счастливых лица, у нее слегка задумчивое, мое глуповатое, но все равно удачное.
— Удали немедленно! – Сашка была на грани истерики.
Я не мог понять причину столь резкой перемены в ней, поэтому тоже немного напугался и сразу удалил фото. Спрашивать Саньку о причинах не стал. Ее почти трясло. Так как мы были в кровати, я просто прижал ее к себе и несколько раз сдавил. Она расплакалась, а я смотрел на ее обнаженную спину и совершенно не понимал, что сделал не так.
Позже я украдкой фотографировал ее – просто не верил, что сумею сохранить ее образ в памяти, мне было необходимо что-то более вещественное. Все было слишком хорошо.
***
Я загружал продуктовую корзину пакетами с молоком, когда позвонил Юра.
— Привет, старик, как отдыхается?
— Да нормально, Юр, девушку вот встретил.
— Красава. Познакомишь?
— Так ты должен ее знать – она у тебя на ДР была. Белая, рот до ушей…
Юра на несколько секунд завис.
— Сань, а у тебя фото ее есть, а то я не всех, кого приглашал помню. Просто, чтобы в курсе быть.
— Хорошо, отправлю. Как на работе?
— Да как обычно… Квадратное катаем, круглое таскаем.
— А потом награждаем непричастных и наказываем невиновных?
Посмеялись и завершили разговор.
Пока стоял в очереди на кассу, сбросил Юре Санькину фотку. Она сидела на кресле, что установлено на лоджии и любовалась небом. Через несколько минут, когда я уже выходил, раздался звонок. Снова Юра.
— Ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю, сука! Просто размажу, сволочь! Тварь! Это подло и низко!
Вся эта тирада закончилась чем-то похожим на рыдания, и, хотя, Юра не отключился, лишь стукнул телефоном об что-то, отключился я. Не имею привычки подслушивать. Но что это было? Я горел желанием оправдаться, но не понимал в чем. Да и Юрка не был мне близким другом – я про него и знал-то всего-ничего. Просто коллега. Вдовец. Нынче ловелас тот еще. Меня затянули к нему на праздник, сам я вообще не горел желанием общаться с ним, даже не знаю, с чего он позвонил мне…
Пока шел до квартиры, Юрий позвонил снова. Трубку я поднимал уже собранный, и казенно произнес в микрофон:
— Слушаю.
— Старик, прости, я, возможно, попутал слегка, но… ты не мог бы скинуть еще фоток своей подруги? Реально, разобраться надо, плиз, скинь, все, что можно…
— Хорошо, — так же холодно ответил я и сбросил вызов. После присел на лавочку у чужого подъезда и, поглядывая на раздавленного на дворовой части голубя, выбрал несколько снимков Саши из тех, что можно было показывать, и все это отправил Юрию. В конце концов, самому хотелось разобраться в ситуации.
Закурил, переваривая происходящее. Не помогло. Даже следующий Юрин истеричный звонок ничего не прояснил:
— Откуда у тебя это все? Эта девушка, эти ее родинки, где и когда ее фоткали?!
— Да блин! Я, Юра, фоткал, я! Она сейчас у меня дома, что происходит вообще?! – в тон ему заорал в трубку я, но услышал в ответ лишь звук сброшенного вызова.
Зашел в квартиру молча и раздевшись, стал выгружать продукты в холодильник. Из головы не выходил чертов Юрий со своими тараканами. Шею обвили приятные плети-руки, а спиной я почувствовал упругую теплую грудь.
— Ничего не забыл, милый? – прошептала Саша мне на ухо. Ее мокрые белые волосы коснулись моего лица.
— Забыл. Поцеловать тебя. – и я развернувшись привлек Саньку к себе. В моей футболке вместо пижамы она была здорово привлекательна.
***
— Где ты раньше была? – прошептал я в потолок, откинувшись на подушку, но Саня услышала.
— Где ты́ раньше был?
— Искал тебя.
— Нашел?
— Нашел.
— Счастлив?
— Безмерно.
— Почему? – приподнялась на локте Саша.
— Каждый человек что-то ищет. Филателист редкую марку, нумизмат – монету, бомжи – редкий канализационный люк. Я искал свою половинку. И нашел. Ты мой единственный и любимый канализационный люк. Саня захохотала, откинув голову.
— Когда-нибудь твой шикарный рот сойдется на затылке, и ты потеряешь голову. – продолжил острить я. Тут бы Саня и умерла от смеха, но зазвонил телефон, валяющийся в прихожей, и она словно окаменела.
— Не бери Саша. Прошу. – это она мне.
— Сань, ну мало ли, может…
— Не бери!!! Не надо. Ты не понимаешь, все наше счастье может рухнуть в один момент всего лишь из-за глупого телефонного звонка. Как чертов карточный домик.
— Хорошо, милая. – смирился я. Но чувство тревоги не покидало меня.
Я выходил из душа, когда это все произошло.
Телефон зазвонил, и я машинально его поднял. Звонил Юра. Я как раз заходил в спальню, где нежилась голая Саня и глядя на ее замечательную фигуру произнес в трубку «слушаю!». Сашка только успела пискнуть «не надо!», но я успокаивающе отмахнулся, дескать, все под контролем, не переживай. Дебил.
Юра был совершенно собран и говорил четко, как докладывал:
— Слушай, старик… Александр. Не совсем понимаю, что происходит, но Сашка моя жена.
Я внимательно посмотрел на Сашку. В ее распахнутых глазах читались отчаянье, страх и боль. Я подобрался.
— Юрий, мне нужны ответы. – при этом я не сводил глаз с Саньки. Она молчала, только со страхом смотрела на меня и сцепила руки.
— Пожалуйста! – прошептала Саша.
— На всех снимках, что ты прислал, — продолжал Юра, — изображена моя супруга. Мы ехали семьей на море и попали в аварию.
— Мы ведь половинки, правда, милый? – продолжала Саша. Ручейки слез побежали по ее щекам, и она стала словно мерцать.
— Мы ехали семьей. Я, Саша и Соня. Соня — это дочь. она погибла. Саша через неделю выбросилась из окна. Этаж мой ты должен помнить, мало не покажется.
— Любимый, не могу без тебя, — простонала Саша… и пропала. Словно и не было ее. Даже ситцевое платье со спинки разложенного дивана исчезло.
— Нет. Я не верю! – я словно попал в колесо «оборзения» вращающееся с сумасшедшей скоростью. Потолок, окно, мебель завращались вдруг с дикой скоростью вокруг меня. Только я стоял с тупой миной и телефоном, прижатым к уху.
— Старик, я видел ее тело. – Юра истерично хохотнул, — там, фактически, желе получилось!
Может быть он и продолжал разговор, но телефон уже вынес москитную сетку и летел вместе с ней с одиннадцатого этажа. Комната была пуста. Я потерял сознание.
***
Я сегодня пьян, но напился целенаправленно. Передо мной на столе лежит небольшая горстка белых таблеток. Рядом стоит початая бутылка дорогого виски. Сегодня я могу себе это позволить, и, хоть вкуса не понимаю, но крепость алкоголя важнее. Некоторые таблетки отлично взаимодействуют с алкоголем. Просто идеальны для создания легочной недостаточности.
У каждого из нас есть своя половинка. Хотим мы этого или нет, но сами идем навстречу друг другу. В моем случае вышло небольшое осложнение, половинка слегка сбилась с пути, и попала в другое измерение. Она пыталась прийти ко мне, но я все сломал своим любопытством… Черт, это большое осложнение.
Что ж, если гора не идет к Магомету… Я пойду к ней. Все земные дела улажены, я вымыт, в лучшем костюме, через пару часов улетят СМС в нужные организации. Не хочу, чтобы соседи нашли мое тело по запаху. Запиваю горсть немножко водой, затем высокий бокал виски и самая вкусная сигарета в моей жизни. Минздрав, ты ничего не сказал про любовь… Вот что может повредить нашему здоровью. А страха никакого. Атавизм и рудимент. Встречай меня, половинка!