Приправа

Приправа

 

1. I. Мама отправила меня за приправой

Естественно здесь нет ничего исключительного: мать просит сына сходить в сельский магазин. Но если учитывать, что я инвалид с отталкивающим шармом грусти на лице, с отсутствием какого-никакого смысла жизни, и притом никогда не ходивший в магазин по родительской просьбе – это, без сомнения, настораживает, а именно еще и тем настораживает, что она, мать моя, проявила непредсказуемую забывчивость, несвойственную ей, не заехав за приправой полчаса назад в дискаунтер на въезде в деревню. Конечно, настораживает-то оно настораживает, да причин для волнения не было…

В тот день мы ездили в город всей семьей, и я значительно обалдел от компании двух сестёр, которые пытались меня развлекать. Ну это так, мелочи. По возвращении, переодевшись в своей любимой комнате по-домашнему, лег на кровать в углу, предпочтя пошариться в телефоне. Как вспоминаю сейчас – глядел на картинки красивых девушек в социальной сети, да таких, миленьких снаружи и неизвестно каких внутри. Организм приятно отзывался об удобном положении и постепенно расслаблялся, погружаясь в невесомую негу. Так и пролежал 30 минут до маминого стука по дверной плоскости.

“Володь, спустись-ка вниз, пойдем, сходишь быстренько до магазина”.

Немало удивившись, спустился по светлой лакированной лестнице и подошедши к маме спросил:

“Может Ника сходит?”

Мать возразила:

“Да ты чего?) Бездельник, 200 метров пройтись лень ему”

Делать было нечего и, к слову, ощутил некий стыд за себя, ведь мама – добрая женщина, любит меня несмотря ни на что. За ленивость, за недостатки. В тот же миг скоротечно произнес мягкое “да-да, схожу” и мы с матерью прошлись до кухни, где она вытащила кончившуюся упаковку пряностей для ужина, показав мне фирму и внешний её вид, чтоб я другого чего не купил. Думать долго мне не пристало, и потому накинул кожак на скорую руку и вышел; тогда на улице шёл дождь, не сопровождавшийся ветром.  Шагая по чёрной слякоти, смотря на мёртвую крапиву и облезлые кусты, задался вопросом – почему это окружение внушает первородное успокоение? Почему слияние с ним позволяет откинуться от гнетущих мыслей? Как добрался до пригорка, сразу повернул налево к серой постройке, медленно идя и потупив взор. Открыл дверь с висящим колокольчиком (представлявший из себя китайскую монету цянь с парой-тройкой бронзовых, тонко вытянутых при ковке, брусков) и, вошедши за порог увидел, что место у лавки пустует.

Продавщица злобно поглядела сквозь рассеянную обстановку оцыганевшего магазина-табора, учуяв дым от сигареты, которую только что сама же и закурила. Я не мог и в мыслях допустить, что магазинами в моем селе владеют такие важные господа из народа, проживающего за счет определенной хартии. Спрашивать покамест торговку не задумал, только гулял от угла к углу, рассматривал блестяшки. Дама колоритная она была, тучная, не без толстого бедра под животом. Карими глазами уставилась на меня эта базарная бабка и душе на тощую секунду почудилось, что продавщица, как настоящая яжемамка уподобляясь миллионам примерам, взбесится буйным быком с родео, задавив тело покупателя в лице моём. Небрежной походкой доплелся до прилавка, достал телефон и показал чем интересуюсь. Она в спокойствии отвернулась, согнулась по-конски, и… достала завалявшуюся пачку: помятую, косую, с истекшим сроком годности. Я с улыбкой, проведя рукой в воздухе, отставил еще не полученную яку дребедень, заявив тем недопущение мною покупки такого-сякого предмета, которым придется осуществлять семейную трапезу в сие сутки вечером. Её примечательные брови сгущались воедино и составили сплошную тучу над бронзовыми монетами глаз, над злыми недовольными глазами. Порыскав по закромам, цыганка выдала подходящую пачечку, сравнимую по привнесенной свежести с хрусталём, отбитым от прибрежной скалы, со скопившимися соляными отложениями.  Собственно, это субъективная оценка, возникшая моментально. Протянул из холодных рук во влажные руки 100 рублей – цыганка возмутилась, потребовавши 150.

— “Тётя, нет у меня 150, вот, только 100. Давайте я вам занесу ближе к вечеру, часам к 8”

— “Милок, не обманывайся. Все вы такие должники, берёте и не думаете возвращать. Сколько заезжало туристов сюда, то спичек купят, то свечек, то бенгальских огней. Фарфоровой посуды наберут, сувениров, потом вжух —  и с концами. Лавка-то моя с разносторонними товарами, всем угодить стараюсь, потому и хлеб дочка печет на продажу, бастурму приготовляет; да и с поставщиками у нас ладные дела велись до поры до времени. Вот какой ассортимент, к несчастью последний!”

— “Обещаю вас не разочаровать, 50 рублей каких-то, не будем устраивать перепалку”

— “Я в убыль ухожу! Когда приехала к вам богатенькая в предместье года 3 тому назад, думала на людях заработаю, приумножу состояние, да не вышло. 230 человек задолжали: кто пару убогих копеек, а кто-то вплоть до нескольких тысяч рублей, под расписку. Видите ли, нет, как сквозь землю канули! Суд молчит, разбирательств не назначает. Разорилась. Всё чем богата – хата и магазин с последней партией всякого уцененного хлама”

Заявив опять-таки о безмерной честности, глядя уже на дверь, в полулете удалился.

Цыганка лишь добавила:

— в восемь.

Вышел, покинул табор, умственно отогнал блуждающее зло, не из веры в бесов, а так, на случай всякий. Иду обратно тем же макаром, воробьи выклевывают землю и осевшую на неё, поблекшую мураву. Столпилась орда с краешка и клюют себе, отсыревшие под проливными дождями, семена. Тогда и не представлялось во что выльется рядовая прогулка до магазина, как мощен оборот уклада жизни, когда тихое счастье мыслей навсегда перекрывается вполне избежимым происшествием.

Явился в дом, про долг забыл. Снял верхнюю одежду, отдал приправу, поднялся в комнату и заперся.

Прошло 3 часа

“Никто не спросил хватило ли деньжат, что пошло на руку – плевать, никуда я не пойду по ночи, вон, девятый час пробил… завтра схожу” – так рассуждал, пребывая в приятном чувстве самовоскрешения. Мать есть зовёт… Спускаюсь, сёстры тут мои, отец на подходе. Садимся и ужинаем. Жаркое вышло на загляденье привлекательным, аппетитным и душистым, отвечающее вкусовым ожиданиям. Здорово накидавшись, отправился наверх –  готовиться ко сну. Уснул

Ночью привиделось немереное обилие снов: полёты на кораблях, синие рощи, пустыни зубного порошка, Англия 19 века с паровозами и железными табличками; цыганка, клянчившая долг. Предрассветный сон был кошмаром. Я увидел мёртвое семейство, каждый член которого лежал бледный в своей койке и не подавал признаков дыхания.

Проснувшись в холодном поту, пошатывась от испуга, я тихонько добрался до комнаты родителей и открыл двери. Картина из сна предстала перед моими глазами. Попятился, лёд у висков дошел до кончиков пальцев и сковал их удручающим онемением и, упав на колени, я зарыдал. И лежал долго-предолго, не понимая ощущений, потеряв основы под ногами и рассудком бежал в ныне неведомые, охладевшие воспоминания, не мучившие веселостью прежде, но только теперь окончательно застывшие и лишенные внутреннего сопровождения, голоса, эмоций.

Не знаю, как оно довелось совпасть, а вынесли меня под руки два крепких мужика, спустя считанные мгновения, и погрузили в карету скорой помощи с мигалкой. Я никого не вызывал.

1. II. Разбирательства

Этапы следствия шли в срочном порядке, безотлагательно и второпях.  Потому всего за неделю состряпали сценарий судебного процесса, в котором меня должны были обвинить умалишенным отравителем; тому нельзя было исполниться, если б не ужас заведенного дела и престижа области, в которой любыми методами норовили уклониться огласки. При всей той отуманенной информации, поступающей в мои уши, мне однако ж стало понятно, что дело так или иначе закроют и вовек не вернутся к нему.

Голова почти не двигалась, руки отнялись, физиономия застыла восковой каплей; по кругу ездили адвокаты да якобы свидетели с улицы – одни стремились помочь, другие закопать глубже, но всё тщетно.  Сознание не хотело признавать факт конца нормального житья, продолжение заместо того однообразной полоски, унылой и беспросветной. Уже в суде этот сценарий явно замерцал, судья бездумно сидел за кафедрой, ожидая вердикта прокурора. Дослушав его и особо не вникая, служитель Фемиды долбанул молотом по подставке и удовлетворил предъявленное требование, гласившее: Жителя N области, Владимира И., отправить на принудительное лечение в психиатрический стационар общего типа города N. Под наблюдение специалистов… и так далее.

Меня отвезли в психбольницу, в ней я прожил с лишком 8 месяцев до момента побега, результатом которого стала моя гибель. Кратко говоря – 24 на 7 притворялся овощем (с того момента, как меня скрутили, предчувствие не дало расслабиться и приходилось симулировать частичную потерю дееспособности, что замечательно сработало, ибо испытанные переживания подпитывали больное настроение к сохранению роли), и это игра преподнесла несомненный плюс – затем, чтобы оживить лики болезных моего типа расстройства, нас, овощей, выкатывали подышать в сад, где кирпичный забор на косяке легко преодолим для такого атлета, как я. Каждую ночь, по ночам, не жалея себя, делал физические упражнения, тихие, чтоб поддерживать форму; выполнял их тихо, ни одна живая душа не слыхала и глухого стука среди ночного сумрака.

И в один прекрасный вечер 5 немощных человек оставили в саду с шумящими, опекаемыми солнцем кустами, с широкими деревьями, отбрасывающими тени, под одной из которых ютился и я. Медперсонал покинул прибольничный огороженный скверик на окраине, дав волю себе прогуляться часок-другой, попить чай с подругами. Ну, медлить, конечно же, не стал!

Как рванул стрелой на бурые плиты кирпичей, ухватился за верхний край, оперся коленом об его шершавость, вызванную разрушенной шпаклевкой, переметнулся на ту сторону, за ограду и побежал куда глаза глядят. Люди, ходящие по бульварам, остолбенели перепуганные, многие доставали телефоны и снимали на камеру, иные звонили и пытались остановить, да проскользнул меж них, хоть и сорвали белую рубашку с номером.

Добежавши до моста меня начали окружать спереди и сзади, подходили размеренно, будто выуживали страшного зверя из капкана. На синем мосту, забравшись на перила, я прыгнул и разбился о торчащий камень, а вскоре течение унесло и мой труп. Но я не умер.

Вдруг наступил утренний свет и холод, безмолвие и тихие лучики, и слышались голоса умерших душ по соседству:

Ангелы, Ангелы.

Пойте свысока. Облака займите.

 Пролетите над рекой и тварью в шкуре.

 Расскажите, Ангелы, где были вы? Куда ходили?

 И крылья, снега робкого, уводят по морозу. По пути небесному.

 Поближе к пене облака, ко струнам золотым прирайского шатра.

 До острова растущие лобзанием нетронутым, раскосые 2 деревца.

 В них музыки плоды, и свет стихов целительный, не знающий сомнения.

 Исполненный любви,

 Поющий о любви