Про Сёмку

1.

— А ну, стой, Кац! – услышав знакомый окрик, Сёмка остановился, невольно вздохнув. Маленький мальчик, лет десяти, большеголовый и большеглазый, меньше всего походил на Каца. Голова, стриженная под машинку, была не просто светлой, почти белой, а испуганные глаза отливали синевой. Вообще, Сёмка был бы красавцем, если не одежда. Одет он был в клетчатую ковбойку, из-под коричневых шорт на лямках торчали тощие ножки, обтянутые старыми грязно-голубыми колготками. Ну, как обтянутые, на коленях они пузырились, штопанные-перештопанные, на ногах уродливые стоптанные ботинки. А через плечо, на длинном ремне, висела брезентовая сумка с учебниками и тетрадками. Так ходили мальчишки в школу лет пятьдесят назад, и пацаны презирали этого худенького, дурно пахнущего пацанчика, старались пнуть побольнее или толкнуть в лужу. Особенно любил над ним поиздеваться Никита Белов со своими прихвостнями, Сашкой Рыжковым и Петькой Косенко.

Одетый с иголочки, Никита брезговал даже пнуть Сёмку своими начищенными до блеска туфлями или белыми кроссовками, в зависимости, во что был обут, поэтому всю грязную работу выполняли Сашка с Петькой.

— Только руки не забудьте потом помыть! – скривил рот Никита, когда пацаны сбили Сёмку с ног и попинали его по тощему заду.

— Слышь, Никит, — дыша через рот и сглатывая вечные сопли, спросил Сашка, — я видел, там собака навалила. Давай, мордой Каца ткнём в говно?

— Не, — поморщился мальчишка, — вонять на весь класс будет. Пошли, скоро звонок.

И мальчишки, пнув свою беззащитную жертву под рёбра носками кед, удалились, довольно регоча.

Сёмка, подождав, когда привычные враги скроются, поднялся с травы и сел, обняв колени. На правой коленке опять порвался чулок, выступила кровь. Тётка увидит, будет ругаться, может в угол поставить в одной майке, пока штопает колготки, а то и за ухо оттаскать.

Почему в одной майке? Потому что единственные трусы она наконец-то постирала, а вторые порвались… вернее, порвали на нём ещё летом, а новые купить было не на что.

Летом Сёмка гулял в одних трусах, и надо же было встретить эту троицу на берегу речки, куда Сёмка бегал искупаться, в уединённое место. Рядом ещё болото было, так что мало кто гулял в этом месте, и вот там практически нос к носу, столкнулся Сёмка с Никитой, Сашкой и Петькой, тоже шедших сюда в одних плавках, как раз возле болота. Ладно бы только эта троица подонков встретилась, всё лето гонявших пацана, среди них была девчонка, Верка, в сплошном грязно-белом купальнике. Она была из неблагополучной семьи, Сёмка слышал, за бутерброд давала посмотреть на себя, голую, и даже разрешала потрогать в некоторых местах, за сладости.

Сашка с Петькой радостно заржали и схватили мальчишку, которому некуда было бежать.

— Снимайте с него трусы! – велел довольный Никита. В руках у него был пакет с чем-то, вероятно, в пакете была еда, и они вели Верку в уединённое место, уговорили показать себя, как понял Сёмка, и вцепился в резинку своей единственной одёжки.

Сашка дёрнул за штанинку, и ветхие трусы порвались спереди. Пацаны засмеялись.

— Верка, оторви ему письку! – предложил Никита девчонке, но та, с интересом посмотрев на то, что открылось в большой дырке, не стала ещё больше унижать тощего испуганного мальчишку. Возможно, она даже сочувствовала ему, но возразить троим упитанным ребятам не могла.

— Правильно делаешь! – ухмыльнулся Никита. – Руки ещё замараешь! – бросайте Каца в болото, пусть помоется! – велел он своим прихвостням, и пацаны подхватили Сёмку за руки и за ноги, раскачали и бросили в грязную лужу.

Мальчик, как кошка, развернулся в воздухе и встал на ноги, по щиколотку провалившись в чёрную липкую грязь. Добивать его не стали, пошли дальше, довольные, что и так Сёмке досталось, от трусов остались одни лохмотья, даже прикрыться нечем. Пусть теперь идёт в таком виде домой.

Так и дошёл Сёмка до дома, сверкая незагорелыми частями тела. Вернуться на речку и помыться побоялся, в ту сторону ушли пацаны, а тем ничего не стоит притопить никому ненужного мальца.

Дома сидела пьяная тётка, да ещё с двумя мужиками. Увидев «племянника», тётка разозлилась, порванными трусами отхлестала Сёмку, велела вымыться под колонкой на улице и не мешать ей отдыхать.

Сердобольная соседская девчонка помогла ему, держала тяжёлый рычаг. Девчонка Линка была слабоумной, пыталась подружиться с Сёмкой, и мальчик, не успевший спрятаться, вынужден был с нею играть.

Конечно, были в этом районе и другие дети, в основном такие же, как Сёмка, тощие и голодные, с воровскими замашками, они даже иногда играли вместе в прятки или пятнашки, а то и в городки, только Сёмка немного боялся местных. По поведению этих ребят уже было видно, что их ждёт. Если бы мальчик пожаловался на Никиту с друзьями, соседские мальчишки избили бы их за просто так, Сёмка однажды видел, как они расправились с чужаком, мальчишкой лет 14-ти. Выбили ему зубы, сломали нос и, по-видимому, ребро.

Правда, остыв, позволили Сёмке увести пацана из слободки.

Так что мальчик не стал жаловаться никому, даже когда у него спросили, почему тот моется под колонкой на улице, голышом. Линка сказала, чтобы они убирались, на своём страшноватом языке, и ребята отошли, гремя пустыми вёдрами, их родители послали за водой. Пацаны немного побаивались Линку. Неосторожно пытались подразнить как-то раз, и горько пожалели об этом, потому что девочка обладала, для своих лет, огромной силой, и главное, быстро бегала.

Так вот и пришлось, помывшись, прятаться у Линки в огороде, где Сёмка до вечера играл с девочкой в её странные игры, а потом, дождавшись, когда тётка с мужиками угомонится, забрался через окно в свой уголок, отгороженный от комнаты большим шкафом, и улёгся спать.

Так получилось, что Сёмка теперь ходил в старой одежде, в которую его одели соседи, потому что тётка была хорошая и добрая, заботилась о мальчике, купала его сама в старом оцинкованном корыте, кормила кашами и супами, пока не уходила в запой. Пила она не очень долго, неделю, но почти каждый месяц, за это время пропивала все деньги и Сёмкину одежду, которая ещё оставалась от прежней Сёмкиной жизни. Гуляла с разными мужиками, ночью они долго возились на кровати, мешали спать мальчику, пугали стонами и сдавленными криками, Сёмка боялся, что мужики задушат тётку, а его потом отправят в детский дом.

Детский дом стал для него страшилкой, ночным кошмаром. Он никогда там не был, его просто запугали ужасными условиями и тем, что там постоянно издеваются над детьми. Поэтому Сёмка ценил свободу, свой маленький мирок за шкафом. Сюда тётка не позволяла заходить своим «друзьям», только иногда кто-нибудь заглянет, даже может что-нибудь вкусное дать, потом забывают о нём. В туалет в это время Сёмка ходил через окно, а летом вообще жил в сарае, когда приходили гости, в своём уголке сидел только во время дождей.

В этом уголке у Сёмки было всё, что надо для жизни: кресло-кровать, складной столик и полка с учебниками и тетрадями.

Одной из причин, по которой Сёмку доставали Никита с друзьями, было то, что мальчик учился почти на одни «пятёрки», разве что по физкультуре отставал. Физрук, глядя на его костлявую фигурку, почти без мышц, только вздыхал и ставил зачёты.

Сёмка поднялся, нашёл свою сумку и, прихрамывая, пошёл в школу. Успел до звонка, тихонько опустился на своё место, возле тихой девочки Оли. Оля сочувственно посмотрела на него, заметила разбитое колено, полезла в свой рюкзачок.

— Дай, зашью? – предложила она, вынув катушку с белыми нитками и воткнутой в неё иголкой.

Сёма посопел и, краснея, подвинул к ней тощее исцарапанное колено. Оля нашла у себя промокашку и подложила под чулок, чтобы удобнее было зашивать и не уколоть мальчика. Пока зашивала, на них поглядывали девочки, презрительно морщась.

Что тихоня Олька нашла в этом вонючем пацане? Да, симпатичный, большеглазый, слегка смуглый. Но наголо острижен, явно, чтобы не было вшей, в обносках с чужого плеча, к тому же от него неприятно пахло прокуренным и пропитым жильём. Да и жил он в воровской слободке, где жили все неудачники города. В эту слободку нормальным пацанам типа Никиты вход был запрещён, иначе вышел бы оттуда голый, босый и с синяками, зато, когда Семён выходил оттуда, по пути в школу можно было вдоволь над ним поиздеваться, тем более, мальчишка никогда и никому не жаловался. А смысл ему жаловаться? Все учителя и так всё знали и видели, просто у маленького негодяя был отец, какой-то крупный шишка, спонсор школы. Пока его сынишка учился здесь, школа ни в чём не имела нужды, а директор и классная руководительница на праздники получали хорошие подарки. Так что они вынуждены были закрывать глаза на «мелкие» шалости Никиты.

А Никита не только к Семке приставал и унижал, были в классе и другие безответные ребята. Только к девочкам не лез, у девочек была своя королева, которая наводила в девичьем коллективе свои порядки. Что интересно, к Ольге у них не было претензий, хотя, понятно, почему. У девочки здесь училась её старшая сестра, ходила на айкидо, по слухам и сестричку обучила, так что Ольке прощали опекунство над Кацем Семёном. Не совсем бескорыстно, он давал ей списывать, постоянно проверял её домашние задания и решал за неё задачки и примеры.

Зашив колготки, Оля протянула Кацу свёрток с бутербродом. Сёмка поблагодарил, отвернулся к стене и, давясь, быстро проглотил, почти не жуя, ветчину, проложенную между двумя пластиками хлеба.

— На, запей! – протянула Оля мальчику бутылочку воды. – А то икать будешь!

Только Сёмка сделал несколько глотков, прозвучал звонок на урок, и в класс вошла новая учительница 4-го Б.

— Здравствуйте, дети! – с приятной улыбкой поздоровалась учительница, оглядывая не совсем стройные ряды школьников.

Дети промолчали, слегка поклонившись, как их учили. Все были хорошо одеты, девочки в тёмные платья и передники, с косичками или хвостиками, в которых были вплетены разноцветные бантики, почти у всех воротнички и манжеты подшиты кружевами. Мальчики в тёмных брючках и светлых, в основном, белых, рубашках и жилетках в тон штанам. На дворе уже стоял май, курточки почти все повесили на вешалку, некоторые – на спинки стульев. В общем, ребята новой учительнице понравились, хоть и пришлось брать выпускной класс начальной школы. Выбивался из общего ряда только один ученик, стоявший у стены, большеглазый испуганный мальчик, одетый неряшливо, как будто со свалки. Как он попал в этот элитный класс, даже странно.

— Меня зовут Лидия Ивановна! – громко представилась красивая учительница. – Ваша Марина Семёновна серьёзно заболела, поэтому до конца учебного года я буду вашей учительницей. Провожу вас в среднюю школу, потом уже возьму первоклассников. А для того, чтобы вас учить, нам надо с вами познакомиться. Садитесь, ребята, я буду вызывать вас по порядку, кого вызову, вставайте, посмотрю на вас, красавцев и красавиц! – тепло улыбнулась детям, те ответили смущёнными улыбками. Оборванец тоже смотрел на неё каким-то испытывающим взглядом, от которого новой учительнице стало не по себе, она даже почувствовала некоторую неприязнь к этому, в общем-то симпатичному мальчику, только остриженному наголо, отчего отчётливо была видна его угловатая большая голова.

Лидия Ивановна начала вызывать по одному учеников, дошла до фамилии Кац, представила еврейского мальчика в очках, с карими глазами, в белой рубашке и жилетке.

Каково же было её удивление, когда, назвав имя:

— Семён Кац!

Встал этот неопрятный мальчишка.

— Ты Семён Кац? – с удивлением спросила учительница. Мальчик только кивнул. Лидия недолго выглядела растерянной. Увидев ехидные усмешки одноклассников мальчика, взяла себя в руки и продолжила перекличку.

Познакомившись с классом, Лидия Ивановна встала и решила проверить знания учеников.

— К доске выйдет…, — наклонилась она к журналу.

— Кац! – раздались со всех сторон весёлые голоса.

— Сеня, выходи! – встала Оля, выпуская плохо одетого мальчика. Тот не стал противиться, вышел к доске.

До учительницы донёсся неприятный запах от мальчишки, она брезгливо поморщилась, но промолчала, тем более заметила понимающий взгляд больших голубых глаз, опушённых тёмными длинными ресницами.

— Семён! – обратилась она к мальчику. – Ты справился с домашним заданием?

— Да, — еле слышно ответил тот, опустив глаза.

— А расскажешь, как решал задачку? – мальчик кивнул.

— Тогда я напишу условие подобной задачи, на доске, а ты её решишь. Хорошо? – Сёмка пожал узенькими плечиками. Сквозь ковбойку были видны острые кости, и Лидия Ивановна вдруг поняла, какой худой мальчик перед ней, в глазах виден почти голодный блеск. А может, и не почти, а голодный.

Неужели в наше время есть дети, которые голодают, подумала она, но быстро отбросила эту мысль, потому что в её семье бабушка с трудом заставляла внуков есть первое и второе, маленькие мальчики предпочитали здоровой пище чипсы и конфеты.

Учительница взяла методичку, переписала на доску условие задачи, повернулась к классу:

— Задание для всех. Кто решит, поднимайте руку, а Семён будет решать у доски. Потом все вместе разберём задачу и способы её решения.

Написав задачу на доске, Лидия Ивановна села за стол, снова открыла журнал, решила более внимательно ознакомиться с учениками. Нашла фамилию Кац, посмотрела оценки и покраснела, поняв, как её подставили маленькие хитрецы, потому что у этого невзрачного мальчишки стояли только отличные оценки. Молодая учительница полистала журнал, увидела, что и по остальным предметам успеваемость не хуже, по наитию открыла физкультуру, там ожидаемо стояли четвёрки, явно натянутые, скорее всего, по просьбе завуча. Возможно, паренька взяли на заметку, как будущего медалиста. Лидия Ивановна хмыкнула. Неужели никто не видит, что мальчик голодный, и поэтому такие результаты по физкультуре? Неужели в столовой не найдётся для него тарелка супа и котлета?!

Конечно, Лидия Ивановна прекрасно знала, что для бесплатных обедов нужны заявления и справки, но она так же знала, сколько остаётся еды, которую отдают свиньям или просто выбрасывают. Получается, при таком изобилии в школьной столовой, ученик, которому не на что купить обед, может упасть в голодный обморок? Просто потому, что никто не озаботился написать заявление? Почему так происходит? Видно же, что мальчик из неблагополучной семьи?

Тем временем мальчик решил задачку и даже нарисовал схему, в задачке был вопрос, сколько оборотов сделает большое и малое колесо трактора за сто метров пути.

Посмотрев на учительницу, мальчик доходчиво объяснил, как вычислил окружность, какое расстояние нужно пройти переднему колесу, пока заднее, большое колесо сделает один оборот.

— Садись, Сеня, пять! – рассеянно сказала учительница, вздохнув. – После урока подойди ко мне, пожалуйста, — мальчик равнодушно кивнул и сел на своё место. Девочка, его соседка, тут же начала его расспрашивать насчёт задачки и её решения, мальчик охотно отвечал. Видно было, что они не друзья, но хорошие соседи по парте.

 

Лидия Ивановна после уроков поговорила с Сеней, Семёном Кацем, но много вытянуть из него не смогла, тогда повела его в столовую.

Мальчик не стал строить из себя гордеца, с удовольствием всё съел и поблагодарил учительницу.

— Сеня, — всё же решила Лидия Ивановна настоять на своём, — как ты живёшь? С кем? Я же вижу, у тебя в семье не всё в порядке! – мальчик отвёл глаза и замкнулся.

— Ну? – мягко подтолкнула учительница.

— О чём говорить? – тихо пробормотал мальчишка. – Все знают…

— Но я-то не знаю! – нетерпеливо перебила странного ученика новая учительница. – И не думаю, что мне правду расскажут!

— Я сам всю правду не знаю! – посмотрел мальчишка на неё удивительно чистыми большими глазами.

— Расскажи, что знаешь.

— Я в больнице лежал… после того случая. В психе…, — мальчик опять замолчал.

— Что за случай? – осторожно спросила учительница.

— В общем, у тётки я сейчас живу, у дальней родственницы, — ответил Семён, вставая, — можно, я пойду?

— Семён! – строго сказала учительница. – Почему ты так со мной? Где ты живёшь? Дай адрес, я схожу, узнаю условия, попрошу написать заявление на бесплатные обеды для тебя, — Сёмка посмотрел на неё странным взглядом, и ушёл, повесив на плечо старую брезентовую сумку.

— Не надо никуда ходить! – уже от входа громко попросил он, и ушёл.

Лидия Ивановна пошла в учительскую, устроилась за столом бывшей учительницы начальных классов, решила расспросить о мальчике добродушную полную Екатерину Матвеевну.

— Екатерина Матвеевна! – обратилась она к ней негромко. – Вы же знаете Семёна Каца? Что можете мне о нём рассказать?

— Знаю, конечно, — вздохнула соседка, — все знают. У него случилась трагедия в семье, на его глазах погибли родители, он лежал в психдиспансере, вернулся к нам, на испытательный срок, стал круглым отличником. Потому что опекуны сказали, иначе в детский дом отправят…

— Опекуны? – удивилась Лидия Ивановна. – Почему он тогда в таком виде? Грязный, в обносках?

Екатерина Матвеевна пожала плечами, засобиралась на продлёнку.

— Поверьте, мы пытались разобраться, — сказала она напоследок, — но обратитесь лучше к директору или заму по воспитательной работе.

Лидия Ивановна решила разобраться в этой тайне, но позже. Подумала, что пока сама будет кормить мальчика, наладит с ним контакт.

 

Сёмка не торопясь шёл домой. После уроков его не трогали, у врагов начинались занятия где-то во Дворце спорта. Не интересовался, чем они там занимаются, потому что его, вечно голодного, даже девчонки побеждали в борьбе, что говорить сразу о троих? Что стоит сбить его с ног и от пинать?

Если бы он был на месте Никиты, а Никита на его, долго бы тот сопротивлялся? Тем более, Сёмка пытался сначала дать отпор, но только больше получал, синяки везде и разбитое лицо получил, а пацаны ни одной царапины, только звонко смеялись, и били, на глазах у всех. Никто не вступился, даже Оля смотрела только с сочувствием и отряхнула от пыли, чтобы её платьишко не замарал. Помогла умыться ещё.

Сёмка когда-то смотрел мультик про зайца, который падал и кричал: «лежачего не бьют!».

Оказывается, бьют, да ещё как! Но теперь он перестал даже толкаться. Подумаешь, повалят да немного попинают, лишь бы не по лицу. Правда, иногда попадало куда-то по спине, что аж дыхание спирало, но редко.

Мечтал, про себя, что когда-нибудь вырастет, отомстит и этим обидчикам, а главное тому, который лишил его родителей. Он уже решил, что просто убьёт его. Как, без разницы, не будет рассказывать, за что, не будет мучить, просто убьёт. Только эта мысль грела его, и он всё терпел. Не только этих мелких разбойников, но и дома иногда случались приключения. А ещё он терпел Лину. Эта странная полусумасшедшая девочка, в моменты просветления играла с ним в странные игры. Отрабатывала на нём приёмы и показывала, как надо драться. А когда накатывало помутнение, цепляла к поясу хвост, раздевала Сёмку, рисовала на нём полосы, тоже привязывала что-нибудь к его поясу, сделанному из верёвки, вместо хвоста, и они скакали по зарослям. Сёмка только один раз пытался отстоять одежду, но, получив царапины и укусы, сдался. Никакие просьбы и мольбы не трогали помешанную девочку. Она и в твёрдом уме плохо говорила, а когда рассудок мутился, только рычала и гоняла мальчика, поэтому тот старался не попадаться ей на глаза, когда было возможно. Девочку боялись все дети слободки, но не гнали, если приходила с ними играть. Но доставалось больше всех, конечно, Сёмке. Ещё заставляла бить кулаками по коричневой больничной подушке, такой, в наволочке из прорезиненной ткани. Умыкнула из психбольницы. Там она и познакомилась с Сёмкой, а потом оказалась соседкой. Только Сёмка жил с тёткой в полуразрушенном бараке, а Лина с матерью в частном домике с приусадебным участком, частью заросшем, в бурьяне они с Сёмкой могли в полный рост бегать, всё равно не видно было, только заросли колыхались.

Зимой Лина тоже гоняла мальчика, только уже по сугробам. Сёмка только удивлялся, почему ни разу не заболел, когда приходил домой мокрый с ног до головы. Когда жил с папой и мамой, часто болел, а теперь, когда в холодную пору и надеть было нечего, перестал болеть, да ещё безумная Лина заставляла купаться в речке, пока та полностью не покроется льдом. Сама тоже купалась, ничуть не стесняясь мальчишки. Наверное, Лина тоже считала Сёмку сумасшедшим, если встретила его в психбольнице. Сёмка всё это терпел. А что ему оставалось? Некому пожаловаться, а то ещё в детдом отдадут, если здесь не нравится, а Сёмка предпочитал свободу, когда за ним никто не смотрел. Ведь ему надо отомстить за родителей! Того, кто убил его родителей, он запомнил намертво. Жаль, не вовремя потерял сознание, спросить, кто это и где живёт, боялся, надеялся только на удачу, запомнил не только водителя, но и машину, которой он сбил на переходе его родителей, и даже номер отпечатался у него в мозгу.

Вот только так и не встретил за год ту машину. И где бы Сёмка её увидел, если в последнее время видит только школу, свой барак и слободку? В город в таком виде не пойдёшь, сразу побьют и выгонят из чужого района, да и полиция может схватить, было уже такое, думали, бродяжничает, помыли с едким мылом, пропарили одежду и вернули тётке. Поговорили насчёт опекунов и быстро сбежали из опасного места. В слободке полицейские ходили с укороченными АКС, девушку из детской комнаты милиции сопровождали, держали оружие наизготовку.

Посоветовали в город не соваться больше, в таком виде. Но другой одежды у Сёмки не было, пришлось пока расследование отложить до лучших времён.

Он бы не стал переживать, оделся бы в платье Лины, если у неё было бы хорошее, но мама ей давала только штаны или шорты из «чёртовой кожи», такую ткань трудно порвать, да ещё футболки или майки, тоже прочные. К тому же Сёмку стригли налысо, и лицо не спутаешь с девичьим, разве что панамку с широкими полями надеть.

Но, опять же, не было подходящей одежды, хотя Лина предлагала сходить в налёт на соседний район, снять с бельевой верёвки что-нибудь. Сёмка от этой заманчивой идеи отказался. Был в этой вылазке немалый риск, если поймают, куда-нибудь посадят за воровство, в детдом или интернат, вряд ли оставят у тётки, особенно, если узнают, что она пьянствует и водит мужиков, в основном бывших сидельцев.

Семён открыл калитку, чудом державшуюся на самодельных петлях, вошёл в вонючий коридор, потом, у своей двери, вынул замок, вместе с пробоем, и вошёл в квартиру.

Квартира состояла из маленькой кухни с печкой и комнатой, метров двадцати площадью.

В комнате помещался стол и стулья, а также большой трёхстворчатый шкаф, отгораживающий кровать от уголка мальчика. Сюда Сёмка принёс сумку, бросил на кресло-кровать, снял шорты и рубашку, прошёл на кухню. Здесь, в углу, у двери, был пристроен умывальник с тазиком, мальчик помыл руки, умылся и проверил, что есть покушать.

На кухне стоял кухонный стол, довольно пожилой и грязный, накрытый дырявой клеёнкой. Зато на плите стояла кастрюля, как оказалось, полная куриной суп-лапши.

Радостно улыбнувшись, Сёмка налил себе тарелку супа, нашёл в хлебнице даже кусок чёрствого хлеба. Несмотря на то, что его накормила в столовой новая учительница, тощий мальчик снова проголодался.

Наевшись, он вернулся в свой угол. Здесь было его личное пространство, он даже нашёл на свалке ширму, которой можно было полностью отгородиться от остальной части комнаты. Ещё на тыльной стороне шкафа висела полка с учебниками и книгами, которые ему выдавали в библиотеке.

Библиотекарша его любила, мальчик был один из немногих посетителей школьной библиотеки, которые не только учебники и книги по программе брали, а по-настоящему увлекались чтением, мальчик перечитал все книги Гайдара, Кассиля и Крапивина. Так же то, что было из Библиотеки Приключений и фантастики.

Когда-то такие книги были жутким дефицитом, а сейчас пожилая библиотекарша не могла никому всучить даже «Детей капитана Гранта», когда-то постоянно бывшей на руках, и на неё записывались в очередь.

Семён читал не только развлекательную литературу, он старался хорошо учиться, поэтому брал добавочную литературу, такую, как огромные тома Детской Энциклопедии, которые, после просмотра, оказались просто расширенными учебниками по тем предметам, которые проходили в школе. Так что, можно было учить уроки по прекрасно иллюстрированным томам энциклопедии. А также «Занимательную физику» и «Занимательную математику».

Ещё у Сёмки здесь было окно, и оно открывалось! Так что, когда приходили гости к тётке, он мог тайно покидать жилище в любое время, или пописать прямо из окна на грядки с цветами, летом, конечно. Зимой у него тут стоял горшок, тоже найденный на свалке, вместе с крышкой.

У барака, в котором осталось только двое жильцов, был довольно большой палисадник, с грядками и дровяником. Сарай был довольно обширный, с лежанкой и крохотным оконцем, здесь Сёмка устроил себе летний дом, тут и жил всё лето, появляясь у себя только чтобы покушать или спрятаться от холода и сырости.

К сожалению, это место быстро нашла Линка, тоже прокрадывалась к нему, ложилась рядом.

Сначала Сёмка жутко стеснялся девочки, потому что приходилось спать голышом, так как тётка сказала, если протрёт трусы, других не купит. Приходилось аккуратно обходиться с одеждой, купался тоже без трусов, тщательно прятал на берегу, а то вполне над ним могли подшутить, пацаны ведь не знали, что такое бедность, могли хоть каждый день менять одежду.

Не сразу Сёмка понял, что Лина сумасшедшая, ей было всё равно, в каком виде ходит мальчик, почему-то решила, что он ей друг или брат, сама раздевалась перед ним. Сёмке было неприятно видеть девчонку голой, он отворачивался, пока не привык к её пофигизму.

В сарае было холодно весной и осенью, а с девчонкой теплее намного.

Как Сёмка мёрз зимой! Из окна постоянно дуло, несмотря на то что пытался заткнуть все щели и дыры, тонкое солдатское одеяло не спасало, и мальчик удивлялся, почему за год ни разу не чихнул. Когда жил в нормальных условиях, постоянно болел зимой, а тут ещё Линка гоняла его по холоду, заставляла купаться в ледяной воде. С ней не поспоришь, очень сильная девочка.

Всё это было вполне терпимо, если бы не Никита с дружками. Чего они к нему привязались? Почти каждый день пацаны колотили его, а дома потом доставалось за грязную и порванную одежду.

Зимой Сёмка носил драную куртку на ватине, лыжную шапку и лыжный костюм. До школы бежал бегом, часто удавалось убежать от врагов, но приходилось и поваляться в снегу, в штаны запихивали снег, за шиворот, а потом, в классе, кричали:

— Сёмка описался!

А мальчику ничего не оставалось, как только сушиться у батареи, и от него исходил жуткий запах, как будто на самом деле описался. В эти дни Оля пересаживалась от него, что было ещё обиднее. Только бросала записки, где просила написать решения домашней работы.

Сёмка писал на листочках из черновиков, и весь класс списывал, Никита и Сашка благодарили его пинками:

— Профессор! – и швыряли на стол мятые и порванные листочки. – Здесь непонятно, перепиши! Как курица лапой пишешь!

Сёмка терпел. Он должен был терпеть и набираться сил, а в списке у него прибавлялись те, кому он потом отомстит. Убийцу родителей обязательно убьёт, Никиту тоже, он слишком подлый, а Сашку с другом, покалечит. Прощать он не намерен, хотя где-то читал, что таких мелких врагов надо прощать, они не ведают, что творят.

Как же, не ведают, хмыкал Сёмка, вспоминая, с каким наслаждением Никита с приятелями издевались над беззащитным мальчишкой. И не только над ним, были и другие случаи, но от них быстро отстали, потому что приходили мамаши и ребятам объявили выговоры. Пацаны стояли, ехидно улыбаясь, ведь строго наказывать детей никто не имел права. Вон, бывшая учительница была вынуждена уйти на пенсию раньше времени, за то, что призвала пацанов к порядку, постучала по их столу указкой.

В классе стояли камеры, но почему-то на проделки детей все закрывали глаза, а если учитель слегка шлёпнет ученика по затылку, может огрести проблем. Если ученики кого-то травят, тоже остаётся безнаказанным, дескать, дети вырабатывают силу воли, определяются лидерские качества, не надо им мешать.

Сёмка не уходил из этой школы, потому что здесь давали прекрасные знания, преподавали отличные учителя, которым хорошо платили. Почему терпели Семёна Каца, было непонятно, не обращали внимания на его нищенский вид и даже неприятный запах.

Наверное, если бы плохо учился, не подпустили бы даже к воротам. В общем, для Сёмки всё это было загадкой, и он давно перестал обращать внимание на это, тем более, маленький оборванец не пересекался с большими пацанами, в столовую не ходил, денег не было, всё больше сидел на своём месте или в закутке коридора, у окна. Там постоянно дуло, форточка открыта, для проветривания, зато внизу стояла батарея. Отсюда нелепого мальчишку не гнали. Пытались однажды, но быстро сами сбежали.

Выбросив всё из головы, Сёмка решил сделать домашние задания, потом почитать книжку, если Линка не припрётся. Она ни на кого не обращает внимания, на тётку смотрит, как на пустое место, видит только мальчика. А однажды, когда один из пьяных мужиков отпустил шуточку в их адрес, запустила в него бутылкой, подойдя к столу. Попала в глаз, второй «гость» расхохотался, а пока пострадавший выбирался из-за стола, дети сбежали, а этот мужик получил ещё один фингал, Сёмка не видел, от кого.

Пока мальчик делал домашние задания, пришла тётка.

— Сеня, ты покушал? – тётка была трезвая и весёлая, что редко бывает. Она работала в городской больнице санитаркой, мыла длиннющие коридоры, и хоть бывала запойной, её не могли выгнать, никто не соглашался работать за нищенскую зарплату.

— Да, тёть Тань! – отозвался мальчик из своего угла. – Спасибо!

— Сеня, я хочу постирать, давай сюда свою грязную одежду, — мальчик замялся:

— У меня нечего одеть!

— Не волнуйся, списали детские пижамы, смотри, какая прелесть! – тётка вынула из сумки розовую сильно поношенную пижаму, штанишки и курточку. Сёмка подошёл, взял штаны, повертел в руках. Сзади была дырка.

— Зашью потом! – пообещала тётка. – Зато чистая! И вот, ночная рубашка, ты жаловался, что мёрзнешь ночью! Давай, переодевайся! – тётка расправила в руках девчоночье платьишко.

— Пойдёт же, для сна?

— Пойдёт, — вздохнул Сёмка, — а где мои трусы?

— Найду потом, постираю грязное, потом найду. Давай, переодевайся пока.

Сёмка сначала хотел одеться в пижаму, но дырка оказалась не только сзади, если стоять, нормально было, а когда садился, его мальчишеские штучки оказывались снаружи. Вздохнув, оделся в платье, отложив в сторону штаны.

— Тёть Тань! Дырка слишком большая! Зашей, пожалуйста!

— Зашью, конечно, Сеня! – ласково отозвалась женщина. – Тебе идёт эта рубашка! Пойдёшь гулять?

— Вот ещё! – буркнул Сёмка, опять садясь за уроки. – Холодно на улице.

— Холодно ему! – посмеялась тётка. – А то я не видела, как вы с Линой бегаете по морозу! – Сёмка даже плечами передёрнул, вспомнив. Сейчас, в тёплой комнате и фланелевой рубашке-платьишке ему было уютно, совсем не хотелось на холодную улицу. На дворе стоял май, днём припекало, а к вечеру становилось сыро и холодно.

— Сеня, сходи, пожалуйста, за водой? – попросила тётка, поставив на плиту бак и вылив в неё воду. – Потом ещё тебя искупаю.

— В чём? – запротестовал мальчик. – В этом?!

— Если стесняешься в рубашке, можешь снять! – усмехнулась женщина. – Грязную одежду я замочила. Или ты не хочешь мне помочь? Смотри, какая хорошая рубашка! Тебе нравится?

— Нравится, — сознался мальчик, ему ещё не приходилось носить такие свободные и тёплые вещи, — только она девчачья.

— Ничего не девчачья, — возразила тётка, — это розовая пижамка девчачья, а эта рубашка как раз мальчишечья! – уверяла она. – Посмотри в зеркало!

Как ни странно, в комнате было зеркало, в дверце шкафа. Тётка поставила лёгкого мальчика на свою кровать, застеленную старым гобеленом, и Сёмка увидел себя в полный рост. Фланелевая длинная рубашка была лилового цвета, немного приталенная. Признался себе, что в ней выглядит не так позорно, как в своём школьной одежде.

Подумав и пожав плечами, мальчик взял небольшие вёдра и пошёл на колонку, под которой прошлым летом отмывался от грязи голышом. Подумал ещё, что застеснялся в больничной рубашке выйти, на самом деле, раздеться, что ли? У колонки собрались, как нарочно, соседские пацаны, что-то горячо обсуждающие. Увидев Сёмку, примолкли. Надо сказать, в слободке почти все ребята одевались как попало. Кто-то в нормальных футболках и шортах, редко чистых, а кто-то и в рванье, потому что на детях «всё горит». Если кто был в чистом, то его не принимали в игры, стоял наособицу, пока не требовался игрок. После бурной игры уже выглядел, как все.

Только никто из мальчишек не был одет в рубашку, похожую на платьице.

— Что, Сенька? Тоже стирка? – догадался крепыш Ванька, стоя в одних трусах, хоть на улице было не очень тепло.

— Ну да, — кивнул Сёмка, подставляя ведро под тугую струю. Мальчишка побольше нажал на рычаг одной рукой, хвастаясь силой. Малыши обычно повисали на рычаге всем весом.

— Клёвая рубашка! – шмыгнул носом Сёмкин ровесник. – Тёплая? – Сёмка кивнул:

— Спать в ней буду! Мягкая и тёплая!.. – замолк, увидев, как через забор выглядывает Линка.

Да, если бы пацаны стали его задирать, показала бы им, где раки зимуют!

Сейчас, издали, непонятно было, в каком настроении девочка, но не подошла, не пригласила играть, и то хорошо.

Поднатужившись, Сёмка поднял вёдра, до верху налитые, и понёс домой, обливая голые икры.

Подошедшая девочка с ведром остановилась, глядя ему вслед.

— Не заглядывайся! – пошутил Серёжка, тот самый, который помогал маленьким справиться с колонкой. – У Сеньки Линка! – пацаны сдержанно засмеялись.

— Дурак ты, и не лечишься! – надула губы девочка. – Помоги лучше!

— А Сеньке идёт платье, — заметила она, — у меня есть одно, лишнее, может, подарить? – пацаны с удивлением посмотрели на девчонку, пытаясь понять, в своём ли она уме. Может, от Линки заразилась?

— Ничего вы не понимаете! – отмахнулась девчонка. – Летом в платье намного лучше, чем в штанах! А Сенька красивый…, — неожиданно выдала девочка, и покраснела, смутившись. Подхватила ведро, и удалилась.

— Чего вылупились? – почему-то разозлился Серёжка. – Подставляйте вёдра!

 

После стирки тётка пожарила картошку, и Сёмка с тётей Таней стали ужинать прямо со сковородки. Мальчик уже совсем оттаял, предвкушая тихий вечер с трезвой и доброй родственницей, когда без стука открылась дверь и на кухню вошёл мужчина с пакетами в руках и тремя кроваво-красными розами в зубах.

— Опа! – мужчина поставил пакеты на пол, протянул удивлённой женщине цветы. – Танюха! Как давно я тебя не видел! У тебя уже дочка такая большая! Не от меня?

— Какое от тебя? – неприветливо отозвалась тётка. – Ты же не можешь попасть туда, куда надо! – незваный гость захохотал, не обидевшись:

— Каждому своё, Татьяна! Кто что любит! Как будто у тебя мало мальчиков, кроме меня! – и стал выкладывать на стол копчёную колбасу, сыр, хлеб и водку, да не одну, ещё в пакете звенело.

— Я знаю, что ты водку предпочитаешь, а то коньяк бы принёс! – радостно улыбаясь, приговаривал он, дополняя стол консервами, мясными и рыбными.

Сёмка, сглотнув, сполз с табурета и направился к себе, но гость, одетый, кстати, вполне цивильно и даже при галстучке, задержал его:

— Не спеши, девочка! Покушай с нами, а то у мамки не попробуешь такого, знаю я! Как звать-то? – Сёмка хотел ответить, но тётка перебила:

— Не приставай к ребёнку! – и Сёмке: — Иди к себе, я принесу тебе покушать, — мальчик послушался, оглядываясь на лакомства, ушёл.

— Не моя она, — почему-то называя Сёмку девочкой, рассказывала тётка мужчине, — дальняя родственница попросила присмотреть. Не лезь к ней!

— Что ты! Ты же знаешь, я только по согласию… И мальчиков больше люблю, ты же в курсе! – тётю Таню немного перекосило.

Через некоторое время мужчина заглянул к Сёмке, принёс ему на большой бумажной тарелке несколько бутербродов, которые мальчик видел и пробовал только в прошлой жизни.

— Кушай! – улыбнулся мужчина неприятной улыбкой, и погладил Сёмку по голове, против шерсти. – Что, вши были, что ли? У Таньки ещё не того наберёшься! Ладно, кушай, потом ещё поговорим. Зови меня дядя Стёпа, а ты? Света? – Сёмка кивнул, набив рот вкуснятиной. Называть себя мальчиком в платье постеснялся.

— Ну, кушай, кушай! – и ушёл, пристально осмотрев ребёнка.

Сёмка поел, повторил домашние задания, к счастью, задавали немного, почитал книжку и лёг спать, особо не прислушиваясь уже к знакомым звукам.

На удивление, в комнате было относительно тихо, не так, как обычно, с пьяными выкриками и дружным пением застольных песен. Стесняться же некого, другая семья была такая же, к тому же, с другой стороны барака, у них даже вход был отдельный.

Потом был привычный скрип кровати, ойканье, и Сёмка уснул.

Проснулся он от того, что кто-то его гладит. Открыв глаза, с удивлением узнал давешнего дядьку, в одних трусах. Хоть и ночь, через окно пробивался слабый свет, немного видно было.

— Тихо! – предупредил дядька, и залез под одеяло. Наткнувшись на платье, проник под подол, погладил по тощей ягодице.

— Тёплая! – расплылся в улыбке. – Я сейчас, чтобы не больно было, смазку принесу. Погоди немного…, — и бесшумно удалился. В тишине слышалось только похрапывание тётки.

От ужаса у Сёмки дыбом встали волосы на затылке, он тихонько открыл окно и выскользнул из дома, забыв прихватить одеяло. Прикрыл створки и метнулся к сараю. Вбежав внутрь, наложил толстый брус на двери. Вообще-то он пристроил прошлым летом этот запор не от лихих людей, Сёмка отчаянно боялся нечисти, не понимая, что люди гораздо страшнее всякой потусторонней чертовщины.

Захлёбываясь от страха, с колотящимся сердцем он забрался под холодное тряпьё на топчане, притворился невидимкой, мысленно благодаря тётку за байковую рубашку. Стал думать о том, как хорошо ему здесь было прошлым летом, поискал тайник. Нашёл жестяную баночку, прижал к себе. В сарае темно, но то, что в баночке, он и так помнил. Там лежало фото из прошлой жизни, мама, папа, и он, Сёмка, счастливые, смеющиеся.

Сёмка давно не плакал, выплакал в первые месяцы все слёзы, как ему казалось. Теперь он смотрел на фото без грусти, наоборот, с особой теплотой.

С ним разговаривал священник, непонятно как встретившийся мальчику на пути. Он рассказал заплаканному мальчишке, что его мама и папа живут в лучшем мире и смотрят оттуда на своего малыша. Поэтому Семёну надо прилежно учиться и радовать родителей своими успехами, понимая, что не зря его произвели на свет.

В дверь сараюшки постучали, и Сёмка съёжился от ужаса.

— Это я, — замогильным голосом сказал кто-то, пытаясь детским голосом сказать это страшно, — пусти меня, мне холодно! — Мальчика затрясло крупной дрожью, и тут за дверью вполне по-человечески захихикали:

— Сеня, открой! Это я, Линка! Одеяло тебе принесла! – мальчик сполз на пол, непослушными руками открыл дверь, впустил девочку и снова наложил деревянный засов.

— Вот дура! – в сердцах сказал он. – Не знаешь, что ли, как я боюсь нечисти? Чуть не сдох от страха!

— Я думаю, не от нечисти ты скрываешься! – усмехнулась девочка. – Я вышла поссать, смотрю, ты из окна вылез, и сюда побежал! Дай лечь, я правда, замёрзла, — девочка забралась на топчан, сначала прикрыв мальчика одеялом. Стало теплее.

— Что там произошло? – поинтересовалась девочка.

— Да так, как обычно, — угрюмо сказал мальчик, опасаясь, как бы кто не узнал о постыдном.

— Опять к тёть Тане мужики пришли, да? – Сёмка кивнул, вздохнув.

— Я понимаю. К маме тоже иногда ходят. Я как-то пыталась испугать мужика, так мамка меня выдрала. Крапивой. Знаешь, как больно!

— Знаю! – хрипло ответил Сёмка. – Слушай! А ты что, притворяешься дурочкой, что ли?

Лина обняла мальчика, прижалась к нему.

— Нет, Сеня, — вздохнула она, — иногда теряю сознание, а потом будто просыпаюсь. Что было в это время, не помню. Ты расскажешь?

— Лучше не надо! – вздрогнул Сёмка. И добавил: — Ты хорошая, Линка, так и знай.

— Ты тоже хороший, — улыбнулась девочка, — я тебя сейчас поглажу, и ты заснёшь! – Лина забралась под подол мальчику, но тот съёжился и воскликнул:

— Не надо!

— Почему? – удивилась девочка, потом поняла: — Этот гад приставал к тебе? Ты потому из дома сбежал? – Сёмка кивнул и длинно всхлипнул, сглатывая слёзы, понимая всю безысходность своей жизни. Ведь идти ему некуда! Не этот, так другой подловит!

— Успокойся, Сенечка! – Лина стала гладить мальчика поверх рубашки. – Больше он тебя не тронет! Никого не тронет! – непонятно добавила она, и потихоньку сон сморил детей.