Про Сёмку. Часть 2, глава 8

8

Сёмка никак не ожидал такой подставы от взрослого человека, да не какого-нибудь, а директора школы! Кто он такой, чтобы директор лично его экзаменовал?

А ведь пришла в его класс, председатель комиссии!

Какая комиссия? Ребята перешёптывались, что такое впервые слышат.

Но экзамен проходил легко, и кошки на душе мальчика успокоились, не скребли больше острыми коготочками. Ребята волновались, ошибались, но их поправляли и отпускали, благосклонно кивая.

Но вот добрались до Семёна.

— Твой учитель говорит, ты самый лучший ученик в классе, поэтому к тебе и вопросы будут другие и отношение строже! – сразу предупредила его Евгения Матвеевна.

Сёмка сжался, как пружинка, но вопросы оказались несложными. Лидия Ивановна с удивлением слушала, о чём спрашивает ребёнка директриса, удивлялась вопросам, а ещё более – обстоятельным ответам её ученика. На некоторые вопросы она сама затруднилась бы ответить.

Несколько раз пыталась вмешаться, но Евгения Матвеевна останавливала её.

Примеры с дробями, на все функции, задачки, потом, чистописание, похожее на каллиграфию, правила русского языка, природоведение, короткий пересказ последней прочитанной книги.

Сеня сначала волновался, потом успокоился, отвечал с улыбкой, чем начал нервировать Евгению Матвеевну.

— Молодец! – натянуто улыбнулась она раскрасневшемуся мальчишке. – Умница! Осталось сдать нормативы по физкультуре, и ты в пятом классе! – Лидия Ивановна заметила, как побледнел Семён, как изменилось его лицо, ставшее обречённым, даже испугалась за него.

— Евгения Матвеевна! – не выдержала она.

— Такой порядок! – сердито глянув на учительницу, строго сказала она, и Сёмка понял, что он пропал.

На стадионе он на самом деле был не один, все его одноклассники были здесь, кроме двух заболевших и Оли.

Сёмка собрался, изо всех сил старался, у него многое получилось, физрук даже похвалил его, но оказалось, нормативы он не сдал.

Оставлять его на второй год было бы нонсенсом, любая проверка выяснила бы несуразность этого, поэтому Евгения Матвеевна просто отчислила ученика из школы, пусть идёт в муниципальную, есть такая, не так далеко от его бандитского квартала.

С решением не стали тянуть, сразу объявили. Удивились даже его недруги такому решению, спросили, за что?

Оказалось, не только за нормативы, а ещё за поведение, хамские хулиганские выходки, грубость с учителями…

В общем, нормативы можно пересдать, а учиться с нормальными ребятами ему нельзя, представляет для них опасность.

Ребята были в шоке, девчонки не злорадствовали, даже Наташка сначала хихикнула, когда озвучили его неуспеваемость, а потом так и замерла, с открытым ртом, слушая остальные обвинения.

Но никто не возразил открыто, все опасались попасть под каток директрисы, у каждого было рыльце в пушку, возьмёт, и тоже отчислит!

Сёмка сразу понял, откуда ветер дует, укрепился в мысли, что это месть за Никиту, по просьбе его мстительного папаши. Откупился поношенным тряпьём, и выгнал из школы!

От бессильной злобы у него брызнули слёзы, но ничего не сказал, понял, что бесполезно. И вышел последним, чтобы не слышать от бывших одноклассников ни подначки, ни слова утешения или поддержки.

А ещё в фойе встретил отца Никиты! Стоит, ухмыляется!

Ненавижу!

С трудом вывернулся из рук, удерживает, типа, сочувствует! Какой же подлец! Правильно Никита от него сбежал! Вырасту, отомщу за свою маму и за маму Никиты!

Сёмка добежал до дома тёти Веры. Вспомнил, что его никто не ждёт, поэтому сильно удивился, услышав чьё-то присутствие на кухне. Заглянул.

— А, явился! – улыбнулась ему ещё одна соседка, тётя Валя. – Ну как, мученик? Отмучился? Уже на каникулах? – Сёмка судорожно сглотнул, от появившегося комка в глотке и от аппетитных ароматов из кухни.

— Иди, переодевайся, мой руки и за стол! Верка попросила за тобой присмотреть, — тётя Валя была полной женщиной, разговорчивой и добродушной. Она нравилась Сёмке, только были совсем мало знакомы, мальчик даже не знал, где она работала. И вот, всё бросила, пришла и сварила нищему мальчишке борщ! Причём, с мясом, которое Сёмка давно не пробовал.

С удовольствием наворачивая вкуснейший борщ со сметаной, он вспомнил, что так и не выбрал времени, с навалившимися экзаменами, навестить тётю Таню и тётю Веру.

«Схожу!» — решил он, расправляясь с макаронами, политыми вкусной подливкой.

— Тёть Валя! – спросил он женщину. – Когда в больнице приёмный день?

— После трёх, кажется, — ответила та, — не помню я. Пустят тебя или нет, не знаю. К Таньке вряд ли, она в наркологии или в нервном лежит, туда детей не пускают.

— А тётя Вера? – мальчик надеялся через тётю Веру узнать, когда их выпишут.

— Не знаю точно, — ответила тётя Валя, — но схожу, попробую узнать. Вот, напеку пирожков, отнесу от тебя передачку! – погладила она колючую Сёмкину голову. – Пей компот, наливай сам, пойду я, ещё своих оглоедов накормить надо! – вздохнула и ушла, а Сёмка, заглянув в кастрюлю, увидел компот из сухофруктов, который очень любил.

Напившись вкусного компота, закусив ягодами, Сёмка задумался, впервые, наверное, чем заняться. Обычно в это время он учил уроки, но экзамен сдан, хотя и провален, по самому странному предмету, по физкультуре. Виноват он что ли, ослабев от постоянного недоедания? До гибели своих родителей Семён Кац любил физкультуру, бегал и прыгал не хуже других, хоть и был маленьким. Впрочем, тогда все были маленькими, это сейчас многие стали расти, как на дрожжах, а Сёмку подкосило горе, а потом скудная пища. Да, он много работал по дому, даже бегал летом на речку. Но это было летом, а сейчас весна, нехватка витаминов, иногда даже тело становилось каким-то ватным. Но это ерунда, нормативы можно пересдать. А вот что делать с поведением? Как доказать, что всё неправда? Кто вступится? Ни один нормальный человек не пойдёт против депутата и владельца строительной фирмы Николая Васильева

Пока Сёмка сидел, поддавшись унынию, скрипнула калитка и во двор кто-то вошёл.

— Есть кто дома? – услышал мальчик голос Николая Ивановича, и съёжился. Хотелось куда-то спрятаться, сбежать. Но понял, что постоянно прятаться не получится, и вышел навстречу судьбе, отчаянно труся.

— Вот хорошо, что ты дома! – улыбнулся Николай Иванович. – Взрослые дома есть? – Сёмка отрицательно помотал головой.

— На работе? – спросил гость.

— В больнице, — зачем-то сказал Сёмка и тут же испугался. Сейчас папа Никиты догадается, что маленький мальчик остался совсем один, и отвезёт в детский дом!

— Да, я узнал, что твоя тётка попала в больницу. А хозяйка этого дома где? – мальчик промолчал.

— Неужели тоже в больнице? – удивлённо спросил Николай Иванович. – В какой, не знаешь? – Сёмка помотал головой.

— Ладно, сам узнаю. Как ты? Не голодный? Поехали, накормлю.

— Не надо, — сказал Сёмка, обрадовавшись воспоминанию о посещении соседки, — у меня тётя Валя была! Сварила борщ, макароны, компот! Можете проверить! Я не один! – воскликнул он с отчаянием звонко.

— Гражданин! – раздалось за спиной Николая Ивановича. – Вы что к ребёнку пристали? – Сёмка с радостью узнал того самого мужичка, заступившегося за него в магазине. Только сейчас заметил, что мужичок без ноги, на протезе.

— Семён мой родственник, — заявил Николай Иванович, — вот зашёл проведать, как живётся племяннику… Да, Сеня, Никита мне всё рассказал.

— Ну, смотрите! – пригрозил мужичок. – Обидите мальца, из-под земли достану! В Кандагаре меня до сих пор боятся! – и пошёл, тяжело ступая на протез.

— Какие у вас тут душевные люди! – не удержался от сарказма Николай Иванович. – А всё говорят, бандитский район! Воровская слободка!

— Да, — подтвердил Сёмка, осмелев, — вы бы не ходили тут, чужаков здесь не любят.

— Сёма, — поморщился мужчина, — перестань видеть во мне врага! Ну, хоть на время! Я помочь хочу! Я подумал, что с тобой делать, и решил предложить тебе переехать к бабушке. К твоей родной бабушке! Не удивляйся, но она родная мама твоей мамы!

 

***

Сёмка всё же собрался поехать к бабушке, решил поверить отцу Никиты.

До поездки он навестил тёток в больнице, тётя Таня не могла так быстро выйти, решили пролечить от алкоголизма, иначе умрёт от очередного запоя, а с мамой Лины, тётей Верой ещё хуже, случился микроинфаркт, нужен покой.

Тётя Вера попросила соседку присмотреть за домом и хозяйством, и, когда Сёмка заикнулся о поездке к бабушке, она горячо поддержала идею, потому что у тёти Вали и так большая семья, ей тяжело будет следить за Сёмкой.

Мальчик было пытался заверить, что сам может о себе позаботиться, но женщины слабо в это верили, видя в нём маленького ребёнка. А вот если Николай Иванович сможет оформить на него опеку, можно будет уже никого не бояться.

И Сёмка сдался. За ним приехал Николай Иванович, погрузил его маленький рюкзачок в багажник, подарив новый, очень модный и красивый школьный рюкзак, который купил для Никиты. Но сыну он уже без надобности, в училище всё казённое, одинаковое.

Ехали они долго, разговор не вязался, и, когда остановились посреди дороги, в густом лесу, Сёмка не на шутку испугался.

— Выходи, разомнёмся! – предложил Николай Иванович, отстёгиваясь.

Сёмка сидел в детском кресле, крепко пристёгнутый, и не двинулся с места, хотя сильно хотел писать.

— Ну, ты чего? – мужчина открыл его дверь, и мальчик с ужасом уставился на него. Он представил, как этот человек, убивший его родителей, сейчас легко свернёт ему голову и закопает где-нибудь. Потом дикие звери разроют могилу и съедят его, а косточки растащат по лесу!

Или, что не лучше, оставит его здесь, а сам уедет! И будет Сёмка блуждать по лесу, пока не погибнет! За всё время они встретили только одну или две машины! Почему поехали такой дорогой, по которой никто не ездит?

Николай Иванович не сразу, но понял мысли мальчика. Хмыкнул.

— Ладно, отойду подальше. А ты выходи, а то потом после тебя придётся кресло выкидывать. Молодец, хоть не обмочился! – криво улыбнулся он. – Я же просил не видеть во мне врага! Всё произошло случайно, понимаешь! Я просто очень сильно спешил! – Николай Иванович махнул рукой и пошёл в лес, думая, что не такой уж он хороший человек. Часто голосовал за откровенно несправедливые решения по части городских территорий, отдавая и забирая участки под строительство жилых или коммерческих зданий вместо стадионов, детсадов и школ, ещё какие решения, ущемляющие права простых жителей, тоже не прошли мимо его не совсем чистых рук..

Да мало ли ещё чего? Вот, своего ребёнка разбаловал, а его приятели и коллеги вообще своих деток сделали неприкосновенными, они теперь что хотят, то и делают. Даже насилуют девчонок, а родители девчонок обвиняют, даже одну в тюрьму посадили, за сопротивление. Поцарапала малолетнему насильнику рожу…

Сёмка не в вакууме живёт, наверняка всё это знает, оттого и боится его.

На самом деле, другой на месте Николая Ивановича мог бы избавиться от опасного свидетеля, тем более, Сёмка уже потерял всё, кроме своей жизни.

Конечно, напрямую мальчику никто не поверит, но, если его найдёт какой-нибудь недоброжелатель, злобный завистник, конкурент, типа Ахояна, может ловко сработать против него, возбудив дело о преднамеренном убийстве. Всё-таки на пешеходном переходе, днём, на красный свет наехал на людей!

Только то, что не покинул место происшествия, уберегло его от реального срока, хотя это промедление стоило жизни жены. Может, и сбежал бы, но девушка ещё дышала, и Николай Иванович пытался сохранить ей жизнь. Потом умолял полицейских отвезти его к умирающей жене! Но капитан только молча показал на разбросанные по дороге тела и полумертвого от ужаса мальчика. Мужчина тогда вцепился в волосы и завыл от отчаяния, впервые обратился к Богу, но Бог отвернулся от него.

Прошёл суд, дали условный срок, всё более-менее наладилось.

А теперь всё может сломать вот этот маленький мальчик. Он ведь не остановится перед соблазном отомстить убийце. Одно может его остановить: желание лично уничтожить виновника всех его бед.

Николай Иванович вздрогнул, оборачиваясь, но машину уже было плохо видно.

Вернувшись, мужчина увидел мальчика на своём месте, крепко пристёгнутым и закрывшимся в машине.

— Пописал хоть? – спросил Николай Иванович. Сёмка кивнул, успокоив, и они поехали дальше.

 

Деревня, где проживала бабушка Евдокия Харитоновна, оказалась не деревней и даже не посёлком, а небольшим городком. По нему даже ходили трамваи!

А в центре стояли даже высокие дома, правда, не серые и безликие, а выкрашенные в приятный жёлтый цвет, и настоящая «ратуша» со шпилем и часами была на главной площади.

Сёмка с удивлением оглядывался вокруг, такое впечатление, будто попал совсем в другую страну, в другое время! Вывески странной, простой формы, типа: «Булочная», «Продукты», «Мясо-молоко», «Кондитерская». Были ещё вывески из стеклянных трубок, газосветные.

Мальчик открыл рот, когда автомобиль проехал по брусчатке и даже по булыжной мостовой, вдоль них росли высокие стройные и разлапистые тополя, иногда встречались лавочки, ещё продавались соки и мороженое на передвижных лотках.

— Прости, что провёз здесь, — улыбнулся Николай Иванович, — не удержался, хотел похвастать своим родным городом. Пионерск пережил все потрясения, стал ещё краше, как мне кажется. Надеюсь, тебе понравится. А вот школа, сюда я бегал десять лет! – за красивым забором высилась типовая школа примерно из 50-х годов прошлого века. Конечно, после учебного года уже не такая нарядная, но тем не менее выглядела приличнее более поздних кирпичных коробок в стиле минимализма.

— Да, Сеня, мы с твоей мамой учились в одной школе, только в разных классах, я немного старше был. А со своей женой, твоей тётей, по маме, познакомился, как ни странно, в Москве, в институте! – помолчав, добавил:

— В мэрии города решается вопрос о возвращении Пионерску старого названия, Слиянь. За что будешь голосовать?

Сёмка ничего не ответил. Его не интересовала жизнь этого человека, погубившего, пусть невольно, жизнь его родителей и Сёмкину, тоже, исковеркала. Город пока тоже был чужим, хотя приветливо улыбался маленькому гостю.

Наконец, ознакомив с главными достопримечательностями и показав магазины, в которые придётся ходить Сёмке, Николай Иванович подъехал к глухим воротам.

— Посиди, сейчас, заедем внутрь, познакомлю с бабушкой! – Николай Иванович вышел из машины, нажал на кнопку звонка. Всё говорило о том, что Николай Иванович заботился о тёще, поставил забор, а за ним виднелась новенькая красная, под черепицу, крыша мансарды.

«Вот бы туда забраться!», — подумал Сёмка. Чтобы никто не мешал, самому над собой хозяйничать.

Скоро ворота отъехали в сторону, вернулся Николай Иванович и загнал машину во двор, снова вышел, закрыл ворота. Во дворе стояла улыбающаяся бабушка. Невысокого роста, кругленькая.

— Наконец-то, догадался, привёз внука! Ну, здравствуй, Никитушка! Что сидишь, не выходишь? Соскучилась по тебе бабушка!

Сёмка уже перестал удивляться, что его путают с Никитой, всё больше утверждался в мысли что они братья. Тем более, бабушка сказала, давно не видела, легко можно обознаться

— Не Никита это, Евдокия Харитоновна! – возразил Николай Иванович, вынимая Сёмку из кресла. «Сильный какой!». Поставил на землю, взял за руку:

— Знакомьтесь, Семён Кац, ваш внук!

— Кац?! О, господи! – почему-то испугалась бабушка, но не расстроилась. Внимательно осмотрела Сёмку и осталась довольна:

— Наша порода! Беловы! Проходи, Сёмушка, устал, поди? Сейчас, покажу, где у меня ванная, Коля мне перестроил дом, газ провёл! Помоешься, переоденешься, и сразу за стол! Зови меня баба Дуся. – Баба Дуся погладила мальчика по голове, улыбнулась и неожиданно поцеловала в лоб.

— Спасибо, Николай! – вздохнула она. – Даже не подозревала, что у Даши сын такой большой есть!

— А что произошло?.., — начал было зять, но бабушка цыкнула на него, и он замолк. А внука завела в довольно обширное помещение с ванной. Здесь было тепло, даже жарко. Ванна скрывалась за занавеской, возле неё стояла автоматическая стиральная машинка, также была тумба с раковиной и необычно длинный унитаз.

— Туалет у меня отдельный, рядом дверь, — пояснила бабушка, а Сёмка подумал, как удобно, когда в доме два унитаза. А то, если много народа, вечно приходится ждать. – Тебе помочь, или сам сумеешь помыться? Вот, смотри, краны. Тут горячая, тут холодная! Смотри, не обварись! Да что ты всё молчишь?! Николай, а он не немой? – обернулась к зятю баба Дуся, заткнув пробку в ванне и настроив воду.

— Не, нормально говорит, только вы не даёте слова вставить и стесняется ещё. Вы идите, покушать ему приготовьте, а я пока руки помою. Поем, да поеду…

— Куда поедешь?! Не отпущу! Ишь, какой! «Поеду!». Нисколько не виню тебя, не смог бы ты ничего сделать, прости господи! Прости старую, сгоряча я наговорила тогда!

— Зато я себя виню, — ответил Николай Иванович, открыв кран. Умывшись, сказал Сёмке:

— Ты залазь в ванну, сейчас твой рюкзак принесу, переоденешься в домашние шорты и майку. Я тебе положил, Никита для тебя приготовил, он любил в таких дома гулять, — Сёмка промолчал, кивнув. Когда Николай Иванович вышел, всё-таки решил принять ванну. Всё-таки в гостях, надо быть чистым, постель наверняка застелют белыми простынями.

 

За стол сели, когда вышел Сёмка. Долго не стал нежиться в горячей ванне, хотя почти забыл, что это такое, обычной помывкой было посещение общественной бани раз в неделю, где в основном мылся сам или просил потереть спинку ровеснику, если рядом такой оказывался. С ним обычно ходили ребята по соседству.

Когда была жива Лина, тоже мыла его, на речке. Изваляет сначала, потом моет, с удовольствием изучая тощее мальчишечье тело. Сёмка сначала страшно смущался, потом немного привык, девочка не смеялась над ним, относилась, как к братишке. У Сёмки даже слёзы выступили, вспомнив о её гибели. Пусть немного помешанная, но добрая и хорошая девочка. Если он её боялся, дураком был, потому что она научила мальчика многому, к примеру, как победить противника, будучи слабее и без драки, просто толкаясь.

Сёмка решил продолжить тренироваться, а ещё лучше, найти друга, чтобы с кем-то отрабатывать хитрые приёмы.

Баба Дуся налила ему тарелку куриного супа с домашней лапшой, и Сёмка не стал противиться, с удовольствием съел, смущаясь от того, что на клеёнку летели брызги. Взрослые прятали улыбки, глядя, как кушает малыш.

На второе было пюре с запечённой курицей, и Сёмка подумал: жить можно! Запив всё это стаканом молока, осоловел.

— Пойдёшь спать? – ласково спросила бабушка, и мальчик согласился, встав. Баба Дуся проводила его в соседнюю комнату, показала на заправленную постель:

— Будешь жить здесь.

Сёмка мельком огляделся, увидел шкаф, стул и стол у окна, шкафчик над столом, с книгами.

— А наверху, можно? – осмелел он, подняв на хозяйку ясные глазищи.

— Там не прибрано, — отвела взгляд бабушка, уголком платка промокнула глаза, и Сёмка вдруг понял, что наверху жила его мама, и бабушка не готова там ничего менять.

У мальчика вдруг что-то заныло в груди, он быстро разделся, по привычке сняв с себя всё, нырнул под одеяло.

— Я принесу тебе рубашку, — поняла баба Дуся, — если замёрзнешь, надевай.

— Спасибо! – пробормотал покрасневший Сёмка, поняв, что оголился перед незнакомой женщиной.

— Молодчинка, Сёмушка! – поцеловала его бабушка. – Признал меня? – Сёмка, чуть помедлив, кивнул. Бабушка вышла, прикрыв дверь. На кухне возобновился разговор.

Мальчик слушал вполуха, пока не понял, что разговор касается его погибшей мамы.

— Они сильно разругались с отцом. Павел запретил ей встречаться с Мишей, пригрозил, если выйдет замуж за него, отречётся от дочери!

— Да как же так? – растерялся Николай Иванович. – Что за предрассудки?!

— Вот так. И запретил сестре с ними общаться, и мне упоминать её имя. Они ведь всё же поженились.

На кухне установилась тишина, видимо, зять переваривал услышанное. Сёмка тоже замер. Это как? Получается, у него был дед, который отрёкся не только от дочери, но и от внука?! И где этот дед? А бабушка? Тоже хороша! Послушалась какого-то деда!

Сёмка разочаровался в бабке Дусе. Бабка Дуся! Баб Кадуся! Точно, как бочка!

На кухне снова начали тихо говорить, Сёмка уже не слушал, засыпая.

— Помер Паша, надорвался однажды, на покосе. Ведь могучим был, как медведь, да ты его помнишь, думал, сносу ему не будет. А когда уже лежал, после операции, велел мне потихоньку разузнать, как и что у Даши. Я у Маши спрашивала, тебе не говорила, что у вас евреи в родстве, Маша тоже ничего не знала. Вроде, неплохо жили, а где, не знала или не говорила. Они же очень сильно дружили, в детстве, как близнецы, хоть и погодки, обиделась на отца Маша, потому редко приезжала. Так что ничего ч про второго внука не знала. Как ты его нашёл хоть, расскажи.

— Прости, мама, не могу, — дрогнувшим голосом ответил Николай Иванович, и вдруг заплакал, как ребёнок, положив голову на руку.

Тёща погладила его по голове, думая, что зять горюет по своей жене, налила ему стопку настойки:

— Выпей, Кольша, легче станет!

 

***

Конец второй части