3
После пары физкультуры ребята побежали в душ. Сёмка с ребятами впервые сюда попал, до этого опасался мыться вместе со своими врагами, а теперь увидел всех одноклассников, голышом.
Он раньше ходил в общественную баню, ничего нового не увидел, разве что теперь на него пялились, как на чудо, на черноту внизу живота, на изменившееся к нему отношение со стороны троицы издевавшихся над ним пацанов. Никита даже намылил Сёмке спинку, потёр мочалкой.
Ребята тихо говорили между собой, решили, что это из-за того случая, когда вызывали родителей к директору. Почти всем было известно, что спонсором школы был папа Никиты и его строительная компания. А кто не знал, тому и школьные разборки были неинтересны, пока их не касались.
Вообще, Сёмка отметил, его ровесники мало чем отличаются от него. Были такие же худые и костлявые, так же некоторые с избыточным весом и даже складками на боках, ранее скрытые под одеждой, некоторые ребята были откровенно толстыми.
Сёмка подумал, что его худоба выглядит лучше таких толстячков, хотя есть хотелось постоянно, приходилось терпеть, а упитанные ребята всё время что-то жевали, даже иногда на уроках иногда доставали из парты что-нибудь и отправляли в рот.
Долго им мыться не разрешали, уборщица баба Маша заходила к ним со шваброй и велела закругляться, потому что скоро следующий урок физкультуры будет, и надо после них помыть душевую и просушить-проветрить помещение.
С бабой Машей никто не спорил и не стеснялся, она и к старшакам заходила и поторапливала, не то, что к мелюзге, которых иногда мамы купали дома.
В раздевалке Никита выдал Сёмке шорты и рубашку, сказал, чтобы форму для физ-ры оставил у себя. С облегчением увидел, как мальчик, похожий на него, привычно оделся. Никита уже вырос из этой одежды, а для Семёна она оказалась по размеру, наверное, из-за сильной худобы.
В душе Никита впервые рассмотрел и даже потрогал его кости на боках, лопатки торчали, как крылышки. Впервые зашевелилась совесть, вспомнив, как он с друзьями били этого голодного костлявого малыша.
Когда вышли из спортзала, ребята переглянулись, и побежали к Сёмке домой.
— Нифига, где ты живёшь! – удивился Никита, остановившись на границе рабочей слободки.
— Ты что встал? – удивился Сёмка.
— Туда мне нельзя, — нахмурился Никита.
— Со мной можно.
— Если меня там увидят…, — Никита смущённо замолк.
— Что, не только мне насолил? – усмехнулся Сёмка, и потащил товарища за руку к своему дому.
Но далеко уйти им не дали.
— А ну, стоять, братья-акробатья! – велел им ломкий подростковый голос. Сёмка удивлённо оглянулся, увидев своего товарища по вечерним играм Саву с товарищами, тоже прогуливающими школу.
— Сава, ты чего? – удивился он.
— Вы что тут забыли? – не признав Сёмку, спросил Сава, сунув руки в карманы и сплюнув сквозь зубы. – Жить надоело?
— Сава! – удивлённо поднял брови Сёмка. – Ты что, своих не узнаёшь?
— Сёма? – удивился Сава. – Ты чего тут делаешь?! Тоже прогуливаешь уроки?
— Мне надо домой сбегать. Никита, вот, со мной, чтобы не скучно мне было…
— Никита, значит? – недобро сощурился Сава. – А я узнал тебя, гнида…
— Сава, не надо, — попросил парня Сёмка.
— А он тебе кто, что ты за него вписываешься? – не поворачиваясь к мальчику, спросил Сава. – Я, конечно, уважаю тебя Семён, и сочувствую твоему горю, но у нас свои счёты с этим недоноском!
— Никита брат мой! – воскликнул Сёмка, загораживая Никиту. – Двоюродный!
— Да? – Сава подозрительно осмотрел ребят. – Действительно, что-то есть… Ладно, гуляйте пока. А ты, сопляк, не попадайся мне лучше, без брата, ноги переломаю! – Никита вздрогнул и сник, сердце у него пыталось выскочить из груди. На самом деле, они с друзьями немало подлостей совершили, мелочь трясли с младших у кинотеатра, к девчонкам приставали, платьишки им задирали, до слёз доводили, а у некоторых и трусики снимали, не довольствуясь доступной девчонкой, которая за булку хлеба разрешала себя осмотреть и даже потрогать в разных местах.
Ребят отпустили, но решили проследить, а вдруг Никита окажется один, без присмотра? Тогда накажут его от души!
Сёмка тоже недобро взглянув на новоявленного своего «братца», вспомнив все его дикие выкрутасы, потащил дальше.
В комнату в бараке решил не заводить, стыдно было показывать, в какой нищете он живёт, да ещё тётка запила, может, даже на работу не пошла, пьёт, и не одна, а с соседскими мужиками, поминают покойницу. Сёмка даже зубами скрипнул, от злости на тех, кто поминает убитых людей, особенно, детей, обжираясь и напиваясь до изумления.
Добравшись до сарая огородами, чтобы их не заметили, а то прибегут ловить, не узнав в чистом мальчишке Сёмку, забрались в сарай.
— Вот, мой летний дом! – обвёл рукой пространство затхлого сарая Сёмка. – Здесь я летом сплю.
— Здесь? – удивился Никита, осматривая тесное помещение и самодельные нары с кучей тряпья вместо постели. – А что? Мне нравится! – признался он, представив, что здесь можно делать всё, что хочет, никто не будет ему указывать. – Немного навести порядок, проделать окошко в сад, будет вообще класс! – Сёмка с удивлением посмотрел на товарища, на дощатую стену сарая, где Никита предлагал вырезать окно. Как он сам не догадался? А то приходилось дверь открывать, чтобы светлее было!
Молча порылся в тряпье, достал жестяную коробочку, открыл крышку и показал фото своей семьи. Никита осторожно взял фотокарточку в руки, присмотрелся, сделал круглые глаза и прошептал:
— Мама! – долго вглядывался в лицо женщины и мужчины, остановился на лице мальчика, счастливо улыбающимся, спросил:
— Откуда это у тебя? – Сёмка пожал плечами, сказал:
— Это мои папа и мама, а это я…
— Нет, это моя мама и я, а это кто?
— Никита, ты что? Это мой папа!
— Папа? – тупо спросил Никита. – Ничего не понимаю!
— Я тоже, — проговорил Сёмка. – Получается, ты на самом деле, мой брат?..
Николай Иванович созвонился с опекуншей Семёна, договорился о встрече, и приехал в условленное время к их дому.
Дом оказался совсем не тот, в квартире которого шёл разговор о компенсации за загубленные жизни и обеспечение Семёна материально до совершеннолетия. Дом оказался почти элитным, со шлагбаумом и консьержкой, холл чистый, с пальмой и другими редкими растениями, два лифта иностранной породы. Да, приехав сюда, сотрудники опеки сразу поймут, что маленький мальчик ни в чём не имеет нужды. Николай Иванович хмыкнул и покачал головой: умеют же люди устраиваться! Недавно ещё тётка Сёмки ютилась в хрущёвке с проходной комнатой и тремя детьми, двумя мальчиками и девочкой, и вот, уже переехала в такой элитный район, в большую квартиру, а хозяина второй квартиры, побольше, выгнала из дома и обрекла на нищету и побои.
Конечно, побои наносил Сёмке сын Николая Ивановича, по странному стечению обстоятельств, но, опять же, если бы Сёмка жил в этом доме и ходил в школу опрятным и сытым, ничего подобного не произошло бы. Разве что учился бы хуже, не было бы стимула…
Мужчина вошёл в лифт, нажал кнопку девятого этажа, слегка улыбнулся, вспомнив, что стимулом по-гречески называлась как раз палка. Придётся стимул применять теперь к собственному сыну, как ни жалко маленького мальчика, но, если всё оставить, как есть, неизвестно, что из него вырастет. Безнаказанность развращает человека, он начинает думать, что другие люди грязь под их ногами.
Николай Иванович вышел из лифта, нажал на кнопку домофона. Интересно, и с улицы у хозяйки домофон, и у порога.
— Николай Иванович? – спросил женский голос.
— Да, это я, — ответил посетитель.
— Входите, — дверь открылась, сначала на длину цепочки, потом полностью.
— Здравствуйте, Елена Григорьевна! – вежливо поздоровался Николай Иванович с крупной женщиной в длинном шёлковом халате.
— Здравствуйте, проходите, — и отправилась на кухню, где уже приготовлены были приборы для чая.
Кухня оказалась довольно большой, здесь с удобствами могла разместиться вся большая семья Соловьёвых, и место для гостей останется.
Гостя усадили за стол, угостили хорошим чаем.
— Как поживает наш подопечный? – попробовав чай с печеньем, спросил мужчина.
— Нормально поживает, — натянуто улыбнулась хозяйка квартиры.
— А где он?
— Не знаю, носится где-то. Видите, и моих ещё нет дома. – Отмахнулась женщина. – Вы-то как? – поправила халат Елена Григорьевна, показав, что под халатом нет лифчика.
— Да так, — вздохнул посетитель, — вдовствую, с сыном воюю, совсем от рук отбился.
— Представляю! – сочувственно улыбнулась женщина. – А у меня трое! И справляюсь!
— А четвёртый не беспокоит? – заметив оговорку, поддел гость.
— Четвёртый? – не сразу поняла женщина.
— Да, четвёртый. Племянник.
— А, племянник! – натужно посмеялась хозяйка. – Нет, не беспокоит. Он спокойный парень. Хотите, фотки покажу?
— Нет, не стоит, — отмахнулся Николай Иванович, — я его видел, был в школе, — женщина побледнела.
— Мой сын его избил. Не в курсе?
— Н-нет… Сильно? – забеспокоилась Елена Григорьевна.
— Да, очень. Но на лице следов не оставил, так и остался бы без наказания, если у мальчика не разболелся бы живот. Сильные ушибы внутренних органов.
— И это сделал ваш сын? – глаза женщины метали молнии, сжала кулаки.
— Да, и он будет наказан. Я отправлю его в военное училище!
— Правильно! – выдохнула женщина. – Там дисциплина, и…
— Насчёт Семёна, — перебил её мужчина, — оказывается, он с вами не живёт, а вы поселили его у другой своей дальней родственницы…
— Конечно! У меня самой трое детей! Куда я поселю мальчика?! С девочкой?!
— Я заметил, у вас довольно большая квартира. Четыре комнаты.
— Да, — пожала плечами женщина, — одна комната мальчиков, вторая девочки, третья моя. А четвёртая общая. Предлагаете здесь мальчишку поселить?
— Мальчик наследник своих родителей. А у них была трёхкомнатная квартира! – напомнил Николай Иванович.
— Мы поменялись, и его подпись стоит под документом, вместе с подписью инспектора от опеки!
— Да, это так, наверное, — согласился мужчина, постукивая пальцем по столешнице, — но сейчас мальчик голодный и в старье ходит в школу. От него нехорошо пахнет. Какие условия его проживания?
— Как, голодный? Как, в тряпье? Я каждый месяц перевожу Таньке по пятнадцать тысяч! За глаза хватит оплатить школьную столовую и купить форму!
— Почему пятнадцать? – спросил Николай Иванович.
— А сколько? Пацану хватит, а она всё равно пропьёт!
— Видимо, пропивает всё, — согласился Николай Иванович, — и одежду его, хорошую, тоже продала.
— А я в чём виновата? – удивилась Елена Григорьевна? – Посодействуйте! Вы же депутат!
— Посодействую! – встал мужчина. – Вам придётся взять к себе Семёна, или я подам на вас в суд!
— Ах, так?! – упёрла руки в боки дама. Первый испуг у неё прошёл, она пошла в наступление:
— Подавайте! Тогда я тоже подам! Сёмочка всё вспомнит! Вспомнит, как вы проехали на «зелёный», вспомнит, что намеренно сбили его родителей! А за что убили, причину найдём! Сёмочка с удовольствием всё подпишет, чтобы посадить вас! И пересядете вы из мягкого кресла в…
— Ладно! – разочарованно махнул рукой Николай Иванович. – Разберёмся! – И вышел из шикарной квартиры, немного раздосадованный.
Конечно, угрозы мадам блеф, но, если придёт повестка в суд, для него будут всё равно неприятности. Даже намёки на суд грозят немалыми проблемами, а у него и так есть судимость, хоть и оправдали, и руководство навстречу пошло, вторая судимость будет концом карьеры, а значит, и процветающему бизнесу конец, быстро найдут возможность отжать его у простого гражданина, без поддержки властей.
Теперь надо нанести визит этой, так называемой тёте Тане.
Про Сёмку
193
Загрузка...
