Стройбат, моя история.

Здравствуйте военные и желающие там быть. Сейчас вы прочтёте мою историю службы в стройбате, а посвящаю я ее моим сослуживцам и тому интересному времени моей жизни.

В армию меня призвали после «технаря» в возрасте 19 лет, имевшим второй разряд по тяжелой атлетике, с развитым телом и наличием ума, уже способным «делать деньги».

Когда мне было поменьше лет, я хотел служить в морфлоте, как мой дядя с наколкой якоря на руке, но повзрослев понял, что служить три года это оч.чень долго и на призывной комиссии попросился в «десантуру».

В «десантуру» конечно меня не взяли, по причине слабого зрения, но когда знакомая мамы, работавшая в военкомате сказала что, меня берут в Москву в стройбат, очень обрадовался — можно снова заработать денежки и в столице нашей Родины — это же честь.

Забрали меня в Москву в июне 6 числа и только со второго раза (у меня все так через одно место, не как у нормальных), в последнем прицепленном вагоне Саранск — Москва, так началась моя новая жизнь в Армии.

Еще не понимая куда попал, я дерзко разговаривал с покупателями и сопровождающими их сержантами, они только скрипели зубами и говорили: — «Скоро по другому запоешь». Да, кабы знать…

Уже через час, в вагоне, четвертая часть была пьяна в «усмерть» и жаждала приключений. Самый авторитетный крестьянин Ардатовского района, похожий на миниатюрного прототипа былинных богатырей, проходил по вагону, всматриваясь в лица и кто понравиться выводил в тамбур для беседы.

Проходя мимо меня, он остановился и красными глазами уперся как в стену — я посмотрел ему прямо в глаза и сказал по эрзянски: -«Шумбрат ялгат»(здравствуй друг), он промолчал и шатаясь прошел дальше, наверное узнав во мне своего, я вздохнул с облегчением — пронесло.

Другим повезло меньше, из тамбура они выходили помятые, с разбитыми носами и уже уставшими от службы. Офицер с сержантами, тоже изрядно в подпитии, только к ночи угомонили богатыря связав ремнями.

Утром всех вывели на перрон строиться. Подбегает какой-то военный с красными погонами и полушепотом спрашивает: — «Спортсмены есть?»,»Спортсмены есть». «Да есть»- отвечаю. Сзади богатырь мне: — «Он же красноперый, куда ты…», но уже поздно, военный взял меня за рукав, вытащил из строя , спросил: -«Фамилия?» и убежал куда то.

Прибежав с моим делом и еще одним «спортсменом» мы поехали в неизвестном направлении на метро. Пришли в какой то штаб, здание с колоннами, на входе сержант отдал честь и посмотрел неоднозначно с улыбкой на нас. Завел во двор, сам ушел — ждем…

Час, два — тишина, в окошке из подвала на нас смотрят двое военных и улыбаясь показывают в отношении нас интимные жесты. «Гандоны» — думаю про себя и прыгаю на турник, крутить сальто и подтягиваюсь — лица в окошке поменялись на удивленные.

После обеда военный привез нас в роту стройбата, в Бирюлево Западное и сдал в карантин. В карантине на тот момент оказался случайно только один земляк с Мордовии, много было пензяков, молдаван, путавших меня с ними называя «мордован» и остальных народов СССР.

Интересная история произошла с прибывшими молдаванами — их человек десять, призвали в самом начале призыва и они надеялись попасть в погранвойска — престижный для них род войск, каково же было их удивление попасть в черные войска — стройбат.

Они массово написали рапорта отправить их в Афганистан, чтобы служить там. Командир части был шокирован и объяснив им всю глупость этой просьбы, уговорил забрать рапорта. Вот это патриотизм, даже мне с Черноземья, такое в голову вряд ли пришло бы.

Ну да ладно, что сказать, после мамкиных щей и своей кроватки, здесь все поменялось — воздух, тополиный пух, запах кирзы и гуталина я чувствую до сих пор, как вспоминаю об этом. Думая о девчонках оставленных на Родине, у меня появлялись приступы диких страданий, хорошо хоть не женат был, думал я, слушая ребят оставивших дома жен и выслушивая подколки от сослуживцев по этому поводу.

Я понимал, что это таже самая тюрьма, только называется по другому и знал, что нужно оставаться человеком в любом месте — старался жить правильно. Не знаю, как у других в стрессовых ситуациях, моя душа становиться чище — я перестал ругаться матом, отказался от курения и мыслил возвышенно начав писать стихи. Таких нас было немного…

Самым интересными моментами службы были «битвы» и первый оказался мой земляк, в очередной раз наехав на меня в карантине — был повержен. Дальше и сам периодически получал «люлей»,»лещей», «лося», и всегда улыбался усмешкой — это сбивало с толку трезвых старослужащих, пьяные добавляли еще.

Мой командир в кителе на дембель.

После перевода в роту стройбата был определен в первый взвод к командиру «хохлу». Поговорка — «Хохол без лычки что п.зда без затычки» это про них — кровопийцы еще те. Выглядел он конкретно, как заправский «гестаповец» с закатанными рукавами и хищным взглядом, и только когда улыбался был нормальным.

Бесконечные утренние мойки взлетных полос по часу, выбивали из сил. Добавив сюда еще наряды по кухне, спать приходилось по три часа в сутки и можно было легко уснуть сев на лавочку или спрятавшись где нибудь за казармой только закрыв глаза.

Отдельным моментом была еда — ее всегда было мало. На втором месяце службы, заявился в гости Федот с друганами, приехав в Москву за джинсами, зашли ко мне в часть — я первым делом задал вопрос: — «Жрать есть че»? Они ржали надо мной, какой я чумазый и с руками все в цыпках. Через полгода смеялся уже я, когда он поехал служить в тайгу к медведям, в Красноярский край.

На первой вечерней проверке когда дежурный выбирал наряд, он смотрит в глаза — все опускают их, я смотрел и улыбался — это вызвало у него удивление и отвечая радостно «есть», получаю еще один за наглость улыбаться. Через неделю, меня знали уже по фамилии все офицеры и чтобы кого то не искать, просто кричали «Эрзя».

Так и перед концертом в честь присяги, кричат: — «Кто играет на гитаре» ? — «Эрзя», ок бери гитару и репетируй, есть два часа. Побренчав, подумал что, петь буду грустную — Никольского -«О чем поет ночная птица». И вот я стою на сцене, зал полон, командиры, гражданские, все смотрят на меня, прожекторы светят, я в сафитах — начал. С чувством запел, от волнения и сопереживания в песне, задрожал голос и в припеве на самой высокой ноте сорвался фальцетом — в зале заржали.

Да, пение не мой конек, узнал эту правду от первой жены — не поверил, женился второй раз — все повторилось и только когда мне в караоке баре закричали -«Заткнись бл.ть, у тебя голоса нет», покончил с этим на всегда, но побренчать иногда хочется, вспоминая как я пел целому засыпающему общежитию в стройотряде и чувствовал себя «звездой».

Я карантине я был «особенный красноперый», так как я должен был служить во взводе охраны штаба, ко мне несколько раз приходил особист беседовать, на предмет таковой годности. Расспросив меня, кто сидел, кто живет за границей, поговорив на сторонние темы он решил, что дело сделал.

Но из разговоров сослуживцев я узнал что, быть «красночом» западло (да и дядя у меня «сиделец» был), лучше уж устроиться работать на ЖБИ, к концу службы можно заработать 2-2.5 тысячи рублей. Я подумав, что такие деньги мне не помешают, при очередном собеседовании объяснил особисту, что нет желания служить в штабе, а хочу маме помочь — заработать денежки и попросил оставить в стройбате.

Вида он не подал, но в деле об этом написал точно, потому что, после этого я единственный кто, не получил даже ефрейтора к концу службы и пытаясь выехать во Вьетнам по контракту на заработки в конце службы — тоже получил отказа сверху.

Уже потом узнал что, во взводе охраны служили только по блату, они могли передвигаться по Москве, беспрепятственно ходили в магазины, универмаги и ТЦ, там кому нибудь, без очереди за 10 ку покупали приезжим нужную вещь и жили всегда в шоколаде и при деньгах, но были пизжены целый год сослуживцами и падали от недосыпа в карауле.

За два года службы, на стрельбище выезжали два раза — стройбату автомат без надобности — есть лопата.

Понимая сейчас думаю, смог бы я выдержать унижения в течении года ? Думаю нет, закончилось бы все печально. Этот мой первый алогичный поступок в жизни, которому я удивлялся, но я доверился чутью вместо ума и думаю, что это было правильное решение. Через месяц меня отправили на обучение в Воронеж и мои мучения «духа»закончились…

Воронеж — красивый город, теплый рай — только прибыл и сразу попал в больничку с простудой, за пару недель отдыха — прибавил к своему сухому весу пять килограмм и стал весить немыслимые для меня 82 кг, ноги стали как бочки. В училище на равне со своими сверстниками я выделялся.

Учебка.

Замполит пообщавшись со мной, был на одной волне — тоже качался, писал стихи и был веселым. Он давал мне книги по атлетизму, освобождал от занятий, я же коротал время в библиотеке выискивая стихи о любви, чтобы написать их копируя в письмах девчонкам. Вечерами ходил в спортзал, спросив у него ключи, объяснив что ноют ноги без нагрузки.

Зал был в подвале клуба училища, старый и пыльный. Занимался я там без одежды — приседать было невозможно в трусах и штанах, они рвались сразу. Однажды дежурный по училищу, увидев свет в подвале, заглянул туда и увидел такую карину: я голый но в кирзовых сапогах, приседаю со штангой в 150 кг. Что для него было больше удивительного — что я голый или столько приседал — осталось неизвестно — ключи мне давать замполит после этого перестал.

Отдыхая как то после учебы, прапорщик сказал собраться всем оставшимся в роте, в ленинской комнате и раздав по листку загадочно сказал: — «Пишите». На вопрос: — «Что писать», ответил: — «Да пох.й, что хотите». Написал ему стихотворение Маяковского: «Что такое хорошо и что такое плохо». Прочитав он отметил -«Недурно»…

На следующий день вызывает к себе и говорит: — «Так, твоя кандидатура одобрена — будешь писателем». «Не понял, каким писателем»? — спрашиваю я. -«Короче, твой почерк понравился следователю из военной прокуратуры, он учится Академии и ему нужно переписать конспекты твоим почерком, вот тебе тетрадь, вот конспекты — сделай красиво» и подаёт мне тетради формата А4.

К делу я подошёл со всей серьезностью и творчески, оформляя каждый заголовок разными чернилами и со всей прилежностью сохраняя наклоны букв — мне нравилось.

Через три дня, переписав половину тетради, случилось страшное — придя с учебы и не обнаружив тетрадей в тумбочке, забегал по казарме в поиске. Один знакомый сказал, что видел как дежурный по роте шмонал все и какие-то тетради выкинул в туалет. Прибежав на «толкан» увидел на подоконнике свои «конспекты» — половина листов была уже использована по назначению и мои красивые заголовки смотрели на меня из корзины.

Сразу представив все тяжести этого происшествия и именно себя просаженным на губу за утрату гостайны военного учащегося академии — стало плохо. Разбираться приехал сам ученик Академии, в должности подполковника. Поняв что, моей вины нет в происшествии — я получил «повышение» — «С завтрашнего дня получишь увольнительную с утра и приезжаешь к мне в прокуратуру и так до тех пор, пока не закончишь, а времени у тебя мало, у меня сессия на носу», сказал он и отбыл восвояси.

На следующий день получив увольнительную, поехал на трамвае в город, нашёл прокуратуру, подполковника и там в его кабинете, за столом напротив стал писать и так целую неделю.

Всегда с улыбкой вспоминаю эти дни — часа в два, а то и раньше, он собирался и уезжал, сказав: — «Ну, на сегодня хватит, меня баба ждёт», выпроваживал меня закрывая кабинет и до 18:00 я был предоставлен самому себе.

Тогда я первый раз сходил в кино в армии на черно белый фильм «Золотой телёнок» и так четко все запомнилось что могу рассказать дословно даже сейчас, спустя 35 лет.

В учебке тоже были битвы, но лидировал уже я — здесь все были одного призыва и разрозненны. В память о них остались пару шрамов на кисти рук, от зубов пробитых до сухожилий. (по прошествии лет сделал вывод, если эти битвы были не для защиты, а ради бравады, то сейчас все эти места болят и ноют, наверное от негодования поверженных)

По окончании учебки замполит пытался оставить меня в ней, видя как я решал вопросы с сослуживцами, написав рапорт, но ответ из Москвы пришёл — нет.

Приехав обратно в часть высококвалифицированным компрессорщиком второго разряда, там уже пригнали молодых «духов» и их уже нещадно гнобили. Я же смотрел на все это со стороны и участия в этом не принимал — одно дело когда вы в одинаковых условиях и другое когда ты видишь загнанного, слабого парня, которого чмырят толпой.

Через пару недель выдав мне компрессор ЗИС-55, отправили в длительную командировку, посадив в кузов грузовика, в город закрытого типа Голицыно 2. И вот я сижу и смотрю, как мой компрессор зацепленный за машину виляет при каждом торможении, а сам думаю — хоть бы ты оторвался…

Голицыно 2, космический городок закрытого типа, забытая богом глушь, грязь и дедовщина. На момент приезда, в части преобладали азербайджанцы, сменившие армян, но оказались что есть и мордва, даже с моего города, держались они крепко — их знали.

Познакомился с другими прикомандированными из Казахстана — Эркен, боксер, рассказывал страшные истории как дерутся у них в Павлодаре, поставил мне короткий левый боковой с левым шагом ноги — у меня получалось.

Через неделю подрался с азербайджанцем по банальной причине — не так посмотрел на него. Вышли за казарму с желающими посмотреть болельщиками и любопытными.

Парень был не прост, а мастер спорта во вольной борьбе, стал бороться и сразу перевёл меня в партер сев на меня, но так как мои ноги вставали на раз со ста семидестью килограммами , то встать с 70 килограммовым снарядом мне было легко и потом скинув его, успел сделать поставленный Эркеном удар , так повторилось два раза и глаз у него заплыл.

На построении, дежурный увидев такое дело, долго его пытал — кто да что, но парень был правильный, сказал что стукнулся о кровать с утра. Перед отбоем вышел на улицу и вижу его и ещё человек пять, все со снятыми ремнями идут прямо ко мне. Понимаю, что пришёл литовец «пиздаускас», бросился от них галопом и только пару раз по спине прилетело бляшкой, пустился к землякам в соседнюю казарму.

Рассказав им видение своей ситуации, они отправили двоих парламентариев на переговоры к «айзерам» , после чего я вернулся в казарму и лёг спать, думая как бы ночью не сделали мне «темную» табуретками, но все обошлось.

В общем житьё-бытье в Голицыно это жесть, туда отправляли всех кто составлял трудности офицерам в Москве и даже откровенно пугали — «если не перестанешь страдать херней — поедешь в Голицыно». Вот, а мне повезло попасть туда просто так.

Раз приходилось видеть драку армян и новый призыв пришедших азербайджанцев, коих было уже больше — если вы видели как в небе дерутся стаи грачей, так это все так же — как рой — крики, кирпичи и бутылки, гвалт и ругань — смотрится страшно. Мы конечно до армии дрались с кольями между районами, но чтобы так…

Уже потом, через месяц, я подружился с азербайджанцами и общались мы как братья, старшим у них был Касым, папа его работал в паспортном столе — зарабатывал по 500 рублей в день, фантастические деньги на тот момент. Приходя в чайную он открыто доставал пачку пятидесяти рублёвок и покупал все — сдачи у продавщицы не всегда было столько.

Иногда ему присылали зелёный чай 96, выращиваемый в Таджикистане для партийной элиты, мы заваривали его в трехлитровой банке кипятильником из лезвий и пили без сахара, какой аромат и вкус был у него помню как сейчас. Благодарю Касым.

Потом был случай когда мы встретились в масштабной схватке между ротами в противоборствующих сторонах — увидев друг друга перед собой, развернулись и каждый переключился на другого…

После службы я встретил в одноклассниках его брата Мубарыза, мы узнали друг друга, вспомнили службу и тогда я узнал — Касым разбился в день своей свадьбы, через два года после службы. Всегда, когда у меня случались терки с «черными», вспоминал его и меня отпускало — все люди братья.

Отделение прикомандированных находилось в отдельной стороне казармы и я уже к членам мойщиков полов не принадлежал. Просыпался перед завтраком и шёл сразу в столовую, но мое положение было низшим по сравнению с одним грузином, видел я его два раза. Он жил в Москве на съемной квартире и учился в институте, на поверке называя его фамилию, говорили: — «На объекте», вот это была жизнь…

Долгое время у меня с командиром голицынской роты были недопонимания, он лет сорока пяти, в звании капитана, занимал должность подполковника и служил здесь не от хорошей жизни — он просто бухал и был постоянно злой. Пару раз поймав меня в самоволке, когда я со слепу попадался ему с едой из магазина, я решил начать носить очки, чего очень стеснялся. Его желание было посадить меня на губу, но не получалось.

Военные строители.

Хозяином моего компрессора и всей городской канализации и водопровода города, был толстенький, маленький Николай Николаич, директор СМУ и он решал большинство вопросов в городе и если сказать просто, то вся наша рота сантехников, работала на него.

На тот момент в городе прорвало глубинную ливневку и в котловане с двадцатиметровой глубиной забилась труба диаметром с метр. Мой компрессор спустили краном ближе к трубе дали молотобойцев и они делали дырочки, из которых потом под напорот хлестали фонтаны. Я ходил в двойных штанах поверх резиновых сапог и когда снимал сразу с сапогами ставил сушиться. Жижа была такая плотная, что проваливаясь по промежность — вторые штаны не мокли — было забавно, как в детстве барахтаться в грязи.

Получив разрешение у Ник Николса, по окончании аварийных работ забрать меня на неделю, он отправил меня с прапорщиком в город Балабаново известный на всю Москву и Подмосковье дисбат и губу. Приехав без приглашения нам сказали — мест нет. Потеряв день, мы вернулись не солоно хлебавши, чем ввели командира роты в бешенство.

В следующий раз поехали мы уже с молодым сержантом — приехав в Балабаново, поговорил с ним, мы сходили в местную столовую — скушали его командировочные деньги, сходили в кино и поехали обратно. Ротный понял, что только если он сам поедет, тогда сдаст меня. Это судьба, скажу что, наши с ним отношения после этого стали налаживаться — он мне помогал со сбором документов на контракт во Вьетнам и на многое потом закрывал глаза.

Однажды, уже осенью, мы в своей «берлоге», так мы называли бытовку, приготовили покушать — самое ценное для солдата и я пошёл встречать ребят через подземные коммуникации. Вышел у самого штаба городка, в сланцах на босу ногу, с расстегнутой гимнастёркой, без ремня и пилотки. К штабу подъехала чёрная «Волга», из нее вышел какой то большой офицер с высокой кокардой (как у нашего маленького прапорщика) и красных лампасах. Посмотрев в мою сторону сказал: -» Рядовой подойдите».

Подумав что, ему нужна какая то информация, я подошёл без задней мысли и понял — передо мной сам генерал, которого я видел впервые так близко. Он взял меня за рукав и спросил: — «Вы откуда в таком виде»? Я отвечаю: — «От туда» и показываю на коллектор. Генерал выпучил глаза повысил голос: — «Вы служите или ГДЕ, или вы диверсант»? — «Так, пройдемте».

Начинаю осознавать, что попал в просак кручу головой, оценивая обстановку, показался наш взвод — наконец то. Как только мы зашли в дверь он закрывает ее на засов, проходит к дежурному офицеру и говорит: — «Оформи самоволку и сдай нашим». «Вот это жопа» — подумал я — «Мой ужин макарон с сосисками пропал, его съедят без меня».

Повернулся к выходу, мимо уже проходят наши — «Вот, вот, я их ждал» и бросился к двери. Генерал охренел от такой наглости, заорал: — «Взять его». Я только успел открыть замок и высунуться в дверь как дежурный, тренированный малый, перепрыгнув стол в два шага достал меня и положил на пол прямо в проходе — последний идущий во взводе сослуживец увидел, как меня затаскивают обратно. Сланцы помешали убежать.

Дальше все плохо, генерал задыхаясь от негодования, кричал: — «Посадить на десять суток на гауптвахту» и меня посадили в машину и повезли в местную губу, куда сажали только строевых солдат.

Приехав в «тюрьму», сопровождающий офицер объяснил суть и сказал, что генерал космических войск просил пристроить, вот этого в шлёпанцах, на десять суток. На что начальник казематов заметил, что номеров свободных нет, только карцер — без удобств. Пожав руки, сопровождающий отбыл.

Начался допрос — кто ты, откуда и зачем. Почему-то испугавшись генерала космических войск, стал нести ахинею — сказал другую фамилию, другую войсковую часть понимая, что меня будут искать, ведь меня видел друган, когда затаскивали обратно в здание штаба.

Закончив с расспросами, добрый начальник тюрьмы, приказал отвести меня в покои. Покои — каменный мешок, штукатурен под шубу, на полу пыль пару сантиметров, под потолком лампочка Ильича и дырка на улицу, чтобы легче дышалось.

Это была самая длинная ночь в моей жизни — примерно через час заметно похолодало и ходить кругами я устал, снял сланцы и сел на них чтобы не запылиться — мерзнут ноги, мерзну сам. Встаю, пытаюсь согреться, приседаю, машу руками — устаю, хочется спать, из окошка дует, ходьба не согревает, хочется лечь и вытянуть ноги. Наступает момент когда понимаю лучше умереть, чем быть в таких муках.

Думаю каждому, раз в жизни, нужно провести такую незабываемую ночь, чтобы оценить все прелести мягкой кровати и чистой простыни, понять как существуют заключенные в карцере по несколько суток и даже проводить мастер классы для подростков на одну ночь — желание там быть отпадет на всю жизнь.

Утро встретил рано — всех вывели на работу, про меня — тишина. Постучал — кричу: — «Пустите замерз», в ответ: — «На тебя особое распоряжение, сиди». Потом услышал знакомый разговор нашего прапорщика с начальником «тюрьмы», они долго торговались, но все же звонок Николая Николаевича (как потом сказал «прапор») предопределил мою дальнейшую судьбу на девять дней — нужно опрессовывать дом, в котором возможно получит квартиру начальник тюрьмы стоящий в очереди на жилье.

Договорившись, меня выпустили, но пока прапор куда то отошел, мне предложили поработать кувалдой, разбить какую то стену — на что я с радостью согласился и согреваясь стал так крушить кувалдой что, за полчаса все разнес по кирпичику. Ротному докладывать не стали, друг сообщил дежурному прапору что, меня забрали в штабе города, он позвонил туда, все узнал, и утром приехал за мной — Ник Нику нужен был компрессорщик.

На этом мои приключения не закончились, недалеко от части в поселке (на тот момент) Апрелевке был завод грампластинок и мне как меломану захотелось его посетить. Найдя себе проводника, мы в выходной день стартанули на приключения — 10 км это пустяк, когда вами движет интерес к новому.

Добравшись к заводу к вечеру, мы перелезли через забор и осторожно обследовали территорию, потом зашли прямо в цех и стали смотреть как делаются пластинки, потом нашли дежурного смены и спросили где можно взять брак. Дежурный охренев от такой наглости военных людей, оказавшихся неведомо как посреди цеха, не найдя духа послать нас подальше, сказал — берите прямо с конвейера, тепленькие.

Принесли в часть пару сумок, часть продали меломанам, подогнали прапору альбом»Арабески», а то он задолбал слушать В. Токарева — «Лучше быть богатым и здоровым», и нам понравилось — каждое воскресение мы стали посещать завод с целью ознакомления продукции, иногда нас выгоняли, а один раз закрыл наше «предприятие» до конца службы.

Мы уже набрали полные сумки пластинок и идем в сторону леса, в часть. На перекрестке, на другой стороне, стоит наряд милиции двое сержантов, увидев нас с сумками попросили задержаться — мы военные, нам менты не указ — идем дальше, «морда кирпичом». Они за нами, в крик и переходят на бег, мы тоже. Началась погоня, сумки не бросаем…

Оторвавшись, как нам показалось, от преследования мы зашли за дом и пошли шагом, через пару минут слышу топот и вижу — они на «хвосте». Друган успел заскочить в подъезд, я рванул дальше, сумки не бросаю. И вот кульминация, передо мной забор, а за ним мент и сзади уже подбегает второй — они разделились и окружили. Это фиаско братан…

Мгновение и принимаю решение: поворачиваюсь к тому кто сзади, бросаю ему пластинки и ломлюсь навстречу и резко в сторону перепрыгиваю полутораметровый забор как сайгак, почувствовав на спине только ладонь, пытавшуюся меня схватить за гимнастерку. Это чувство осталось на всю жизнь и когда во сне сниться — просыпаюсь в холодном поту.

Прибежав в часть, встал как ни в чем ни бывало на поверке, а другана повязали в подъезде. Привели в ментовку, допросили, но когда поняли что мы не грабители, а в пакетах пластинки брак, позвонили в часть и отпустили, после этого мы перестали ходить в Апрелевку.

Ротному все же рассказывали все истории со мной и он уже устав от меня, от греха подальше, попросил командира части в Москве — поменять компрессорщика. Прослужив в Голицыно около полугода меня вернули в Бирюлево в часть.

В части прибыло новое пополнение, в основном из Челябинска — головорезы под два метра, некоторые с судимостью, в глазах страха нет — гасят всех и дедов и дембелей. Как то пристроился с боку, познакомились, подружились. Один открыл клинику по установке шаров в мужское достоинство — решил попробовать, для начал один.

Нашел оргалит, выточил в форме яичка, отшлифовал до блеска и пришел к доктору. Доктор отломанной, заточенной ложкой пробивает мое хозяйство, вставляет шар… и мои ноги становятся ватными, я заваливаюсь на пол от шока. Приживалось с месяц, неудобства были по утрам, потом все стало «гуд». После службы через год, посчитал это глупостью, я вырезал его лезвием — шар со стуком упал на пол, отголоском напомнив мне об армии.

В Москве я прослужил пару месяцев, командировался в Домодедово, потом в Климовск, но не где надолго не задерживался, в итоге снова отправили в Голицино — там шло грандиозное строительство и компрессоров нужно было уже два. Ротный увидев меня снова, уже заулыбался сказав: -«Надо же, к нам снова Эрзя прибыл, ну добро пожаловать». С того момента мы уже общались хорошо, насколько это позволяла субординация.

Служба уже подходила к концу и нам дали «дембельский аккорд» закончить сдачу дома по сантехнике и его опрессовке. Я приходил утром, заводил компрессор и уходил в бытовку заниматься своим дембельским альбомом. «Духи» работали на молотках и таскали шланги по этажам. Однажды, утром подойдя к компрессору обнаружил, что у меня украли аккумулятор, доложив Ник Николсу, получил нагоняй отборным матом. Предупредил меня что, если завтра не будет аккумулятора — буду служить еще год.

Да, делать нечего, договариваюсь с хохлом за пару модных пластинок, у них на объекте есть гражданские трактора, но аккумуляторы заварены. После отбоя, взяв ключи и лом через плечо — вышли на «дело». Темно, нет даже луны, с трудом по грязи добираемся до объекта. Дверь закрыта на навесной замок, делать нечего — разбил стекло, открыл изнутри, залез ищу ящик с аккумулятором — тоже заварен. (твою мать)

Здесь пригодился лом — просто выломал с корнем, да стыдно, но еще служить даже месяц не хотелось и сняв клеммы, помчались от туда закинув его на плечо. Прибежали до стройки, закопали в земле, чтобы собаки не нашли и к утру вернулись в роту — легли спать. Утром когда пришли на объект, чудесным образом нашелся мой аккумулятор и компрессор заработал, я доделал альбом и уехал на пару недель переслужив больше положенного .

Последним моим происшествием на службе в Голицыно была стычка с киргизами, которая могла оставить меня там на всегда. В 86 году произошла очередная ротация доминирующих наций с азербайджанской на азиатов, в большинстве своем киргизов. Я еще не зная об этом и ввязался в драку за младший призыв не поделивший что-то с ними.

Дело было так: уже почти обед, сидим в бытовке ждем термосы с едой и тут шум-гам, крики — наших бьют. Выбегаем, нас семеро и начинаем гасить «узкоглазых» — уже почти одолев, у них появляется основной состав, во главе с особо выделяющимся ихним богатырем «Кочубеем». Он небольшого роста, но такой же и в ширину бежал в самом центре на меня.

Стали «буцкаться», наши сразу разбежались, все уже дембеля, как и я и приключения не нужны — все хотят домой. Меня взяли в круг и начали метелить, кто чем мог. «Кочубей» схватив одной рукой за грудак, второй наваливал, облепив меня как мухи, они мешали друг другу, меня спасло только то что, были сильные ноги и они не могли меня свалить, а я крутился как уж на сковородке начал орать -«Болде, болде»(хватит, хватит)

Услышав знакомые слова, «Кочубей» с еще большим усердием стал наваливать, приговаривая «Болде, болде» и тут все таки вмешалась судьба — друг отвлек их, выбив из рук одного кирпич, которым хотели меня приложить и «Кочубей» ослабил хватку — я вырвался и побежал к забору — вся толпа за мной. Перескочив забор как от ментов, убежал в лес, со мной оказался и зачинщик конфликта — малый с Гомеля.

Сидим-посидим, привезли обед, хочется кушать — как быть ? Думаю ну просидим тут до вечера, а в части все равно найдут, или завтра найдут, две недели в лесу не просидишь до дембеля — решили пойти сдаваться. Пришли сели кушать, через пять минут приходит «Кочубей» (видно следили), заходит в вагончик посмотрел на меня, сказал: — «С тобой все», «Ты, выходи» и показал на парня из Гомеля.

Да, вот бывает и так — хочешь быть «крутым», а становишься обывателем — в этой ситуации я промолчал, и остальные дембеля тоже… Через пару дней мы общались с «Кочубеем», сидя у бытовки и греясь на солнышке — он был борцом и держал всех земляков в роте, узнав что я был в Киргизии удивился и мы расстались пожав руки.

Через пару недель, уже уходя на дембель, я узнал что, его забили до смерти прикладами на губе в Балабаново, куда он попал за неповиновение офицерскому составу, а там отказался делать ласточку. Мир жесток…

Вот такая получилась история о моей службе в стройбате, многое еще можно написать вспомнив, но это были самые яркие воспоминания моей службы. Что касается заработанных денег — я получил за два года 487 рублей .

После службы я поступил в МГУ (Мордовский Государственный Университет) и написал об этом друзьям, которые остались еще служить, они подумали что в Московский ГУ и сказали об этом ротному, на что он им ответил: -«Надо же, какой головастый»…

Через год я приезжал в Москву по делам и добрался до части — перелез забор и встретился c ребятами на год младше призывом, привез им гостинцы и оставил деньжат, чем несказанно их обрадовал.

За все это время я встречался только с тремя сослуживцами — первый был мой земляк из Саранска с которым мы подрались в карантине, и уже в Москве встречались с парнем из Челябинска Костей и пензяком Юрой. С другом Серегой из Питера мы переписывались несколько лет, через тринадцать лет позвонив ему — ответила мама и сказала что он спит пьяный и трезвым редко бывает.

Жизнь меняет людей — когда то, молодые и сильные, спустя годы, встречая на улице знакомого, я вижу как он постарел и только потом понимаю, что я постарел так же, но в памяти мы всегда остаемся молодыми.

Через двадцать лет, живя уже в Москве, я как то летом приехал в Бирюлево и нашел то место где была наша войсковая часть — там стояли многоэтажки и школа, но в воздухе отчетливо стоял запах кирзы и гуталина и все также летал тополиный пух…

12.06.2019 Москва.

Всем добра и оставаться молодыми.