Мне снова снится этот сон — старый дом на опушке леса. Бревенчатый потемневший сруб, солнце нещадно палит, запах травы и треск кузнечиков. Пот противно струится по лбу заливая глаза. Я провожу по нему рукой, но вместо облегчения он попадает в глаза и их нещадно дерет. Я сильно зажмуриваюсь и когда открываю глаза, то дом становится будто подернутый дымкой на несколько секунд. Сделав несколько шагов высокой траве я наконец оказываюсь на старом крыльце, провожу рукой по потрескавшимся поручнями и перешагиваю через несколько сломанных ступеней, молясь о том, чтобы та, которая выглядит прочной действительно ей оказалась. Через окна, давно уже лишившиеся стекол, я вижу остатки внутреннего убранства кухни и полуразвалившуюся печь.
Шершавая от облупившейся краски дверь со скрипом открывается и я вхожу внутрь, сажусь на чудом уцелевший табурет и закуриваю. В доме легкий сквозняк. Это я могу судить по тому, как покачивается паутинка, которая будто пытается стыдливо прикрыть то место в серванте, где раньше было стекло. Несмотря на сигаретный дым я ясно чувствую запах гниющей древесины, сырости и чего то сладковатого. Ловлю себя на мысли, что так пахнет мертвый дом. Дом, в котором уже никогда не будет слышен смех, который не будет напоен теплом печи, ароматами готовки. Дом в котором не будет ни смеха, ни печали. Ни слов любви, ни скандалов. Этот дом явно мертв.Хотя нет. Умирают лишь люди и животные. Этот дом — Тихий. Провожу рукой по тому, что осталось от когда то белоснежной скатерти и тут же цепляю занозу от невесть откуда взявшейся тут щепки. Могу поклясться — тут была только пыль и мелкая крошка от осыпающейся штукатурки с потолка. Но вот же — щепка, а вот заноза. Неприятно, но не смертельно. Надо просто быть внимательней.
Докурив я долго оглядываюсь вокруг, думая куда деть окурок. Поднимаю расколотую чашку(сервизы с такими чашками обычно выставлялись по особым случаям на стол) — она как нельзя лучше подойдет на роль пепельницы.
Бам!
Я вскакиваю и табуретка падает с грохотом.
Бам!
Покрываюсь мурашками и судорожно оглядываюсь.
Бам!
Твою мать! Это же уже было! Это всего лишь часы с кукушкой! Опираюсь рукой на стену и перевожу дыхание. Каждый раз как в первый раз. Пугает до чертиков. Откуда здесь рабочие часы? Да откуда мне знать! Уж если я не могу понять, как я тут оказался, то как я могу ответить на вопрос о старинных, мать их, часах? Все. Я спокоен. Я вспомнил. Мне даже смешно. Надо идти дальше.
Толкнув приоткрытую дверь я захожу в то, что когда то было гостинной. Со старых, пожелтевших фотографий на стенах на меня смотрят люди. Я не знаю никого из них, но в то же время, каждый мне кажется знакомым. Где я мог видеть эту женщину, которая запечатлена сидящей на стуле сложив руки на коленях? Старомодное платье, надменный взгляд и приподнятый подбородок. Сколько ей лет? Не уверен, но осмелюсь предположить, что она была запечатлена когда ей было в районе 40. А вот этот молодой парень? Откуда я его знаю? Короткая стрижка, открытое добродушное лицо при всем при этом серьезно. Видимо фотография тут была редкостью и люди понимали важность момента — какими их будут видеть через десятилетия? Лица-лица-лица. Хоровод лиц, каждый из которых смотрит на меня сквозь года со своими чувствами и эмоциями. Чье то лицо располагает к себе, а чье то отталкивает, как например фотография мужчины лет 50. Нахмуренный взгляд из под густых бровей, как будто спрашивает у меня:»Что тебе здесь надо? Зачем ты пришел?». Бррр… Неприятно. Я прекрасно понимаю, что это сон, но каждый раз вздрагиваю, когда на нем останавливается мой взгляд. На следующей фотографии ребенок лет 5, смотрит в объектив фотоаппарата с тем интересом, на который способны лишь дети, когда видят что то новое и доселе им неизвестное.
Странное ощущение дают эти фотографии — когда я двигаюсь по комнате, то кажется, будто они все за мной наблюдают. Равнодушно, с усмешкой, злобно, но наблюдают. И от этого ощущения становится очень не по себе.
А вот и злополучные часы-ходики с кукушкой. Маятник стоит на месте, а часы показывают 3 часа 5 минут. Что ж! Тогда адская жара снаружи вполне объяснима. Осталось только понять — как часы смогли отбить три часа и отсчитать 5 минут, хотя будь я часовщиком, как мой дядя — я бы обязательно нашел бы этому логическое объяснение. Оглядывая комнату я вижу старую кровать с панцирной сеткой и потемневшей от времени железной спинкой с прутьями, небольшой комод на котором стоит ваза с засохшими полевыми цветами, посреди комнаты стоит стол уже больше того, что был на кухне с двух сторон которого стоят лавки. Скорее всего обедали именно тут, а тот, что был на кухне вероятно использовался только для готовки. Кровать от комнаты отделяет старинный шкаф, дверцы которого приоткрыты, на полках нехитрая домашняя утварь. И как же такой дом мог обойтись без красного уголка — на полочке в углу видны 3 иконы , у которых стоит огарок свечи воткнутый в кучку песка. Повинуясь непонятно откуда взявшемуся порыву, я зажигаю огарок и пламя начинает нервно метаться и коптить, отчего тени отбрасываемые на иконы приобретают не самый приятный вид. Будто святые дергаются изо всех сил, корчатся пытаясь выйти за пределы, которые создал им иконописец. Я оборачиваюсь и неприятное чувство усиливается — люди на фотографиях уже откровенно смотрят на меня. Готов поклясться! Причем даже те, кто на фотографиях выглядел равнодушно теперь смотрят осуждающе, а мужчина смотрит с неприкрытой злобой. Комок подкатывает к горлу, я сглатываю и слышу где то за спиной скрип, резко обернувшись я вижу потрескавшуюся, с облезлой краской лошадку-качалку, которая медленно покачивается будто качая незримого ребенка.
Скрип-скрип.
Мое частое дыхание.
Скрип-скрип.
Судорожно сглатываю ком.
Скрип-скрип.
Сердце пытается проломив грудную клетку упасть на пыльный пол
Скрип…
Все замерло. Пламя свечи стремительно уменьшилось, как будто это была не свечка вовсе, а газовая горелка в которой плавно убрали напор газа. И в этот момент, я могу поклясться чем кем угодно я услышал шепот. Голоса вокруг шептали, смеялись, вздыхали, плакали. Я слышал нецензурную брань, оскорбления, явно направленные в мой адрес сказанные мужским голосом, женский голос, который что то говорил на повышенных тонах, и хоть я не мог разобрать слов, но я уверен, что этот голос вступался за меня, детский шепот. Также мы шептали в летнем лагере, разговаривая друг с другом после отбоя. Что я мог сделать в этот момент? Только это:
—Отче наш, иже еси на Небеси! Да освятится имя твое! Да приидет царствие твое! Да прибудет Воля Твоя!
Тишина… Я оглядываюсь вокруг, будто хочу увидеть тех, чей шепот наполнил этот дом, но даже не удивляюсь увидев, что вокруг все та же пустота и разруха. Мой взгляд падает на фотографии и волосы начинают шевелиться на затылке — все до одной фотографии пусты. Просто пожелтевшая бумага в рамке. И те, что висят на стене, и те, что под неумолимым гнетом времени упали на пол. Пусты. Я беру дрожащими руками первую попавшуюся, с размаху бью стекло об угол стола, выдергиваю то, что было фотографией даже не замечая того, что порезал пальцы, кручу в руках, но ничего на ней нет. Кроме бережно выведенной надписи на обратной стороне:»Ольге от Андрея на долгую память! 28.08.1943″. Еще несколько стекол фотографий разлетаются об стол — эффект тот же.
Дрожащими руками я снова закуриваю и уже даже не думаю о том, куда бросить окурок. Надо срочно идти, но куда? Выхожу на крыльцо — снова палящее солнце, и до самого горизонта поле поросшее бурьяном по пояс, но сейчас он почему то выглядит так, как будто не пропустит никуда — будет цепляться за ноги, колючками впиваться в неприкрытые руки и прокалывать легкие брюки. Стрекот сверчков в траве. Матерясь обхожу дом и вижу крутой и глубокий овраг поросший таким же бурьяном и лес за ним. Идти туда — равносильно самоубийству. Я точно знаю, что попытайся я это сделать — обязательно споткнусь и в лучшем случае все закончится ушибами и переломами, а в худшем — я буду очень долго лежать внизу и мечтать о том, чтобы поскорее умереть. И тут мне в голову приходит одна, как мне кажется верная мысль — я должен вернуться в дом и дождаться темноты. По ночной прохладе, будет проще идти через бурьян. Ведь любое поле обязано где то закончится. Дорога, а если повезет, то настоящая деревня с людьми, которые хотя бы укажут мне верное направление в сторону ближайшей трассы, а там уж как-нибудь! Как-нибудь… Мысли путаются и я пошатываясь снова возвращаюсь в дом, швыряю окурок в окно, прохожу через комнату споткнувшись об упавшую табуретку и вхожу в комнату .
Все фотографии на месте. Я похоже схожу с ума. Интересно — можно ли во сне сойти с ума по настоящему? Нет! Просто этому есть логическое объяснения! Если я знаю, что это сон, то вполне вероятно, что я просто забыл выключить обогреватель. И мне, настоящему мне — сейчас очень жарко. Вот откуда такая жара. Это уже проще. Это уже понятно.
Поднимаю фотографию на которой был написано послание некой Ольге от Андрея и оттуда на меня с усмешкой смотрит молодой парень в униформе Советской Армии. К такому фото, да еще и с фронта обычно письмо прикладывали. Бьюсь об заклад, что там речь о скорой победе над фашистской Германией. Победе до которой еще долгих 2 года. Аккуратно заправляю его в рамку и вешая на месте снова натыкаюсь на недобрый взгляд мужчины.
-Хватит-на-меня-так-смотреть!
И рамка с фотографией вылетает в окно упав где то в траве. Я трезво мыслю, я спокоен. Все что нужно — дождаться момента пробуждения и клянусь — сегодня же запишусь к психологу, гипнотизеру. Кому угодно! Лишь бы убрать из головы этот сон.
От скуки сев на корточки я начинаю перебирать фотографии, которые в момент своего временного помешательства сдернул со стены. И мой взгляд упал на то, что от меня скрывал стол — люк в подпол. На какую то секунду я задумался — почему я его не помню? Но это же чертов сон! Здесь все ирреально. Мой мозг играет со мной в прятки, пока тело отдыхает. А раз так, то и боятся нечего! Я уперся руками в стол, который оказался гораздо тяжелее, чем я думал и со скрипом сдвинул его в сторону, потянул ручку люка и он открыл свое нутро с чернильной темнотой. Лишь лестница была подсвечена светом, который попадал туда из дома.
Была не была! Я присел, поставил ноги на первую ступеньку и стал медленно спускаться понимая, что сладковатый запах становится все сильнее и сильнее. Опустившись на последнюю ступеньку я чиркнул зажигалкой — вокруг меня лишь деревянные стены, пара ржавых ведер, какая то тряпка в углу. Миссия выполнена и можно лезть назад, но стоило мне поставить ногу на первую ступеньку, как люк с оглушительным грохотом захлопнулся.
-Да еб твою мать! Просыпайся!!!
Я быстро поднялся по лестнице, уперся в люк, но было ощущение, что сверху на него поставили тот чертов шкаф, что стоял в комнате и тут появился новый звук. Кто то с тяжелым дыханием и скрипом толкал стол. Я молотил по люку, кричал, но ответа не было. Лишь мерзкий скрип ножек стола об половицы, а потом все стихло. Еще постучав и покричав, я понял, что это бесполезно. Сел на последнюю ступеньку, обхватил голову руками и тут меня озарило — чтобы проснуться нужно умереть во сне! Не помню где я это прочел, но мысль уже была из разряда «Делай хоть что то и будь как будет!». Я сожгу этот дом. Я в нем сгорю и проснусь. Я рассмеялся. Сидел и хохотал от того, что такая простая мысль мне не пришла в голову еще в самом начале.
Просмеявшись и вытерев слезы я чиркнул зажигалкой и стал пробираться к ветоши по пути оторвав ручку от проржавевшего насквозь ведра. Напевая «Все идет по плану» я сделал самодельный факел, но стоило мне поднести к нему зажигалку, как огонек мелькнув погас. Сколько я не чиркал — лишь искры вылетали на долю секунды освещая самый край ветоши намотанной на проволочную ручку и тут я снова услышал шепот. И почувствовал множество холодных рук, которые касались меня как будто изучая — ерошили волосы на голове, аккуратно касались лица, гладили руки, спину, грудь и сладковатый запах стал совсем невыносим.
И я закричал…
Мне снова снится этот сон — старый дом на опушке леса. Бревенчатый потемневший сруб, солнце нещадно палит, запах травы и треск кузнечиков. Пот противно струится по лбу заливая глаза…
Новости Твери 10 сентября 2021 года:
В ночь с 9 на 10 сентября в Заволжском районе Твери, в квартире многоэтажного дома произошел пожар. Предварительная версия — вышедшая из строя термозащита масляного обогревателя, которая привела к выбросу масла и его последующему
возгоранию. Погиб 30-летний мужчина. Личность погибшего устанавливается.
536
Загрузка...
