из цикла *Трудные времена для кошечек и собак, но они как-то держатся*
«Я сначала не понимала эти удивлённые взгляды, потом поняла. Да, я действительно комнатная собачка. Да, я сплю под одеялом. А в чём вопрос? Не так выгляжу? Не аристократка? Дворняга? Вы в мою душу смотрели? Что значит не аристократка?» Примерно такой текст считывался мною, когда на присланном мне подругой фото я разглядывала морду развалившегося под пледом в ее постели достаточно крупного с длинноватыми полу стоячими ушами и светло-желтыми мордочкой и лапками черного пса. С интересом разглядывая печальные глазки, в черном обрамлении и блестящий влажный носик, тоже окантованный не густыми черными волосками, отметила — усиков не видно, хоть фотка крупным планом.
Эта «наша девочка», как её с обожанием называла хозяйка, могла украсить своим постоянным неликвидным присутствием любой приют, но вот же пребывала бережно укрытая по центру двухспалки. Что особо обрушивало на зрителя когнитивный диссонанс от созерцания «комнатной собачки» — это то, что следы интеллекта на морде не очень-то и проглядывались. Их почти не было заметно.
Это была достаточно крупная с длинными лапками, явно заборзевшая от изобилия уюта и потакания бестолковая дворняга, чьё органичное место в этом мире по праву рождения в случае большого карьерного успеха было бы в будке неподалеку от курятника, где бы она гремя цепью, до хрипоты отгоняла соседских котов.
Но надлежащей по статусу карьеры не случилось, зато с пенсионом задалось — какими-то неведомыми траекториями судьбы она смогла пролезть в комнатные — то есть прямиком на двухспалку, и не куда-то «в ногах», а — со своей подушечкой посредине кровати. «Судьба », «селяви» или как там ещё говорят в подобных случаях.
Но судьба – такая переменчивая штука, она и пошутить любит, и покрутить разными частями своего тела…
Вот и на с виду удачливую псинку, которую хозяева – «родители» сокращая официоз — «Камила» ласково называли Мила, внезапно обрушилась война.
Всё посыпалось в одночасье. За окнами раздались грохот и канонада, здание стало подпрыгивать, пол — вибрировать. Через несколько дней из окон местами высыпались стекла, из февральского окна потянул холод… Короче, война как война, хоть Мила про такой беспорядок отроду не слыхивала. Она абсолютно не понимала происходящего. А кто понимал? Из собак — никто.
Мила стала сильно страдать. Да, она была далеко не боевой псиной и так называемые «посторонние» непонятные шумы ее очень пугали, она и раньше очень боялась грома и грозы, а тут такое началось. От страха Мила забивалась в самый дальний подкроватный угол, но страх от этого не уменьшался и она там крупно дрожа добавляла полу вибрации. Тогда ей туда хозяева закинули подушечку, чтоб она дальше боялась в более комфортных условиях.
Немного легче было сидеть на руках у хозяйки. Их тела, прижавшись друг к другу и вдвоем реагируя на сотрясение стен, постепенно успокаивались, взаимно поглощая дрожь. Поэтому эти дни Милу хозяйка почти постоянно носила на руках, иногда передавая ее то бабушке, то мужу.
Хозяина в самый первый день потрясений дома не оказалось. Мила по этому поводу очень переживала и часто бегала к двери: «Не прослушала ли я сквозь грохот его приход?» Но нет — в дверях все было по прежнему, никакой новой обуви не появилось. И убедившись, что изменений нет — сквозь грохот ею ничего не пропущено, растеряно виляя хвостиком она бежала обратно на кухню — к хозяйке.
А та, беспрерывно разговаривая по телефону, одновременно готовила им еду. Мила знать не знала о существовании каких-то отдельных собачьих консервов, она всю жизнь столовалась со всеми. Разве только ради её удобств миску ставили на пол. Конечно, иногда по своему желанию она и со стола ела, но там хоть и интересней, однако не так удобно, как опираясь всеми лапами сидя у электрокамина.
Так вот, после того как начался этот непонятный грохот за окнами, хозяин появился только на второй день. Мила наконец увидела их зеленую машину на привычном месте — прямо напротив окна и вовремя побежала к двери – как всегда первой встречать хозяина. Он немного растеряно ее погладил, не так долго как обычно. И пошел в комнату.
Потом началось непонятное — хозяева быстро собрали чемоданы, но прочитав что-то в телефоне, внезапно собираться на выход перестали. Так чемоданы и остались стоять полуоткрытыми на полу в комнате. А Мила очень- очень хотела бы унести отсюда лапы куда угодно подальше.
Но все почему-то упорно продолжали оставаться в квартире и что-то говорили про мосты. Даже тогда, когда окна оказались совсем без стёкол, даже тогда, когда воду для нее однажды натопили из снега, а себе еду стали готовить во дворе собравшись всем подъездом у большого костра.
Мила старалась помогать хозяйке как могла, они вдвоём ходили в соседний лес собирать хворост для обеденного костра. Хозяйка даже повесила на Милу небольшую котомку, чтоб та тоже несла домой вязанку:
— Тащи, раз будешь тоже есть.
И Мила тащила, хоть котомка и спадала.
Но больше даже самого грохота и холода Милу пугал вой соседского Рекса, который почему-то сидел в своей квартире, и не выходил со всеми к костру. Мила с хозяйкой даже ходили этого беднягу проведывать, а хозяин принёс большой молоток и бил им по двери так, что стеклянный глазок выбился. Вой Рекса стал ещё громче, а хозяйка начала совать в эту дырочку сосиски, а потом лить воду.
Спускаясь с пятого этажа Мила видела такие новые дырки вместо блестящих глазков в ещё нескольких дверях. И там тоже то скулили, то громко мяукали её старые знакомцы. Так длилось девять дней.
Но однажды пришли какие-то одинаковые люди с неприятным запахом обуви и после этого все двери оказались распахнутыми. Мила сама видела как «одинаковые» их выбивали, и оттуда выбегали её исхудавшие знакомцы.
Эти неизвестные «одинаковые» приходили и к Миле в квартиру, они там всё обошли, заглянули в шкаф и ушли. Хозяйка очень выдохнула, когда закрывала за ними дверь.
Спать теперь ложились очень рано, наверно потому что свет не включался, хоть хозяин и клацал выключателем. Не включалось уже ничего. Особенно Миле не нравилась эта новая вода у нее в миске. Но хозяйка, глядя на грустную Милыну морду, качая головой говорила:
— Купить негде, магазинов нет.
Да, Мила и сама видела, что все магазины вокруг стоят пустые: распахнутые двери, выбитые окна, и вонь с гарью – это там, где Миле всегда покупали колбасу. Ужасно грустно видеть такое.
Когда все собирались у костра готовить еду, то почти не реагировали на взрывы, а только сосредоточенно смотрели когда же в котелке забулькает.
После этого большинство со своими тарелками вереницей направлялось в подвал, а Милу хозяева всегда вели обратно на пятый этаж. Мила однажды решила тоже пойти в подвал. Она забежала туда, но ей там сразу очень не понравилось — как-то сильно воняло разными вонями, и тесно так, что некуда и лапу поставить. Нет. И она побежала по лестнице догонять хозяйку: пусть в квартире холодно и громко, но как-то свежо и уютно.
— Что, не осталась там? — спросила та, увидев догоняющую ее Милу. – Твой выбор, где сидеть. Сейчас такие времена, что каждый сам выбирает место, где ему находиться. Никто же не знает, где опаснее.
Дома, откупорив бутылку белой вонючей жидкости хозяева разлили её по стаканам, выпили и залезли в свой шалаш. Теперь они так делали каждый вечер. Шалаш построили в коридоре под входной дверью, стянув туда все подходящие вещи. И в нем даже было не очень холодно. Мила тоже поскорее забралась туда и легла на свою подушечку. День окончен.
Так прошло почти две недели.
В какой-то из дней после очередного обстрела, взрыв раздался особенно близко и Мила почувствовала гарь. Она в ужасе сильно заскулила — ведь она очень боялась огня. Все выскочили из квартир. На улице уже бегали соседи. Они бегали, но ничего не могли поделать — машины вдоль дома горели и их нечем было тушить — воды же не было. Еще хорошо, что почти ни в одном из автомобилей уже не было бензина — забрали для насоса, которым качали воду из глубокого колодца.
Пожар пытался перекинуться на здание, но огонь смогли отогнать, откатывая руками загоревшиеся автомобили и накрывая их одеялами, огонь переходил в тление и угасал. Пока пожар не прекратился никто со двора не уходил.
Следующим утром Мила вместе с хозяином смотрела, как с их зелёной машины большой кувалдой сбивают заднее колесо. До этого они каждый день ходили к машине и пытались это колесо открутить, но винтики не поддавались. И не то, чтобы хозяин у Милы был какой-то слабенький, ведь и другие люди тоже пробовали открутить эти винтики, но у тех тоже не получалось:
— Прикипело, — вздыхали они и отходили.
Это колесо однажды утром оказалось испорчено, на нем появился большой надрез. Мила сама видела, как это произошло — какой-то из «одинаковых», которые заселились в полуподвале прямо у них в доме, в помещение, где раньше находился ЖЭК, прошёл по ряду стоявших возле их дома машин, и большим штык-ножом зачем-то в каждой порезал колесо. «Какой-то он странный, — подумала Мила. – Разве он не знает, что от этого машина не сможет ехать?» Даже Мила это знала.
Но скоро Мила привыкла, что с машинами что-то не то происходит. Она сама видела как с бензобаков срезают крышки чтоб вытащить из них вонючую жидкость, которую затем радостно со словами: «Вот еще раздобыли» относили в соседский двор. А потом там слышалось урчание мотора и оттуда приносили воду для общего костра.
— Да, Мила, мы воду в колодце берём и для тебя тоже. Поэтому не смотри так укоризненно, нам нужен бензин, чтоб насос работал. Все от чего-то да и работают. Вот ты- от вкусняшки, а насос – от бензина.
Вспомнили: «От вкусняшки», Мила уже забыла когда эту вкусняшку даже нюхала, ест каши и даже не спорит. Уже две недели Мила тиха и покорна, только смотрит на хозяев и ждёт, когда же они начнут прятаться по настоящему, а не в этом своём холодном шалаше.
Некоторые собаки совсем не выдерживали этого грохота. Мила своими глазами видела, как странно кружился по двору соседский Рекс, а потом он куда-то убежал и больше в свою квартиру не возвращался, хоть там и возвращаться было некуда — хозяева-то его уехали в первый же день постороннего шума. Мила сама это видела, когда выглядывала в окно в ожидании своей зеленой машины.
Видела Мила и других несчастных собак – осунувшихся, шарахающихся в разные стороны, но продолжающих приходить и сидеть поодаль возле их двора, в ожидании, что люди им тоже что-то дадут покушать, хоть их хозяев среди этих людей и не было. И люди кормили этих несчастных собак и котов.
Во дворе постоянно слонялись несколько «одинаковых». А когда люди готовили себе еду, то «одинаковые» подсаживались и слушали разговоры. Было видно, как они стараются делать вид, что просто сидят, ждут кашу, а на самом деле слушают. Мила в слежке разбиралась, она все же собака разных пород.
После того, как порванное колесо поменяли, то на следующее утро, когда еще толком не рассвело, хозяева взяли свои сумки с вещами, Милу, закрыли дверь и пошли к машине.
В последний момент Мила увидела, как старушка — мама хозяйки почему-то не забрала свой большой красный кошелёк, который всегда носила с собой в магазин. Мила дёрнулась вернуться, но на неё никто не обратил внимание, только сильно подтолкнули на выход. «Наверное, потому что магазинов все равно больше нет и этот красный кошелек больше не нужен», — подумала Мила и засеменила за всеми, чтоб случайно не остаться дома, как Рекс, ведь это самое страшное, что может произойти, знала она теперь.
Если бы Мила знала, насколько этот кошелёк для неё важен, она бы приложила все силы, вырвалась и сама своими зубами забрала бы этот кошелёк. Но она не знала, она была простой милой дворнягой, которой удалось стать комнатной собачкой.
Когда все сели в машину и поехали, то сначала Мила очень обрадовалась: «Наконец-то». Но то, что она увидела по дороге, что она услышала на ней было столь ужасным, что Мила стала думать: «Лучше бы мы сидели и дальше в своём коридорном шалаше».
Быстро удалось проехать всего десять минут — до зачёркнутого знака: «Гостомель». Дальше начиналось шоссе, на котором стояла бесконечная вереница машин по направлению на Киев. И их зеленая машина тоже встроилась в эту вереницу, и стала очень медленно продвигаться. Каждые десять – тридцать метров давались после остановки. Когда они чуть- чуть проехали, буквально три километра до знака «Буча», то поняли — теперь вся дорога покрыта разбитыми сгоревшими автомобилями и накрытыми трупами людей.
— Мы поехали на свой страх и риск, — сказала хозяйка, прижимая к себе Милу. — Это наш собственный выбор: «ехать или оставаться», а решения не знает никто и для каждого — оно разное. По обочинам обугленные те, кто выбрал ехать, а во дворах и огородах виднеются холмики над теми, кто выбрал остаться. Раз решения нет, то и каждый выбирает его себе сам.
В какой-то момент колонна полностью остановилась. Сказали, что ждут каких-то автобусов «Зелёного коридора», и пока они не прибудут – никто никуда не едет.
Когда караван наконец-то тронулся с места, то начались блок-посты, «одинаковые» бесконечное количество раз заглянули к Миле в машину. Единственное, что как-то расслабляло этих людей, так это то, что Мила была не полностью киевлянка из Гостомельского пригорода, а вообще-то она — из Луганска, и в документах у всех обитателей этой машины так и было написано.
Почему «одинаковые» считали, что луганчане как-то ближе им, чем жители городов, которым ещё никогда не приходила необходимость бросить свой дом – Мила не понимала. Но факт- их пропускали не переворачивая вверх дном весь багажник, как она видела делали в соседских машинах.
Значит даже пришлым из неведомых восточных далей «одинаковым» хочется иметь хоть каких-то близких себе в этих краях. Может им тоже плохо и страшно?
Сорок километров до Киева их зеленая Хонда проехала за восемь часов. Пешком быстрее? Ну, нет. Пешком было на часа два дольше. Наконец, Мила доехала до Киева, и они заехали на заправку. Тут Милына хозяйка пошла в туалет. Туалет… Без воды в многоэтажных домах туалеты бесполезны. Поэтому хозяйка уже за две недели и от туалетов отвыкла, и умывалась не очень полностью. По морозу не очень хочется мыть себя, потому что можно покрыться ледяной коркой, к тому же и воды не было.
Когда Милына хозяйка на заправке зашла в киевский туалет и из крана ей на руки полилась горячая вода, то она почему-то горько разрыдалась. Наверное, это символ расслабления, когда человек рыдает при виде воды в кране, или воды в унитазе…
Дальше они ехали быстро, долго и далеко. Всё меньше становилось слышны выстрелы, залпы, канонады. Обугленные автомобили и накрытые на обочинах трупы исчезли совсем. Только проезжая мимо городов Мила иногда слышала привычный уже за это время вой сирены. Они уехали.
Казалось бы все наконец сложилось хорошо — в одном из сёл возле одного из самых западных украинских городов Мила получила себе домик. Хозяева занесли чемоданы, сели на стулья, но тут-то и всплыл этот проклятый забытый на столе красный кошелёк:
— Там же всё моё! – вскричала бабушка. – Мои банковские карточки, мой пенсионный. Что я теперь без них буду делать?
Оставив Милу в этом новом доме одну, они закрыли дверь, все сели в машину и уехали.
Мила ждала много часов, она пробовала выть, она гавкала. Но никто так и не пришел к ней, только на лай откликались незнакомые большие собаки, от чего становилось еще страшнее. За окнами начало смеркаться и Мила решила: «Они вернулись к своему кошельку. Они меня тут оставили, как тогда соседского Рекса!»
Да, у Милы, как и у её хозяйки при виде теплой воды из крана — длительная полная концентрация нервов разрушила всякую их эластичность, Мила в этот момент наверное сошла с ума, она принялась, как и соседский пёс биться в дверь, ведь только это ему и помогло. Но дверь в этом уже несколько лет простоявшем заброшенным домике была совсем не такая, как в Гостомеле в их новостройке, поэтому быстро и легко поддалась небольшой собачке.
Мила выскочила в незнакомый морозный двор и побежала. Она бежала по чужой деревеньке, по мартовскому снегу, под заходящим Солнцем, под восходящей Луной… Бежала и бежала, пока не закончилась деревенька, не закончилось поле, пока не начался лес, пока не устала… И ей показалось, что вдруг вокруг стало очень тепло и тягуче — хорошо. Дальше она бежала куда-то в мягкий обволакивающий свет. А потом и не бежала, а просто шла. А потом она прилегла и вокруг был прекрасный парк с прекрасными запахами, и рядом на скамейке ее хозяин сидел с ее хозяйкой и весело смеялись, глядя на свою Милочку. «Вот и хорошо», — подумала Мила и заснула.
*****
Решив в банке и пенсионном фонде все свои вопросы, поздним вечером возвратились из ближайшего городка уставшие Милины хозяева. Заскрипели тормоза, остановилась их зеленая машина, из которой вышли хозяин с хозяйкой и их бабушка. Но их встретила лишь распахнутая дверь, перевёрнутая миска и засохшие следы на пороге. Они много дней подряд искали свою Милу, свою Камилу. Они развесили фото и объявления в ближайших деревеньках, давали объявления, расспрашивали и писали. Но никто так и не откликнулся ни на какие предложение о вознаграждении…
103
Загрузка...
