Выросла я в убогой нищей семье. Родители любили вечно кутить по ночным кабакам и посиделкам. Дома обшарпанные стены, трухлявая мебель и макароны с водой. Как родители, они позаботились лишь о том, чтобы я после девятого класса поступила на повара и сразу вышла на работу. Мою зарплату, чуть выше прожиточного минимума, выбивали истерикой и кулаками. А уйти жить отдельно я боялась. Боялась быть самостоятельной, ведь они всегда мне внушали, что я полное ничтожество, которое ничего не может. Работала в школьной столовой, подрабатывая иногда техничкой.
Там же встретила Алешу. Он был бухгалтером в школе. Тихий, грустный ботаник, которого не видно и не слышно. Его ухаживания, как и его самого, всерьез не воспринимала. Он был всем своим видом и поступками похож на ребёнка. Его шоколадки, которые он оставлял мне на подоконнике, вызывали у меня лишь умиление. А при встрече Алеша пугливо прятал глаза. Так продолжалось почти два года, пока однажды вечером, по дороге домой, мой путь не перегородил немецкий внедорожник. Я узнала водителя — это был отец Алеши, всеми известный Яков Петрович. Об этом брутальном мужчине вздыхали многие женщины в нашем городе. Шустрый, пробивной, во всех делах шел нахрапом. В госслужбе был на хорошем посту, параллельно занимаясь бизнесом, имел два мясных магазина. Очень властный, порой циничный и жесткий человек. Он сказал, что ему надо со мной поговорить и пригласил к себе в машину. Я села с вызовом и уже приготовила речь, что ни в коем случае не претендую на его золотце. И пусть я нищая, но гордая. Но Яков Петрович не начинал. Он молча привез меня к себе домой. И пригласил войти внутрь. Меня это заинтриговало и даже напугало, но я послушно прошла в дом. Там Яков Петрович стал с порога проводить мне экскурсию по дому с комментариями. Он водил меня по всем комнатам с явным удовольствием и хвастовством, рассказывая мне о каждой значимом элементе его интерьера и мебели. На меня, выросшей в нищей семье, это произвело неизгладимой впечатление. Я никогда не была в таком богатом доме, и не могла скрыть своих восхищенных глаз. Это был огромный дом с большими комнатами, с богатым убранством. Яков Петрович про себя посмеивался над моим наивным восхищением. А потом перешел без всякой прелюдии сразу к делу:
— Видишь, как мы живем. Не всякой бабе перепадает такой шанс, как тебе. Делать нечего, сын у меня один. Малахольный, бесхребетный, одна надежда на то, что внуков путёвых подарит. Этому цыпленку уже двадцать седьмой пошел, а он всё от баб шарахается. Слыхал я, что больна люба ты ему. Не сказать, что я в восторге, но баба ты битая, если дать дельности и возможности, может и выйдет из тебя толк по более, чем от этого цыпленка, но главное, конечно, продолжатели рода. Если батя не возьмется, этот цыпленок так и будет всю жизнь вокруг тебя бегать. Так что решайся.
Через полгода мы поженились. И я стала жить в этом шикарном доме. Не задумываясь о том, люблю ли я своего мужа или нет. Со свёкром мы сразу нашли общий язык, я быстро вошла в курс дела его бизнеса. И стала его правой рукой. Свекор не мог на меня нарадоваться, а я помогла ему расширить сеть мясных магазинов. Влившись в это дело с полной отдачей. И лишь одно расстраивало, не было у нас с Алешей детей. И как-то сразу выяснилось, что причина в нём. Ему прописали долгий курс лечения. Для Алеши это стало ударом по самолюбию, но самое ужасное, что отец его не щадил. По вечерам, качаясь на своем любимом кресле из черного дерева, отец читал свой монолог сыну:
— Уж я-то смирился с тем, что ты у меня никудышным уродился. Единственное, что я на тебя возложил, это продолжение рода, что по сути любая собака уметь может и хочет. Любая собака умеет, но не ты…
И такие унижающие монологи продолжались каждый вечер. Я не смела заступаться за Алешу, и не имела нежности его утешить. Яков Петрович, не любил сына. Алеша был его первым сыном. Белёсый, сероглазый, субтильного телосложения весь в мать. Отец тогда сразу сказал: «Ну, что ж, первый блин комом, второй нормальный будет, в мою породу». И тем самым, как будто проклял Алешу. Второй сын действительно родился весь в Якова Петровича: ширококостный, чернявый, кареглазый крикун. Младшего отец баловал и любил более всего. Но однажды вся семья попала в ДТП, и младший сын погиб. Это стало невосполнимой утратой для Якова Петровича, он, даже не стесняясь, произнёс: «Не того сына Бог забрал». И как будто возненавидел Алешу зато, что он выжил, а его любимый сыночек нет. Яков Петрович ещё пытался зачать ребёнка, но сказалась запущенная венерическая болезнь, которую он подхватил от одной своей любовницы. Так и остался Алеша его единственным наследником. И, конечно, Яков Петрович очень злился на бесплодие своего сына.
Но через пять лет я все-таки забеременела, но вместе с радостью пришла и печаль. У Якова Петровича диагностировали рак. Было уже поздно, что-либо делать. Лежа на смертном одре Яков Петрович, как полагается, собрал нас всех и дал последние наставления Алеше:
— «Как я умру, ты во всех делах Машку свою слушай и не перечь ей, дельная баба, в твоей судьбе улыбнулась, не без папиной помощи. Года через три продай мою машину, больше не держи, цены после не будет толковой. Мать досмотри с почётом, ну это ты сможешь. Сыновей роди, и для надеги – двоих, не меньше. Да и забор снеси, другой поставь, с этим я промахнулся красивый, а хлипкий какой-то поставил, не солидно. Вот и всё, что от тебя требуется, более от тебя малахольного ничего надо».
Так и умер свёкор. Я разродилась двойней, сразу два мальчика. И, как и хотел свёкор, в его породу шустрые, хваткие. Через год померла свекровь: тихо и мирно. Машину свёкра мы продали одному коллекционеру за хорошую цену. Я с головой ушла в бизнес, умножая семейное состояние. А Алеша так и трудился скромным бухгалтером в школе. Жили мы ровно погруженные в свою работу. Через некоторое время я стала предлагать поставить новый забор. Старый стал совсем хлипкий и едва подпирался. Только Алёша всё тянул и просил меня не лезть в его дело. Он постоянно объезжал строительные магазины, рассматривал различные варианты, и всё ему было не то. И однажды мое терпение лопнуло. На его отпуск купила ему пятидневную путевку. Он не хотел ехать, но я настояла. За пять дней бригада рабочих снесла старый забор и поставила новый. Когда Алеша приехал, они уже закончили. А я гордо встречала мужа возле калитки. Словно утерла ему нос, сделала вместо него его работу. Увидев новый забор, Алеша растерялся словно ребёнок. И стал пугливо озираться по сторонам. Потом увидев меня, всё понял. Он посмотрел на меня с немым укором и с такой грустью. В его взгляде читалась одна фраза: «Зачем ты это сделала?». Он ничего мне не сказал, лишь грустно побрел домой. И так медленно, словно тянул шаги и боялся. А я довольная и нечуткая смотрела ему вслед. Я ждала, когда он выйдет со мной ругаться. Или просто выйдет, просто выйдет ко мне… Но он так и не вышел… Через какое-то время я почувствовала тревогу, сердце лихорадочно забилось. Я торопясь вошла домой, и по пути в нашу комнату, увидела за углом любимое кресло свёкра. Оно так долго качалось в ритм, словно на нем сидел его покойный хозяин, а я не могла оторвать от него своих глаз. Потом я увидела, что деревянная ручка кресла в крови. Боязливо опуская глаза, увидела на полу тело своего мужа. Эксперт потом мне сказал, что Алеша упал буквально на ровном месте и сильно ударился затылком об деревянную ручку кресла.
Прошло много лет, чтобы осмыслить, причину и следствия такой внезапной гибели моего мужа. Он чувствовал, что отец отмерил ему очень мало дел, и что не стоит торопиться их все выполнять. К сожалению, забор был заключительной точкой, которую Алеша предчувствуя, не спешил делать. Сыновья подросли и продолжили семейное дело. Все такие нахрапистые, грубые в деда. А я так и не вышла замуж, было много разных претендентов, но ни в одном из них не было той чистой трепетной нежности, которую дарил мне Алеша. По ночам я плачу, вспоминая наши дни. Часто засыпая вместе, Алеша незаметно брал мою ладонь и нежно перебирал мои пальчики. Он любил засыпать глядя на мое усталое лицо. Он смотрел на меня тем самым чистым взглядом ребёнка, который под толщей расставшегося грязного снега нашел первый хрупкий подснежник. Он любил меня чисто, беззаветно, трепетно и нежно. Только я этого тогда совсем не понимала и не ценила. А в душе осталось обида на свекра, он так мало дел отмерил своему сыну, тем самым проклял его на скорую нелепую гибель. В этом грубом циничном мире не бережем нежных чистых душ, а потом плачем по ночам.
Автор Галинадар
3 574
Загрузка...
