Людмила вспоминала, сколько ей было лет, когда она встретила любимого человека впервые. Ему было восемнадцать, следовательно, ей – двадцать восемь, а её жениху-татарину – тридцать семь. Людмила всегда отсчитывала от любимого человека, потому что он тогда часто говорил: «Мне уже восемнадцать, мы можем пожениться, и родители не имеют права сказать мне ни слова».
В то время Людмила стала роковой дамой – к ней сватались студент и татарин. Два поклонника, две противоположности. Один – моложе Людмилы на десять лет, студент нефтяного факультета, другой – старше Людмилы на девять лет, директор промышленного предприятия, татарин. Людмила ничего не имела против татарина – воспитанник детского дома, он сумел сделать себе карьеру. Правда, часто срывал на своей подруге раздражение, разговаривал самыми чёрными словами. Людмила просила его не грубить, а он отвечал: «Кто тебе сказал, что эти слова непристойные? Кто это придумал? Раньше их писали и в литературе. Завтра кто-то придумает, что слово шкаф – матерное, и что? Ты перестанешь говорить слово «шкаф»?» Когда он предложил Людмиле жить вместе, она сказала: «Я, кажется, всё-таки тебя не люблю». Татарин ответил: «Думаешь, я не вижу? Но моей любви хватит на нас двоих». После оказалось, что его любви не хватило и на него одного… Но пока что Людмила как-то жила, как жилось, а потом встретила студента.
Красивый, нежная белая кожа, волосы цвета ржи, густые и кудрявые, синие большие глаза. Студент не выглядел кисейной барышней, стремился к «брутальности», любил удобную, непрезентабельную одежду. Но его красота поражала всех, кто его видел, а у Людмилы отняла покой. Студент, придя к Людмиле, погляделся в зеркало, висевшее в её прихожей, и сказал: «О, зеркало с амурами». Людмила приятно удивилась, что мальчик новороссийского поколения знает толк в зеркалах с амурами.
— Хотя это не очень правильные слова – «зеркало с амурами», — сказала она. – Амур – это бог любви, и он всего один.
— Я помню легенды о его стрелах, поражающих любовью, — студент обнял Людмилу перед зеркалом. – Знаешь, я думаю, что наша любовь – это стрела Амура. Такая сильная-сильная любовь, которая приходит раз и навсегда. От неё даже становится больно.
— Такое говорили в девятнадцатом веке, — засмеялась Людмила.
Но она и сама понимала, что стрела Амура пронзила её насквозь. Между тем надо было выбрать из двух мужчин одного. На Людмилу уже недоуменно смотрели коллеги – к ней на работу приходил то один, то другой. Она неплохо смотрелась с каждым – при студенте становилась оживлённой девушкой, при татарине – строгой молодой дамой. Но Людмила понимала, что между её поклонниками разница в девятнадцать лет, что это разные поколения, разный опыт, разные характеры. Перед ней было целых два пути, всего два пути – к студенту, способному кричать на всю улицу: «Весна-а! Ручейки-и!», или к татарину, осознавшему, что родня и друзья могут предать, а квартира и деньги – никогда.
Наконец кто-то, видимо, сообщил студенту о визите татарина к Людмиле. Людмила подозревала теперь, что кто-то из коллег, иначе почему студент прибежал, взмыленный, как раз тогда, когда Людмила и татарин никого не ждали? Людмила в оцепенении открыла дверь, студент ворвался, тут и татарин вышел к ним, перед студентом развернулась сцена из древнегреческого мифа: потревоженные нимфа и сатир, и рядом нет даже виноградных листьев.
— Ты… ты… — студент просто глотал воздух, давился словами, видя красивую, утончённую Людмилу, перед которой он только вчера открывал двери подъезда, в таком непотребном виде.
— В чём дело? – татарин тоже подал голос.
Студент взял с тумбочки перед зеркалом канцелярский нож и со всего маху рассёк себе ладонь. Физическая боль немного пересилила душевную. Людмила засуетилась, хотела зажать рану, но студент гордо ушёл, истекая кровью. Татарин примерно понял ситуацию, ударил Людмилу по лицу, в отличие от студента, и ушёл.
Людмила ненавидела себя. Татарин вскорости вернулся к ней, сказав: «Всякое бывает». Жизнь пошла дальше. А Людмила всё помнила студента. Приходила поутру к его университету, видела его издали, точнее, даже не его, а его болотную куртку. Тихо рыдала, представляя себе, сколько с ним учится хорошеньких девочек, презирала себя, подлую. О том, чтобы попросить прощения у студента, она не могла и мечтать. Это немолодой татарин спокойно зажил с ней, как раньше, а студент чистый, он не умеет, слава Богу, прощать предательство…***
Студент пришёл после учёбы в съёмную квартиру. Захватил еду к себе в комнату, объяснив хозяевам, что позанимается и поест там. Закрыл за собой дверь и залился горючими слезами. Уже второй год он жил без Людмилы.
Они познакомились так. Студент зашёл в библиотеку и нечаянно наткнулся там на книгу стихов Милы Мыльниковой – девочки-подростка. Студент с предубеждением относился к стихам детей – считал, что в таком возрасте человек не может ничего сказать другим, а раз так, нужно совершенствовать себя, а не лезть в калашный ряд. Но книгу всё-таки раскрыл. Стихи, конечно, про цветочки, про дождик, про сказки. Посмотрел на год издания – книга оказалась не новая, сейчас Миле Мыльниковой должно быть где-то около тридцати. Студент поставил книгу на место. Прошло несколько дней, и он заметил, что повторяет прерывистые строчки то из одного, то из другого Милиного стиха. Студента замучили мысли о Миле Мыльниковой. Наконец он поискал Людмилу Мыльникову в Интернете. Выплыло много её стихов, уже современных. Студент читал их в библиотечном компьютере все оплаченные два часа. В некоторых стихах проглядывал взрослый возраст, некоторые казались всё ещё детскими. Студент нашёл и адрес мебельного магазина, где работала поэтесса Мыльникова, и решил пойти туда и познакомиться с ней поближе.
В мебельном магазине ему попалась первой на глаза немолодая продавец-консультант с короткими волнистыми волосами, одетая в шерстяной костюм: светло-малиновая юбка и жакет в светло-малиновую клетку. Студент назвал её про себя «мисс Марпл».
— Скажите, пожалуйста, как найти Милу Мыльникову? – обратился к ней студент.
— Она в том конце зала и слева.
Как всё просто получилось, подумал студент. Он прошёл в противоположный конец зала. В левом углу стояла высокая кудрявая девушка, затянутая в облегающий зелёный костюм. Он приблизился к ней, он подняла на него светло-зелёные глаза, и тогда…
— Ай, ё! – завизжал сосед студента, тоже приезжий.
— Ты что?
— Порезался канцелярским ножиком, а-а…
— Стрела Амура страшнее, — тихо сказал студент и про себя добавил: «Знаю по себе».
Дом Людмилы находился на одном трамвайном кольце, а её работа – на другом. Студент надеялся, что кольца станут им обручальными, как в песне. Не стали. К студенту подошёл молодой сотрудник мебельного магазина, когда студент заходил за Людмилой и не застал её. Коллега Людмилы сам неровно дышал к ней и злился на свой неуспех. Он рассказал студенту, что Людмила крутит любовь и с ним, и со старым фраером. Студент не успел врезать парню – парень начал рассказывать об обмане Людмилы, называя даты, факты, разные подробности. Студент убедился, что парень много знает о них и том, другом мужчине. Студент вломился в Людмилину квартиру, лучше бы он перед тем попал под машину. Этот день навсегда развёл их и заключил студента между учёбой, работой и временным жильём. Он ведь пошёл работать, чтобы хоть что-то нести в будущую семью, а теперь мечты рассыпались в прах, а студент так и остался на работе.
Он ходил иногда вокруг дома Людмилы. С улицы во двор вела асфальтированная дорожка. Студент только сейчас открыл, что, если встать на её середину, увидишь далёкую-далёкую церковь. Раньше они с Милой не знали об этом, потому что, идя по дорожке, смотрели только в глаза друг другу.
В последнее время в комнате студента стала частой гостьей девочка с пышной косой. Студент вёл себя с ней лишь как с гостьей, но потихоньку задумывался об устройстве своей жизни. Пройдёт несколько лет, и его молодость и красота канут в прошлое, а мучиться воспоминаниями о любви уже не имеет смысла…
***
Студент привёл родителей и трёх друзей в съёмную комнату. Свадьбу играли в городе, а не в его посёлке. Невесте делали в парикмахерской причёску из её пышных волос.
Студент оставшись один, мог не изображать улыбку на своём лице. Его мучило что-то едкое, с раннего утра ему было гадко, и, если честно, он мечтал, что кто-то скажет ему, что свадьба – просто глупая шутка или страшный сон.
В комнату вихрем влетела Людмила – растрёпанная, непразднично одетая в скромное голубовато-серое платье и бесформенную шерстяную кофту, непонятно с каких времён сохранившуюся. Студент бросился к ней, обнял, прижался лицом к её каштановым кудряшкам и какое-то время не мог сказать ни слова, как в тот кошмарный вечер. Вот и не было тех полутора лет, что они жили в разлуке. Раньше случалось, что они ссорились, а Мила так же приходила к нему мириться. Она всегда приходила первой – всё же вела себя серьёзно, мудро, а в нём всё ещё жила вспыльчивость.
— Как ты узнала о моей свадьбе? – спросил он.
Людмилина сотрудница, которую они называли «мисс Марпл», шепнула ей, что видела студента примеряющим обручальное кольцо в ювелирном магазине. Даже не стала досказывать, какими тоскливыми глазами он глядел на это кольцо.
— А как вы узнали, что свадьба сегодня?
— Никак, я просто именно сегодня поняла, что не смогу без тебя жить дальше и побежала сюда.
— Я думал, ты счастлива с тем мужчиной.
— Мы с ним не прожили вместе даже года и расстались. Он запрещал мне писать стихи, говорил, что это странное занятие для женщины. Я послушалась, но во мне всё равно складывались строки, они прямо разрывали меня. Я сказала ему об этом, а он повёл меня к психиатру…
В комнату вошёл отец студента. Он ужаснулся, увидев в объятиях сына взрослую бабу (отец оценил её возраст).
— У тебя сегодня свадьба, охламон! – крикнул отец.
Студент с досадой вспомнил: да, сегодня же свадьба. Ладно уж, он как-нибудь всё объяснит людям. После жизни без Людмилы студент уже ничего не боялся.
328
Загрузка...
