Это были две сестры, две актрисы, поразительно похожие. В театре, где они играли, их называли двумя зеркалами. Они отражались друг в друге. Зеркальные отражения одинаковы, хотя при этом правая и левая сторона для них противоположны.
Когда театр закрылся, Станиславе исполнилось пятьдесят три года, Алёне – пятьдесят один. Минус «элегантного возраста» в том, что пенсия ещё не наступила, а учиться чему-то новому уже не имеет смысла. Даже в спокойное время многие не понимали, чем заняты сёстры – результат актёрского труда нельзя потрогать, он нематериален. Но тогда находились те, кто завидовал сёстрам, считая их театральную жизнь праздником. Алёна и Станислава были женщинами-украшениями, стремились украсить всё, что их окружало. Без красоты можно жить, это правда. Театр, по мнению сестёр, должен так показать людям красоту, чтобы жить без неё стало нельзя. Станиславой и Алёной многие восхищались, у них появлялись поклонники – и свои у каждой, и общие. Сестёр не представляли одну без другой, они были красивым существом, повторённым дважды. Алёна и Станислава родились похожими – миниатюрными, лёгкими, хорошенькими. Компетентные люди утверждали, что обе актрисы играют совсем по-разному. Но неискушённая публика не замечала таких нюансов, тем более, глядя с галёрки… Поэтому сестёр часто путали или принимали за одну.
Так шла их жизнь в театре до его закрытия. Здание давно обветшало. Театр должен был возродиться в бывшем заводском доме культуры. Старое здание закрылось, а в новом затянулся ремонт. Уже не верилось, что ремонту придёт конец. Сёстры оказались фактически без работы, конечно, не они одни. Теперь Станислава и Алёна знали изнутри жизнь драматических персонажей, но часто не представляли, что они будут есть завтра. Продукты то завозились в магазины, то нет, цены стали непредсказуемыми. Можно не говорить о коммунальных услугах. Сёстры жили вдвоём. Станислава взяла на себя все бытовые проблемы. В ней было больше практичности, тогда как Алёна чаще растворялась в мечтах. Сёстры распределяли свои усилия. Станислава берегла младшую сестру от покупок, а покупки – от младшей сестры. Изящные ручки Алёны обладали способностью готовить еду, но она слабо разбиралась в ценах.
В одной из бесконечно длинных очередей на Станиславу обернулся мужчина.
— Ой, здравствуйте! – обрадовался он. – Вы Станислава, да?
— Да.
— Я вас видел в театре, часто ходил на ваши спектакли! Ой, ну, надо же! Встретить примадонну в очереди!
Станислава понимала, что сейчас она меньше всего похожа на примадонну – с сеточкой в руках, уставшая, в съезжающей шапке.
— Вы за чем стоите, за картошкой? Давайте я за вас заплачу, а вы дадите мне автограф!
Станислава написала в его ежедневнике пожелание счастья и успехов, подписалась: «Станислава Закрайняя, ноябрь, 1998».
— Спасибо! Я всегда удивлялся: почему у вас фамилия Закрайняя? Это псевдоним?
Станислава смущённо улыбнулась. Они с сестрой носили свою фамилию с рождения. Когда-то сёстры выходили замуж и брали фамилии мужей, но браки оказались недолгими. Станислава и Алёна вернули девичью фамилию, которая стала «брендом». Над ними не уставали шутить: «Почему ваша фамилия не Окраинные (не Бескрайние)?» Поклонники пели для них дурными голосами песню «Yesterday». Когда театр закрылся, один из критиков написал ехидную статью «Закрайний день». Имя Станиславы часто путали. Люди запоминали окончание «слава», а начало как только не изменяли. Зато имя Алёны запоминали быстро, по аналогии с картиной Васнецова.
Поклонник Станиславы говорил без умолку. Станислава узнала, что он не ходил в театр, пока был женат, было как-то не до того. Но после развода он стал ходить на спектакли, а особенно ему понравилась игра Станиславы, он вообще стал театралом из-за неё. В последний раз, когда она играла Федру, он подарил ей красные розы. Станислава кивала с вежливой улыбкой. Она не помнила ни поклонника, ни букета – мало ли, кто дарил ей цветы. Так незаметно они продвинулись к прилавку. Поклонник купил картошку для себя и для актрисы и предложил донести часть Станиславы до её дома.
— А это правда, что с вами в театре играла ваша сестра? – спросил он по дороге.
— Правда, — улыбнулась Станислава. – Зайдите к нам домой, я вас познакомлю с Алёной.
С того дня поклонник Станиславы часто заходил в гости к сёстрам. Их трудности с хозяйством закончились – он мог что-то починить, купить, даже хорошо готовил. Поклонник нежно относился к Станиславе, с восторгом слушал её слова и следил за её движениями. Он обращался к сёстрам на «вы», хотя был одних лет с ними. Они к нему – тоже. Поклонник Станиславы стеснялся своих громких выкриков и размашистых жестов. Полнеющий, шумный, он как будто занимал собой много места. Сёстры – тоненькие, с тихими голосками, мелкой походкой, на них страшно дохнуть. Поклонник благоговел перед Станиславой, хотел на неё молиться. Алёны он боялся как огня, недолюбливал её. Интересно, что в семье старшая сестра считалась ироничной, а младшая – мягкой. Но только в семье. С незнакомыми людьми Станислава легче находила контакт, быстрее сближалась с ними. Алёна не могла довериться кому-то сразу, ей хотелось узнать человека. Она выглядела неприступной. Поклонник Станиславы понимал, что Алёна недовольна его культурой, видел, как она морщится, когда он говорит: «крепкое кофе» и «ложить деньги в портмонет». Разговоры втроём часто переходили в конфликт.
— Всё-таки открыть театр в заводском клубе – не самый лучший вариант, — говорила Алёна. – Театр – то же самое, что храм, старое здание с полным правом можно назвать освящённым…
— А что вы имеете против заводских клубов? – тут же возражал поклонник её сестры. – Я сам бывал в них, они не ниже вашего театра.
— Я не то хотела сказать. Наш театр существует давно, там уже создалась особая атмосфера.
— Пожалуйста, не спорьте! – вмешивалась Станислава. – Театр уже не вернуть. Он не откроется ни в старом здании, ни в новом. Разве сейчас мало примеров?
— Нет, ну, что ты, — утешала её Алёна. – Не надо опускать руки, всё ещё изменится в лучшую сторону…
— Алёнушка, я реально оцениваю ситуацию. Я приняла всё так, как есть, и успокоилась на этом.
Станислава уже не рассчитывала вернуться к работе. Она видела, с каким обожанием глядит на неё поклонник. Станислава понимала, что поступает неблагородно. Поклонник видел в перспективе свадьбу с ней. Станислава не любила его, но и не давала ему ясного ответа. Она не звала к себе поклонника, но и не отталкивала его. А её решение должно было стать для неё судьбоносным. Станислава не видела себя женой. В театре она блистательно показывала страсть, играя Федру. Актриса создавала искусственную страсть, но не могла быть страстной в жизни. Станислава всегда была робкой, застенчивой, подходила к людям с опаской. Да и театральная страсть иная, чем в реальности – красивая, торжественная. Во время своего замужества Станислава жила в коммунальной квартире. Там жила ещё одна семейная пара, Станислава насмотрелась, как отвратительна страсть в жизни. Нынешнего поклонника Станислава не любила, но, с другой стороны, они уже походили на семью из трёх человек. Что может улучшить или ухудшить штамп в паспорте?***
Летом Алёна первой переехала на огород. Она безумно любила жить на природе. С огородным сезоном начиналась идиллия. Алёна радовалась тихой жизни, она чувствовала себя поселянкой. Вот Станислава – городская аристократка.
Алёна то работала в огороде, то ходила гулять к здешней речке. На прогулке она всегда собирала букеты и плела венки. Но не забывала и драматургию, повторяла в свободное время театральные роли. Алёна знала их хорошо, но всё-таки освежала тексты в памяти. Особенно она любила роль королевы Гертруды. Алёна не сомневалась, что театр откроется и труппа соберётся воедино. перед сном она мечтала, как опять выйдет на сцену в роли Гертруды.
Станиславу привёз на машине поклонник. Они рассказали Алёне, что подали заявление в загс и распишутся через месяц.
Весь месяц сёстры и жених Станиславы жили втроём. Алёне показалась странной их жизнь. Станислава всё время подавленно молчала. Иногда она говорила что-то по делу, без энтузиазма работала на грядках. Дачная жизнь и раньше не вызывала у Станиславы особой радости, но сейчас её словно что-то мучило. Обычно она делилась своими переживаниями с Алёной. Сейчас старшая сестра молчала, и младшая не решалась донимать её вопросами. Жених и невеста даже не обсуждали, как отметят свадьбу. Не говорили ни о праздничном столе, ни о свадебном наряде. Само собой, в возрасте Станиславы никто не наденет белое платье и фату. Но они даже не говорили о том, чтобы пригласить детей на торжество. Алёна заводила с женихом сестры речь о свадьбе, он ответил, что невеста запретила устраивать праздник. Алёна подозревала, что Станислава не поладила со своим сыном. Сын Станиславы и дочь Алёны не переносили друг друга. Алёна и Станислава одно время думали, что двоюродные брат и сестра влюблены друг в друга и скрывают свою любовь. Но романтическое объяснение оказалось неправильным. Молодые люди действительно просто не уживались. Они перестали общаться. При детях Алёна и Станислава боялись говорить друг о друге, чтобы разговор не перешёл на племянников. И парень, и девушка жили в своих семьях, но не могли слышать о родительской. Может быть, сын Станиславы не хотел праздновать свадьбу в доме, где будет дочь Алёны? Но Станислава не сделала бы из этого секрета. Жених Станиславы не замечал состояния сестёр, без конца болтал, как здорово они заживут втроём, в эйфории он даже соглашался на соседство Алёны, а квартиру сестёр можно будет сдавать, только не под офис, а то все знают, что сейчас творится в якобы офисах… Сёстры не говорили ни слова. По вечерам Алёна мерным голосом читала вслух Библию: «И сказали ему братья его: неужели ты будешь царствовать над нами? неужели будешь владеть нами?» Потом все расходились спать: сёстры – в одну комнату, жених Станиславы – в другую.
Наступил день свадьбы. Когда Алёна и жених Станиславы вышли к завтраку, они увидели на кухне Станиславу. Она выглядела разбитой, усталой. Станислава сидела так на кухне всю ночь.
— Я должна вам сказать, — обратилась она к жениху. – Поезжайте в город один. Я не могу выйти за вас замуж. Простите, что сделала вам больно, но я больше не хочу притворяться…
По лицу Станиславы потекли слёзы.
— Вы о чём мне говорите? – всполошился жених. – Может, это такой предсвадебный невроз? Пожалуйста, успокойтесь, не говорите непонятно чего!
— Как вы могли не заметить, что я вас не люблю? – рыдала Станислава. – Вы забываете гордость, готовы всё мне отдать, а я не люблю вас и только пользуюсь вашей преданностью! Как вам не стыдно так унижать себя передо мной?
— Но нас ждут в городе! Я уже хотел начать у себя ремонт, да что ж это такое… Станислава, послушайте, давайте сделаем вид, что ничего не было! Я хочу быть с вами, и мне всё равно, отвечаете вы на мою любовь или нет.
— А мне, мне не всё равно! Я чувствовала себя так, будто собираюсь в тюрьму! Я не могу…
— Вот что, я сейчас уеду, но знайте: если вы решите выйти за меня замуж – я тут же соглашусь. Мне неважно, взаимна моя любовь или нет.
Из глаз раскрасневшейся Станиславы лились потоки слёз, её била дрожь. Мрачный жених комом швырял майки, крем для бритья и зубную щётку в дорожную сумку. Взволнованная Алёна стояла между женихом и невестой, как громоотвод. Сначала она гладила по голове сестру, но, когда жених Станиславы собрался и вышел во двор, Алёна выскользнула за ним.
— Я вам сочувствую, — сказала она жениху сестры. – Но я не хочу, чтобы вы уходили с обидой на Станиславу. Поверьте, она жалеет о том, что случилось, но ей нельзя было поступить иначе…
— Я не обижаюсь ни на Станиславу, ни на вас. Всё, я сейчас сяду в машину и уеду в город.
— Вы не понимаете. Мы очень давно работаем в театре. Про театральную жизнь ходит много рассказов: что все артисты заводят романы между собой, что туда ходят как в дом свиданий, что работа в театре – это удовольствие. Но это односторонний взгляд на театр. Когда артист любит свою профессию, он должен отдаться ей полностью, не думая о том, тяжело ему или легко. Нужно отодвинуть на второй план личную жизнь. Именно так случилось с нами. Мне и Станиславе часто говорят, что мы хорошо чувствуем наши роли. Но ради этого мы забыли о семейном счастье. Актёр должен проживать много чужих жизней, на собственную у него уже не остаётся времени.
— Хорошо, хорошо, пусть так. Но тогда почему Станислава согласилась на свадьбу?
— Я и Станислава – женщины-символы. Мы предназначены служить театру, отдавать ему силу, красоту, энергию, душу. Говорю прямо, мы не созданы для того, чтобы заботиться о семье и домашнем очаге. Но я поняла это уже давно, я знаю, на что я способна, и я всегда выполняю только своё предназначение. А Станислава находится в смятении. Она пытается пробовать себя и там, и там, делать то, что у неё не получается. Я всегда прощала ей слабость. Она очень уязвима, а сейчас закрылся театр, вы сами понимаете… Она – маленькая, хрупкая женщина, она устала бороться и думала, что в браке избавится от своих несчастий. Но, поймите, она не может быть женой. Сердце Станиславы занято театром.
— Я влюбился в неё в театре. Четыре года назад, в феврале, я увидел её в первый раз. Она играла королеву в «Гамлете». Тогда я полюбил её и стал ходить на все её спектакли.
— Она не могла играть королеву Гертруду, — удивилась Алёна. – Я вспоминаю тот сезон… Нет, Станислава никак не могла играть эту роль. Её играю только я.
— Вы?
Тут настала очередь удивляться жениху Станиславы. Сёстры иногда заменяли друг друга в спектаклях, выручало внешнее сходство. Но «звёздной» ролью Алёны считалась королева Гертруда, а Станиславы – Федра. Каждая блестяще играла свою любимую роль, но не могла хорошо исполнить роль другой. Этими двумя ролями сёстры никогда не менялись.
Сидя в машине, мужчина вспоминал тот далёкий февраль и думал, кто же тогда играл мать Гамлета? Лицо королевы Гертруды походило и на лицо Станиславы, и на лицо Алёны, лица сестёр то сливались в одно, то казалось, что Гертруда не похожа ни на одну из них…
***
Драматический театр снова работал, теперь уже в новом здании. Сёстры играли свои любимые роли: старшая – Федру, младшая – Гертруду. Знакомства с ними искали многие театральные деятели. Сестёр по-прежнему называли двумя зеркалами. Костюмом Федры была белая туника.
393
Загрузка...
