Максим Лаврентьевич испугался и, пытаясь утешить ее, разволновался сам.
Смолоду бывает почему-то труднее всего признаться именно в самых хороших своих чувствах. Кира долго и сбивчиво объясняла отцу, что ей жалко оставлять его одного в таком пустом, скрипучем доме, что скоро ему будет еще тоскливей, когда она будет не в Москве, а там, куда должен стремиться сейчас каждый честный человек.
— Ведь правда, папа?
— Правда, Кирик. Мне было бы еще горше, если б ты думала и поступала по-другому. Кирик, но ведь нужны же сестры и в Москве, в госпиталях, это же работа для фронта.
— Папа, как ты думаешь, почему так мало пишет Григорий? Папа, а ты не думаешь,— Кира бормотала, не поднимая головы. Максим Лаврентьевич наклонился, чтоб расслышать. — Ты не думаешь, что он разлюбил меня?
Максим Лаврентьевич решил, что ослышался. Он рассмеялся от души. Потом покачал головой серьезно и укоризненно:
— Кирик, нельзя так легко терять доверие. Если ты любишь человека, надо уметь верить в него. Случается и в обычной жизни, что причины того или иного события тебе неизвестны. Само событие поэтому предстает непонятным, даже обидным. А узнаешь причины, все поймешь, и будет стыдно тебе, что незаслуженно усомнилась в человеке.