Это был обычный день

Фигура в черном балахоне разбирал груду исписанных листков. Большая стопка разместилась на левой стороне стола. Перед взором лежали листы, скорее всего отчеты, потому что фигура отсчитывала, высчитывала числа. Комната… нет, вокруг фигуры была кромешная тьма, горела лишь лампа, которая освещала рабочий стол и не дальше его. Если высунуть руку за свет лампы, рука растворялось в черноте. Окно, шкаф или двери для выхода не было видно. Будто стол стоит над пространством. А вокруг ничего нет. Абсолютно. Фигура сидела наклонившись над своими листами. Голова низко опущена. Мы не можем видеть его лица, но присмотревшись к его образу, мы поймем, что перед нами тот, кто работает очень долгое время. Вместе с темнотой здесь была и ее сестра — тишина. Ничего не слышно, кроме шуршаний и

перекладываний листков с одного места на другой. В этой тиши и тьме в пространстве фигура что-то читала, считала, брала один листок, второй, третий. От его рук не ускользал ни один лист. До конца изучив одну, он лениво бросал его в левую стопку, и приступал к следующему. Изучал следующий до последнего слова, лениво бросал на лево и так дальше. За все исчисляемые и неисчисляемые годы своего существования, он сталкивался и видел разные случаи конца жизни живых существ. Одно существо съедено другим более хищным существом. Атакован и убит. Прострелен насквозь копьем, а спустя годы свинцом. Охх… сколько же существ лишились жизней через свинец. Вспомнила фигура те годы. В день Живые падали жертвами свинца по тысячи, что по сравнению за предыдущий год не сравнивалось от начал и до конца этого года. Фигура видела в основном людей (ибо так предписано говорить об этих существах), возраста преклонного, по меркам самих людей. В уме фигура подсчитывала, люди живут по их годам 60-87 лет в среднем. За это время внешность людей менялось. В конце своей жизни они выглядели скрюченно, дряхло, по сравнению с внешностью зародившегося человека, думала фигура. Но также Жнец (здесь и дальше мы будем называть фигуру — Жнец), встречал крошечных, также скрюченных людей, как они именуют, малышей. Не успев родиться в жизнь, они вступали по ту сторону жизни. Он ничему не удивлялся, ему вспоминалось из интереса. Ведь люди интересные существа, думал он. Перестроили Землю из своих интересов. Дали названия всем предметам вокруг. Сделали то, что другие не смогли сделать. Дотянулись до других планет. Опустились в глубины подземелья. Создали для себя определенное время, деление на дни и ночи, недели, месяцы и года. Есть даже у них секунда, промежуток который движется быстро и не останавливаясь. Многое создали и принесли на Землю. Я лицезрел за взаимодействиями друг с другом, на лицах у них всегда что то менялось. То губы широко

раздвигались, то брови сплетались в один. Бывало, смотрю как один кричит второму, из его уст вылетали слова с быстротой, чем становились непонятными для меня. Иногда размахивались своими конечностями. Припадали губами в другие губы. Метод жизни у них был, не знаю как сказать, разносторонним чтол-ли. Пробовали делать всякое. Двигались странно, размашисто, прыгуче. Они возводили вокруг себя зданиями, где считалось для них домом. Да, воистину люди интересные, думал Жнец.

Подбор листов шло полным ходом. Казалось, будто работа его не продвигается, а листы не уменьшаются. И вправду, если приглядеться к ходу, то листы не уменьшались в просмотренном варианте. Неутомимо двигал он руками. Как никак, это его пожизненная работа, если можно так сказать. А вокруг ничего нет. Стол, освещающая лампа, нескончаемые листы.

В руки ему попалась очень длинная, исписанная бумага. Он начал его изучать, читать каждое написанное слово. Так, так… за этот год… столько то тысяч… за предыдущий в общем столько… если в прошлом году была пошатана здоровье этим действием, то из стандартного числа должна была отнята… ну, скажем несколько месяцев, в серьезном случае — года. Конец этого года показывает другие результаты, значит действие пошло на убыль. Люди… они все продвигаются и продвигаются, даже эта болезнь прошла как мимолетное видение для них. Хорошо, это все естественные случаи, ничего особенного. В списке люди, которые покинули жизнь в природном понимании, от старости, ведь все живое умирает через некоторое время. Раз есть жизнь, свобода, стало есть и окончание жизненной поры, где ты становишься вечным странником среди звезд… Хотя кто знает, люди обычно твердят такое, что после жизни будет или ад, рай. Есть и более интересные версии, они верят, что вместо жизни наступает… ничего,  или же душа твоя пребудет в блаженном соитии со вселенной.

Помню, было время, люди широко открыли вопрос о наличии Высшего разума. Они думали, что, кто-то ведь должен стоять за этой жизнью. Может ли быть такое, что этот гармоничный мир (а он и вправду казался гармоничным, если посмотрим вокруг себя, то увидим логические действия природы, мировой порядок, все части утроено разумно. День строго сменяется ночью, зима- весной, из семян вырастают деревья и дают новые семена. Все существует для чего-то, с какойто определенной целью), появился сам собой? Людям того времени тяжело в это верилось. Так что, они признали наличие какой-то Разумной силы, которая устроила всю гармонию. Эта вера по ходу истории человечества менялось, искажалось, люди направляли свою веру другому предмету, существе. Но одно всегда оставалось. Вера. Люди верили. Опять же, по ходу истории рождались люди, в дальнейшем которые влияли на все человечества. Подобных было много. Каждый из них чем-либо внес вклад в ума сородичей. Один человек менял дальнейшую историю. Вместе с изменениями, последовавших от воздействия оного человека, людям открывалось новые горизонты, доселе не известные вещи, мысли, к которым раньше не прибегали. Делали что-то новое не потому, что они этого хотели, а потому, что им приходилось. Даже не помню насколько давно было. — думал Он.  Всю территорию государства, не помню какую, охватила полная апатия, ценности людей были сломаны вдребезги, все, во что верили люди оказалось не нужным. Они думали, если я делаю добро человеку, но этот человек не ответит взаимностью, а злом, то какой толк от моей доброты. С этим для людей открылись познания другой культуры, где жили совсем по другим критериям. Они были в ужасе от увиденного. И тут их вера в счастливую жизнь прекратилась. Жизнь для них потеряла всякую живность, принципы. Что же мне может дать существование? — твердили они. Насколько же мы хрупки? Не на что опереться нам. И тут в веру людей вторглась идея о благоденствующем пребывании души человека в загробной жизни. Что там, где то там, после пассивного волочение тело на земле, душою окупится за гробом. Идея начала засеиваться в умах людей. Они нашли себе новый предмет для веры. Умирали они со спокойной душой, веря в счастливую участь в… неизвестном для всех месте. Воспоминания, как образы, встали перед его глазами. Руки прекратили работать, спокойно покоились на столе. Да, очень интересно, интересные догадки приводили люди. — вспоминал Жнец. Большинство на земле живут так, будто все, что они делают, будет длится вечно.

Наступают на одни и те же грабли дважды. Не успеют они опомниться, как время подходит к концу. Ты на пороге. Появляюсь я. Эти несколько десятков лет изношают тело. Старость… так они его называют. — продолжал думать Жнец про себя. Он все еще сидел на стуле, перед столом, в черном балахоне. Руки, ноги, голова скрывались за балахоном.

Он переставил только что прочитанную бумагу на левую часть стола. Не спешными движениями он копошился в груде листков, с виду ничем не отличительными. В руки ему попалась бумага, которую продержал считанные секунды, а затем передвинул его. Беря другой лист, его руки остановились. На несколько секунд замерли. Быстрыми движениям, он взял предыдущий лист. Еще раз прошелся по списку. Остановился.

Заинтересовался и продолжил изучать дальше.

На бумаге были написаны люди разных возрастов. От той бумаги, где были написаны люди умершие от естественных причинов, эта отличалась не естественностью. На этой бумаге, которую он держит в руке, написаны люди умершие не старостью, а по другим причинам, и причины эти были разнобразней. Прочтение так затянуло Его, что Он не заметил, как сидит просто уставившись на листок, а в мыслях рисовал примерные случаи этих событий, произошедших с людьми на этом листке. Здесь, все люди умерли от чего угодно, но только не от старости тела и ума.

Его внимание остановилось на одной строке, где было написано: «10 апреля **** года. Община в городе А******, окраина Джоунстоун».

Не долго думая, Жнец сконцентрировался на этой дате, представил себе город, общину. Потихоньку зарисовка обретала оттенок реальности. Он возвращался в 10 апреля **** года. Внезапно, как из пружины, весь его силуэт полетел высоко навверх. Стол вместе с грудами листков исчез из виду. Он летел неизвестно в какую сторону. Силуэт пробирался сквозь тьму на встречу к солнцу. В мыслях все смешалось. Картина менялась из одного в другой с быстротой леопарда на земле. Неизвестно сколько Он пронесся в пространстве, силуэт все проходил через разные реальности, через разные эпохи. Так же внезапно, Он повис в небытии. Вокруг ничего не было. Что то тяжелое давило вовсю. Силуэт все уменьшался, а темнота заполняла открытые места, не давая ход другим источникам. Его отбросило куда-то вниз, где наконец образовалась яркая точка. Он падал в объятие света, а свет становился ярче и ярче. Круг расширялся. Силуэт в черном балахоне коснулся луча. И тут связь с внешней осязаемостью оборвалось. Огонь неизвестного происхождения взял Его в свои руки. Он исчез за пеленой облаков.

***

Старушка Элинор никогда не пропускала сбор в общине. Она не не просто шла туда, она присутствовала там с искренной радостью. Пастор Агонс нравился ей. В нем было много энергии, веры, силы на внешний мир. Его проповеди были как меч против дьявола. Любовь, любовь и еще раз любовь зарождалось вместе с его откровением. При Элиноре прошли десятки молодых людей пасторов. Каждый был хорош по своему. Но никто не запомнился в воспоминаниях. Агонс приехал год назад, за это время его полюбили как святого человека, которого коснулась сила божья. Но были и те, которые недоумевали всеобщей похвалой. Они открыто высказывали свои недовольства в сторону нового пастора. «Псих. Психованный человек со словесным поносом о Боге. Он сам не знает что несет. Несколько громких криков о спасении души, и люди готовы на это что угодно сделать. Лишь бы у них не отбирали надежду на лучшую участь. Ничего нового он не сказал, те же громкие слова о какойто борьбе между хорошим и плохим, с примесью угрозы, ораторской силы, роли главного путеводителя по дороге к избавлении боли, и люди уставившись на вверх, со слезящими глазами, со сложенными в молитве руками просят об изгнании нечестивого из их жизни».

Элинор с замужества посещала эту общину. За прошедшие годы многое поменялось и в строении сооружения, и в людях. Одно всегда оставалось. Она ходила на проповеди одна. При замужестве были одни девушки из соседних домов, но сейчас их нет. Уговорить мужа ходить вместе с ней, она так и не смогла. А сейчас и его нет. Покоится на кладбище окраины Джоунстоун. Дети не долго жили в одном доме с матерью, они отправились за своей судьбой, покинули отчий дом. Ни с одним из детей она также не смогла хотя бы один раз посетить общину. Временами приезжали навестить мать. Но сейчас она одна шла по улице. Как и несколько лет до этого. Шла она не с пустыми руками, а с жаренной курочкой в блюдце. В последнее время, проповедник Агонс получал от старушки Элинор разные вкусности домашней кухни. Элинор могла хорошо готовить, только не было человека который попробовал бы и оценил всю силу ее рук при готовке. Таким способом, при сборе общины, у нее была возможность угостить и показать пастору (не просто пастору, по ее словам «Человека, посланного им во имя спасения».), всей ее симпатии через еду, как приношение в знак верности.

Оставалось несколько десятков шагов, она увидела других прихожан неспешно шагающих в общину под деревянным, и с виду затхлым из деревьев строений. Кто-то на машине, кто-то пешком, люди из ближающего округа собирались под одну крышу.

Была семья Пангриных, соседи Элинор, они также регулярно посещали сбор. Но приходили они не из желания услышать слова пастора, а из безвыходности. Семейное наследие связывал их семью придерживаться ******** религии, и обязывали посещать сборы ********. Элинор это знала, и оттого не поддерживала какую-либо связь с ними. Да и сами Пангрины не пытались заполучить ее соседское внимание. Держались они на взаимной дистанции. Вдоль дороги со скрипом остановилась машина, коричневая с длинным багажным отделением. Это были Пангрины. Мужчина большого роста, не менее большим брюхом. Женщина чуть меньше средних лет, с незаметными морщинами, но с необычным шармом. Дочь — 15 лет, сыну — 10 лет, оба вышли с машины из задних сиденьев.

-Ну маам, ты же сказала, что сегодня мы едем кушать в «Изобилии рога». — с недовольным голосом сказал мальчик, когда понял, что следующие несколько часов пройдут опять слушая эти не понятные для него, слова о каких та мирах, не существующих вещах, не интересующих его детский ум.

-Когда твоя дырявая голова наконец поймет, что когда мы всей семьей едем куда-то, то мы едем именно сюда, чтобы послушать маленького человечка говорящим о большом, которому не под силу это говорить. — спокойно, с безмолвным лицом без злости проговорила Аманда, сестра Артура. На последних словах, Аманда повернулась к матери, лицо которой ужаснулись при словах дочери, а на лице отца была написана усмешка перемешанное с гордостью за дочь.  -Мы забежали всего на некоторое время. — как учитель, объяснила она детям.  А «Изобилие рога» работает до ночи, после… сбора отправимся туда.  Не встретя радостную реакцию, она добавила.  Закажем все, что вы хотите. Даже жаренную на сильном огне телятину. — она лукаво посмотрела на Артура. Глаза Артура доверчиво заискрились. Аманда скрестив руки фыркнула.  -Все что хотим, значит. — прочистив горло сказал отец семейства.

-И не заикайся.- предупреждающе подняла мать палец.

-Что? Ты даже не услышала, что я хотел сказать.

-Знаю я тебя. Никакого пива на сегодня.

-А твои слова, «Все что мы хотим»?

-Дети. Что хотят дети, а не ты.

-Если Артур захочет пива, ты тоже ему откажешь?

-Не будет Артур никакое пиво. Ты что вообще говоришь? Он твой сын.

-За него ты не можешь решать и знать

заранее. — отец, то есть Генри, повернулся к сыну.

Хочешь пива, Артур? Холодная, утоляющая жажду, стекающая по организму и манящая тебя спать и отдохнуть.

У Артура глаза округлились, он начал тяжело дышать.

-Да! Да, я хочу пиво. Я хочу пиво, мама! Пить и… отдыхаться, как сказал папа. Мама, ну пожалуйста.

-А ну живо перестань! — взвизгнула мама, то есть Агнесса.  А ты, Генри, если еще раз предложишь Артуру что-то подобное, я сама лично сделаю так, что тебя дети больше не увидят. Все замолкли. Генри угрюмо поник, Артур боязливо посматривал то на маму, то на папу.

Глаза Агнессы метали грозу и бурю. Они были посреди дороги, и люди идущие в общину с интересом поглядывали на них.

-Поиграли в семейку. Теперь идемте слушать лекцию,     а то      все представление пропустим. Не хочу упускать момент, когда проповедник Агонс в возбуждении будет кричать о не о чем. — со своим спокойным голосом и скучающим лицом сказала Аманда.     -Да, идем. — увела их за собой Агнесса.

Перед входом, Пангрины заметили Элинор, идущую чуть поодаль. Случилось так, что они должны были вместе зайти. Элинор не успела остановиться на достаточном уровне, а Пангрины не успели быстро заскочить в общину. И вот они встали рядом с друг другом.

-Привет, Элинор. — безвыходно произнесла Агнесса, как-то сделав подобие улыбки.

Элинор не поднимая голову, низко кивнула. Ничего не промолвив, она прошла мимо них и зашла в общину.

-Что у этой старушки на уме? — тихо сказал Генри, когда Элинор зашла вовнутрь.

-Кто ж его знает. Ни разу мы не обменивались словами. Ну, бывало, что-то да как я слышал от нее, но не помню, о чем она могла говорить. — ответила Агнесса.

-Совсем с катушек съехала из за одиночества. Муж умер, дети бросили и разъехались. Не удивлюсь, если пастор единственный человек, который слышал от нее понятные предложения. — продолжил Генри.  Хотя… ее можно понять.

Никого у нее не осталось. Ну да ладно. Не мне ли все равно.

-Что значит «съехала    с катушек»? — проговаривая по слогам спросил Артур.

-Это когда человек примирился со своими чертями внутри себя, подружился с ними, и больше он не желает видеть людей. — объяснила Аманда.

-Ааааааа. — протянул Артур.

-Что ты акаешь? Ты же не понял, что я сказала, башка ты эдакая.

-Вот и нет. Я понял. — горячо запротестовал Артур.  Ты сказала, что… когда… человек помирится с… чертями… сдружится, тогда он съехал с катушек. — запинаясь, но с гордым видом закончил он.

Запрокинув голову, Аманда громко загоготала.

-Успокойтесь! Все, заходим. — прокомандовала мать.   Да хватит смеяться Аманда, и ты хватит хныкать. Сколько я тебе говорила, мужчины не плачут, а значит и не хнычут.

Закончив, Пангрины наконец вступили за порог деревянного здания, откуда несло запахом пота смешанный с дешевыми духами из рынка, воздух пропитанный застоем щекотал ноздри и нервы в голове. Они вошли в скрюченное здание, который Бог или Высший разум (если таковые были), давно покинули.

***

Силуэт в черном балахоне очутился в неизвестном месте. Внутри какого-то старого построения, похожего на церковь, где кроме скамеек и затхлого воздуха не было почти ничего, ибо он знал, что навроде таких строили давно, а то время, откуда он пришел, строили совсем по другому, даже таких может и не было. Жнец увидел трап, поднимающийся на сцену, но эта была не совсем сцена, что-то еле похожее на сцену. Чувствовалось, что и само построение было еле похоже на здание. Потолок заканчивался конусом вверх. По залу ровным строем находились скамейки. Да. — подумал он. Это и вправду церковь. Но только… выглядит по другому. По ручному строению чтоли… Стены из дерева почернели и загнились. От этого промозглый воздух разливался по всему залу. Внезапно входная дверь открылась, вошли неизвестные люди и не спеша начали рассаживаться по скамейкам. За ними зашли другие. Это были обычные люди, жители. Он это понял. Женщины, мужчины, были и дети. Наверное, сюда приходят и семьями. — подумал Жнец. Потихоньку зал наполнялся людьми, прихожанами. Кто-то здоровался с кем-то, знакомые видать. Но в основном никто не подходил к другим. Все довольствовались своей персоной. Он видел разных людей, молодую девушку, лет может 18, мужчину, по лицу которого было видно, что работает он на поле, под палящим солнцем, женщиину скорее всего с мужем, она держалась за его локоть, Он видел старушку с затухшимим глазами, с блюдцем на руках, и сказать, единственную, кто пришел не с пустыми руками. Она томно прошла несколько скамеек, искала и нашла свое место на первых рядах. Видел Он еще семейную чету. Мужчину с брюхом, женщину не сказать старую, скорее красивую с морщинами, дети — мальчик и девочка. Один за другим они плелись по залу, решились расположиться не на первых рядах, а где-нибудь в конце. По их движениям было видно, что они не рвутся сесть поближе, да им было и все равно. Лишь бы сесть, желательно подальше. Он стоял ближе к стене. Так, что Ему было видно все люди, которые уже заняли свои места. Он смотрел на них со спины. Все эти люди отложили свои дела на другой день, может быть среди них были важные, интересно стоило ли оно того, чтобы сегодняшний день посвятить проповеди Агонса. Если и вправду так, то пастор Агонс должен гордиться, что люди меняют свои планы чуть ли не на весь день ради встречи с его персоной. Действительно, он был горд собой. Люди никогда не пропускали встречу общины, зал был всегда полон, и он знал, что его слова что то да значат для этих прихожан.

Что может произойти в церкви? — думал Он.  Разве что, богохульник отречется от слов и не поверит в Бога. Но думается, из этого не может выйти что то большее до степени битья плеткой или руками. Ладно, сейчас мы на это посмотрим.

Он начал неспешно расхаживаться по залу, проходил через ряды скамеек, вглядывался к людям. Ничего особенного. — пронеслось в мыслях у Него.  Люди как люди. Разве что, запах из них исходит неприятный, но это уже дело каждого. Когда Он проходил мимо людей, они не обращали на него внимание. Они вообще не видели Его. Из за этого, Он мог увидеть их такими, какие они есть, а не по другому, когда приходится улыбаться неизвестному человеку чтоб показать свою воспитанность, кто знает, разнесется весть что именно он не улыбнулся тогда, и поэтому нужно считать это как акт не доброй воли. Ведь часто такое видишь, человек делает что-то не из своих добрых побуждений, чтобы потом говорил «Я это сделал, потому что все мы люди, и каждый из нас может ошибиться. У нас есть шанс как-то помочь ему, и если мы не даем этого, то что же останется от слова Человек?», нет, он не говорит так. «Я сделал это, чтобы Бог наверху увидел, вот он я, помог человеку, я совершил добродетель, и если дальше так помогать, после смерти я попаду в Рай (или куда он хочет попасть после смерти)». — вот что у него в мыслях. Был один человек, как-то раз, не помнится когда, он сказал «Если вам — людям, все еще нужны поощрения, вас нужно поощрять раем или запугивать адом, чтобы вы были хорошим человеком, то вы не более хороши чем говно, извините за выражение».

Он прошелся по залу, теперь вернулся на свое место, в конец. Его никто не видел, и это не было открытием для Него. Сколько Он себя помнит, невидимость для живых, был одним из свойств в арсенале. От этого ни одно живое тело или душа, не видели Его лица, да и тело тоже. Но некоторые знали, что одет Он в черный балахон, и вряд-ли кому-нибудь попадет шанс взглянуть в Его глаза (если таковые были). Возможно, взгляни в глубину лица, они бы лишились рассудка, возможно увидели бы то, что при жизни они и не думали увидеть. Как бы то не было, Он оставался за ширмой кипящей жизни, смотрел на действие за кулисами, как критик большого театра.

Некоторые люди вытащили с сумок потрепанную книгу коричневого цвета, со сломанными корешками, и поношенными листами темно молочного цвета. Открыв страницу,  где они оставили закладку, люди начали петь и читать стихи посвященные Богу и его творениям. Поднимая ноты там, где нужно, и опуская свой голос до низкого уровня, они отдавали всю свою энергию прочтению. Вместе с прочтением их нутро чувствовало, что сейчас наверное, со стороны они выглядят чудесно, да прибудет очищение моей души со стихами что читаю и посвящаю Богу, только Богу.

На земле миллионы людей придерживаются определенной религии. Верят в своих богов. Люди ищут спасение души, если они согрешили, молятся и взывают на небо, и хотят верить, что есть какое-то могущественное существо, которое по силам стоит выше них, что он может помочь этому человеку. По истории любой религии мы знаем, что убийство человека — это тяжкое преступление. Человек лишает жизни другого человека. Но помимо религиозных соображений, мы придерживаемся еще морали. В данном контексте, религиозный закон и человеческая мораль переплетаются, в обеих случаях убийство — упадок нравственности. С самого детства мы понимаем об этом, в фильмах, книгах и в истории наших предков убийство — грех на всю жизнь и очернение слова «Человек». Отнюдь, это не означает, что не было индивида, который пошел на такое дело из разных соображений. И так как все человечество идет против душегубства, индивид вышедший из строя общества и убивший какого-либо человека, будет наказан посредством отгорожения от себе подобных. Сейчас, таких индивидов много, каждый из них шел на это дело по своим причинам. Бывают те, которые не жалеют о содеянном, наоборот, им может даже принести удовольствие, и это очень страшно, когда человек идет на убийство осознанно потому, что получит от этого маньякальное удовлетворение. Есть люди, которых начинает мучать совесть. Они осознанно боятся, что сделали самое тяжкое преступление. Совесть изнутри сжимает сердце, что то тяжелое появляется на плечах. Среди людей играет параноя, будто все знают, что ты сделал, и теперь смотрят на тебя презренным взглядом. Внутри бушует гром, совесть и моральные законы дают о себе знать. Не найдя уединения с самим собой и где бы то не было, мысли приходят к одному. Просить и взывать к Богу. Если нет такого человека, кто мог бы отпустить мой поступок и очистить мою душу, то над нами есть Бог, который может помочь мне своим всемогущием. Всем своим существом он начинает отдаваться в молитвы и стенания. Это не единственная причина для покаяния Богу. Все люди, которые считают, что сделали грешное дело, также каются перед ним. Истово верят в свою ничтожность, и в своих слабостях, а он, Бог всемогущий, только он силен во всем и только он может исправить и подтолкнуть на правильный путь свое неидеальное творение.

Помню, в каком-то веке *********** религия охватила западные страны. — сквозь пения людей, копаясь в мыслях, Он вспоминал. Церковные группы кинули людям заявление, что

«Существование людей, идет от рук Творца. Люди были созданы по его замыслу, и по его добродетели. Поэтому они должны идти по дороге добра и любви. Отвергать все грешное и плохое, жить по закону: Если ударили по одной щеке, подставь другую». Со временем религиозные взгляды изменятся, найдутся новые противоречия, открытия. Тот же пример — сегодняшний день. — все глубже заходил Он. Какие порывы я видел в те времена, люди сомневались во всем, интересовались неизветсным и шли к ним на встречу, чтобы узнать, что таится по ту сторону земли. Бог, он не был единственным всемогущим и его не всегда представляли как какое-то существо на небесах. Люди тех времен считали «Гармония вокруг нас объясняется тем, что Мировой разум находится на Земле, в качестве безличного начала. Почему мы видим порядок на Земле? Ведь одна часть земли строго подогнан к второй». Как и другие люди, они замечали, что день всегда сменяется ночью, из семян вырастает дерево, а дерево дает новые семена, и из этих вырастают новые деревья, и так далее, осень сменяется зимой каждый год. Общество разделилось на 2 основные заключения. Первые верили, как я ранее уже вспоминал, что всё создано Богом, который имеет личность. Вторые держались за то, что Бог, как безличное начало, находится везде, которое как-бы растворено во всем, охватывает собой все предметы.

Только человек не стоит на месте. — продолжал Он.

Их век сменялся веком. Появлялись новые открытия. Доселе не приходившие мысли в голову, теперь посещяли их. Человек пробирался с факелом сквозь необъемлемую пространством темноту и неизвестность. Появлялись теории о безбожественности планеты. Происходившее на земле начали объяснять фактами, а не чем-либо потусторонним. На место слепой веры пришло обоснованное заявление на различные вопросы, такие как «Почему это происходит так, а не иначе?».

Интересно ещё одно обстоятельство. Нашлись лица, которые заходили в своих познаниях глубже и глубже, где открывали новые факты и показывали всем, что никакой не Бог движет этим миром, а вполне объяснимые вещи, и только наше незнание толкает на веру в мистику. Люди церкви публично клеветали подобные идеи этих лиц. Если были книги, объясняющие о бесполезности веры в Бога, их сжигали, а людям заявляли о «грешности» этой книги. Но до этого, люди всё таки успевали их прочитать. Под впечатлением таких книг, гражданы начинают широко смотреть на окружающий себя мир. Неожиданные и иногда противоречивые мысли в книге переворачивали сознание с ног на голову. Молва шла по улице. Люди потихоньку ставили под сомнение свои жизненные принципы и главное веру, без чего в те времена не могли обходиться. С этого времени начинают появляться атеисты, те которые с корня вырывали веру в Бога. К слову, они приводили доводы в пользу безбожия. То есть, они не просто кричали, что Бога нет, а предоставляли логичные пояснения. В то время учили, что Земля — центр Вселенной, а солнце и другие планеты крутятся вокруг Земли. Из этого люди церкви заявляли о неподвижности неба, где и живет тот самый Бог, а под землей, глубоко внутри ад с бесами. Однако, как уже сказал, были люди опровергатели. Одно лицо, сделавший открытие и заявивший о своем атеизме, поддал много неудобств церкви. Если меня не подводит память, звали его Йордано Урно. Он доказал, что Вселенная не имеет центра, ни конца и начал, отсюда Земля не может быть ее центром.  Она бесконечна и в ней множество таких миров, как наш.

Главное опровержение Урно в пользу безбожия звучали так: «Раз Вселенная бесконечна и имеет разные небесные тела,  то где же выдуманное церковью неподвижное небо, где якобы живет бог?». Людям церкви не нашлось что ответить, кроме как устранить его труды и его самого, путем сжигания на костре.

Да, многое произошло в то время. —  предавался Он воспоминанием. Интересные они существа, эти люди. Вечно в поисках чего-то, не останавливающийся даже перед лицом страха. Интересно наблюдать, как они меняются, сейчас думают об одном, позже переключаются на другое, и так каждый раз, пока не придут к какому-то выводу, не удовлетворивший их любопытство. Сегодня они познают себя, свое существование, кто знает, что захотят узнать завтра? Ведь, ничто их не остановит. Ничто не остановит человеческую заинтересованность. Все рвутся вперед за знанием мира. Помогая друг другу по пути, не оставаясь равнодушным к нуждающимся, они пробиваются через испытания, которые довольно много появляются в жизни людей. Доброта одного толкает всё человечество к чемуто, не знаю, к спасению ли…

Но так было не всегда. Человек состоит не только из порывов в лучшее. Если есть доброе начало, есть и его противоположность, тяга к разрушению. Это закрепляется такими примерами, как войны между людьми, насилием, убийствами, обманами и предательствами. Всё это люди делают друг другу только потому, что один другой нации, расы, цвета кожи, другого мнения, в вперемешку со слабостью, который так и есть в человеке.

Это лишь проекция произошедшого, но сколько раз не окунись в прошлое, я всегда считаю это реальностью, ну когда-то бывшей реальностью, а сейчас давно ушедший. — пронеслось в мыслях у Него, ожидая то, зачем он и возвратился в это время, в эту общину. С терпением, ибо Жнец знал, что проекция показывает свершившийся эпизод не сразу с момента исхода, а с самого начала. Он настолько горел желанием увидеть случившееся здесь, что рискнул вернуться в прошлое. К слову не напрасно, ведь позднее жители с содроганием кожи будут вспоминать этот день, как страшный кошмар, воплотившийся в жизнь.

***

По залу проносились пения людей. Из всех голосов, у девушек лучше всего получалось брать тонкие и высокие ноты, их голоса входили в мозг, и запоминались. Неуклюжие басы мужчин резали слух, если бы понимающие в пении люди были бы здесь, мёд из ушей точно не полился бы. Всё равно должны отдать должное прихожанам, ведь они не только поют, но этим и возносят слова на небеса. Все пели, те кто забывал строки, подсматривал в книгу. Тоненькие выкрики детей перемешивались с гулкими голосами взрослых. Элинор покачивалась на своем месте, сосредоточенные глаза смотрели прямо, руки сложены друг на друга, книги у неё не было, все стихи в книге она запомнила наизусть. В её распоряжении находилось уйма времени, и тратила она их или на молитвы дома, или на телевизор (впрочем, не так много часов она провела перед ним), или на учение книг, конечно же религиозных. В этой общине Элинор многое нашла. По крайней мере, она так считала. Можно было сказать, что под конец своей жизни, старушка захотела искупить свои грехи, оттого неистово отдаёт себя молитвам, но это было бы обманом, она с глубокой привязанностью держалась своей веры и принципа. Может, действительная вера могло открыть врата, к которым она стремилась. Как бы то не было, вера — единственная вещь, что осталось у неё.

Пустая сцена не вбирала взгляды прихожан. Пастор Агонс не спешил с заходом, это было его любимой привычкой, ждать за кулисами и слушать пение своих прихожан, которых он уважал не смотря на монотонность происходящего.

Генри Пангрин слабо качал головой, а слова елееле выходили из него. Со всей радостью он бы сейчас заснул. Даже телевизор так не заставлял слипаться глаза, а в телевизере такого насмотришься, что бросить и уснуть это единственный выход для головы. Генри — мужчина закоренелого типа. Есть стабильная работа, где он уже более 15 лет просиживает свою попу. Когда он нашел в объявлении строку с описанием «Требуются работники на постоянную основу в офисе, в современном здании. Опыт работы с компьютером на MS Word и MS Excel. Заработная плата каждый месяц, без задержек. Премии, бонусы присутствуют (зависит от вашей активности и продажи на рынке). Карьерный рост для лучших работников года!!! СПЕШИТЕ, ЗВОНИТЕ, ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ К НАШЕЙ

КОМАНДЕ!». Генри понятия не имел что такое word и excel, умудрился пройти собеседование на факторе уверенности.

-Я полон сил мистер Кройд, хоть сейчас бери и ставь меня на место. Да, могут возникнуть непонятные для меня вопросы, но мы же люди, я найду ответ даже если он находится в глубине земли, что нас останавливало? И да, эти ваши программы на компьютере, все работают на нем, но вот что я вам скажу мистер Кройд, я — человек старой закалки, в мое время не было этих разных приборов, мы работали головой и словами, подходили к людям и вели с ними живой разговор, рекомендовали товар со всем красноречием, и поверьте мистер Кройд, мы заканчивали разговор с хрустящими купюрами на руках, а клиент уходил с нашим товаром. Думаю не все в вашем офисе работают в таком стиле, хоть один старпер, как бы по старому не звучало, нужен команде». И так как мистер Кройд также был человеком старой закалки, он оценил рвение Генри по заслугам, дав ему место в своем офисе. Только было одно но, за эти 15 лет Генри не сделал хотя бы одного шага по карьерной лестнице. Был год, когда он стал лучшим работником, тогда он и сам не поверил в это, как то так получилось, однако это не помогло продвинуться вперед, мистер Кройд не предоставил ему отдельный кабинет. Так, Генри пришлось работать на одном темпе, без ветра перемен со стороны своей жизни. После работы уставшие мужики шли компанией в ближайший бар, нечего терять и проибретать, завтра утром опять шляться сюда в офис, а так они могут расслабиться потягиваю кружку пива, но не что-нибудь покрепче, черту в алкоголе они знали. Два, три раза в неделю Генри присоединялся к ним, для обсуждения о тупом начальстве, который и не думает наконец сменить трубы в туалете, сами срут в своем туалете на 3 этаже, куда им запрещено, уже почти год, как все отходы нормально не смываются, и другие подобные разговоры. Оно же и вправду так, в баре разговоры между людьми другие, никто не заставляет отечать на заданный вопрос, хочешь ответь, нет, так молчи и наслаждайся тяжелым воздухом от сигарет, зачастую слова в пространстве не держатся, кто-то да ответит, у всех имеются что сказать на все случаи жизни.  -Маам, я больше не хочу петь. — подал голос Артур. Горло начинает болеть.

-Потерпи немного, дорогой. Пастор Агонс сейчас выйдет на сцену.

-Быстрее, можно было бы и поспать, скукота полная. — жалобно сказал Артур.

-Не говори так. — угрожающе посмотрела на сына Агнесса. Вырастешь, скажешь мне ещё спасибо, что приносила тебя с собой послушать проповеди. Можно много чему научиться от этого, пригодиться в жизни.

-Ну чему я могу научиться от слов проповедника? Я ничего не понимаю. Ты всегда твердишь, чтобы я вырос сильным и умным, как настоящие мужчины, почему тогда папа не учит меня? — спросил Артур, будто у учительницы.

-Почему? — Агнесса резко повернулась к

Генри. Генри, ответь на вопрос сына, почему ты не можешь учить его быть сильным и умным? Эй, Генри!

-Что? —         Генри перестал петь,           и вопросительно посмотрел на жену, как очнувшись от глубокой мысли.

-Почему ты не учишь быть Артура сильным и умным?

-Ты о чём? — непонимающе уставился Генри.  -Спрашиваю, где твои наставления сыну? Вы вместе почти ничего не делаете. Когда будешь что-то чинить дома, покажи ему что да как нужно делать.

-Ну хорошо. Я и сам мог поговорить с ним, не обязательно было начинать разговор об этом.  -Меня ещё в школе часто старшеклассники обижают, они большие, больше чем я, им легко меня бить, а я не могу, приходится бежать, но даже здесь я  далеко не убегаю. Куда бы я ни шел, находят меня, ведь у таких как я, легко забрать еду или деньги.

-Они каждый день забирали твой обед в школе? — чуть не взвизгнув произнесла Агнесса  -Ну… бывало несколько раз. — потупивишись ответил Артур. Но это ничего, я и не сильно хочу кушать, после школы дома покушаю.

-Как так «Не сильно хочу кушать»? — голос матери почти переходил на крик. Ты должен кушать свой обед сам, и не важно, хочешь ты или нет, твой обед делаю я, а они не имеют права отнимать у тебя. А деньги? Они что, у всех младшеклассников вынимают деньги? И куда смотрят директор и охранник.

-Никак не сможешь спрятать от них карманные деньги, шарят по всем карманам, а если не находят, то могут и заставить снять одежду, чтобы посмотреть, не прячем ли мы за одеждой. Но у меня та голова работает. — гордо сказал Альберт. Я сразу им отдаю, и ни разу не было, чтобы с меня снимали одежду.

-И вправду, котелок твой сильно варит. — усмехнулась Аманда.

-Ну, что скажешь Генри?       — Агнесса повернулась к нему.

-Научу его стоять за себя. Знаю я несколько приемов. Дай недели две, к нему больше не подойдут старшеклассники.  -Ты что, научишь его драться?

-А то как же, дадим им легко расправляться с ним? Пока они не увидят, что Альберт умеет дать отпор, эта бойня не прекратится. В этом то и проблема, такие как Альберт гнуться перед ними, а они видят что отпора со стороны нет, и дальше продолжают.

-Ну уж нет, Альберт не будет драться. Я думала, ты скажешь поговорим с родителями этих ребят. На зло нельзя отвечать злом. Что мы с вами читали? — она окинула мужа, сына и дочь взглядом. «Если ударили в правую щеку, подставь левую». Мы выше насилия каких то мальчиков. В понедельник мы с папой сходим к директору, родной. — Агнесса погладила голову сына.

Кто-то сидящий впереди Пангринов повернулся к ним со словами быть потише.

-Но все равно стоит его научить давать отпор. В жизни не знаешь что может случится, всегда нужно быть на чеку. — Генри держался своего.  -Нет, нет и нет. Альберт будет выше этого, у него есть оружие посильнее, чем кулаки, его доброта, которому он научиться здесь, от проповедей. И в понедельник мы идем в школу, к директору.

-Как скажешь, хорошо. — устало согласился Генри. Ему было не впервой соглашаться в чёмлибо с ней. Со времени рождения детей, Агнеса изменилась. Стала сильно одержима религией. Но тут можно и на одно сослаться, прапрапрадед Агнессы был **********, неизвестно сошел ли он с ума, или воочию увидел Бога, но он заставил дать обет своему сыну о том, что он и последующие отпрыски будут **********. В детстве Агнесса была обычной как и обычные девочки. Игры, беготня, красивые платьицы, восторженные слова от родителей. У неё были свои мечты, осуществимые и нереальные. Хотела стать актрисой, играть на большом экране. Родители были в мыслях, что это пройдет, обычно такими и бывают мечты девушек в детстве. Но Агнесса самостоятельно дома пародировала игры разных актрис из знаменитых, по тем временам, фильмов. После окончания школы она всерьез задумалась поступить в «Институт театрального искусства», подготовила свои домашние видеоролики для проходного экзамена. Однако, перед своей смертью дедушка Агнессы по папиной стороны, взял слово от сына, что тот со своей семьей примут **********. Как говорила потом Агнесса, по словам отца он не хотел давать слово, но дедушка припугнул его. После этого жизнь Агнессы пошло под уклоном вниз. Отец запретил ей поступать в какой-либо университет, он предложил стать ей помощнией проповедника, на что Агнесса ответила грубым отказом. Она обратилась за поддержкой маме, но она покорно отдавалась воле мужа. Сама слабая духом, ничего громкого не может говорить. Агнесса знала, что в её семье был один уговор, или точнее обет, что все будут придерживаться **********, начатого с прапрапрадедушки. Много внимания она не обращала к этому, думала что делать такое, полный вздор, мы что, живем в средневековье? Несколько раз она пыталась убежать с дому в другой город, все свои проблемы она поведала парню, как выход он предложил сбежать вместе и начать свою новую жизнь. Ничего не вышло, отец узнав о их намерении взбесился, парня своего Агнесса больше не видела. Слезы не успевали высыхать на ее глазах, как вспомнив о своей участи принималась плакать снова. Долго так не могло продолжаться, здоровье Агнессы ухудшалось изо дня в день, всё трудно было проявлять эмоции. Под конец она согласилась с отцом. Что-то изменилось в её лице, оно утратило живность. Внутри что-то сломалось. Более она не мечтала ни о чём, ничто не интересовал её ум, шла по жизни на поводу у отца. И после его смерти, когда она свободно вздохнула, не смогла обратиться к своим пожеланиям, как стала помощницей проповедника так и осталось им. Мир, к которому она стремилась, исчез бесследно. Она впала в неизвестный омут. Замужество за Генри дало ей жизненную энергию, чего не было в одиночестве. Она влилась в эту семейную суету. Генри знал по слухе, что у Агнессы было какое-то расстройство, бдуто семья сильно давила на неё. Несколько раз встретив и поговорив с ней, он убедился в обратном. Не так уж она выглядела больной, как говорят люди. По сравнению с другими девушками, Агнесса была доброй и верной, что и понравилось Генри. После нескольких месяцев свидании, он сделал предложение, на что Агнесса с радостью дала  утвердительный ответ. Она переехала к нему домой, они обустроили дом по своим прихотям. Чуть ли не всё изменили в доме. Все обои были заменены на новый, более яркий цвет. Агнесса всё ещё работала помощницей при церкви, но дома и словом не притрагивалась о Боге, не навязывала слова из книги Генри. Он это понимал, оттого любил сильнее. Затем родилась Аманда, и всё изменилось. По вопросу, как вырастить хорошего ребенка, Агнесса обратилась к Б****и. Сначала ходила с дочкой в церковь, где она сама работала. По воскресеньям, а вскоре в будние дни. Дома она часто делала замечания Генри по поводу его слов и шуток, которые он говорит ей. Чего до рождения Аманды не было. За порядночностью она обращалась в ту же Б****ю. Агнесса нередко упоминала Бога и его выражения за ужином, перед телевизором. Тихими словами она уговаривала Генри сходить как-нибудь всей семьей в церковь. Он был удивлен, ещё ни разу она не предлагала сходить в общину в воскресный день. Несколько недель они всей семьей ходили на службу в церковь. Генри сам и не заметил, как Агнесса превратила их дом, во вторую церковь. На удивленные вопросы, она отвечала, что так будет лучше ребенку, расти вокруг добродетели. Не далек был день, когда со временем Агнесса поставила условия их семейной жизни. Что можно, а что нельзя делать. Прочитав список, Генри пришло в мысли, что это попахивает требованиями из Б****и. Покорно он соглашался с ней. По мере взросления Аманды, ответственность за семейную жизнь Агнесса взяла полностью в свои руки. Всё, что делалось дома и за порогом дома, Генри объяснялся перед ней. Не в грубой, но в твердой форме он указал на этот факт, что отвечать за дом включая за себя, будет сам. На что Агнесса заплакала, и указала на Аманду, говоря расти она должна хорошей и прилежной девочкой, и где же, если не дома, ей этому научиться, а он, как отец ничего не делает. Генри покорился её просьбам. И кто же знал, что её просьбы этим не ограничятся, а Генри, всегда преклонявший голову перед ней, сегодня освободится от её пут, и встанет во главе своей семьи.

-К слову о благодарении Альберта, когда он вырастет. — подала голос Аманда.  Он быстрее возненавидит церковь, чем произнесет это слово. Яркий пример тому я. Мне ты тоже самое говорила, но сейчас я не чувствую какую-либо благодать за эти приходы.

-Потому что ты ещё не выросла. — ответила Агнесса. И какую-такую благодать ты должна получить? С каждым прослушиванием проповедей, ты становишься чуточку образованней, понимаешь что делать грешно и отвергается Богом, а что можно и вознаграждается тоже им.

-А приносить своих детей без их воли в церковь, тоже написано в Б****и как правильный поступок? — без капельки эмоции спросила Аманда.

Отец немного повернувшись, лукаво посмотрел на Агнессу.

-К твоему сведению, я делаю это ради вас, вам это только на пользу. Это как не съесть ложку каши, поднесенную рукой матери. Полезно, но вы не хотите. Что в этом случае делать? Как то найти выход, чтобы вы открыли рот и проглотили кашу. — чуть улыбнувшись объяснила мать дочери.

-Не все предпочитают кашу. — Аманда серьезно посмотрела на Агнессу.

Внутри Агнессы что то ёкнуло. Лицо приняло боязливую гримасу.

-Ладно, хорошо. Давайте дальше петь, а то на нас оборачиваются, не будем мешать остальным.

Голоса Генри, Артура и Агнессы присоединились к гулу прихожан. Злость поднималась в Аманде, было это не в первой. Сколько бы раз слово не заходило о церкви, мать всегда была права. Она взрослая и прошла через многое, так что нужно слушаться её. Чем заниматься, чем интересоваться? Спроси у матери, она подскажет лучший вариант. Ага, лучший вариант для неё, лишь бы не сойти с дороги добродетели. — в злости думала Аманда. Что здесь, что дома, одно и тоже, одни правила. Да и домом это не назовешь, молитвы каждые несколько часов, хвала и благодарства небесам. Приготовили ужин? Хвала тебе господи! Купили новую стиральную машину? Хвала тебе господи, за заработанные деньги! Ничто не происходит просто так, будто не мы управляем нашими жизнями. Всё, что делается, делается по его воле, трезвонит мама. Мы даже толком не проводим праздничные дни. Почему? А да, по мнению матери, никакой это не праздник, а происки дьявола. Вот в такие минуты хочется выкрикнуть, «Что ты несешь, мама?». Ни разу мы не проводили время на природе за пикником, не гуляем просто так по улице, парку. Предложишь такое маме, она сразу всполошиться и забросает вопросами «Зачем тратить время, если у тебя оно есть, используй его правильно, на пользу себе, открой Б****ю и читай». Вся польза только и есть в чтении этой Б****и. Да хоть бы отец вступился за интересы своих детей, но нет, он молчит и только тихо соглашается с мамой. Порой я в недоумении, кто настоящий мужчина в семье? И очень горько осознать, что это мама.

Аманда. — тихо позвал Артур.

-Чего тебе?

-Ничего. Просто хотел сказать, у тебя глаза сейчас вот вот вылетят из глазниц, и у тебя страшное лицо, ты злишься? — также тихо вопрошал Артур.

-Нет, я не злюсь. Всё нормально.

-Точно?

-Точно. Не на что мне злиться.

Украдкой Артур поглядывал на сестру. Не очень он верил её словам, сталкивался с таким лицом дома. Аманда смотрела на всех так тогда, когда попиралась с мамой, а было это часто. Чуть ли не каждый день. Он подбирал идеи, как можно помочь ей. Вдруг он вспомнил.

-Слушай, сзади школы, перед входом в лес, есть поездные рельсы, и сам заброшенный вагон. — начал Артур. Вокруг этого вагона разный хлам.  -Ты это к чему? — вопросительно посмотрела Аманда.

-Старшеклассники в школе после уроков отправляются туда и до вечера тусят там, я не знаю, как провождение времени в заброшенном месте может нравится им. Короче, там и есть хлам, телевизоры, бутылки, даже диван есть, зеркало, вот такие вещи. Даже я там был со своими друзьями. — гордо сказал Артур.

Аманда молчала.

-И вот, ты можешь сходить туда, чтобы выплеснуть свою злость. Я советую взять биту или побольше камней, разрушать направо и налево, помогает, от старшеклассников слышал.

Я же сказала, не злюсь я ни на кого. — уже

мягко ответила Аманда. Ей понравилась его настойчивость.

-Не верю я. — не сдержал себя Артур.

Аманда долго смотрела на брата. С её губ готовы были сорваться слова «Не всё ли равно, веришь ты или нет?». Но сейчас она не собиралась входить в словесную перепалку с братом. Обычно для неё это было само собой разумеющимся, поиздеваться и подзадорить его. Наверное, в первый раз он настоял на своем, и оказался прав.

-Хорошо, ты прав, я немного злюсь.

-Из за мамы? — рискнул он.

-Да.

-Понимаю. — смиренно произнес Артур.

-Понимаю? Что ты понимаешь?

-Ну, мне тоже мама не разрешает делать то, что я хочу. Моему другу Питеру родители разрешают гулять до поздна, кушать мороженое и сладкое по нескольку раз в неделю. Всегда рады меня видеть, когда я прихожу к нему в гости. Любят его они, и мне кажется ценят друзей своего сына.

-Это не одно и тоже с моим. — отрезала Аманда. Помолчав, она продолжила. Мама просто… иногда бывает заносчивой, будто живет не со своими детьми, а сиротами, которых нужно крепко опекать, и любой ценой вырастить из них добрых людей.

С молчанием и круглыми глазами Артур слушал сестру. Аманда забыла о брате, мысли закинули её сознание далеко.

— Но ты правильно сказал. — Артур повернулся к сестре.  Не разрешает мама делать что мы хотим.

-Если тебе станет легче, мне не нравится ходить сюда каждый воскресный день. — улыбнулся Артур. Не понимаю я, зачем молить какого-то человека на небесах, не безразлично ли ему на всех людей, у него же времени не хватит всем помочь и дать им то, чего они хотят. Не хочу молить его, я буду всё делать сам. Захочу мороженое? Заработаю сам, буду стричь газон мистеру Беверли. Один раз он предлогал мне.

— Эй! Сейчас время пения, а не для разговоров. — бросила на детей Агнесса.

Неуклюжие голоса продолжали звучать по залу. Кажется, люди уже поустали драить горло, так как звучали они ещё и устало. Атмосфера в общине стояла томная, воздух пропитался потами мужчин, стал горячим, как в парилке.

-У себя в комнате я спрятал батончик «Квинс», тот вид, где бисквит имеет двух-слойное покрытие черного и горького шоколада. — успел сказать брат сестре.

-Где ты достал его? — так сильно удивилась Аманда, что мама опять повернулась к ним и предупреждающе посмотрела.

-У меня свои связи. — опять, как и любил сам Артур, гордо воскликнул.

-Не такой уж плохой день сегодня получается, а?

-Ещё и «Изобилие рога». — мечтательно протянул он. Я готов часами слушать этого мистера Агонса, если потом это вознагродиться плотным кушаньем в моём любимом заведении. Хотя нет. — он резко осадил себя. Несколько часов долго, ну… скажем минут 30, если при этом он будет весело размахивать руками, чтобы я не уснул. Да, вот так вот. — закончил Артур.

Как же классно живет Питер. — думал про себя Артур. Ему повезло с семьей, вот они по настоящему любят его, это видно, не заставляет мама слушать и читать невесть что. В воскресенье они или дома, или на природе, в любом случае этот день проводят вместе, занимаются тем, что нравятся им. Каждый понедельник рассказывает мне, как катались на велосипеде, как ходили посмотреть на водопад, потом дома передачи и интересные фильмы. Почему моя мама так не делает? Чем мы отличаемся от них? Или нужно было удачно родиться? Если так, то эта удача досталась другому. Я совсем не понимаю, чему я здесь могу научиться. Доброта, доброта кричит мама, но я могу дать доброту человеку как… ну вот подарок, выйду на улицу и буду помогать тем, кто нуждается. Они будут благодарить меня, и значит я сделал добро. Хорошо, приду домой, так и скажу маме. Скажу: «Я сделаю добро на улице, людям, и ты будешь гордиться мной, я стану хорошим человеком мама». Эти мысли взволновали чувства Артура. Что-то защекатало внутри. Он продолжал петь дальше, не попадая в ноты, старался как мог. Зато с Амандой сегодня вечером будем кушать батончик, не будет она шутить надо мной, я же делюсь с ней. Только бы не начали они с мамой препираться, страшно становится после этого в доме. Отсюда мама на неё кричит, что мы не ценим её заботу, там Аманда чуть ли не плача отвечает, что о какой заботе может идти речь, когда она не слушает нас. И так каждую неделю. Совсем неловко потом за ужином, все молчат, глаза не поднимают. Покушают, разойдутся по комнатам, и всё, вот тебе и дружелюбная семья.

-Не прекрасный ли сегодня день, друзья мои? — известный для прихожан голос прозвучал со сцены.

Прихожаны перестали петь, сонливость, которая была у них на лицах, исчезла, они активно смотрели на сцену, за несколько секунд они оживились, зааплодировали и закричали, — Хвала господу, именно так!

Пастор Агонс вышел на сцену. В коричневом, твидовом пиджаке, с красным галстуком. Волосы уложены гелем, при свете они отсвечивали. Белое лицо, без пятен и морщин, как у младенца. Было в нём отличительная черта от других проповедников, он читал службу в хороших костюмах.

-Вы пришли, чтобы принести воскресную службу, пришли чтобы воздать к Всевышнему! Не так ли?

-Да, да! Хвала тебе господи!

-Не вы сами сюда пришли, о нет-нет-нет, вас привёл сюда сам Господь!

Люди закивали и произносили слова согласия.  -Так начнём же читать нашу воскресную службу! Ибо я, как и вы, жажду чтобы Он посетил нашу общину.

Глаза Элинор, сидящая на первых      рядах, заблестели. Пастор Агонс заволок всё её внимание. Кажется, с этой минуты ни о чем другом она не сможет думать.

-Признаюсь, друзья. — с живостью начал пастор. Сегодня утром я не хотел вставать, я хотел провести утро в постели. И не только утро, а весь день. Этим я бы не пришёл сюда, не нёс бы службу для вас. Сам дьявол манил меня лежать и пропустить этот священный день. Но нет, друзья мои! — горячо воскликнул пастор. Если даже его слова так сладко звучали, я не поддался им. Ибо вы знаете, что Господь, — на этом слове он чуть ли не крикнул, испытывает нас своими подданными!  -Божья сила велика! — кто-то крикнул в зале.  -Именно, мой брат, это правда. Правда — как сама эта Земля, на которой мы живем. Я слышал и наслаждался как вы пели и возносили свои слова небесам. Свой день вы проводите здесь, слушая послание моё, и не думайте, что тратите время на чепуху, отнюдь нет, друзья мои. — яро говорил Агонс. Господь заслуживает ваше внимание! Он смотрит за каждым из вас, а вас очень много. Что-же будет, если вы не уделите время, которое Он дарит вам, на Него самого?

Ропот прошёлся по залу.

-Дьявол победит, а вы проиграете бой. Хотим ли мы этого? Ни в коем случае, друзья, ни в коем случае. В сердце, — резким жестом он поднес правую руку к груди, должна быть одна доброта от Бога. Ведь у всех есть грешные поступки, все когда-либо поддавались слабостям. — пастор снизил тон голоса. И сейчас самое время очистить свою душу, осквернённую самим чёртом. Все заслуживают спасения, если только вы падёте перед Ним, и будете молить.

-Аминь! Аминь! Аминь!

-И вы будете спасены, о да! Я вижу здесь много хороших сердец, они жаждут почувствовать силу Божию. — пастор неспешно проходил по сцене. Для нас самих это непосильная работа, доброта появится в сердце тогда, когда вы будете просить об этом Его.

-А если помогать человеку? — тоненький голос Артура прозвучал эхом. Прихожаны обернулись. Агнесса зашикала на него недобрыми глазами, сестра удивленно повернулась. Мальчик сам не ожидал от себя такого, что-то противоречивое было в словах пастора, оттого он задумчиво выкинул слова.

Пастор нашёл его глазами, чуть придвинувшись вперёд, он сказал.

-Как тебя зовут, сын мой?

-Артур. Меня зовут Артур.

-Артур, очень хорошо. Нет, нет, ничего страшного мисс Пангрин. — пастор успокил

Агнессу, видя, как она собирается осадить сына.

Мисс Пангрин, всё правильно? — Агнесса закивала.  Дети — наше будущее. Они продолжат всё, начатое нами. Но мы с вами многое знаем, так как прожили здесь десятки лет. А дети не знают, что же ждёт их за порогом домашнего обиталища. И мы обязаны, как взрослые люди, объяснить им, как устроен мир, и суть доброты. — на 3 секунды пастор замолчал. Ты правильно сделал Артур, что спросил меня. Что-ж, да, конено можно и нужно помогать человеку. Есть лишняя мелочь, кинь его на милость бездомному. Видишь как трудно бабушке переходить дорогу? Возьми её за руку и перейдите его. Господь только будет рад видеть, как творение Его милосердно относится к сородичу своему. И не забывай молить Господа, что-бы он зародил в твоём сердце доброе начало. — пастор опять сделал паузу, Артур не моргая смортел на него. Однако, Артур, не всегда наши силы надобны другим. Бывают моменты, когда мы не сможем вмешаться в дело случая. Это нисколько не будет умалять твои предыдущие добрые поступки. Просто, нужно иметь грань своей возможности и безопасности. Помогать словами, деньгами и на примере с бабушкой можно, ведь мы ничего не теряем. Лишь подаём руку помощи, недостаяющий фрагмент. Возможно, в своей жизни ты наткнёшься на другого вида ситуации. Проходя ночью ты замечаешь в переулке, что неизвестный человек пытается отобрать у девушки сумку. Ты не можешь вмешаться, потому что у него в руке нож, он может нанести увечие тебе. Зачем же рисковать своей жизнью за сумку?

-Но… пастор Агонс, мы же не оставим её одну с неизвестным человеком. — слабо и со страхом спросил Артур.

-Конечно нет, сын мой. Славо Богу, мы живём в продвинутом поколений техники. Вокруг есть такие приборы, о которых люди прошлого десятилетия не могли и подумать. Ты не оставишь бедную девушку, ты позвонишь по телефону полиции. Сообщишь им, что происходит и где им найти вас. Если девушку ранили, не подходи пока к ним, преступник может и тебя ранить. Когда он убежит, оставит девушку истекающую кровью, подойди к ней и дай первую помощь. Не подвергай себя опасности. Ей просто не повезло, не надо было прогуливаться ночью в таких местах. И да, Артур, читай молитвы за упокой её душу. Молись, чтобы её душа обрела покой. — лицо пастора Агонса стало белым, его глаза отстранённо смотрели в неизвестность.

-Я не смогу её спасти? Она умрёт? — тело Артура задрожало, из глаз были готовы брызнуть слёзы.

Пастор не двигаясь стоял на месте. Слова не доходили до сознания. Он молчал.

В зале стояла гробовая тишина. Прихожаны переваривали всё только что сказанное. Единственная Аманда задумалась, её брови сплелись в один. Что-то происходило у неё в голове. Внезапно свет… всё пояснилось. Картина стало чёткой. Невольно её губы раздвинулись в подобие усмешки.

-Что ты сказал Артур? Извини, задумался. Знаете, бывает друзья мои, неожиданно Господь бросает какую-то мысль в голову, в неподходящий момент. Приходится переваривать его. Вот и сейчас Он бросил мне мысль, моему телу пришлось на несколько минут отречься от восприятия. Мы не можем осуждать такого человека, он не виноват, что Господу надобно было именно сейчас кинуть идею в голову ему. — пастор Агонс повысил голос, прихожаны сперва неуверенно, а потом яро закивали с криками о согласии. Вернув себе прежнее состяние, пастор громко сказал. -А осуждать Господа мы не можем, что в неподходящий для нас моменет он передал нам что-то. Господь так решил, значит так и должно быть! — последние слова возымели ожидаемой реакции пастора от прихожан.  -Да! Да! Ты говоришь истину, пастор!

Аманда уже с явной усмешкой оглядывала зал. Её начало веселить происходящее. Все уже забыли, о чём шёл разговор. Пастор повернулся к Артуру.

-Так что ты сказал, Артур?

-Я сказал… что разве мы не сможем помочь девушке, она что умрёт у нас на глазах?  — как-то неуверенно произнёс Артур. Он одновременно был озадачен и в страхе. Озадачен оттого, что люди странно себя вели, только сейчас стояла тишина, все думали о сказанном Альберте, и вдруг забыли о сказанном пастором вообще.

-Девушка..? О да, да. Девушка в переулке. Ну Артур, зависит от тебя, сможешь ли ты дать должную помощь до прихода скорой помощи. Не всегда девушка умирает, есть шанс в спасении. И об этом спасении ты должен молить Господа. «Он что, без вмешательство человека на небесах не может ответить на вопрос?» -пронеслось в мыслях у Аманды.

-Ты понимаешь меня, сын мой?

-Да… наверное да, понимаю. — очевидная растерянность слышалось в голосе Артура.

-Это очень хорошо. Ибо сегодня ты запомнил важную вещь, которая пригодится тебе на нашей большой земле. — пастор придвинулся вперёд к сцене. Вот так друзья мои, совершается обучение над маленькими гостями общины. Нет такой церкви, который запретил бы детям посещать его. Наоборот, всегда приносите их с собой. Господь всегда рад ответить на интересующие вопросы детей. Не только щкола и дом славятся хорошим примером для обучения. Школа можеть дать понятие о науке, о том, что окружает нас с вами. Как и почему растёт дерево? Почему небо голубое? Или как едет машина? Всё это объясняет школа. А дома, дети смотрят на вас. Что вы делаете, отчего так делаете? Они могут забросать вас вопросами, и вы не должны злиться на него, и отмахиваться. Он ребёнок, он хочет знать. Он вырастет потом таким, каким он видел вас в детстве. Ведь в детской голове новое запоминается быстро, даже без воли хозяина. А здесь, братья и сёстры, в церкви он получает связь с Творцом.  С тем, кто стоит в основе мироздания. Многим людям не хватает душевности внутри, суетятся во внешнем мире, забывая о том, кто они есть, забывая своего Творца. Очего в сердце закрадывается плохие истоки, он начинает кровоточить желчью и болью, потом зарождается зло. Почему? — пастор сделал паузу. Потому что в сердце отсутствовало вера в Бога. Вера! — крик пастора заглушил уши прихожан, эхо прокатилось по стенам и по потолку. Детей и Артура бросило в дрожь от испуга. Крик всё ещё был слышен по эхо.

«Он сегодня необычно себя ведёт. — мысли всплыли в голове у Аманды. После каждого слова, он делает большую паузу, будто что-то занимательное его посетило. Настораживает всё это.»

-Видите? — Агнесса повернулась к детям, и шёпотом продолжила. Вот что я говорила вам. Здесь можно много чему научиться. Ты… молодец, сынок, что задал вопрос пастору. Я горжусь тобой. Артур слабо улыбнувшись, поблагодарил мать. Аманда не обратила внимание на слова матери. То ли дума охватила её, то ли пропустила мимо ушей.  -… вот что нужно делать, друзья! — пастор продолжал своё послание. Без веры ты не обретёшь озарение. Нужно заниматься не только житейскими делами, нужно ещё и обращать внимание на то, что выходит за рамки нашего восприятия…

Аманда ухватилась за одну мысль. Долго не мешкая, она решилась проверить пастора Агонса.  -Как тогда поступить с утопающим щенком? — её голос возвысился над словами пастора. Все опять замолчали.

-Аманда! — с укором в глазах произнесла

Агнесса.

Пришла очередь Артуру удивлённо посмотреть на сестру. Она на полуслове оборвала речь пастора, ему это не понравилось. Мускул на его лице дрогнул, раздражение поднималось в нём. «Они что, сговорились с братом? Ублюдки чёртовы. Ладно, я покажу вам, что не к чему спорить со мной, ничего у вас не выйдет. Бог на моей стороне. Быстрым взмахом он подавил нарастающую злость, на глазах появилось что-то наподобие внимания.»

-Ты сестра Артура, значит да?

-Правильно.

-Как тебя зовут?

-Аманда.

-Хорошо Аманда. Так что ты имела ввиду с утопающим щенком?

-Ну… если увидим как щенок или может котёнок вот вот задохнется под водой, а мы по делу судьбя окажемся там, что же, придется подождать пока его не вынесет на берег, а потом дать первую помощь? Как с девушкой в переулке? Прихожаны зашушукались.

-Хороший вопрос, Аманда. Видишь ли, братья наши меньшие менее осознанные, чем люди. У них мозг устроен по другому, они не знают что живут и проживают в такой прекрасной земле. В их комлект знания входит — кушать, чтобы поддерживать жизнь, хорошо уметь скрываться и бежать, потому что есть более большие и агрессивные животные, которые хотят полакомиться слабыми. Больше этого — ничего. Посмотрим вокруг, так ли нужны питомцы, ведь, ничего они не приносят. Если вы скажете, что животные дают мясо, вы ошибётесь друзья, ибо принимать плоть животного грешно, нельзя, это равносильно плоти человека, а Господь запрещает употреблять себе подобных. — на последних словах пастор обвёл всех горящим взглядом. Но если вы, — он в упор посмотрел на Аманду,  всё таки хотите вытащить щенка или котёнка, при этом рискуя своим здоровьем, жизнью, вперёд смело, только потом вы должны понять, что никто вас за этот доблестный поступок не поблагодарит. Одним щенком меньше, больше, — он сделал паузу,  всё одно.

Снова противоречие в словах пастора Агонса. Аманда знала, что он человек непонятный, говорящий только об одном, но сейчас у неё поднималось чувство вздора.

-У вас брешь в словах, пастор Агонс, вы сказали, что жизнь животных ничего не стоит, вместе с этим говорите плоть наша равносильно им. То есть, они могут чувствовать боль в теле так же, как и мы, а значит им не в радость глотать воду и задыхаться. Тоже самое, как глазеть за утопающим человеком. Но это ладно, нюансы, в религии на это не обращают внимание. Вы должны были взять во внимание неискренность и безчеловечность, религия ведь проповедует о всеобщей любви и доброте, правда? Так где эта доброта на ваших примерах? Молиться за человека, когда можно было помочь самому?  -Аманда, сейчас же прекрати! Потом дома мало не покажется, поверь! — Агнесса была в бешенстве.

-Дай ей сказать. — доселе молчавший Генри подал голос. Аманда посмотрела на отца, его лицо расплывалось в спокойствии.  Пастор сам сказал, если дети хотят узнать интересующее, пусть спрашивают. И без раздражений. — отец ободряюще улыбнулся дочери.

Тёплое чувство разлилось по телу Аманды. Она улыбнулась в ответ и закончила.

-Верю мама. Я замолчу. Только пусть пастор ответит на мой вопрос. Я девочка, которой нужна помощь, я не знаю что такое доброта и как его получить, и мне интересно узнать, а пастор, как человек много повидавший, откроет мне глаза. Потупившись, Агнесса замолчала. Артура ещё больше охватила дрожь, что-то непонятное ему происходило сейчас. Ропот проходил по рядам, прихожаны ждали ответ.

«Я готов тебя руками задушить, сука. Как же ты бесишь. — в голове Агонса происходила смутная борьба.  Хочешь пойти против меня? Не получится дорогая. Я тебя съем с потрохами, я тебе не по зубам. Хочешь узнать Божью доброту, искреннюю доброту? Ещё покажу какая она.» На лице пастор держал спокойствие, но было видно, как мускулы дрожат, а глаза странно округлились.  -Жизнь человека — важная вещь. — начал он. Ничто не сравнится с ней, друзья. И она даётся лишь один раз. Господь выбирает именно тебя. — уже уверенней произносил слова пастор.  Он дарует тебе великий подарок. Говорит вам «Возрадуйся, ибо я твой Творец». Не это ли великое счастье, братья и сёстры? — крик осадил всех людей, прихожаны будто очнулись от глубокого сна.  Самое дорогое что у вас есть, это вы сами. Не правильный ход, и всё может пойти коту под хвост, вы можете лишиться всего. Кто знает, может спасая кого-то вы погибнете, мир лишится лучшего пожарного, лучшего художника или архитектора, и ради чего? Человеку, стоящему на грани, уже ничем не спасти. Правильно также то, что со смертью этого человека, мир лишится и кого-то большего в будущем. Есть один ответ, он должен сам бороться. Ему не повезло, что так случилось, а значит чтобы выжить, нужно карабкаться на вверх, использовать свои силы на максимум. А доброта и любовь…- потянул пастор.  Ты попала в точку, религия держится на этих принципах. Как я уже сказал, Аманда, у доброты должна быть грань. Дари и сей добро по возможности, без какого-либо риска для себя. Нужно что-то большее? Молись и взывай к Господу за милосердие. Он обязательно услышит тебя. Он услышит всех вас, братья и сёстры! — эффект подействовал на славу, прихожаны вернулись к прежнему состоянию, они соглашённо кивали и кричали. Дети не понимающе смотрели или на пастора, или на родителей.

«Что за чёрт с этими людьми? — непонимание Аманды смешалось с гневом.  Они не видят как он дурачится и играет со словами? Ну ничего, сейчас посмотрим как ты ответишь на это».

Пастор учащённо дышал. Он взял контроль в свои руки. «Что я тебе говорил, деточка. Я тебе не по зубам. Бог принял мою сторону. Здесь только я могу проповедовать о Нём. Мои слова верны и помогают всем людям. А ты кто? Маленькая девочка с большим ртом. Бог не любит таких дерзких. Он приходит только к таким людям, как я. Мы избранные, чёрт тебя дери. Да, да именно! Я — избранный. Бог избрал меня! Я должен нести людям откровение. Сила Его теперь во мне! Во мне течёт Его кровь. О да, да, да, я чувствую. Господь я чувствую тебя! Ухх… только посмей сейчас мне задать ещё один вопрос, сука. Скажи мне ещё что-то и я сотру тебя в порошок. Давай рискни, давай!».

Артур вдруг понял, что боится всех этих людей. Его било дрожь не от замешательства, а от страха. Он знал, что сестра сказала нечто рискованное, но не понимал что именно. Лицо пастора приняло красноватый оттенок, а Артур знал, если лицо красное, то это означает либо человеку стыдно, либо он злится. Вряд-ли пастору сейчас стыдно. Он злится.

Артур повернулся к сестре. Обычное, равнодушное лицо Аманды исчезло, оно теперь показывало истинное чувство сестры. Она тоже злилась. Она что-то сказала? Или мне послышалось. Нет, она точно что-то сказала. «… посмотрим как ты ответишь на это.» — долетело до Артура. Слова уже вырывались из её уст, появившее некое чувство жаждало финала. Внезапно чья-то рука легла на руку Аманды. Она запнулась. Артур крепко стискивал ей руку.

-Не надо Аманда, пожалуйста. Мне страшно. На секунду она озадачилась. В его словах был оттенок неподдельного страха. Со своей настойчивостью она могла довести своё дело до конца, но что-то в Артуре заставила не делать этого. Аманда сдержала движущий напор слов для пастора.

«Молчишь? Вот и отлично, будь и дальше паинькой. Не мешай мне вести службу!»

-Надеюсь, я понятно ответил на твой вопрос, Аманда. — серьёзно сказал пастор Агонс. Хоть я и много не сказал, а есть много чего, всё-таки смутное представление появилось с вашим братом голове.

-Вы правы, мы услышали ответ на свой вопрос. — буркнула Аманда.

-Видите, друзья? Они не боясь спрашивали меня, не думали, что я буду недоволен распросами. Также и вы должны быть терпимыми к своим детям. Я говорил, говорю и буду говорить, дети — наше будущее. С раннего возраста, обучайте их учениям из Б****и. Рассказывайте о Господе — как о создателе всего живого и не живого. — пастор всё поднимал свой голос.  Говорите им, что милосерднее Его нет никого! Доброта Его не имеет предела. И пусть дети научаться взывать к Господу, чтобы Он даровал им чистые помыслы в сердце. Ибо без помощи Господа человек обречён на вечные муки под землёй! — крик заглушал уши прихожан.

Глаза детей округлились, неизвестно о чём пастор кричит, однако они услышали слово «Дети», значит, он говорил что-то о них.

Артур не убрал руку, он крепко держался за Аманду. Она не возражала, внимание её было нацелено на слова Агонса. Негодование так возрасло, что она собиралась высказать всё своё недоверие к нему.

Маленькое тело старушки Элинор задрожало от возбуждения. Такой сильной проповеди она не слышала очень давно. Все идеи и мысли Элинор сплелись со словами пастора. Надо было раньше думать, надо было раньше думать. — проговорила Элинор. Я бы по другому растила детей, не разбежались бы тогда они на четыре стороны света, оставив меня одну. Это я виновата, меня нужно наказать за неправильное воспитание. Оох пастор Агонс, я очень сожалею.

-Скажу ещё вот что, братья и сёстры. Многие недоверчиво восклицают «Как мы можем просить Господа, если мы точно не знаем, существует ли Он, и не напрасно ли мы взываем к нему?». И они окажутся правы. Да,да. Не было ещё человека, который предстал бы перед Творцом,  а после рассказал бы нам как он выглядит. Эта мысль посещает каждого. Я сам над этим думал, и Господь рассеил мои сомнения. С тех пор я проповедую людям. Как Он открыл мне глаза, так и я открою его другим, вам друзья мои. Я… — пастор колебался. Недолго думая, он решился, будь что будет.  Я… избранный, друзья. Господь избрал меня как слугу своего. Теперь я перед вами, посланник с небес, пришёл во имя Святого Духа.

Возрадуйтесь! — крик эхом отзывался по стенам.

Возрадуйтесь и я отпущу вам ваши грехи!

Возрадуйтесь и я стану вашим связем с Господом!  -Слава тебе Господи! Аминь! Аминь!

Прихожаны неистово бормотали слова соглашения. Гул в зале рос пропорционально крикам пастора. Все глаза впились в него, и не было ничего в этих глазах, пустота и готовность идти с кем угодно, кто обещает спасение. Сейчас пастор был тем самым человеком.

«Он окончательно съехал с катушек. — думала Аманда. Не уж то он сам поверил в свои слова. А что с другими людьми? Что не скажи пастор, для них всё свято. Где они здесь увидели бога?»

–Как мы, ничтожные люди по сравнению с Ним. — начал пастор. Можем сомневаться о существовании Его, только лишь потому, что Он не предстал перед нашими глазами. Не тщетно ли задаваться вопросом «Почему Господу нужно было создавать нас и планету?», не тщетны ли наши искаяния ответов на многие вопросы? Ведь мы со своими знаниями не чета для Него. Наш мозг ничего не стоит по сравнению замыслами Господа! И как мы смеем пытаться понять Его?

–Воистину так! Ты говоришь правду, сынок! — кричали в зале.

–Так задумайтесь, братья и сёстры, мы ли способны достичь и прикоснуться к Его деснице? Нам ли стоит идти против воли Его, против природы нашей? Как хочет Он, пусть так и будет, и не надо нам задавать вопрос, нам не по плечу Его знания! — последнее предложение пастор проговорил не выдохнув воздуха из легких, грудь учащенно поднималось и опускалось, лицо приняло красноватый оттенок.  Чтобы хоть чуточку дать возможность людям узнать о замыслах своих, — продолжил он, — Господь создает людей посланников, чтобы они несли правду, и чтобы Он мог говорить устами этого человека. Перед вами один из посланников Его! Я стою здесь чтобы сказать то, что хотел бы сказать Бог! Моими устами вы понимаете Его! Я чувствую… чувствую как Он хочет сказать… слушайте дорогие друзья!

–Мы слушаем! Скажи же нам! Поговори со мной! — гул голосов в зале становился громче и громче.

–Он хочет сказать… — голос пастора стал ровней, без вздрога.  Дети мои, я рад тому, что вы посетили место Моё, пришли послушать посланника Моего. Да прибудет с вами любовь и спасение ваших грешных душ! Отныне и до своего дня смерти храните в сердцах любовь, которую Я подношу вам через сына Своего! Внимайте! Ибо Я выбрал его, как спасителя! — голос пастора обрёл прежнее состояние, с вздрогами. Поднимите руки и молите Господа! МОЛИТЕ ИЗБАВИТЬ ВАС ОТ ДЬЯВОЛА      И ПРОИСКОВ ЕГО, МОЛИТЕ ДАРОВАТЬ ВАМ ЛЮБОВЬ К БЛИЖНЕМУ СВОЕМУ! ОН УСЛЫШИТ ВАС! Я — ИЗБРАННЫЙ ИМ, ВО МНЕ СИЛА ГОСПОДА! ПРОСИТЕ ВИНА, И Я СДЕЛАЮ ВАМ ИЗ ВОДЫ ВИНО! ПРОСИТЕ ИСЦЕЛИТЬ ВАС, И Я ИСЦЕЛЮ! ПРОСИТЕ БРАТЬЯ И СЁСТРЫ, ГОСПОДЬ ПЕРЕДАЛ МНЕ СВОИ СИЛЫ! — кровь приткнула к лицу пастора, вены на шее вздулись, рука начала дрожать, а легкие так и не могли насытиться воздухом. Мысли в голове начали путаться, пастор больше не сооброжал где обычные слова, а где правда. Убеждение в своём призвании посланника от Бога въелась в кору мозга. Он по-настоящему уверовал в искренность своих слов.

Прихожаны подняв руки неистово надрывали свои голоса в ответ пастору. Кто-то кричал как он любит Бога, кто-то кричал об изгнании дьявола в теле, у кого-то мольбы перемешались со слезами и соплями. Рассудок полностью покинул умы людей. Только одна правда сейчас существовала для них — пастор Агонс всемогущий. Он может спасти всех их, решить все проблемы и открыть им наконец глаза. Кто они такие, чтобы делать всё что захочется? Идти вопреки намерениям Бога? Тебя создавали для поклонения Творцу, для взывания благодарности. Так падай ницом вниз, и не дай злому духу осквернить тебя и мысли твои. Ибо вся жизнь это борьба, которая идёт в твоём сердце.

–Помоги моему телу, пастор Агонс! Я прошу тебя о помощи, избранник Господа! Дай моим ногам ходить, пусть мои руки больше не дрожат! Я верю в силу Его, которая течёт в тебе! — старик с глубокими морщинами с первых рядов перекрикивал других, незаметные слёзы попадали в рот и брызгом отскакивали вместе со словами.

Сперва никто, но через несколько минут другие прихожаны начали поддерживать просьбы старика.

–Помоги ему, сын Божий! Да, да, да, используй же силу Господа! Пастор Агонс! Не оставляй его!

Пастор был в возбуждении от происходящего. Стоя на сцене, он видел всех людей. «Все они верят в меня! Слова мои помогают людям. Заблудшие овцы ищут ночлега и безопасности в моём обиталище. Не это ли сила Его? Не она ли помогла мне? Сейчас я докажу тем, кто идёт против меня, в чём состоит моя способность. И после этого вы убедитесь, что шли не только против меня, а против Бога.» — он злобно повернул свой взор к семье Пангринов. «Значит, я следующий спаситель… да будет так!»

Люди продолжали кричать и просить пастора помочь старику. Руки возвышались над головой и резали воздух.

–Пастор Агонс! Пастор Агонс! Посланник божий!

Чёткие доводы не доходили до сознания пастора. Никого, кроме заблудших овец здесь он не видел. «… я спаситель… да будет так! … я спаситель да будет так! … я спасительдабудеттак!». Бог… послание… спасение… церковь… мама..? где ты была тогда? … почему ты бросила меня? … я не хотел так жить… но уже поздно… я больше не твой сын… я сын Бога… он принял меня… что..? Бога нет? НЕТ! ОН ЕСТЬ! НЕ ГОВОРИ ТАК! ОН ЕСТЬ И СТОИТ ЗДЕСЬ! Я БОГ! Я БОГ ДЛЯ ВАС!ПРОСИТЕ У МЕНЯ! Пастор до конца оборвал связь с реальностью. Он принял своё решение.

–Тебя зовут Нестор, не так ли брат мой? — голос пастора      стал величественным, что перекрикнул прихожан.

–Верно, меня немощного старика, зовут Нестор, пастор Агонс. — голос стал бодрее. Он радовался, что пастор обратил на него внимание. Другие начали поддерживать.

–Какая помощь тебе требуется от силы Бога? Говори, ибо нет ничего, что не смог бы исцелить Бог!

–С детства у меня проблемы с суставами в ноге. Доктора ничего не смогли сделать. Из за этого я косо хожу, и чтобы не упасть опираюсь на свою трость. Не было дня, когда я мог ходить без трости. Десятки лет я ходил не как человек. — голос старика стал жалобным.  Но дьяволу было мало моей ноги, он ещё кинулся к моим рукам! Они настолько дрожат, что я самостоятельно не могу кушать, ложка с супом проливается мне на одежду. Сам чёрт проклял меня и только ты, наш спаситель можешь помочь мне! Доктора не смогли, потому что у них не было твоей силы! Ты единственный кто нужен мне пастор Агонс! — голос срывался на крик.

–Прошу тебя выйти на сцену. Друзья, помогите нашему брату. — не своим голосом произнёс пастор.

Несколько мужчин взяли за обе локтей старика Нестора. Трость осталась на месте.

–Да, вот сюда… так. Встаньте на колени, брат мой! — голос звучал отчуждённо.

Старик дрожа встал на колени. Он не сводил глаз с пастора. Отчаяние, злость, принятие, вера, всё вместе сейчас перемешалось в нём. Ничто не могло сломить его надежды на исцеление. И кто же знал, что со сцены он не спуститься больше.

–… даруй мне силы боже… даруй мне исцеление… я взываю к тебе… — бормотал старик.

–Ты сказал правду, я единственный кто может помочь тебе. — начал пастор.  Мои руки были омыты водами из небес, откуда Он следит за нами. И была это не обычная вода, а священная. Тебе не придётся идти к докторам, тратить свои деньги и нервы. Сейчас ты на себе почувствуешь всю мощь моих слов, ибо я не смею обманывать перед Его глазами. — пастор опустился на одно колено, взял старика за руки, посмотрел прямо в глаза.  Твои руки дрожат, в нём сидит дьявол, Нестор. Уже давно сидит, он взял твои руки к себе на подчинение! Но нет, нет, нет, не бойся Нестор. Твои руки в моих. Я сдерживаю его. — через несколько секунд пастор продолжил.  Смотри мне в глаза, Нестор, я хочу увидеть лицо того, кто овлвдел твоими конечностями. Он находится глубоко-глубоко в тебе, и я доберусь до него. Пусть не пытается спрятаться, ибо сила моя достигнет его в любом месте.

По залу опять поднялся гул. Бормотание отдельных людей сливался в общий голос.

–Изыди дьявол… — тихо произнёс пастор.

Изыди дьявол… Изыди… Изыди вон дьявол… Изыди вон… — слова пастора становятся нечленораздельными.  Изыди дьявол, изыди вон ибояпокараютебя, изыди и не возвращайся впредь, ибо я спаситель божий низвергну тебя в глубокие земли. ИБО УЗНАЕШЬ ТЫ СИЛУ МОЮ НЕПОБЕДИМУЮ!

–Изыди дьявол! Изыди вон дяьвол! Изыди вон! — гул прихожан нарастал и нарастал.

Глаза Нестора широко распахнулись, стук в сердце поднималось секунда за секундой, не только рука но и всё тело начало трясти.

–… ЧУВСТВУЙ МОЮ РУКУ, И СМОТРИ МНЕ В ГЛАЗА. ЭТО ПОСЛЕДНЕЕ ЧТО ТЫ УВИДЕШЬ В ЭТОМ ТЕЛЕ! А ПОСЛЕ НИЗВЕРГНУТ ТЫ БУДЕШЬ ВО МРАК ВЕЧНОЕ. А НЕТ, Я СЛЕДИТЬ ЗА ТОБОЙ БУДУ, И НЕ ДАМ ТЕБЕ ПОРТИТЬ ЖИЗНЬ ЛЮДЯМ, УХОДИ И ОСТАВЬ ЕГО В               ПОКОЕ! УХОДИ И СГИИИИИНЬ В АДУ! — пастор резким жестом схватил за волосы Нестора.  НЕ СРАВНИТСЯ ТЕБЕ С СИЛОЮ БОЖЬЕЙ! А Я БУДУ ТЕМ, КТО ПОКАЖЕТ ТЕБЕ ВСЮ ЕГО МООООЩЬ! — послышался звук удара. Левой рукой пастор держал волосы Нестора, а правой ударил его по щеке.

« -Ты не настоящий спаситель! -Ты самозванец! Уходи с нашей общины, нам не нужен такой шарлатан! УХОДИИИИ!

Нет, нет, нет я пастор. Я нужен вам. Я могу помочь вам. Господь выбрал меня! Вы не можете выгнать, я докажу! Во мне находиться вся сила! Я пастор этой общины и я несу слово!

-Ты чёртов больной! Вот кто ты. — с ненавистью выкрикивает Аманда.  Никакой силы нет в тебе! Ты такой же человек с завышенным самомнением  из за ненависти к себе, как и другие проповедники! Слышите люди! Вы можете жить и без слов этого никчёмного человечка! Идите по домам и проводите время с семьёй. Ничего, кроме потерянного времени, не даст вам община. Вы все можете обойтись без пастора. Только вот что… он не сможет обойтись без вас. — Аманда громко захохотала.  Кому, если не вам ему читать сказки? Жил-был Бог, он был один, а потом ему стало скучно, и он создал себе планету, куда населил разных людей, и вот с тех пор он играет всеми нами. Ахахахаха, смешно же друзья? Все смеются. Ком стоит в горле пастора. – Да как ты смеешь так говорить? Побойся гнева Господа!

— Ахахахахх, гнева? Ахахаххх, никого нет на небесах, дорогой. Это всё сказаки, которые мать читала тебе ко сну.

–Моя… мать не читала мне пободного! Сейчас же прекрати! Или мне придётся попросить тебя покинуть общину.

–Я не буду тебя утруждать. Идёмте люди, уходим отсюда, если Бог всё таки есть, он давно покинул эти стены.

И люди уходят. Кидают книги для пения на землю, громко бранят пастора и уходят за дверь.  –Куда же вы? Не слушайте эту девочку! Она ещё юна и не понимает что говорит. Не дайте дьяволу обольстить вас! Молитесь  и…

–ТЫ ЗАКРОЕШЬ НАКОНЕЦ ПАСТЬ СВОЮ? — громко кричит Аманда. МОЛИТЕСЬ? КОМУУУ? Я СКАЗАЛА, ТЫ ОБМАНЩИК! КАЖЕТСЯ, ДЬЯВОЛ ТУТ ИМЕННО ТЫ!

–Как тебе не стыдно Агонс? Мы все поддерживали тебя. Мы верили. А ты оказывается не пастор. Ты всех нас обманул! — кричали люди.  –Я не обманывал вас. Слушайте… хорошо… вы правы. Я боялся, что вы все уйдете, боялся что стану никому не нужным. Но сейчас во мне и вправду есть сила. Я и вправду могу помочь вам! Давайте вместе взывать, друзья, вместе будем молиться.

–Уже поздно. Ничто не будет прежним. Ты останешься в наших глазах трусом!

–Только не называйте меня трусом. Я не трус!  –Трус! Трус! Трус! Трус! Трус! Трус! Трус!

–Ах ты сука, Аманда. Это ты настроила их против меня. Я тебе, блять, сейчас вырву кишки. А ну иди сюда! — говорит пастор и кидается к Аманде.Кулаком он бьёт её по голове, ногами наносит удар по телу. Но… она не сопротивляется, нет, она смеётся, она смеётся ему в лицо. Смех всё усиливается. Заглушает уши.»

Голова пастора взрывается от боли. Он сам не знает, отчего он так болит. Тело ноет от усталости. Ноги подкашиваются. Как же я хочу спать, — думает пастор. Я не чувствую руки… что это…Пастор посмотрел на правую руку. Она была вся в крови. Рука дрожала. Левой рукой он всё ещё держал за волосы Нестора. Лицо старика превратилось в кровавое месиво.

Нет, не может быть. Нет, нет, нет, я бил Аманду. Я избивал эту суку. Что… как…

Тело старика безжизненно повисла на одной руке пастора Агонса. Голова откинулась назад. По всему телу лился пот. Дрожь в руке пастор не мог унять, а кровь всё капала и капала на пол. Тишину в зале пронзил женский крик.

 

***

Жнеца отбросило назад. Пастор… люди… сцена… церковь… Картина размывалась перед ним. Всё, что хотел, он увидел здесь. Воспоминание возвращало его назад, к настоящему. Он молчал. Потому, что произошедшее здесь не то потрясло, не то сильно заинтересовало его.

— Люди… — начал Жнец. Но дальше ничего не мог сказать. Крик неизвестной женщины заставило его повернуть голову, но картина окончательно смылась, всё исчезло перед глазами. Жнец падал во тьму. Тело стало тяжелой ношей, он съежился. Неизвестно сколько прошло времени. Жнец падал и падал, пока под ним вдруг не оказался стул и стол, на котором покоились груды исписанных листов.