Жил в нашем подъезде дядя Саша. Крупный и сильный как богатырь, несмотря на свой пенсионный возраст, он любил побаловаться двухпудовой гирей. Естественно не дома. Он выносил во двор гирю, и начинал с ней упражняться. Венцом упражнений было крещение гирей. Многие подходили поближе, чтобы похвалить дядю Сашу, но это была их роковая ошибка. Перекрестившись, и опустив гирю на землю, дядя Саша предлагал присутствующим мужчинам поднять и выжать гирю. Единицы пытались, но смогли поднять гирю только на плечо. И тогда наступал черёд юношей. Он нам не предлагал, а приказывал, как будущим защитникам Отечества. Мне удавалось один раз поднять и выжать, но на большее сил не хватало. А вот у остальных не получалось. Многие были худосочными, а один забросил гирю на плечо, да так с ней и упал на спину. И когда дядя Саша выносил гирю, мы стали благоразумно уходить из двора.
Однажды мы сидели в беседке и курили. В беседку вошёл пожилой мужик, стрельнул папиросу, и заговорил:
— Замучил вас Сашка со своей гирей? – спросил мужик.
— Чуток, — ответил Боцман.
— Вы на Сашку не обижайтесь, он смолоду был таким. Покоя от него не было. Поручат ему общественную нагрузку, так он всех достанет, пока не выполнит. На каждом собрании брал слово, и правду-матку в глаза, невзирая на должность. Честный он, до тошноты. Сам пахал как вол, и других заставлял.
— А откуда в нём такая сила? – поинтересовался я.
— Так он кочегаром сколько лет отработал, почитай с сорок третьего года.
— В котельной? – уточнил я.
— Нет, в паровозе, – усмехнулся мужик, — а там ад, особенно летом. Сколько он вагонов угля перекидал, одному Богу известно. Вот и накачал мускулы.
С тех пор я стал относиться к дяде Саше не как к озверевшему качку, который самоутверждается, унижая других. Однажды я даже подсел к нему на лавочку, и задал наверно глупый вопрос:
— Дядя Саша, а кочегаром было тяжело работать?
— Работать везде тяжело, если по-честному пахать, — ответил дядя Саша, — а ты откуда про это знаешь?
— Кто-то рассказал, но мы не поверили.
— Не поверили? – усмехнулся дядя Саша, — пошли ко мне, сейчас поверишь!
Порывшись в небольшом сундучке, дядя Саша вытащил стопку плотной бумаги, и положил передо мной на стол. Я ахнул! Это были грамоты с изображением Сталина!
— В те времена, абы кому грамоты не давали, не то, что сейчас! – грустно произнёс дядя Саша.
Потом он поспешно собрал грамоты и спрятал их в сундучок.
— Про грамоты – никому! Ты понял? – тихо сказал дядя Саша.
— Понял, а почему? – удивился я.
— Оболгали Сталина, а он войну выиграл!
На дворе был семьдесят восьмой год, и портреты Сталина я изредка видел только на лобовых стёклах фур. Поэтому интуитивно понял, что про грамоты не надо никому рассказывать.
Наступили девяностые, и дядя Саша обратился ко мне за помощью:
— Артур, у меня телевизор перестал показывать, а звук есть. Ты не посмотришь, может починишь? Неуютно без него.
— Показывайте! – бодро согласился я.
Увидев телевизор — я ахнул! Старенький Рекорд, ещё УНТ-35. И судя по всему, сел кинескоп.
— Дядя Саша, а изображение сразу пропало, или становилось тусклее и тусклее? – спросил я.
— Не сразу, — ответил дядя Саша.
— Всё понятно! У меня к вам предложение. Давайте меняться? Я вам отдам свой Каскад, а вы мне свой Рекорд?
— А тебе это зачем?
— Я недавно купил цветной телевизор, а Каскад пылится на шкафе. Выбросить жалко.
— А может мой Рекорд можно починить?
— Таких кинескопов уже не выпускают.
— Давай по другому, ты мне свой Каскад, а я тебе гирю двухпудовую. Мне она уже не по силам. А Рекорд оставь мне, на память. Мы его с покойной Наташкой покупали. Весь подъезд к нам приходил смотреть фильмы.
С трудом притащив Каскад, и подключив антенну, я его включил. Каскад мы купили с мамой в восьмидесятом году, кинескоп был не посажен. Дядя Саша смотрел на него с восторгом и сказал:
— Какой большой экран! А как чётко показывает! Спасибо тебе, Артур! Обмоем обнову?
— Лучше чаем, мне ещё на работу идти, — ответил я.
Чай пили с карамельками, дядя Саша извинился за скромный стол, но я попросил его не оправдываться, а лучше рассказать, как он стал кочегаром паровоза.
— Так война шла, на фронт мне рано, вот и попал в кочегары. Поначалу было трудно, а потом привык. Так и проработал до сорок седьмого года. А потом моего батю арестовали. Хотя он почти всю войну прошёл, а его в лагеря. Какой он антисоветчик? Там он и сгинул. А меня с паровоза убрали, вдруг диверсию совершу. Правда на железке оставили, слесарил в депо. Обидно было, ведь кто-то из знакомых на отца донос написал. И пришлось мне, по совету мамы, стать активистом. Чтобы доказать, что яблоко от яблони может далеко укатиться. Потому и грамот у меня целая стопка. Было противно, злился, выручала эта гиря. Побалуешься с ней, и успокаиваешься.
— А нас вы зачем заставляли гирю тягать? – спросил я.
— Пытался подготовить к войне. У меня ведь были значки ГТО и Ворошиловский стрелок. Знаешь, что это такое?
— Готов к труду и обороне, а второй за меткость.
— Правильно! А теперь представь, началась война, электровозы в отстой, для тепловозов соляры мало – всё для танков, вот тогда и выгонят с отстоя паровозы. И пошлют тех, кому на фронт рано, кочегарами работать. А с вашей хилой мускулатурой, только сигнальные флажки в руках держать! Хотя, Сталина нет, СССР нет. Ладно, спасибо тебе за телевизор. Гирю донесёшь?
— Да.
— И не вздумай её выбросить или кому отдать, я проверять буду! – улыбнулся дядя Саша.
Гиря долго пылилась под кроватью, мешая мыть полы. А когда дядю Сашу похоронили, я её отвёз в спортшколу, в которой когда-то занимался в секции классической борьбы…
239
Загрузка...
