ОЛЬГА ИЛЬИНСКАЯ
«ИЗ ЖИЗНИ ФОТОМОДЕЛИ ЗИНГЕР».
«Красивые и умные на дороге не валяются».
… Наконец, Димон разрешился своим скупым мужским словом.
— Рай, или как тебя? Изабелла! Чего молчишь? – сонно пробубнил он.
Рая с шумом вздохнула.
— Я ревную! – выдавил Димон и дурашливо состроил очень умную физиономию. – Ты о другом мужчине думаешь, наверное. Смотри, я себе харакири могу сделать, я парень горячий!
В этом даже не стоило сомневаться. Рая такое про Димона знала! Что порой терялась, то ли уважать его за смелость, то ли держаться от него подальше, чтобы чего доброго до греха не довёл.
— Где же наша лиса Алиса? – поджала губы Рая и посмотрела в сторону кухни.
— Она в свою нью-йоркскую кухню через Краснотурьинск пошла, — предположил Димон.
Алисия в Москве ему часто рассказывала о родной уральской Сосновке, о чудесном городке Краснотурьинске, где она когда-то хотела учиться искусству. Ведь в Краснотурьинске есть очень серьёзное учебное заведение, известное на весь Северный Урал, которое так и называется Колледж искусств! Хочешь рисуй – хочешь пой! Алиса любила рисовать. И карандашами, и мелками, и гуашью, и даже маслом рисовала пару раз, но больше акварелью. Портреты у неё не очень получались, а вот пейзажи выходили просто шикарные! (Алиса так думала). Она всегда помогла оформлять школьные праздники, и на этом поприще, прямо скажем, преуспела.
Художественной школы у них в Сосновке не было, зато учитель рисования был настоящий, дипломированный, закончивший как раз этот колледж с полувековой историей. Он-то и посоветовал Алисе, отметив её способности, стать профессионалом и продолжить обучение уже в колледже на художественном факультете, а не идти напролом в лестех, куда запихивали её родители. Учитель также сказал, что в колледже искусств есть подготовительное отделение, оно, конечно, платное, но если родители помогут, и Алиса будет стараться, то у неё есть все шансы поступить и даже учиться бесплатно.
Алиса, окрылённая, весь вечер рассказывала домочадцам о своём выдающемся таланте и большом будущем. Родных её рассказ смутил, потому как в школе Алиса не блистала. Рисование не в счёт. Рисование – это баловство. Хотя, кто знает? А вдруг?.. И Берта Тимофеевна, недолго думая, съездила в этот колледж, разузнала всё, посмотрела разные выставки, полистала большущие книги с репродукциями и вынесла вердикт: «Только через мой труп!» Весь вечер она беспрерывно говорила, сотрясая воздух — судя по взятой зловещей тональности — явно страшным рассказом. Родители и бабушка Гизела сидели, как первоклашки, за столом и с умными лицами внимали каждому слову. Им не впервой «выносят мозг», но с такой экспрессией, да ещё на полузабытом немецком – это, можно сказать, дебют. Вдруг бабушка Гизела, опомнившись, закрыла лицо руками и, запрокинув голову, заливисто захохотала. На что Берта Тимофеевна отреагировала весьма агрессивно и со свойственной ей бескомпромиссностью: стукнула по столу кулаком, громко крикнув по-русски: «Вы смерти моей хотите?» И запретила Алисе даже думать о колледже. Домочадцы покорно согласились. И сообща определили её заочно в лестех. Так надёжнее. А рисовать? Рисовать можно в любое свободное время! Зачем учиться такой ерунде? Краски и карандаши во всех магазинах лежат. Взял в руки, ну, и рисуй себе каждый день. Опыт – лучший учитель.
Димон, разумеется, полюбопытствовал, что такое экстраординарное случилось? С какого перепугу Берта Тимофеевна проявила вдруг свои диктаторские наклонности? Алиса тогда раскололась и по-дружески доверилась Димону как лучшему другу: дело в том, что в именитом колледже искусств много голых тётенек. Димон замер: во северяне дают, а ещё числятся в пуританах! Но когда выяснилось, что имеются в виду картины с обнажённой натурой, более того репродукции на мелованной бумаге, не мог скрыть своего разочарования. Классическое художественное образование в колледже дают. Увы. Хрестоматийно всё. Как в Москве или в Питере. Неинтересно. А было бы здорово, если б зашёл в колледж, а кругом ходят живые голые тётеньки. Димон даже мечтательно закрывал глаза при одной этой мысли, так сразу интересно и волнительно ему становилось.
Берта Тимофеевна не на шутку рассвирипела в тот раз, что назвала великого Кустодиева извращенцем. Якобы он подглядывал за голыми тётеньками в бане и потом рисовал. Про красоту тела она ничего слышать не хотела! Рисовать надо цветы, фрукты, портреты – лицо, в смысле. На слабое возражение, что Леонардо да Винчи тоже писал с натуры, как есть, Берта Тимофеевна парировала, что время было другое, не знали просто, не надо аморальному у великих учиться. Она ещё сочинила вразумляющее письмо директору колледжа, где изложила свои умозаключения и наставления относительно воспитания подрастающего поколения и недвусмысленных сторон искусства, которые следует искоренять, и даже предложила свою помощь в качестве лектора; хотела было уже отнести своё сочинение на почту, но Алиса, давно наблюдавшая за бабушкой, живо вызвалась отнести письмо сама, чем удивила Берту Тимофеевну. «Спасибо за помощь, внученька!» Больно охота старушенции на почту таскаться? А Алисия, только за дверь, сразу письмо в клочья, затем облегчённый вздох.
А бабуля Берта ещё долго ждала ответа, как соловей лета, от директора, готовилась к лекции, которую она прочитает перед всем педагогическим составом и студентами. Время шло, ответа не было. И Берта Тимофеевна, как это часто случается с людьми преклонного возраста, просто забыла. (А, может, смирилась…)
…Затянувшаяся тишина стала раздражать.
— Алиса!!! – закричали оба хором.
Секунда – и послышались лёгкие шаги. Алисия внесла в комнату поднос, уставленный разными йогуртами, творожками, вазочками с резаными помидорами и огурцами, также виднелся салатник с пастой какого-то подозрительного ядовито-зелёного цвета и печенье с дроблёным фундуком.
— Тебя за смертью посылать, — проворчала Рая. – Так и голодом уморить можно.
— Как всегда в точку! – подтвердил Димон и повалился в изнеможении на диван. – Мне поможет только кусок мяса и поцелуй.
Рая тут же нагнулась и поцеловала его в лоб.
— Подъём! – наставительно произнесла она. – Мяса всё равно нет. Хлеба, как я вижу, тоже.
Она придирчиво осмотрела поднос. Хоть бы три корочки… Ни кусочка!
— А я хлеб не ем, — как бы, извинилась Алисия.
— Оно и видно, — зевнул Димон и, взяв у неё из рук поднос, стал руками запихивать в рот куски помидоров.
— Ой! – Алиса схватилась за голову и вновь умчалась.
— Память девичья, — хмыкнула Рая. – Ребёнок совсем.
Алиса прискакала с вилками и ложками в руках.
— Вот! – протянула она.
— Не «вот», а возьмите, пожалуйста, — назидательно поправила Рая. – Учу я тебя, учу…
Димон, ничуть не смущаясь, выхватил вилку и принялся жадно есть салат.
— А это что? – ткнул он вилкой в подозрительную ядовито-зелёную смесь.
— Паштет.
Димон изобразил на лице нескрываемое удивление.
— Не из жабы? Нет? – участливо спросил он.
— Из авокадо! – гордо произнесла Алиса.
— Из авока-а-адо?
— С чесноком, помидорами протёртыми, с сыром, с этим, как его? Моцарелло! — принялась быстро перечислять Алиса. – И с хреном!
Рая удивлённо повернула голову. А Димон, закрыв глаза, поднял вилку вверх и откинулся на спинку дивана. Затем рывком приподнялся, приосанился, сев на самый край, и стал заглатывать авокадовую размазню. Периодически он останавливался и делал вид, что прислушивается к своим ощущениям. Потом, часто моргая ресницами, вновь глотал протёртое авокадо из салатника.
— Изабелла Батьковна, присоединяйтесь! Оно такое охренительное, вот это в миске, как тоска, зелёное. Но язык дерёт! Я люблю такое, – с чувством сказал он и кивнул на салатник.
— Да ну вас! – отмахнулась Рая.
Димон промычал что-то нечленораздельное и вновь вернулся к трапезе; он уже расправился с помидорной частью угощения, съел почти всю экзотическую «зелёнку» и уплетал за обе щёки свой любимый «Оливье».
— «Оливье» Рая сама готовила, — улыбнулась Алисия. – Всё как полагается: с горошком обязательно. И майонезом самым лучшим.
— Угу, – недовольно подтвердила Рая. – Только без хрена.
— Да? – живо откликнулся Димон. – Вот это новость! Ни хрена себе!
Рая вскочила и, театрально замахнувшись, отвесила Димону лёгкий детский подзатыльник.
— Я ж подавиться могу! – засмеялся он, вжав голову в плечи.
— Ты у нас неубиваемый, и непотопляемый! – сказала Рая и демонстративно уселась обратно на диван.
Алисия, улыбаясь, смотрела на их перебранку, и думала о чём-то своём. А Рая достала из сумочки телефон и, набрав номер, заурчала что-то на превосходном английском.
— Та на меня в Белый дом жалуешься? – дурашливо зашептал Димон. – Тётенька, прости засранца, я больше не буду!
Рая, пожав губы, демонстративно встала и вышла в прихожую. Алисия сразу побежала за ней, думая, что подруга обиделась и уходит. Но Рая резко крикнула ей:
— Сядь!
Алиса не посмела ослушаться. Вернулась в комнату и уселась на диван рядом с Димоном.
Он уже закончил трапезу и начинал дремать. Полулежал с закрытыми глазами и мирно посапывал. Алиса, притаившись, покорно молчала, стараясь не беспокоить друзей: в прихожей – тишина, в комнате – лёгкое похрапывание. Она смотрела на Димона и думала о своём. Ей хотелось подойти к нему и погладить ёжик его русых стриженых волос, его большие мускулистые руки, всегда так волновавшие её. Но стеснялась. Вдруг Рая войдёт? Она обязательно прокомментирует, и лучше не попадать под её комментарии. Но больше боялась, что Димон внезапно откроет глаза и, как обычно, начнёт подтрунивать над ней. Поэтому она не предпринимала никаких шагов, просто сидела и смотрела на него.
Внезапно похрапывание прервалось, и Димон смешно зашевелил губами. «Как маленький!» — подумала Алиса.
— Чего смотришь? – неожиданно прошептал он не открывая глаз, прошептал очень тихо, чтобы в прихожей точно ничего не расслышали. – Ложись рядом. Тоже наверняка спать хочешь.
Алиса не отвечала. Она сидела в той же застывшей позе. Ей было неловко и, вместе с тем, очень волнительно. Ей нравилось сидеть тут и рассматривать этого молодого и красивого мужчину, которого, как ей казалось, она знает всю свою жизнь.
Раздавшийся звонок заставил всех вздрогнуть. Алиса вскочила и дёрнулась вперёд, а Димон поймал её за руку.
— Домофон! – пояснила Алиса и, вырвавшись, побежала в прихожую.
Послышалось лёгкое громыхание, и через несколько минут Рая деловито ввезла в комнату столик на колёсиках, миниатюрный, с тёмной стеклянной столешницей, с нижней полочкой. Он весь был заставлен закусками для фуршета.
— Вот, — сказала Рая, — заказать в Нью-Йорке можно не только закуски, но и столик.
— М-да, — откликнулся Димон. – Лишь бы деньги были.
— Лишь бы голова соображала! – поправила его Рая.
— А я всё слышу! – в комнату вошла Алисия. – В мой огород камешек. Виновата, признаю! Подвела вас.
— Никого ты не подвела, — бросила Рая. – Садись. Ешь и взрослей!
Алиса хотела было сказать, что поели уже, желудки тугие, как барабаны, но, глянув на столик, осеклась и потом зажмурилась. Какое кулинарное великолепие… Сколько всего!
— Скатерть-самобранка! – восхитилась она.
А Рая встала в полный рост и, прямо как в Москве на выставке, вдохновенно принялась презентовать фуршет, помня наставления московских супервайзеров из агентства, что структура – Бог презентации. Сделав небольшое вступление, как бы экспозицию – по какому случаю собрались и для чего был сделан заказ – Рая перешла к перечислению блюд, приправляя свой монолог красочными и интересными комментариями. Сёмга, например, – это не просто абстрактный деликатес, это наш, можно сказать, друг, товарищ и брат; в брюшках сёмги содержатся такие кислоты как Омега – три и Омега – шесть, баланс между которыми обеспечивает кожным покровам способность противостоять солнечному излучению, посягающему на красоту нашего несравненного лица; употребление сёмги способствует заживлению акне! (Мы-то, дуботолки, чтобы от прыщей избавиться, лосьоны разные покупаем, и щёки и лоб с остервенением трём, а нужно сёмгу наворачивать, и всё будет о`кей!)
А ещё, например, некоторые субпродукты настолько вкусны и полезны, что их смело можно отнести к девятому чуду света, и нужно ещё заслужить, чтобы они появились на вашем столе. Мы при слове «субпродукт» по инерции брезгливо морщим носы, думая, что только мясные вырезки соответствуют нашим аристократическим претензиям, но именно субпродукты способны сделать из нас супергероев! Говяжий язык – это гастрономическая повесть о настоящем человеке. (Человек станет таковым, если будет есть столь значимый говяжий орган!) Он содержит в себе чуть ли не всю таблицу Менделеева, малокалориен, вкусен даже просто отварной (в нём отсутствуют всякие перегородки и плёночки) и даже способен лечить. И мигрени (благодаря никотиновой кислоте), и диабет (помогает выработке инсулина), и «психи» (улучшает проводимость нервных импульсов). Да, кстати ещё раны заживляет! Потому что содержит большое количество цинка.
Тут Димон вставил, что говяжий язык – во все века король на столе, дорогой и далеко не каждому доступный по цене; никто никогда от него нос не морщит, наоборот, все новоровят побольше кусок оттяпать; у них, у Сальниковых, всегда на новый год заливное из языка делали.
И Димон, конечно, был прав, и Рае, в принципе, нечего было возразить, но, чтобы не портить общий фон своей проповеди, она с гордо поднятой головой по-учительски строго сказала: «Сальников, не перебивай!» и даже погрозила пальцем, на что он добродушно рассмеялся.
Безупречно грамотный литературный язык и светские манеры делали презентацию настолько солидной и убедительной, что скажи Рая: «Запечённые мыши удваивают энергию, поэтому их употребление особенно рекомендуется спортсменам, лётчикам, президентам — всем, у кого наблюдается огромный расход энергии», это звучало бы очень разумно.
Рая понимала, что находится сейчас в самом выигрышном свете, представ во всей красе: и умная, и статная, и находчивая, и элегантная. Рая – это женщина-мечта! И пусть кто-нибудь попробует опровергнуть данную аксиому.
И Димон сидел и смотрел чуть завороженно. Ему нравился этот спектакль. Эффектно, ничего не скажешь! А Алиса стояла рядом и любовалась своей старшей подругой, всё время перебирая в голове другие мысли, что у неё, простушки, никогда не получится так интересно выступить.
Алиса глядела на богато обставленный яствами миниатюрный двухъярусный столик и восхищалась Раиным заказом, ставшим настоящим подарком. Здесь были и рулетики из цукини с крабами, сливочным сыром и морковкой по-корейски, и тарталетки с нарезанными мелкими кубиками бужениной, ветчиной, говяжьим языком, и канапе из чёрного хлеба, на который были нанизаны тонкие пластинки солёной сёмги, кусочки лимона и маслины, и овощные палочки на подставках (морковь, побеги сельдерея, а к ним терпкий соус), и мини-салаты (четыре вида на одном подносике: с креветками, с селёдкой, с сыром «Пармезан» и просто винегрет). Не забыла Рая и горячие закуски: бефстроганов с говядиной, мини-шашлыки из свинины с четырьмя видами соусов и маринованным луком. А на десерт были чизкейк и фрукты.
Алиса смотрела и думала, что Рая – гений! А она деревенщина была, деревенщиной и помрёт.
Алиса сглотнула слезу и, когда Рая закончила свою помпезную речь, зааплодировала.
— О, Изабелла! – пропела она. – Хозяюшка ты наша!
У Раи лицо пошло красными пятнами. Её задел снисходительный тон. С Раей нельзя так разговаривать; она не их тех, кто приветствует фамильярность и панибратство, и на любое проявление неуважения реагирует болезненно. А ещё раздражало само её положение в роли мамы, подчёркивающий возраст, который, вообще-то, неплохой – что такое тридцать лет для человека? – но для незамужней девушки – просто катастрофа! Однако Рая сама себя так поставила. Ей всегда хотелось подчеркнуть, что Алисия ей не ровня, и при каждом удобном случае она делала ей замечания, и, кстати, по делу, но говорила всегда, как дама, умудрённая опытом, вроде, как воспитывала. Как мама.
Она по-своему любила Алисию, может, как человека, а, может, как воспоминание о её юности, которая закончилась в Москве, прямо в период исторического Зингеровского переезда с Урала в столицу.
Рая тогда по окончании университета вновь улетела в Нью-Йорк, попытать счастья в солидном американском модельном агентстве, куда её никто не приглашал – сама напросилась, но, опять не выдержав одиночества и такого ощутимого громадного расстояния с родиной, через полгода вернулась. Стала работать по прежнему графику в том же месте, где у неё всё было схвачено, где были налажены связи с менеджерами, фотографами и заказчиками и светила некоторая перспектива раскрутиться в Москве.
В агентстве Влады Петровой секретарша Карина с ходу сообщила, что Сальников нянчится с какой-то деревенской девчонкой, делает ей снимки, хлопочет за неё. И Карина странно так сказала, вроде как с намёком, только намёк был непонятен: то ли Сальников приударяет за новенькой, то ли проявляет великое милосердие, неожиданно открываясь всем с другой стороны.
Увидев хрупкую застенчивую девочку на презентации кофе – Рае кивнули, мол, вот та, про которую ты спрашивала – она сразу поняла, что ни о каком романе между Сальниковым и во этой вот быть не может, и Сальников непомерно вырос в её глазах, став недосягаемо порядочным и очень отзывчивым человеком, великодушным, благородным, мужчиной на все сто!
То, что ни романа, ни любовных интрижек между Алисой и Сальниковым нет, вселило в Раю спокойствие и умиротворение. Живи, дыши, ничего тебе не угрожает.
Рая вздохнула полной грудью и даже стала жалеть юную немочку с Урала. Однажды, когда они вместе готовились к деловой поездке в Сочи и заполняли анкеты, Алисия робко спросила вслух: «А как писать: деректор или директор?» «Ди! – с готовностью откликнулась Рая, а про беззлобно себя подумала: — Дебилка!»
Подружились они в студии Димона, куда с течением времени частенько наведывались. Там было интересно. Димон часто приглашал своего школьного друга, который приходил всегда с гитарой и часами пел песни собственного сочинения. И ведь как задушевно пел! Заслушаешься. Вот таких надо на эстраду пропихивать, а не бездарей разных! У этого голос отменный, низкий, глубокий, песни со смыслом, не финтюфюшки какие-нибудь, хорошие песни, жизненные, как парень девушку любил, а она его не замечала, вышла замуж за другого, а потом жалела всю жизнь. Примерно так. Только в разных вариациях.
Этот бард пел, пел. А потом взял и в Раю влюбился. По-серьёзному всё, жениться собрался, его абсолютно не смущало, что она постарше. Но Рая — как бы это выразиться — была не свободна. Что не удивительно. Красивые и умные на дороге не валяются!
80
Загрузка...
