Мы едем в тыл армии, в Злочев. Яркий, солнечный день. Колонна благополучно миновала проселки и выехала на шоссе к городку. Дорога с уклоном. Ничто не предвещает опасности. И… вдруг! На опушке леса за пшеничным полем раздался выстрел.
Польша. Перемышль. Сентябрь 1944 г.
Перед колонной около шоссе раздался взрыв. Недолет. Потом – второй, и тоже без жертв. Сразу же с окраины городка послышались ответные выстрелы. Свист снарядов – и все смолкло. Стреляли, как выяснилось позже, танки. Под жуткий мат танкистов на большой скорости мы въезжаем в городок и узнаем: группировка немцев пытается выйти из окружения и соединиться с другой, которая их ждет в лесу за шоссе. Между шоссе и опушкой леса, откуда по колонне стреляла немецкая самоходка, было пшеничное поле. Тугие желтые колосья волнами качаются на ветру, радуют мою крестьянскую душу. Из-за боевых действий хлеб был не убран. Наши части ждали перехода немцев, а нас не успели предупредить. Так мы и попали в эту заваруху. Начался бой. Танки, пехота, автоматчики, минометчики уничтожали двигающихся по полю немцев. Немногим из них удалось перебраться в лес за шоссе. Но поле!! Поле? Что от него осталось!? Помятая пшеница с вражеской кровью.
После войны об этом эпизоде мне напомнил мой друг Леша Карпов, с которым мы ехали друг за другом в колонне. Он прислал мне свою фотографию, на обороте которой написал: «А вспомни то место под Злочевым, где по нашим машинам прямой наводкой била врага самоходка». Получилось в рифму, но не случайно. Я храню это фото и читаю часто эти слова, которые не дают забыть друзей и войну.
В памяти много военных событий, тяжелых, но иногда и радостных. Обо всех не рассказать. Но события августа 1944 года следует вспомнить. Это было уже в Южной Польше. Началась Сандомирская операция. Передовые части прорвали оборону немцев, а наше соединение, как мобильное, пустили в открывшуюся брешь, чтобы не давать соединяться немецким группировкам, уничтожать отступающие небольшие их соединения. В большом польском селе, на перекрестке двух дорог, встретились наша часть и отступающая группировка немцев. Из-за домов, построек не сразу заметили друг друга. Танки проскочили перекресток. За ними шла штабная машина с начальником штаба подполковником Уманом. Он и заметил подъезжающую слева к перекрестку немецкую легковушку. За ней двигалась немецкая колонна. Два командира (как рассказывали очевидцы) вышли из машин, встретились взглядами… Начался бой. (Я ехал в колонне с минбатом, был загружен ящиками со 120-миллиметровыми минометными снарядами. Это я помню хорошо). Возможности танков, артиллерии в населенных пунктах ограничены. На минометчиков же большая нагрузка. Навесным огнем уничтожались скопления немцев, огневые точки. Я не компетентен разбирать тактику боя, да и описываю этот военный эпизод по другому поводу.
На юге Польши – большие села. Дома, хаты в основном деревянные, с соломенными крышами. А бой не бывает без огня. Село было объято пламенем. Жители прятались на огородах в погребах, убегали в ближайший лес. К полуночи группировка была уничтожена. Стрельба стихла, и жители возвращались к догорающим хатам. Тяжело было смотреть, как крестьяне суетились, пытаясь спасти какой-то домашний скарб. Скот с началом боя угоняли в лес. Возникал вопрос: «В чем провинились эти простые люди? Кто принес им это горе?» Ответ один: «Немецкий фашизм».
С боями, не давая соединяться немецким группировкам и уничтожая их, шли по дорогам Южной Польши. В конце августа 1944 года бригада встала на переформировку «залечивать раны». Были людские и технические потери. Лагерь был в лесу близ села Воля Мальковска Жешувского воеводства.
Снова в боевые действия бригада вступила уже на главном, берлинском, направлении.
С содроганием вспоминаю ад на переправе через Одер. Это было в начале апреля 1945 года. По понтонному мосту, наведенному саперами под артиллерийским обстрелом и бомбежкой, шли танки, артиллерия и другие воинские подразделения. Зенитные расчеты, сменяя друг друга, чтобы не раскалились стволы, отражали налеты авиации. Руководили переправой командиры бригады: Герой Советского Союза полковник Ефимов, подполковники Уман, начальник штаба, и заместитель командира бригады подполковник Сердюк. Их машины стояли около переправы под прикрытием зениток. Но произошло непредвиденное. Подполковник Уман подошел к машине, возможно, собирался уехать. Офицер-адъютант открыл ему дверцу. Подполковник правой рукой взялся за нее, а левой оперся на верх машины. И тут то ли пуля, то ли осколок от разрыва шрапнели (в шуме было трудно услышать разрыв) впились ему в руку, которая сразу окрасилась кровью. Я это видел своими глазами, поэтому и пишу. Смертей на переправе было много, но не на моих глазах. А тут моя полуторка стояла недалеко в колонне, ожидая переправы. Врач санбатовской машины увел подполковника, сделал перевязку и подвесил руку на бинт. Командир потом долго ходил с раненой рукой, но не ушел в госпиталь, хотя говорили, что ранение было серьезным.
После Одера на пути оказался его левый приток Бубер. Переправа через эту реку тоже была нелегкой. Крутые спуск и подъем замедляли пропуск колонны. Ожидая очереди, стояли под «проливным шрапнельным дождем». Издалека била немецкая артиллерия. В воздухе раздавался хлопок, и веером на землю летел град осколков. Приходилось прятаться под машиной. В кабине нельзя было сидеть: осколки легко пробивали деревянный верх. Помню, как потом «это решето» залечили брезентом.
От переправы бригада пошла к городам Заган, Зарау. Последний взяли сходу, без боя. Танки ворвались на железнодорожную станцию. На путях стояли грузовые составы и поезд с населением, готовым к эвакуации. Очевидно, в Западную Германию, чтобы оказаться у американцев, а не у русских. Геббельсовская пропаганда так обработала немцев, что одно слово «руссиш» повергало их в транс.
Танкисты буксирными крюками разворотили рельсы, чтобы задержать составы. Сразу же были приведены в негодность и средства связи. Когда немцы из эвакуационного состава обнаружили, что им не удастся уехать, началась паника. Надо было видеть (а я был свидетелем), что творилось: из дверей, окон вагонов, давя друг друга, лезли старики, дети и другие пассажиры. Летели чемоданы, корзины, узлы… По ветру летели платья, полотенца, шарфы, бумаги и другой скарб. Выбравшиеся из вагонов в панике убегали, боясь, что «русские медведи» сейчас их уничтожат, сожрут.
Крики, вопли, стоны. Костыли, зонты, шляпы – все перемещалось, двигалось, летело.
А что же «русские медведи»? Одни с недоумением смотрели на этот кавардак: останавливать было бесполезно, вмешательство было бы расценено как попытка к насилию.
1 535
Загрузка...
