Комната отдыха

— Назовитесь.
— В-38.
— Которое это у вас по счёту посещение развлекательной комнаты?
— Первое за неделю.
— Сколько пальцев на правой руке человека?
— Пять.
— Проходите.

Стандартная проверка. Им достаточно задать несколько простых вопросов, чтоб откалибровать Комнату по конкретному человеку. Понятия не имею, как им это удаётся, но получается просто виртуозно.

И прохожу шлюзовой отсек, двери передо мной разъезжаются в стороны. В узкий иллюминатор я вижу то же, что вчера и позавчера, и неделю, и месяц назад — густой, везде одинаково-чёрный космос.
РК-29 на выходе помогает мне надеть обруч и выдаёт крошечную полупрозрачную таблетку в белом пластиковом стаканчике.
— Готов?
— Разумеется, ещё бы! — улыбаюсь я. Посещение Развлекательной комнаты — праздник для любого из нас.
Глотаю таблетки. РК-29 запускает меня в драпированный коридор, по которому я делаю шесть с половиной шагов прежде, чем комната прогрузится.

Меня встречает поле — солнечное и душистое. Земля под ногами нагрета полднем, и я снимаю ботинки, чтобы пройтись босиком. Земля. Влажные проталины. Камешки. Цветы. Я дышу тем первородным теплом, что вскармливало Землю в колыбели. Как сильно всем не хватает этого ТАМ, за пределами комнаты. Но сейчас не время вспоминать работу. У меня есть всего час. И я хочу провести его с Мариной.

Домик ждёт в перелеске, возле реки. Марина, должно быть, сейчас катает банки с вареньем, начало сентября — самое время. Здесь всегда начало сентября. Моё любимое время. Комната знает об этом, потому что я попросил.
Марина издали машет мне рукой, бежит через рожь и васильки. Она сама такая же загорелая и тёплая, как это место, она пахнет яблоком и абрикосом, свежескошенной травой, уханьем совы в лесу. Она оставит частичку этого места внутри меня, чтобы я мог продержаться в невесомости ещё неделю.
— Я сегодня рыбачила! — с гордостью сообщает Марина, а я убираю соломинку с её пшеничных волос. — Сама! В первый раз. Правда, поймала только крошечную рыбёшку. Маркиза её уже умяла.
Маркиза — толстая мохнатая кошка. Вроде как сама по себе, но иногда заходит к Маринке в гости. Прям как я.
— Будешь кушать? Варенье черничное сегодня сделала, очень вкусно вышло.
— Не, я поел на работе.
— Когда ты мне уже расскажешь о своей работе?
— Ты же знаешь, мне нельзя ничего рассказывать.

Де-факто это неправда, я никогда не спрашивал разрешения. Просто мне кажется, Марине лучше не знать, что она — часть симулятора виртуальной реальности на космическом корабле.
Когда я впервые посетил комнату, Марины не было — комната калибровалась на протяжении нескольких сеансов. Мы надеваем обручи, принимаем специальные препараты и входим внутрь. А дальше происходит нечто такое, что выявляет наши базовые потребности. Сначала мы видим простейшие образы родной планеты — сады, города, дома, леса и реки, а потом… Спустя несколько сеансов, устойчивый мир-декорация наполняется содержимым.

Марина появилась через два месяца полёта, и с каждый новым посещением становилась всё реальнее. Поначалу я дико бесился, ведь она была не совсем такой, как НАСТОЯЩАЯ Марина. Та, что осталась на Земле. Но теперь…

Теперь я бы их не отличил.

Марина предлагает искупаться в реке, и я, разумеется, соглашаюсь. Река у них, правда, слегка лагает иногда, текстуры под водой, к примеру, не всегда выглядят реалистично. Однако по части тактильных ощущений — настоящий топ.

Нам никогда не рассказывали, что происходит во время еды или интимных вещей, я даже не представляю себе, как сам при этом выгляжу со стороны. И наблюдает ли кто-нибудь за тем, чтобы комната работала исправно?

Однажды я спрашиваю об этом у своего приятеля, М-11.
Тот с усмешкой кивает на тёмный экран телевизора.
— Думаешь, там наверху просто датчик движения? Л-80 как-то проговорилась, что камеры здесь стоят повсюду. Но мы не должны их видеть, дабы не психовать.
— Что, и в душевых?
— Насчёт душевых — понятия не имею, но я очень сомневаюсь, что в нашей Комнате Отдыха всё пущено на самотёк. Технология-то экспериментальная, никаких постклинических испытаний не проходила.
— Откуда знаешь?
— А ты не пробовал читать протокол согласия на использование комнаты?
Разумеется, я читал этот протокол. Все двести шестнадцать человек на станции его читали. Но строчки про отсутствие постклин. испытаний я не помню.
— Видел только о тотальном запрете на разглашение подробностей своих сеансов.
— Да-да! — махнул рукой М-11, — никому ни слова о том, что там видишь. Для этого-то и камеры кругом. Не знаю, правда, что в этом плохого, но по большому счёту не нашего ума дело, ведь так?
— Неужели тебе не любопытно? Эта штука что-то делает с нашим мозгом, в итоге от него может остаться жареное суфле.
— И что? Мы на станции уже почти три года. И за всё время — ни единого
прецедента. Комната работает на ура, и я лично совершенно не против!
— А операторы Комнаты? Как думаешь, они могут например… контактировать с нашими любимыми там?
М-11 замер. И медленно перевёл на меня недоумевающий взгляд.
— С какими ещё любимыми? Комната не умеет воспроизводить живые существа.
— В каком смысле «не умеет»? А откуда тогда…
— Стой, стой! — мой друг, М-11 воровато озирается и переходит на шепот. —
Хочешь сказать, ты видел в комнате свою девушку?

Короткая вспышка света, напоминающая хлопок в ладоши на краткий миг дезориентирует нас. Это защитная система станции. Бывало уже несколько раз. При попытке рассказать кому-то о своём сеансе, у нас тут срабатывает эта мерзкая вспышка, после которой у тебя полдня болит голова. Срабатывает всегда. Как нам говорят, для нашей же безопасности, чтобы не болтали чего лишнего. Никто и не болтает.

Мы, конечно, разговор этот заканчиваем. Однако что-то внутри меня с тех пор никак не может прийти в себя. Глотая безвкусную кашу с резиновой сосиской на завтраке, я листаю руководство пользователя Комнатой отдыха.
Здоровенный мануал, где немало внимания уделяется калибровке, побочным образам и мерам предосторожности. Огромная глава на тему того, как опасно входить в комнату, будучи в депрессивном состоянии или на нервах. Блок входящих вопросов, анкета на 300 пунктов, которую каждый из нас заполнял.
А вот и нужный мне раздел.

«Комната оперирует простыми визуальными образами, которые при соответствии с таковыми в базе данных обретают в сознании пользователя свойства физического объекта. Калибровочный обруч фиксирует реакцию на каждый из образов, анализирует её и на основе полученных данных дополняет объект необходимыми характеристиками».

Я бегло прохожусь взглядом по странице, где рассказывается о том, как можно самостоятельно строить нестабильные системы, вроде замков и автомобилей, но они вряд ли обретут необходимые свойства. Если пользователь не имеет досконального представления о работе двигателя, созданный им автомобиль вряд ли сможет ехать.

«По этой причине комната не способна создавать достоверные образы живых людей, даже хорошо знакомых пользователю. При проведении экспериментов с молекулярными биологами и биофизиками, которые обладают наиболее обширными знаниями о работе человеческого организма, комната зависала и выдавала ошибку. Полный провал в
этой области объясняется ещё и тем, что комната не обладает достаточным ресурсом для обработки такого обширного массива данных.»

Я медленно выдохнул.

Что делают в таких случаях? Протоколы нашей работы не предусматривают того, что подобная проблема вообще может возникнуть. Но из всех этих пояснений мне было ясно одно: Марина не может существовать согласно физики Развлекательной Комнаты.

Мне нужен был кто-то, кто ответит на все вопросы, однако операторы Комнаты никак не контактировали с работниками на станции. Больше того, их научное подразделение функционирует автономно, как нам сообщили. Мы можем прервать договор в любой момент, но все, кто хоть раз прибегали к услугам, не имеют в дальнейшем права что-то разглашать.

Был только один человек, который мог хоть немного прояснить ситуацию.

— Назовитесь.
— В-38
— Которое это у вас по счёту посещение Развлекательной Комнаты?
— Второе за неделю.
— К какому типу позвоночных относятся кенгуру, лошадь и белка?
— Млекопитающие.
— Ваш допустимый лимит превышен на 1 посещение.
— РК! Это очень важно! Нам нужно поговорить!

РК-29 в белом медицинском халате награждает меня контрольной улыбкой оператора, но мне совсем не до улыбок.
— Я хочу с тобой поговорить. Сейчас.
Она выглядит удивлённой.
— Что-то случилось?
— Могу я рассказать тебе, что вижу во время сеансов?
— Я всего лишь оператор на вдохе, я даже не знаю, как эта штука вообще раб…
— Я вижу там человека. Настоящего живого человека!
Вспышки нет. Значит, как я и думал, табу не распространяется на работников Комнаты.
— Эм… И что в этом такого?
— В руководстве пользователя сказано, что это невозможно. Есть ли вероятность, что это НАСТОЯЩАЯ Марина там? И если да, то какого..?! Какого чёрта здесь происходит вообще?
РК-29 только открыла рот и снова закрыла.
— Я хочу поговорить с твоим начальником. Кто тут у вас всем заправляет?
— Членам экипажа и сотрудникам нашего проекта запрещено контактировать. Боюсь, я ничем не могу помочь, мне даны чёткие инструкции.
— Тогда пусти меня сейчас в Комнату, я, кажется, знаю…
РК-29 недоумённо развела руками.
— Ты лимит превысил, чаще чем раз в неделю нельзя! Опасно для психики.
— Да плевать я хотел на ваши лимиты!
Она скривила губы, и я заставил себя успокоиться.
— Прости. Слушай. Я на минутку. Пожалуйста! Я должен знать.
— Я сообщу о твоей проблеме начальству, с тобой свяжутся. Либо просто жди своей очереди. Ещё четыре дня, потерпишь.
— Не могу я ждать! Мне сейчас нужно.
— Нет, сейчас ты идёшь работать. Или я вызываю охрану. Здесь воцарится хаос, если каждый начнёт делать, что хочет.

Покрывая чёртову суку самыми нелицеприятными словами, я с позором покинул шлюз.

Через 4 дня Марина снова обнимала меня на солнечном поле, и я должен был чувствовать себя самым счастливым человеком, но вместо этого… Вместо этого:
— У меня будет к тебе очень странная просьба. Но пожалуйста, не пугайся и помоги.
— Без проблем! Смогу — с радостью помогу.
Чистые голубые глаза, в которых тенистой пеленой отражается моё недоверие.
— Мне нужно, чтобы ты порезала палец.
— Порезала? — она с опаской повела головой. — В смысле, до крови?
— Да. До крови. У тебя же есть дома что-то острое?
— Есть, но…
— Не сильно, Марин. Я понимаю, как это звучит, просто поверь мне, пожалуйста!
— Ну… ладно, если тебе это нужно. Как я понимаю, ты не расскажешь мне, зачем?
— Я расскажу. В следующий раз.

Марина прокалывает палец остриём ножа, а потом проводит ранкой по моему оголённому ребру. Когда след засыхает, я снова натягиваю майку.
Никто ничего не заметит.
Человек так устроен. Мы всегда хотим знать правду, тут ничего не поделаешь. Какие-то неутомимые, первобытные силы тянут нас сунуть нос в тёмную пещеру, разрезать лягушку, чтобы увидеть наполнение, построить огромную станцию для исследований космоса и… нас самих. Может, потому что мы всё смотрим в зеркало, но никак не можем принять своё отражение? Может, нам надо знать что-то про нас самих, но узнать это можно только через призму окружающего мира?
И мы строим гипотезы, которые нас не обманывают.
Моя интуиция меня не обманывает.

Когда я покидаю комнату и возвращаюсь в каюту, тёмный след засохшей крови никуда не исчезает с моей кожи.

Я знал.

Но теперь… Получается, что я не знаю чего-то куда более важного!
Сколько бы мы ни узнавали, этого всегда будет недостаточно.

Я пытаюсь открыть другие двери. В другие каюты. Но они заперты! Это комнаты призраков, которых не существует!
Я бегу в столовую, пытаюсь заглядывать в глаза своим коллегам, но там слишком много пустоты. Имитация человека! Чёртовы уроды! Что они со мной сделали?!

Стоит ли провести три года в клетке ради благородной цели, а в итоге выяснить, что всё это — чёртова бутафория!
— В, что с тобой?
На меня оглядываются. Они все повернули головы и смотрят на меня. Никогда прежде я не чувствовал такой сильной ненависти! И тогда я хватаю металлический стул. И ударяю им по стеклу иллюминатора. Кто-то вроде пытается меня установить, но я бью его ещё сильнее. И возвращаюсь к иллюминатору, вымещая на нём всю свою ненависть.
Чёртовы декорации! Отпустите меня! Отпустите меня на свободу!

Что-то тяжёлое обрушивается мне на затылок. Я должен был предусмотреть. Но я не хочу. Пошли вы все.

***

Максим Дмитриевич посмотрел на часы.
— 16:48. Окончание эксперимента. Замечательный результат, даже лучше, чем мы планировали.
Голубоглазая девушка с длинными пшеничными волосами улыбнулась не без нотки гордости.
— Он у меня умный был всегда. Надо только дать затравку. Но согласитесь, идея с кровью очень изящна!
— Никогда ещё ремиссия у больных с параноидальной шизофренией не наступала так быстро, — сказал доктор довольным тоном. — Марина, Вам спасибо за содействие. Завтра нужно подготовить протокол о неполадках в системе визуализации. Вроде как вы говорили, что порой не прогружается вода.
— И вкус у ягод совсем никакой. Я понимаю, что ягод так же нет, как и ложки, но всё-таки.
— Но всё-таки ещё лет десять назад о таких технологиях никто и помыслить не мог.
— Теперь мы возвращаем здоровье людям, заблудившимся в своей голове. — Максим Дмитриевич задумчиво покрутил карандаш. — А всего-то и требовалось, что задать подходящие параметры. Чтобы он сам понял, где реальность, а где — нет.
— Но в голове у него по прежнему каша, — сказал Василий, психиатр-интерн. — Человек три года думал, что находится на космической станции. Родных не узнавал, даже собственную жену!
— Но теперь-то узнал, — заметила Марина. — Просто человек чувствует обман. Всегда. Он может легко самообманываться, но когда кто-то посторонний пытается впарить фальшивку — что-то внутри сразу встаёт в позу. И отторгает это, будто плохо пересаженный орган.

Максим Дмитриевич занёс в протокол последние данные. Проект «Комната отдыха» успешно прошёл очередную проверку.