Этой морозной ноябрьской ночью ничто не предвещало беды. Дежурство подходило к концу, и комиссар Франсуа Видаль находясь в хорошем настроении, уже собирался отправиться домой, допивая последнюю кружечку горячего шоколада, когда поступил вызов о перестрелке на пересечении улиц Сен-Мартен и Риволи. Новенький «Ситроен» домчал его до места и уже через полчаса он стоял перед парадным входом в будущий отель «Людовик XIII». По крайней мере, так гласила вывеска над двухстворчатой дверью.
В недостроенном здании было слабое освещение, но по-настоящему тьму разгоняли только жандармские ручные фонари мелькавшие повсюду. Картинка была так себе. Первый этаж был завален трупами. Ну, может быть не завален буквально, но с ходу комиссар насчитал около дюжины тел. Багровые брызги и гильзы то там, то тут усеивали пол. Запах свежей крови раздражал ноздри Видаля и напоминал о прошлом. Настроение резко испортилось.
– Леду, что тут произошло? – перешагивая через очередной труп, спросил он коренастого инспектора семенившего позади.
– Мы пока точно не знаем мой комиссар, но убито девятнадцать человек.
Шмыгнув носом, подчинённый, продолжил:
– Полицию вызвал аптекарь из здания напротив – месье Жаме. Говорит, что задержался на работе допоздна, и в половине одиннадцатого вечера здесь началась пальба и крики.
– Базен уже работает?
– Подняли его три часа назад, – потягиваясь, доложил Леду. – Крику то было.
– Выжившие есть?
– Двое. Но один в тяжёлом состоянии.
Впереди была какая-то суета и, ускорив шаг, Видаль, растолкал в стороны замерших на месте полицейских пытавшихся заглянуть через головы медиков, судя по манипуляциям, спасающим кому-то жизнь.
– Ну чего встали?! – зычно пророкотал он на весь коридор. – Не мешайте врачам и идите заниматься своим делом!
Подавая пример, он прошёл дальше по коридору даже не взглянув на умирающего.
– Где второй выживший?
– В следующей комнате, мой комиссар, – сказал Леду учтиво распахивая перед ним остатки двери чудом державшейся на петлях.
И когда только успел обогнать его проныра.
Впереди возле окна на грязном бетонном полу, усыпанном строительным мусором и гильзами, навечно замер здоровяк с квадратной челюстью. Глаза его уставились перед собой, а лицо исказила гримаса страха.
Склонившись, Видаль, взглянул в лицо убитого.
– Вот это сюрприз. Всё же есть в жизни справедливость. Кончилось твоё время Кампо.
Посветив фонариком на грудь преступника, инспектор, сказал:
– Это точно. Его ищут по всей Европе, а он вот где окопался. Я слышал, что он в 1944 году убил вашего брата, мой комиссар? Ну, ничего теперь-то этот нацист никому вреда не причинит.
Грудь Капмо выглядела просто отвратительно и была превращена в месиво из плоти и костей. Тело сидело в огромной луже крови.
– Чем это его? – почесав затылок в недоумении, спросил Леду.
– Кто-то разрядил магазин из автомата с близкого расстояния, – пояснил комиссар, распрямляя спину. – Что ж, многие этого хотели.
– Это сделал, тот чёртов русский! – раздалось из-за спины Видаля.
Резко развернувшись, он увидел справа от входа, медика накладывающего повязку на грудь небритому длинноносому мужичку, одетому во всё тёмное.
– Откуда ты знаешь, что убийцей был русский?
Кашлянув и скривившись от боли, говоривший, пояснил:
– Когда началась стрельба, мы с Кампо закрылись в комнате. Некоторое время ничего не происходило. Даже подумали, что наши ребята справились сами, но потом из-за двери раздался голос.
– Голос?
– Да. Мне кажется, Кампо узнал его. Он занервничал и стал стрелять в дверь. Когда патроны закончились, голос снова обратился к нему.
– Он говорил не на французском?
– В том-то и дело. На русском. Я язык недостаточно знаю, но перепутать его не могу. Они говорили о каком-то Бернаре и женщине. Кажется Ирине.
Комиссар вздрогнул и, оттолкнув в сторону медика, оторвал рукав на левой руке длинноносого, обнажив его плечо. Взорам присутствующих открылась свастика.
– Ты тоже служил в «Шарлемань»?
Оскалившись, раненный попытался оттолкнуть Видаля в сторону, но получив чувствительный тычок кулаком под рёбра всё же ответил:
– Нет. Я пацаном тогда совсем был, меня не взяли.
– А татуировка откуда?
– Хотел быть как они.
Плюнув под ноги нациста, комиссар повернулся к Леду, спрятав руки в карманы.
– Где Базен? Позови его. Я хочу услышать его отчёт.
Через пятнадцать минут руководитель криминалистов, натянув на нос старомодное пенсне, и изредка заглядывая в исписанный от руки листок, бойко докладывал комиссару.
– В общем так. Наш стрелок, явно человек опытный, подорвал дверь тротиловой шашкой и, оказавшись внутри здания, открыл огонь из автомата «Томпсона» по всему, что двигалось. Трое убитых в холле, двое дальше по коридору, четверо перед лестницей на второй этаж и шестеро на площадке перед большой комнатой с бильярдным столом. Остальные в комнатах справа и слева от зала, в котором мы находимся. Патроны зря не тратил, попадания исключительно в голову и грудь.
– Все были вооружены?
– О да. И ещё как. У них тут целый арсенал. Даже ящик с гранатами есть и MG-42 в смазке. Правда, воспользоваться им они не успели.
– Стрелок сбежал?
– Нет, он здесь в коридоре. Это его пытались спасти врачи. Не вышло. Слишком много крови потерял.
– Как думаешь за что он их?
Пожав плечами, Пьер Базен спрятал пенсне в нагрудный карман пиджака и сказал:
– Похоже на месть. У нашего стрелка на руке лагерный номер вытатуирован и грудь вся в старых вертикальных шрамах. Скорее всего, это следы от пыток. А покойники наши все как один свастиками щеголяют.
Ошеломляющая догадка поразила мозг комиссара, вскрикнув он, бросился в коридор, где на полу всё ещё лежало тело так и не спасённого медиками мужчины. Откинув запачканную кровью простыню в сторону, Видаль замер над телом лучшего друга.
В голове пронеслась целая вереница воспоминаний заставивших его немолодое уже сердце сжаться, наполнив грудь резкой болью. Зарычав словно зверь, чем немало удивив окружающих, Видаль бегом вернулся в комнату с телом Кампо и выжившим нацистом. Схватив длинноносого в охапку, он с силой нанёс ему удар ребром ладони в шею, от чего раненный закашлялся и покраснел.
– Рассказывай мразь, что было после того как твой босс расстрелял патроны в дверь! Или я клянусь тебе, что придушу тебя, и никто здесь даже заступаться за фашистскую тварь не будет.
Убедившись в серьёзности слов комиссара и отчаявшись разжать его руки, длинноносый сказал:
– Они ещё немного потрепались, а затем дверь взорвалась, и в комнату вкатился тот мужик, – торопливо и сбивчиво затараторил нацист. – Он сначала ранил меня, а затем подстрелил Кампо. Они ещё о чём-то поговорили, и русский разрядил в него магазин из «Томпсона». Всё! Клянусь!
– Почему тогда он умер?! Почему?! Это ты его ранил?! – комиссар так тряс длинноносого, что зубы его стучали в такт движениям.
– Нет, нет, – в панике запричитал преступник. Он уже был ранен. Видно кто-то из ребят его подстрелил, он, когда выходил отсюда с него на пол кровь капала. Целую дорожку оставил. Вон она и сейчас там же.
Отбросив в сторону длинноносого, Видаль, вернулся в коридор к телу друга. К этому времени работа на месте происшествия закончилась, и коронеры начали вывозить трупы. Странное поведение комиссара привлекло внимание, и жандармы обступили мёртвое тело и сидящего на полу начальника.
Некоторое время ничего не происходило, все молча наблюдали как «Ледник» – так они за глаза называли Видаля, сжав крепко руку мертвеца, шевелит губами. Самые чуткие поклялись бы, что чаще всего их комиссар повторял одно и то же слово: «Почему? », «Почему? ».
Но всё когда-нибудь заканчивается и вездесущие коронеры похожие на трудолюбивых муравьёв, спустив вниз тело Кампо, так же как и останки других убитых, замерли возле столпившихся жандармов и всё ещё сидящим на грязном полу комиссаром.
Поняв, что ждать уже больше нельзя, в конце концов, каждый делает свою работу, Пьер Базен кашлянув, коснулся плеча Видаля.
– Кхм-кхм. Мой комиссар, тело пора увозить. Да и нам всем пора по домам, скоро утро.
Словно ничего не произошло, Видаль поднялся на ноги и отряхнул свой жёлтый плащ.
– Да конечно. Это тело нужно увезти в отдельном автомобиле.
– Но так не положено месье, – возмутился старший коронер. – Мы не можем …
Встопорщив седые усы и метнув гневный взгляд в посмевшего с ним спорить комиссар закричал:
– Молчать! Сделаете, как я сказал!
Пьер снова коснулся плеча, странно ведущего себя начальника, и попытался его успокоить:
– Мой комиссар, но есть процедура и к тому же официально труп не опознан. При нём не было никаких …
Развернувшись на пятках, Видаль сбросил руку Базена с плеча и громко, так что даже на первом этаже всем было слышно, произнёс:
– Человека лежащего у моих ног зовут Анатолий Никитин. Он мой лучший друг не раз спасавший мне жизнь. А ещё он ветеран, активный участник Французского Сопротивления и награды после войны ему вручал лично президент Де Голль. Поэтому мы не повезём его в одной труповозке с нацистами из «Шарлемань».
В коридоре наступила абсолютная тишина. Жандармы стягивали с голов фуражки и скорбно опускали головы.
– Но он, … он всё равно преступник, – заикаясь и теребя обложку блокнота, произнёс молоденький постовой, стоявший в двух шагах от Видаля.
Очередной брошенный в говорившего взгляд, наверное, мог бы убить. Новичок отшатнулся и спрятался за спину одного из своих товарищей.
– Преступник?! – взметнув вверх правую руку, а затем, указав ею в проход позади себя, произнёс комиссар. – Настоящие преступники были убиты сегодня здесь, и самый главный испустил дух вот в этой комнате. В ноябре 1943 года Кампо возглавлял отряд, расправившийся с членами семей бойцов Французского Сопротивления. Среди них были дети, старики, женщины, мой младший брат и беременная жена Анатоля. Он сделал НАШУ работу!
Раздражённо махнув правой рукой, комиссар спрятал её в карман и быстрым шагом направился к выходу.
Леду вёл автомобиль, кидая озабоченные взгляды на своего комиссара. Он вызвался довезти Видаля до дома после того как жандармы со всей возможной осторожностью и почтением вынесли тело русского и уложили в специально вызванный автомобиль.
– Мой комиссар, как вы себя чувствуете? – сочувственно поинтересовался инспектор у побледневшего и осунувшегося начальника, прямо на глазах превратившегося в старика.
Но Видаль не слышал инспектора, ведь его интересовал только один вопрос – почему Анатоль не попросил у него помощи две недели назад?
* * *
– Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть дружище. Ну почему, почему ты не предупредил меня заранее о своём приезде, – крепко обняв товарища, Франсуа, похлопал его по спине.
– Не беспокойся. Я приехал в Париж по срочному делу и заранее ничего не планировал, – ответил Анатоль, широко улыбаясь приятелю.
Они были уже не мальчики и не за горами уже маячил полувековой юбилей, но жизни в них было столько, что они с радостью делились ею с окружающими. Особенно ярко это проявлялось в его русском друге, который никогда ни на что не жаловался, и казалось, напрочь был лишён чувства уныния.
– Так и работаешь в Лионском порту? – сказал Видаль, усаживая друга в кресло и протягивая ему большую кружку горячего шоколада.
– Да, всё там же. Мне нравится. У тебя я смотрю стало намного уютнее: мягкие ковры, пуфики, плетёные салфеточки. Не завёл ли ты себе кого?
Сделав большой глоток горячего шоколада Анатолий закрыл глаза и блаженно вздохнул.
– Просто обожаю, как ты его готовишь. Может быть на пенсии откроешь кафешку. Обещаю стать постоянным клиентом. Помнишь Нормандию 1944 года? Мы трое суток прятались от немцев на сгоревшей ферме. Ни кусочка еды, жуткий холод и сырость, и только твой шоколад поддерживал в нас силы.
– Конечно помню, – улыбнулся комиссар. – Такое не забудешь.
– Пробовал напиток приготовленный другими людьми, но твой шоколад особенный. Что ты в него добавляешь?
– Немного молотой корицы, щепотку мускатного ореха и чуточку перца чили. По маминому рецепту. Она всегда говорила, что лакомясь напитком я буду вспоминать наш дом и семью. Она оказалась права.
За первой кружкой, последовала вторая, а потом третья. Они шутили, вспоминали прошлое и просто наслаждались обществом друг друга.
Так что за срочное дело, из-за которого ты примчался в Париж? Кажется, в последний раз мы виделись пять лет назад?
– Четыре с половиной, Франсуа, – сказал Анатоль и, поставив чашку с недопитым шоколадом на деревянный столик перед собой, продолжил:
– Я тут недавно встретил одного нашего общего знакомого. Ты не поверишь, но это …
Входная дверь хлопнула, и в комнату вбежали две очаровательные трёхлетние девочки в одинаковых пальтишках и меховых шапочках.
– Папа! Папа! Смотри, что нам мама купила!
Бросившись через всю комнату близняшки, зарылись мордочками в шерстяной кардиган отца.
– Это что твои?
– Ну а чьи же ещё?
За детьми в комнату вошла высокая молодая женщина в элегантной шляпке с пером и пронзительными серыми глазами.
– Знакомься Анатоль, это Клара, моя жена.
Никитин соскочил со своего кресла и словно медведь в своём белоснежном свитере сначала обнял и расцеловал смеющихся девочек, а затем элегантно коснулся губами руки жены Видаля.
Весь вечер он был в центре внимания, шутил, сыпал комплиментами и веселил молодую супругу комиссара. Анатоль разрешал близняшкам лазить по себе, катал их на спине, совершать другие шалости и всё повторял:
– Боже мой, Франсуа, какой ты молодец. Какой ты молодец.
Уже поздно вечером, почти ночью, провожая друга, комиссар напомнил товарищу про прерванный разговор, но в ответ получил лишь следующее:
– Это всё ерунда Франсуа. Наш с тобой разговор можно отложить, время терпит.
Крепко пожав руку Видалю русский добавил:
– Я так рад, что ты завёл семью. Если ты не против я ещё забегу к вам на днях? Всегда так приятно почувствовать себя дома.
– В любое время. Девочки от тебя теперь без ума. Будем ждать.
Провожая взглядом уходящего друга и наблюдая за его уверенной походкой и, несмотря на возраст гордой осанкой и широкими плечами, Франсуа даже не догадывался, что видит его живым в последний раз.
* * *
– Он просто не захотел разрушать мой мир, втягивая меня во всё это. Старый дурак не захотел рисковать мной.
Ответ на мучивший комиссара вопрос был на поверхности, как же он не понял это сразу.
За окном разразилась непогода – пошёл снег и ветер закручивал на мостовой настоящие маленькие смерчи, носящиеся туда-сюда вдоль улиц и дорог.
– Леду, останови автомобиль.
– Мой комиссар, но мы ещё не доехали, а на улице начинается метель …
– Всё нормально Жак, я пройду через парк и выйду прямо к дому, – сказал, Видаль, открывая дверь «Ситроена».
Колючие снежинки ударили в лицо и капельками влаги растеклись по щекам. Поплотнее запахнув плащ и надвинув на лоб котелок комиссар направился по мощеной дорожке через парк к своему синему уютному домику, который всегда так нравился Анатолю.
Снег шёл всё сильнее, и вот дорожка уже исчезла под ногами. Но Видаль не замечал этого, он словно сумасшедший разговаривал сам с собой.
– Почему ты его отпустил тогда? Идиот! Кретин! Почему не расспросил его, не оставил на ночь! Почему?! Ведь это было так просто. Мы бы что-нибудь придумали вдвоём, а теперь он мёртв! Анатоль мёртв! Он умирал в этом грязном, заплёванном коридоре, а я даже не взглянул на него и прошёл мимо. Не встретился с ним глазами, не подал руки, чтобы удержать!
Комиссар уже, не знал то ли его лицо мокро от слёз, то ли от пригоршней снега швыряемых в него проказником ветром. Он ругал себя самыми последними словами не чувствуя, что обувь его промокла, а плащ распахнулся и не защищает от холода. В какой-то момент мужчина упал на колени и разрыдался во весь голос. Не сдерживаясь. Отдавшись горю полностью, без остатка. Не единой слезинки он не проронил даже на похоронах Бернара в 1943 году, а сейчас готов был умереть от скорби и печали. Он сходил с ума. Ему не хотелось никуда идти, Видаль готов был остаться в этом заснеженном парке и замерзнуть, насмерть наказав себя за глупость.
Уже было, приняв такое решение, он поднял глаза и увидел впереди огонек, пробивавшийся сквозь метель. Он словно живой порхал далеко впереди. Встав на ноги, комиссар сделал шаг, другой, третий и впереди открылась дорожка ведущая к выходу из парка, а на другой стороне улицы, на крыльце прижавшись, друг к другу и закрывшись красным зонтиком … стояли его девочки.
Видаль разбрасывая сугробы бросился к жене и детям.
– Клара, девочки, что вы здесь делаете в такое время? На улице метель, холод…
– Папа ты весь мокрый!
– Почему ты в таком виде Франсуа? У тебя всё нормально? – супруга нежно обняла его и поцеловала в щёку. – Ты не представляешь, что произошло! Мы спокойно спали дома и вдруг мне пригрезился Анатоль. Ну помнишь тот друг который гостил у нас две недели назад?
– Конечно помню. И что? – удивлённо уставился на жену комиссар.
– Так вот, он взял меня за руку и сказал: «Встречай мужа, он уже близко».
– Так и сказал?
– Да именно так. Но тон его был тревожным. Я проснулась с плохим предчувствием. Быстро одела детей, мы вышли на крыльцо и стали ждать. Я понимаю, что это странно, но мне…
Поцеловав жену в губы и не дав ей договорить, Видаль подтолкнул её и детей к входной двери их домика.
Когда девочки оказались внутри и он готов был последовать за ними, откуда-то с улицы, словно издалека, до него донеслись слова сказанные голосом Анатоля:
«Всегда так приятно почувствовать себя дома».
485
Загрузка...
