Владимир Хомичук
ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ. ОТВЕТ СЫНУ
После прочтения очень захотелось выговориться, но рассказывать кому-то о перечувствованном не было никакого желания, да и сил не хватало. И я написал сказку.
БЕГЕМОТ
(Сказка — ложь…)
Жил-был бегемот. Большой, сильный, толстый, но очень добрый. Как и все его собратья, почти всё своё время он проводил в воде. Выбирался на сушу лишь ночью на несколько часов, чтобы поесть чего-нибудь. И ещё он был грустным. Так сложилось. Когда он был маленьким, с ним многие водили дружбу. Со временем все куда-то расползлись, разбежались или расплылись. Он вырос и стал огромным. Его начали бояться и завидовать недюжинной силе. Но случилась беда: бегемот тяжело заболел. Ослаб сильно. Передвигался с большим трудом, через боль в спине. Появились обидчики. Он и до болезни не злоупотреблял своей силой, добрым потому что уродился, лишь защищался, а тут даже сдачи не мог дать бросавшимся на него со всех сторон задирам. У него был сынишка — бегемотик Геба, которого он очень любил, оберегал и лелеял. А сейчас смотрел на него грустными глазами и, казалось, безмолвно просил: «Геба, помоги. Плохо мне». Бегемотик не знал, что делать. Видел, что папа мучается от своего бессилия, жалко ему было батяньку и… стыдно. Раньше он очень гордился отцом, старался во всём ему подражать, мечтал стать таким же сильным и красивым. А теперь все над отцом смеялись. Не в открытую, за спиной. Вроде сочувствовали, а в глазах светилось злорадство. Обидчики отца потихоньку стали шпынять и его самого: как-то невзначай, как будто Геба вдруг сделался ничем, поваляшкой какой-то. И Геба задумался. Первый раз в своей жизни. «Вот папа. Он больной. И мне больно. Но почему? Со мной-то всё в порядке. Это от того, что я его люблю? Или от того, что стыжусь его такого?» Бегемотик заплакал крупными слезами-шариками. Он не находил ответа. И тогда решил прямо спросить у отца:
— Как тебе помочь, папа? Я ведь ничего не могу сделать.
Большой бегемот посмотрел на сына круглыми больными глазами и ответил:
— Ты очень многое можешь сделать для меня. Просто не знаешь как.
— Так скажи. Я буду стараться.
— Тут не надо стараться, сынок. Надо, чтобы это просто было.
— Было что? — пролепетал Геба, ничего не понимая.
— Мне очень нужна твоя любовь, сын. Это сразу и поддержка, и забота. Мне трудно одному. Но заручившись твоим тёплым чувством, я смогу побороть эту пакостную болезнь. Только любовь должна быть искренней, настоящей, а не притворной. Разберись в себе, и, если найдёшь её — любовь ко мне, — значит, не бросишь меня, будешь рядом, и именно этим мне поможешь.
Геба не знал, что ответить. Врать он ещё не научился, потому промолчал. Только посмотрел испуганно на отца, но увидел в его глазах понимание и одобрение. Тогда, погрузившись в тинное озеро, он опять принялся морщить лоб и размышлять: «Папа хороший. Он всегда был со мной, помогал, утешал, защищал. Я его люблю? Не знаю. Все говорят, что любят своих пап и мам. А правда ли это? Или так принято говорить? Как это можно проверить? Вот сейчас папе худо. Ему нужна моя любовь. А что это такое? Как она выражается? Почему, когда он стал беспомощным, я начал стыдиться этого? Значит, я его не люблю?» Малыш даже вспотел от напряжения. Нелегко ему давались такие думы: «А что, если папа навсегда останется слабым и неуклюжим? Тогда как? Ой, нет! Не хочу! У меня даже живот заболел от одной мысли. Я ведь этого не перенесу — всегда видеть, как ему тяжело и больно». Он так разволновался, что выбрался из воды и быстро-быстро потопал к папе. Лёг рядом и громко сказал:
— Папа, я буду с тобой. Я тебя не брошу.
На этот раз промолчал бегемот-папа. Даже глаз не открыл. Только улыбнулся краешком рта.
С тех пор Геба решил действовать. В их стаде обитала старенькая бегемотиха Тоня, она была мудрой, потому что прожила много-много лет и повидала всего на свете. Она иногда давала советы, но их ещё нужно было заслужить. Геба долго готовился к визиту: отбирал самую сочную траву в подарок, запасался любимым лакомством бегемотихи — плодами колбасного дерева. У дерева этого очень густая крона, и с её веток свисают плоды, похожие на длиннющие колбаски. Тоня их обожала. Потом Геба сочинял речь: бегемотиха не любила праздных шатунов и требовала к себе почтенного отношения. Наконец собрался с духом, прихватил собранные яства и подплыл к старой Тоне. Сложил подарки перед её носом и величаво обратился к ней, как к царице:
— Премного уважаемая Антонина! Осмеливаюсь заговорить с тобой, потому как наслышан о твоей мудрости от всех наших соплеменников и нуждаюсь в твоём совете. Не о себе пекусь, об отце родном. Не могу больше видеть его боль и слабость, спасти хочу, да не знаю как. Не откажи в добром совете, помоги вылечить папу.
Тоня слушала внимательно, долго нюхала преподнесённые дары, потом оглядела Гебу со всех сторон и молвила:
— Вижу дрожь твою, не врёшь, поганец. За отца переживаешь. Да и ко мне подход правильный выбрал. Не хитришь ли?
— Нет, бабушка Тоня. Плохо папе, а я его люблю.
— Знаю, что плохо, видела его как-то. Да и молва по озеру идёт. Только вот не просто это будет — излечить его. Болезнь у него страшная, не изведанная ещё особо.
— Совсем ничего нельзя сделать? — скривил расстроенную рожицу бегемотик.
— Не вздумай мне тут плакать! Сделать всегда что-нибудь можно, если с умом, упорством и терпением. Ум у тебя есть: вона как старуху ублажил да подлизался… А терпение найдёшь, ежели папку любишь. Упорства вам обоим надо будет — ой как много! Потому как надолго хворь отца твоего прихватила.
— Папа сильный и упорный, я знаю. И я хочу стать таким, как он, — ответил Геба, гордо выпячивая грудь.
— Ну, тогда слушай и запоминай, малец. Болезнь эту вылечить полностью нельзя. Есть только одно спасение — делать физические упражнения, набираться сил по крохе и верить в излечение. Тогда, быть может, и свершится чудо.
— Как же верить в то, что невозможно? — пролепетал озадаченный бегемотик.
— Многое из того, что сейчас возможно, когда-то давно представлялось недостижимым. И только те, кто верил и стремился, кто работал не покладая лап и мозгов, превратили невозможное в явь, сначала для себя, ну а потом и для других, развеяв все сомнения и подав пример, — прошамкала Тоня, бросив хитрый взгляд на растопырившего пасть Гебу.
— Тогда что важнее? Вера или упорство?
— Вера и труд. Труд и вера. Не надо их разделять. И неважно, что первое, а что последнее. Они всегда должны быть вместе.
— И если папа будет верить и трудиться, то он выздоровеет? — бегемотик весь напрягся от желания услышать «да» в ответ.
— Пойми, малыш, этого никто не знает. Но даже если выздоровления не случится, он будет счастлив.
— Как больной может быть счастливым? — захлопал глазищами Геба.
— Он будет счастлив оттого, что не сдался, что борется и радуется каждой новой толике здоровья, отвоёванной у болезни. И оттого, что с ним будешь ты. И, уж поверь мне, это очень много. Больше, чем лежать, изнемогая, и терпеть обиды.
— А-а-а?
— Но и исцеление вполне может произойти. Ни ты, ни он ведь ещё и не пробовали предпринять что-либо… — Тоня мотнула головой, давая понять, что аудиенция завершена, и принялась лопать траву и плодовые колбаски, щурясь от удовольствия.
Бегемотик всё понял и принялся за дело: сам в уме составил для папы график упражнений, опираясь на подслушанную где-то фразу «жизнь есть движение», придумал, где, как и когда они вместе будут тренироваться, раздобыл у знакомых обезьян кокосы для подвижных игр, присмотрел недалеко текущую глубоководную речку для плавания. И вот однажды утром заговорил с бегемотом-папой:
— Папа, я знаю, что нам надо делать. Меня бабушка Тоня научила.
Огромный бегемот с трудом открыл глаза, повернул голову и спросил удивлённо:
— Ты говорил с Тоней?
— Да, и она подсказала, как мы можем прогнать твою болезнь. Только делать всё нам надо вместе, и ты должен меня во всём слушаться, как врача и тренера.
— Врача? И тренера? — сморщил нос бегемот.
— Да, папа. Бабушка Тоне мне дала специальные инструкции. И ещё она сказала, что вылечить себя сможешь только ты сам. Под моим наблюдением!
— Тоня так сказала? — недоверчиво прищурился отец.
— Да, теперь ты — мой пациент.
— Ну, хорошо… доктор. Что я должен делать? — просипел бегимотище, с наигранной покорностью кивая своему отпрыску.
На том они и договорились. И уже на следующий день начали вместе заниматься. Геба по утрам будил батю, заставлял разминаться, массировал ему своим носом шею, помогал приподнимать лапы под счёт, подталкивал сзади, чтобы выбраться на сушу. Потом они долго ковыляли к реке, погружались в воду и плавали, каждый день увеличивая расстояние. Пытались даже играть в футбол, неуклюже пиная собранные Гебой кокосы. Бегемот-папа стал оживать на глазах, улыбаться начал и трясти головой от смеха. Все вокруг теперь смотрели на них с уважением и не решались обижать ни большого, ни маленького. Геба радовался и часто вспоминал мудрую Тоню.
Так и стали они жить-поживать да счастья наживать. А болезнь всё больше отступала, отступала, пока не пропала совсем, потому что бороться ей теперь приходилось с двумя противниками, а не с одним, как раньше.