«Ну наконец-то! И о них вспомнили! Господи! Какие стройные ножки! Боже ты наш, какая замечательная, округлая, аппетитная попка. Все, молчим! Молчим! Молчим! Знаем, что всему есть предел. Но о теплоте тела и нежности кожи нельзя не упомянуть. И что нам оставили? Всего лишь еле заметною полоску между низом брюк и верхом обуви! Ничего! В первый раз не в последний! Еще покажем себя миру! Еще докажем всем, что женские ножки в колготках это нечто художниками неописанное, писателями не неосказанное, певцами не воспетое.»
Первый вечер в свете прошел в легком замешательстве. Столько новых чувств и ощущений нахлынуло! Именно они отбросили на второй план созерцание мира и наблюдения за ним. Пришли в себя лишь по дороге обратно домой из гостей. Потому что все повторялось, жизнь пошла по кольцу, и можно теперь и прочувствовать окружающее. Так же он за рулем, а она, чьи ножки и еще кое-что, что они обояли, рядом с ним. Замкнутое пространство, которое он и она называли автомобилем, заполнили легкий аромат из парфюмерии, запах пота молодых, здоровых людей, запах хорошего алкоголя и тихая, нежная музыка. Было очень уютно и томно.
— Твою же мать! — Это он.
— Что случилось? — Это она.
— Лампочка загорелась, зарядка не идет.
— Почему?
— Откуда я знаю?! Может клемма какая-нибудь соскочила. Пойду посмотрю.
Хлопнула дверь, он вышел. Минуты через три вернулся, и выругался намного смачнее.
— Что случилось?
— Ремень полетел!
— Какой ремень?
— Ты же права имеешь, училась, должна знать какой ремень.
— Ремень зарядки?
— Ну да, ремень зарядки и разрядки. Неуч!
— Без него не доедем?
— На аккумуляторе доедем. Сядет — зарядим. Но движок перегреем, помпа без ремня не крутится, двигатель не охлаждается, запорем движок.
— И что теперь делать?
— На веревке если только…
— Так позвони кому-нибудь! Друзьям, знакомым. Неужели не поможет ни кто?
— Да я дома телефон свой оставил. Дай твой.
— А он сел у меня!
— Мать твою! Меньше надо болтать было с подругами, или еще с кем-то. Весь вечер трещала по телефону.
— Так не я же звонила, меня звонками беспокоили.
И тишина.
Прошло несколько минут.
— Сиди не сиди, ничего не высидишь! Снимай штаны!
— Ты чего милый? Неужто прямо так и горит?
— Пока тлеет! Давай снимай! Болтай меньше.
Колготки почувствовали, как скрывающие их брюки исчезли, и они явили себя миру. Пусть пока здесь, в замкнутом пространстве, которое он и она называют автомобилем…
— Колготки снимай!
— Да не девочка, знаю!
Вот те раз. Неожиданно для колготок. А они уже в руках женщины.
— Давай их сюда! Э! Э! Ты чего это?
— Трусики снимаю!
— Погоди! Не сейчас! До дома потерпи с трусиками! Одевай штаны!
Он взял колготки, сильными руками разорвал их пополам, потом связал их низы узлом, и вышел из машины, хлопнув дверью.
Она осталась в машине в одних трусиках, недоумевающая, растерянная, не понимающая ничего. А он тем временем опоясал освободившиеся от ремня шкивы колготкам, связал их вторым узлом, обрезал лишние концы.
Колготкам не дано было знать, освободилась ли женщина дома от трусиков, чтобы закончить вечер на мажорной ноте. Перед тем, как уйти домой, он сорвал их со шкивов, и оглядевшись по сторонам, запустил ненужный теперь уже предмет женского туалета в ближайшие кусты.
Первый выход в свет для них оказался последним
О молодости слез не стану лить.
Что впереди дороже и ценнее,
Того что было. Продолжаю жить
вот это — хорошее!
я ж говорил — удачи!