Рэкетир

Из-за поворота показалась машина. Старая «шестерка» лихо проскочила мимо, свернула с дороги и припарковалась на площадке у стройки. Из машины никто не выходил. Я мысленно порадовался, что «шестерка» остановилась как раз под единственным здесь фонарем, выждал несколько минут, не появится ли кто-нибудь следом, и взял в руки рацию.

— Как ты там? Кого-нибудь еще видишь?

— Нормально. Нет, все чисто. Прием.

— Тебе удобно?

— Да, удобно. Прием.

— Выезжаем. Конец связи.

Я не спеша выехал из укрытия и направил автомобиль в сторону площадки.

— Хм, на «шохе» старой какой-то, — презрительно скривился Драган.

— Ладно тебе, мы тоже не на Мерседесе…

На хороших машинах мы выезжали, когда надо было произвести впечатление. «Девятку» же специально держали для подобных ситуаций. Ее было не жалко.

Я остановился метрах в пяти лицом к шестерке, чтобы фары освещали площадку между машинами.

— Идем?

— Не спеши. Пусть покажутся.

Двери «шестерки» открылись, из нее вальяжно вышли четверо остриженных под ноль мордоворотов, килограммов под сто каждый. Я затянул ручник, мы вышли из машины.

— Ну и? Кто вы такие? – кинул на ходу один из приехавших, по-видимому, главный.

— Мы сотрудничаем с Олегом Васильевичем. Компаньоны. Поговорить хотим, — ответил я. Мы уже стояли лицом друг к другу.

— Аааа… — протянул он и с усмешкой оглянулся на своих друзей. Судя по их лицам, мы с Драганом не произвели никакого впечаления и лишь повеселили своим видом. У Драгана хоть по сломанному носу было видно, что он боксер, меня же зачастую принимали за студента-ботаника. Разве что некоторые обращали внимание на изуродованное когда-то на соревнованиях ухо.

— Разговор такой будет, — главный скривил губы и демонстративно сунул руки в карманы кожаной куртки, — мы вашему Олегу сказали «двадцатку» приготовить на завтра. Теперь пусть еще «пятерку» накинет. За беспокойство. Ясно, фраера? – он опять скривился и смачно плюнул под ноги.

— Вытри, — спокойно сказал я.

Смесь насмешки, возмущения и куража промелькнули одновременно на лице главного. Он глубоко вдохнул, одновременно вынимая руки из карманов и, по-видимому, готовясь разразиться тирадой. Я резко и коротко ударил его в горло. Мы с Драганом кинулись крушить оставшихся. Я сбил одного из мордоворотов проходом в ноги. Драган вырубил другого своим коронным боковым. Четвертого догнали метров через десять. Я прыгнул на него сзади, и мы упали, а Драган же выключил его, ударив рукоятью ТТ по затылку.

— Потащили скорее эту сволочь, пока те в себя не пришли.

Тот, кого я сбил с ног, попытался подняться.

— Застрелю, — крикнул Драган и навел пистолет в его сторону.

Мы почти успели связать троих, когда, с СВДешкой наперевес прибежал Виталик. Он все это время был в засаде на стройке, разглядывая нас в оптический прицел.

— Порядок?

— Да, быстро пакуемся и сваливаем.

Когда грузили одного из братков в багажник, он пришел в себя и задергался. У меня опять пробежал холод по спине от мысли, что, возможно, их всех придется убить.

Я понимал убийство в драке, в бою, при самообороне, но чтобы вот так вот… Неприятный холод пробежал вдоль позвоночника и заставил вздрогнуть.

* * *

— Да что ж ты будешь делать! – вскрикнул Сагид, сверкнув черными глазами, — Сейчас стакан принесу! То куш за кушем мечешь, а тут заказываешь «пять-два», и – на тебе, пожалуйста!

— Партия. Продолжаем?

— Расставляй нарды, я еще чай заварю и стакан принесу.

Когда мне слишком везло в нарды, он всегда требовал, чтобы мы метали кости из стакана, а не с руки. Хотя и сам знал, что я не умею «подкручивать».

Сагид прошел к плите, поставил чайник на огонь.

Квартира у него шикарная. Впрочем, это и не квартира, а четыре квартиры на одном этаже «сталинки», которые грамотный дизайнер объединил в одну. Только лишь кухня была больше пятидесяти квадратов. Даже несущие стены на кухне были снесены, их заменили тремя массивными колонами.

— И что дальше было? – Сагид включил вытяжку и затянулся сигаретой.

За игрой я успел рассказать ему о событиях последних дней, пока его не было в городе. Именно ему я пытался дозвониться три дня назад, чтобы узнать о возможной роли блатных в этом наезде.

— Всю ночь с ними провозились. Кошмар. Вывезли в гаражи и давай «спрашивать». Сначала по одному, потом всех вместе.

— От них хоть что-то осталось после вашего «поспрашивали»?

— Так мы же нежно. Газетой.

— Сработало? – Сагид заулыбался. Ему было приятно, когда его к советам, даже брошенным мимоходом, прислушиваются. Когда-то давно он возмущался жестокости современных бандитов. Говорил – садисты и уроды. Тогда же рассказал о старом методе допроса с пристрастием – человека сажали на стул, связывали и били свернутой в трубочку газетой по голове. Через пятнадцать минут жертве начинало казаться, что его бьют не газетой, а молотом. Кололись практически все.

— Еще бы. Одному Драган челюсть сломал. Но тот сам виноват – слишком дерзкий.

— Главный, наверное?

— Да какой там, — отмахнулся я. – Главный их, Артем, тот сразу все выложил, а как только газетой по щеке хлопнули, штаны намочил. Его в угол потом кинули, рыдал там все время. Думал, убивать будем.

Как выяснилось, горе-рэкетиры жили в частном секторе на окраине города. Там эту компанию хорошо знали и побаивались. Они любили выпить и позадирать соседей. Пиком их криминальной карьеры стала попытка обложить данью одного из соседей, открывшего у них на поселке два ларька с шоколадками. А потом, волей случая, шурин того самого Артема устроился работать кассиром к нашему Олегу. Он тут же рассказал, какие суммы гуляют на предприятии, а не увидев на территории ни ментов, ни «братвы», решил, что бизнес никто не крышует. И «колхозная» братва решила исправить это недоразумение.

— Ну и? Что потом решили с ними?

— А что решать? Пинками выгнали, сказали – убьем в следующий раз, если на глаза попадутся. Взять с них все равно нечего. Разве что ларечнику сказали, чтобы больше им не платил. Но это Виталик. Он проверять ездил их историю, когда рассвело. Говорит, жалко стало мужика – слишком на отца его покойного похож.

— Ну, его дело, — пожал плечами Сагид, — Слушай, а я тобой уже гордиться начинаю. Грамотно все сделал, сам все организовал. Молодец!

Тем временем вскипел чайник. Сагид заварил чай и вернулся за стол.

— Начинай!

Я кинул, кости с грохотом прокатились по доске и остановились, показав куш – «шесть-шесть»

— Шайтан! – выругался кавказец. – Вот же, специально стакан принес и дать забыл.

Я весело рассмеялся в ответ.

— Ваш ход, Зажиточный.

Имя «Сагид» по-арабски означает «состоятельный, зажиточный, живущий безбедно». Оно как нельзя лучше подходило Сагиду. Порой, я его так называл, в шутку. Он неизменно отшучивался: «А что толку? Когда с Виктором (лат. Победитель) играть садишься.»

— Кстати, Победитель, — сказал Сагид, раскручивая кости в стакане, — у меня один неприятный вопрос.

Из-за поворота показалась машина. Старая «шестерка» лихо проскочила мимо, свернула с дороги и припарковалась на площадке у стройки. Из машины никто не выходил. Я мысленно порадовался, что «шестерка» остановилась как раз под единственным здесь фонарем, выждал несколько минут, не появится ли кто-нибудь следом, и взял в руки рацию.

— Как ты там? Кого-нибудь еще видишь?

— Нормально. Нет, все чисто. Прием.

— Тебе удобно?

— Да, удобно. Прием.

— Выезжаем. Конец связи.

Я не спеша выехал из укрытия и направил автомобиль в сторону площадки.

— Хм, на «шохе» старой какой-то, — презрительно скривился Драган.

— Ладно тебе, мы тоже не на Мерседесе…

На хороших машинах мы выезжали, когда надо было произвести впечатление. «Девятку» же специально держали для подобных ситуаций. Ее было не жалко.

Я остановился метрах в пяти лицом к шестерке, чтобы фары освещали площадку между машинами.

— Идем?

— Не спеши. Пусть покажутся.

Двери «шестерки» открылись, из нее вальяжно вышли четверо остриженных под ноль мордоворотов, килограммов под сто каждый. Я затянул ручник, мы вышли из машины.

— Ну и? Кто вы такие? – кинул на ходу один из приехавших, по-видимому, главный.

— Мы сотрудничаем с Олегом Васильевичем. Компаньоны. Поговорить хотим, — ответил я. Мы уже стояли лицом друг к другу.

— Аааа… — протянул он и с усмешкой оглянулся на своих друзей. Судя по их лицам, мы с Драганом не произвели никакого впечаления и лишь повеселили своим видом. У Драгана хоть по сломанному носу было видно, что он боксер, меня же зачастую принимали за студента-ботаника. Разве что некоторые обращали внимание на изуродованное когда-то на соревнованиях ухо.

— Разговор такой будет, — главный скривил губы и демонстративно сунул руки в карманы кожаной куртки, — мы вашему Олегу сказали «двадцатку» приготовить на завтра. Теперь пусть еще «пятерку» накинет. За беспокойство. Ясно, фраера? – он опять скривился и смачно плюнул под ноги.

— Вытри, — спокойно сказал я.

Смесь насмешки, возмущения и куража промелькнули одновременно на лице главного. Он глубоко вдохнул, одновременно вынимая руки из карманов и, по-видимому, готовясь разразиться тирадой. Я резко и коротко ударил его в горло. Мы с Драганом кинулись крушить оставшихся. Я сбил одного из мордоворотов проходом в ноги. Драган вырубил другого своим коронным боковым. Четвертого догнали метров через десять. Я прыгнул на него сзади, и мы упали, а Драган же выключил его, ударив рукоятью ТТ по затылку.

— Потащили скорее эту сволочь, пока те в себя не пришли.

Тот, кого я сбил с ног, попытался подняться.

— Застрелю, — крикнул Драган и навел пистолет в его сторону.

Мы почти успели связать троих, когда, с СВДешкой наперевес прибежал Виталик. Он все это время был в засаде на стройке, разглядывая нас в оптический прицел.

— Порядок?

— Да, быстро пакуемся и сваливаем.

Когда грузили одного из братков в багажник, он пришел в себя и задергался. У меня опять пробежал холод по спине от мысли, что, возможно, их всех придется убить.

Я понимал убийство в драке, в бою, при самообороне, но чтобы вот так вот… Неприятный холод пробежал вдоль позвоночника и заставил вздрогнуть.

* * *

— Да что ж ты будешь делать! – вскрикнул Сагид, сверкнув черными глазами, — Сейчас стакан принесу! То куш за кушем мечешь, а тут заказываешь «пять-два», и – на тебе, пожалуйста!

— Партия. Продолжаем?

— Расставляй нарды, я еще чай заварю и стакан принесу.

Когда мне слишком везло в нарды, он всегда требовал, чтобы мы метали кости из стакана, а не с руки. Хотя и сам знал, что я не умею «подкручивать».

Сагид прошел к плите, поставил чайник на огонь.

Квартира у него шикарная. Впрочем, это и не квартира, а четыре квартиры на одном этаже «сталинки», которые грамотный дизайнер объединил в одну. Только лишь кухня была больше пятидесяти квадратов. Даже несущие стены на кухне были снесены, их заменили тремя массивными колонами.

— И что дальше было? – Сагид включил вытяжку и затянулся сигаретой.

За игрой я успел рассказать ему о событиях последних дней, пока его не было в городе. Именно ему я пытался дозвониться три дня назад, чтобы узнать о возможной роли блатных в этом наезде.

— Всю ночь с ними провозились. Кошмар. Вывезли в гаражи и давай «спрашивать». Сначала по одному, потом всех вместе.

— От них хоть что-то осталось после вашего «поспрашивали»?

— Так мы же нежно. Газетой.

— Сработало? – Сагид заулыбался. Ему было приятно, когда его к советам, даже брошенным мимоходом, прислушиваются. Когда-то давно он возмущался жестокости современных бандитов. Говорил – садисты и уроды. Тогда же рассказал о старом методе допроса с пристрастием – человека сажали на стул, связывали и били свернутой в трубочку газетой по голове. Через пятнадцать минут жертве начинало казаться, что его бьют не газетой, а молотом. Кололись практически все.

— Еще бы. Одному Драган челюсть сломал. Но тот сам виноват – слишком дерзкий.

— Главный, наверное?

— Да какой там, — отмахнулся я. – Главный их, Артем, тот сразу все выложил, а как только газетой по щеке хлопнули, штаны намочил. Его в угол потом кинули, рыдал там все время. Думал, убивать будем.

Как выяснилось, горе-рэкетиры жили в частном секторе на окраине города. Там эту компанию хорошо знали и побаивались. Они любили выпить и позадирать соседей. Пиком их криминальной карьеры стала попытка обложить данью одного из соседей, открывшего у них на поселке два ларька с шоколадками. А потом, волей случая, шурин того самого Артема устроился работать кассиром к нашему Олегу. Он тут же рассказал, какие суммы гуляют на предприятии, а не увидев на территории ни ментов, ни «братвы», решил, что бизнес никто не крышует. И «колхозная» братва решила исправить это недоразумение.

— Ну и? Что потом решили с ними?

— А что решать? Пинками выгнали, сказали – убьем в следующий раз, если на глаза попадутся. Взять с них все равно нечего. Разве что ларечнику сказали, чтобы больше им не платил. Но это Виталик. Он проверять ездил их историю, когда рассвело. Говорит, жалко стало мужика – слишком на отца его покойного похож.

— Ну, его дело, — пожал плечами Сагид, — Слушай, а я тобой уже гордиться начинаю. Грамотно все сделал, сам все организовал. Молодец!

Тем временем вскипел чайник. Сагид заварил чай и вернулся за стол.

— Начинай!

Я кинул, кости с грохотом прокатились по доске и остановились, показав куш – «шесть-шесть»

— Шайтан! – выругался кавказец. – Вот же, специально стакан принес и дать забыл.

Я весело рассмеялся в ответ.

— Ваш ход, Зажиточный.

Имя «Сагид» по-арабски означает «состоятельный, зажиточный, живущий безбедно». Оно как нельзя лучше подходило Сагиду. Порой, я его так называл, в шутку. Он неизменно отшучивался: «А что толку? Когда с Виктором (лат. Победитель) играть садишься.»

— Кстати, Победитель, — сказал Сагид, раскручивая кости в стакане, — у меня один неприятный вопрос.

Через неделю Сагид позвонил и попросил подъехать к нему домой.

— Чай будешь?

— Давай.

Он пошел к плите.

— Кстати, там конверт на комоде. «Коммерс» передал, за которого Гасан «вписался».

Я посмотрел на пухлый конверт.

— Возьми и отсчитай пять тысяч. Твоя доля.

Я открыл конверт, внутри лежала толстая пачка долларов.

После случая с Гасаном Сагид стал больше мне доверять. Нет, работать вместе мы не начали. Иногда он подбрасывал работу, иногда советовал не браться одному, а съездить с ребятами, которых я сам выбирал из своих знакомых, но всегда просил отчет, как и что прошло, кто как себя вел из моих друзей. С одной стороны он давал работу и советовал, как лучше, с другой – всегда подчеркивал, что он – сам по себе, я – сам.

«И, если кто спрашивать будет, говори, что дядьку твоего знаю. А ты заехал, автошампунь для него забрать. Знать меня не знаешь».

Я получил в его лице мудрого наставника, а сам старался платить верностью и готовностью в любой момент выручить Сагида, во чтобы он не вляпался. Виделись мы по-прежнему нечасто. А когда виделись, я старался узнать побольше и не пропустить ни один из множества накопившихся вопросов, он, в свою очередь, интересовался, что происходит на уровне улиц нашего города.

Постепенно у меня сформировалась своя бригада. Сагид тут же раскритиковал это все и посоветовал дистанцироваться.

«Нет, если твоя мечта – ходить по улицам в сопровождении десяти бритоголовых мордоворотов и бабушек пугать, оставляй, как есть. Но это ненадолго. Потом или на кого-то покруче нарвешься, или посадят. Ты думаешь – живешь, как жил, только друзей прибавилось, и боятся вас чуть больше в городе. На самом деле для властей вы уже ОПГ, а «друзья» сольются как только жареным запахнет. Они тебя слушают, пока вы деньги от коммерсантов делите. Такая дружба долго не живет».

К тому времени я уже подружился с Драганом, на него, по совету того же Сагида, переложил общение с «братвой». Еще появился Виталик, парень был старше нас, прошел Афган, был молчалив и хладнокровен.

«Этих двоих поближе к себе держи. Нормальные ребята, хоть и со своими заскоками», — советовал Сагид. К тому же Драган с Виталиком волей случая доказали, что им можно доверять. Виталик под угрозой срока молчал, сидя в СИЗО по общему эпизоду, пока мы его не выкупили. Драгана же попытались купить конкуренты. Я даже поверил, что сумели найти к нему подход, когда наблюдал, как с ним пытаются подружиться, когда же предложили деньги и объяснили за что, попутно рассказав, что я мало плачу и ценю его заслуги, он согласился. Эти деньги, к слову сказать, мы потом вместе и прогуляли. Он все до копейки принес мне и объяснил, за что предложили. А ту бригаду мы больше не видели, что-то у них не заладилось, их бригадир предпочел срочно покинуть город.

«Ты должен настолько дистанцироваться, чтобы весь город знал – за тебя много бойцов горой станут, но тебе ни один суд, да что там суд – даже воры предъявить ничего не смогли, если кто-то из твоих накосячит или палку перегнет, — продолжал поучать Сагид, — самая неуловимая организация – та, которой нет. А вообще – знай, все это временно. Учись и думай, чем потом жить будешь, когда эти времена пройдут, а им недолго осталось».

Я верил и не верил. Казалось, это навсегда. Мы все время будем разъзжать на крутых машинах по городу, ловя на себе завистливые и испуганные взгляды, никогда не закончатся коммерсанты, в очереди стоящие «за правдой». Мы будем вечно молоды и полны сил. Но все же я старался прислушиваться к Сагиду или хотя бы предположить, что в этих его словах есть резон. Хотя, он сам не особо спешил переквалифицироваться в управляющего какой-нибудь фирмой или открыть ресторан и начать протирать стаканы.

* * *

— Кстати, Виктор, — сказал Сагид, раскручивая кости в стакане, — у меня один неприятный вопрос.

Я напрягся, прокручивая в голове все, что успел натворить я или моя немногочисленная бригада.

— Ты в курсе, что Драган нюхает, — он вопросительно поднял брови, взглянув исподлобья.

— Угу, — я кивнул в ответ, — слышал.

— Смотри, плохой знак. У него и так голова отбита, а кокс – это серьезно, что бы там не рассказывали.

— Я говорил с ним. Клянется, что только по праздникам.

Сагид покачал головой:

— Боюсь, почаще. С барыгами его не раз уже видели вместе.

— Знаю. Это вообще цирк. Спрашивал его, говорит – хочу их на деньги развести. Мол, барыги, не по понятиям живут, кто за них «впишется».

— Он серьезно? Я же тебе объяснял, наркомафию мы не трогаем, они не трогают нас. Там денег столько, что всегда найдется кому «вписаться».

— Так это ты мне объяснял. Я ему рассказал, но он же повернутый на понятиях. Но пообещал не трогать барыг.

— Смотри, еще Виталика испортит.

— Да ну, Виталик даже сигареты не курит. Не думаю.

Как ни странно, Драган, помешанный на криминале и российской воровской романтике, которую он со всей сербской наивностью принимал за чистую монету, и Виталик, который вообще не признавал «блатных» и, как мне порой казалось, был с нами лишь потому, что считал, что так борется с негодяями и защищает, пусть и за деньги, предпринимателей от бандитов, очень сдружились. Возможно, это был как раз тот случай, когда противоположности притягиваются. Лично я считал их отличным тандемом и любил их обоих.

* * *

Страну трясло от последствий дефолта. Дефолт, курс доллара, цены на недвижимость – три вопроса, которые волновали почти каждого. А мне было все равно. Который уже раз рыба объедала наживку на крючке моей удочки, а я не замечал сходящий с ума поплавок. Наживлял и забрасывал снова.

Сагид удил рядом и делал вид, что ничего не замечает. Рассказывал истории из детства, как помогал отцу по хозяйству, как тренер водил их летом бороться среди гор, когда зал в школе закрывали. И просто рассуждал о жизни.

— Ты же в «Колоске» бываешь?

— Захожу иногда.

«Колосок» — первый супермаркет у нас в городе.

— Я туда часто за продуктами езжу, — продолжил Сагид. – Там мужик интересный был. Бомж какой-то, всегда тележки помогал собирать.

Я пожал плечами.

— Знаешь, думал, он попрошайничает, а потом увидел – нет. Даже ради интереса стал присматриваться. Он всегда собранный такой был, деловитый. Думал, гордый, потому не просит. Сам ему мелочь предложил когда-то, а он отказался. «Нет, — замахал головой так странно, — не надо». Долго я за ним наблюдал, часто же бываю. Видно, что человек все потерял в жизни, а все равно нашел себе занятие. Тележки свозил, мусор подбирал и в урны бросал. Молодежь даже смеха ради иногда бросала. Погрозит пальцем, покачает головой и поднимет. Работники его не прогоняли, наоборот, прикармливали и хорошо относились. Думаю, и угол ему там где-то выделили. Молодец. Нашел, как человеком остаться несмотря ни что. Уважаю. Я ему когда-то полный пакет еды набрал и подарил. Он так радовался. И мне на сердце хорошо было, достойному человеку помог.

Сагид перезакинул удочку и замолчал.

— Я еще хотел ему пакет собрать. Не успел.

— Почему?

Сагид пожал плечами в ответ.

— Убили. Продавцы сказали, пьяные какие-то дебоширили у входа, он подошел: «Не шумите, — говорит, — нехорошо». Кто-то его ударил, он упал и головой о ступеньку. Они пьяные, между собой ссорились, а тут он влез. Они его ногами бьют, а он уже и не дышит. Жалко. Я как раз приехал за продуктами, а там гроб и продавцы провожать вышли. Сказали, директор оплатил похороны. Тоже, видать, хороший человек.

Сагид снова покачал головой и сам загрустил.

— Да, жалко, — подтвердил я, — пойду, прогуляюсь по лесу.

— Шайтан, — спохватился он, — я совсем заговорился. Тебе и так плохо, а я еще с этой историей…

— Да ладно тебе, все нормально.

Деревья шумели пожелтевшей листвой.

«И почему мы никогда не ездили сюда отдыхать? Когда еще Яна была,» — ком подкатил к горлу, стало трудно дышать. Я собрался и с трудом сглотнул, отпустило. Две недели назад Яны не стало. Ребенка тоже не удалось спасти, умер во время родов. Сколько уже прошло? Двенадцать, четырнадцать дней – я не был уверен. Я запутался во времени. Это здесь, на озерах, Сагид мне говорит, когда спать, когда просыпаться, сообщает: «Мы четвертый день уже тут. Природа. Хорошо. Недельку еще побудем и назад».

Четыре дня назад он без звонка приехал ко мне и забрал сюда, за четыреста километров от города. Наверное, он прав. Свежий воздух, озера, лес… Дома, один в четырех стенах, я бы уже окончательно спятил.

Ловить рыбу я никогда особо не любил, а в лесу становилось лучше. Поначалу накатывали приступы легкой паники и приходилось делать несколько глубоких вдохов, а затем становилось легче. Даже аппетит начал появляться.

Я прошел в глубину леса. Вспомнил почему-то Драгана с Виталиком. Надо им позвонить. Как они там? Последнее время я все больше отходил от рэкета, разборок и «братвы», практически все перекладывая на их плечи. У меня неплохо пошел легальный бизнес, стали открываться новые возможности. Драган поначалу обижался, что мы все меньше времени проводим вместе. Даже не обижался, а, скорее, расстраивался в своей обычной детской манере. Но мне удалось объяснить. Что теперь у меня семья, жена ждет ребенка, а работу надо толкать в разных направлениях. Ну, насчет жены, наверняка, он только теперь понял. Я мысленно усмехнулся. Все эти годы Драган не заводил отношений с девушками. Он относился к ним, как к животным. И эти животные должны были быть высокими, худенькими, длинноногими и, желательно, блондинками. Я постоянно видел его с какой-нибудь начинающей моделью или стриптизершей. Дольше трех-четырех дней они не задерживались. Порой, он мог прийти в ресторан или клуб с одной девушкой, а увидев там более эффектную, немедленно пойти знакомиться, оставив спутницу скучать за столиком. Уходил он уже с новой.

И вдруг, совершенно неожиданно, он влюбился. Причем, влюбился по уши. Еще и в простенькую невысокую девушку, полненькую провинциалку, приехавшую учиться из какого-то маленького городка и даже не пытавшуюся скрывать своего провинциального происхождения. Драган, пользующийся неизменным успехом у женщин, впервые в жизни отчаянно ухаживал и добивался девушку. Звонил иногда по ночам и спрашивал, какие цветы лучше выбрать и искренне переживал, одобряю ли я его выбор. Мое мнение было почему-то для него очень важным.

Виталик по-прежнему оставался нелюдимым. Отношения он заводил просто так, «чтоб было». Никогда не слышал, что он хочет семью и детей.

Я подумал, когда мы виделись в последний раз? За пару дней до моего отъезда они заехали и оставили конверт с деньгами. Сказали, что получили очень крупный долг, а это – моя доля. Надо будет разобраться, что за долг. Я прикинул, сколько мы обычно берем за выбивание долгов, разделил сумму на доли. Получалась очень серьезная сумма. Странно, что мне никто не звонил. Ну а так – молодцы. Кризис – кризисом, а зарабатывают, стараются. А то, сразу после дефолта, совсем грустно было.

Начало смеркаться. Я направился в сторону домика, который снял Сагид. Издали увидел, что в окне горит свет, значит, ему уже надоело тягать из озера прикормленных карасей и сейчас возится с ужином.

Я поднялся на крыльцо и вошел внутрь.

— Виктор, у тебя там мобильный с ума сошел уже. У меня же руки в рыбе, — он показал мне нож и наполовину очищенного карася. В спальне опять зазвонил телефон. Я быстро пошел и взял его с тумбочки. На дисплее светилось имя «Денис» — парень из нашей бригады.

— Да, Ден. Что там у тебя?

* * *

В тот день я впервые увидел мать Виталика. Маленькую опрятную старушку. Она не то чтобы выделялась среди всех, она словно существовала отдельно. Словно два параллельных мира, существующие одновременно в разных, никогда не пересекающихся измерениях, которые мне, волей судьбы, вдруг суждено увидеть одновременно. Дорогие автомобили, золотые часы и массивные цепи на бычьих шеях людей с серьезными лицами и тяжелыми взглядами, очень много людей, сотни три, не меньше – все выглядело дешевой мишурой, насквозь лживой и бессмысленной, на фоне старушки в невзрачном светло-коричневом плаще и черным платком на голове.

Как хорошо, что она не знает меня в лицо, как страшно, что она может сейчас обернуться и посмотреть мне прямо в глаза. И как стыдно за эту огромную траурную процессию, за три дубовых гроба, сверкающих полированными боками, словно кричащие о своей дороговизне. Стыдно.

Драгана хоронили в закрытом гробу, Виталика и девушку Драгана, Ольгу, в открытых.

Их убивали одновременно. Виталика убийца поджидал у дома. Когда тот припарковал машину и пошел к подъезду, убийца прошел следом и выстрелил в спину. Драгана, приблизительно в то же время, кто-то подрезал на машине. Он, конечно же, выскочил разбираться. Из той машины вышли двое и расстреляли его практически в упор из калашей, потом, зачем-то убили и Ольгу, бросили оружие и уехали.

На следующий день на окраине города, прямо у трассы, была обнаружена сгоревшая дотла «девятка» с четырьмя обгоревшими до неузнаваемости трупами. Скорее всего, «зачистили» исполнителей.

Белый хрустящий снег под ногами. Первая хорошая вещь за последние три месяца. Говорят, дождь умывает город, а по мне – от дождя грязь и лужи, а только выпавший белый снег действительно очищает улицы. Мягко ложится, укрывая собой несовершенство мира и словно намекает, что сойдя унесет с собой всю грязь.

Хрум-хрум-хрум… Звук, словно откусываешь и жуешь кусок крепкого кисло-сладкого яблока. Хрум-хру-хрум… И ты опять в детстве. Хоть на секунду, и на том спасибо. Хрум-хрум-бульк. Я сделал глоток водки прямо из горлышка. Терпеть не могу водку. Просто надо, чтобы обожгло горло, ударило в нос запахом спирта. Зачем? – Не уверен. Чтобы понять, что еще хоть что-то способен ощущать.

Я плохо сплю. Порой, заставляю себя уснуть, и ничего не выходит. Порой, засыпаю, вижу сны и думаю – лучше бы не спал. Не люблю, когда снятся Драган с Виталиком, счастливые и живые. Еще хуже, если вижу жену. Она всегда улыбается и молчит. Мне так хочется с ней поговорить во сне, но я всегда просыпаюсь, так и не сумев ничего сказать.

Смерть Драгана и Виталика заставила меня взять себя в руки, но лишь ненадолго. Ярость и желание отомстить вскоре сменились бессилием и чувством вины. Нельзя было так отдалять их от себя. Я слишком был уверен, что все под контролем. Заигрался.

Все, что удалось выяснить – они все-таки связались с наркотиками. Восемьсот граммов кокаина нишли в квартире у Драгана. Нашли нескольких дилеров, которым они за полцены сбыли около двух килограммов в течение недели. Клубок разматывался очень быстро, ровно до этого момента. Дальше – стена. Стена из полупрозрачных намеков – а не с моей ли подачи они ограбили наркокурьера, перевозившего три килограмма, «что скажут люди?», намеков, что, если я ни при чем, то должен остановиться, признать, что сами виноваты и не «спрашивать» больше.

— Они не только тебя подставили, они и меня подставили, — злился Сагид. Он был просто в ярости. – Они – твои люди, Виктор. А тебя привел я. Ты хоть представляешь себе, какому количеству «людей» я сейчас доказываю, что всегда запрещал связываться с наркомафией, что ты ни при чем и не мог быть в курсе?

«Людей» он произносил с нажимом, выделяя это слово.

— Прекращай «копать». Тебя и так спасло лишь то, что когда они «товар» «брали», ты жену и ребенка хоронил и не мог дать «добро». Продолжишь, и тебя ничто не спасет, даже мои связи. «Воры» дадут отмашку и разведут руками. Им не нужны проблемы. Жаль ребят, но виноваты они сами.

Я и сам понимал, что чем больше отходил от дел и перекладывал все на Драгана с Виталиком, тем больше они зарывались. «Кто нам что может?» — было любимой фразой серба.

Редкие прохожие сторонились меня, предпочитая обойти стороной. Да, вид у меня, наверно… Недельная небритость, дорогие шмотки, цепь в палец на шее и бутылка «Абсолюта» в руке. Иногда я останавливался и делал глоток водки.

Вскоре передо мной показался церковный собор. Я опять вспомнил Драгана и его привычку креститься на каждую церковь. Они там, в Сербии, как я понял, повернутые все на православии. Особенно, после войны.

Я запрокинул голову, пытаясь рассмотреть купола. Черт, голова кружится и глаза режет от солнца.

Я сел на лавочку и поставил бутылку перед собой, на асфальт. Какой-то священник прошел мимо, неодобрительно взглянув на меня. Покачал головой.

«Ну, давай. Скажи мне, что здесь церковь и пить нельзя», — с вызовом подумал я, провожая его взглядом. Мне очень хотелось, чтобы он так сказал. А потом я встану и отметелю этого попа прямо здесь! Пусть только даст повод. Он отвел глаза и поспешил внутрь.

«Правильно, — зло усмехнулся я, — на Бога надейся подальше от меня».

— Сынок, возьми яблочко, — я не заметил, как ко мне справа подошла какая-та старуха, — или конфеты.

На мать Виталика чем-то похожа. Плащ такой же.

Небольшое зеленое яблоко оказалось у меня в руке.

— Спасибо.

Я долго еще сидел, чувствовал, как оно нагревается в моей руке и понимал, что есть его я не хочу. К горлу подкатывал комок. Глаза щипало.

Через время мое внимание привлек парень, спешащий к церкви. Недорого, но очень, даже излишне, аккуратно одетый. Рубашка застегнута на все пуговицы, дрянное пальтишко без шарфа, но тоже застегнутое на все пуговицы, волосы зализаны набок чьей-то заботливой рукой. По выражению лица сразу видно – парень инвалид от рождения. Левую руку он нес перед собой, она была странно скрючена и не функционировала. Старательно ступая на каждую ступеньку, он поднялся к входу. В дверях появился священник.

— О! Андрейка! – воскликнул он, — Что же так поздно? Служба закончилась уже.

Парень схватил священника за руку и поцеловал ее.

— Мать заболела, — залепетал парень, — помогал ей.

Они перекинулись еще парой фраз.

— Молодец, Андрей, что матери помогаешь. А за службу не переживай. Иди домой, дитя. Благослови тебя Господь!

Поп размашисто перекрестил парня. Тот просиял в лице, еще раз поклонился и поцеловал руку.

— Спаси Вас Бог, батюшка.

— Беги Андрейка, беги. И матери кланяйся от меня.

Когда парень повернулся, было видно, как его лицо просветлело. Словно болезнь и трудности отступили, жизнь наполнилась смыслом. Он был весел, а его взгляд более осознанным. Что-то весело приговаривая себе под нос, он пошел вниз по лестнице. На мгновение, мне показалось, что сейчас я больше инвалид, чем он.

Священник оставался на пороге, его задержали налетевшие за благословлением старушки. А я смотрел на него и с горечью осознавал, что, несмотря на всю мою жизнь, на то, что меня знает пол- города, опасаются и прислушиваются местные чинуши и бизнесмены, несмотря на то, что я легко могу собрать человек сто- сто пятьдесят и дать им команду разнести какой- нибудь торговый центр, рынок или производство, мне ни разу не удалось сделать так, чтобы у кого-то так просветлело лицо и появилась воля к жизни, цель, как у этого несчастного парня. Такая сила мне не дана.

Я встал со скамейки, затекшие от долгого сидения ноги не слушались. Прихрамывая и пошатываясь, я пошел вверх по ступенькам.

— Ой, пьяный, — испуганно шарахнулась в сторону какая-то старушка.

Дура, водка меня не берет. К сожалению.

Я подошел к священнику, он внимательно посмотрел мне в лицо. Наверное, я слегка пошатнулся, потому что он крепко придержал меня за локоть. Я положил руку поверх его и сжал. Не зная, что сказать, продолжал смотреть ему в лицо.

— Тебе плохо? – тихо спросил он.

Я кивнул. Мир поплыл перед глазами, я понял, что по лицу текут слезы. Ноги предательски задрожали в коленях, я оступился и точно бы упал, если бы он не успел обхватить меня за плечи.

— Что ты? – и тут же грозно в сторону бабкам: — В сторону, в сторону все!

Меня трясло, как в лихорадке. Откуда же столько слез? Просто заливает глаза.

— Что ты? Что ты?

Я собрался с силами и с трудом сказал:

— Как… мне… жить дальше?

* * *

— Да задолбал ты уже! – я практически перешел на крик. – К Богу он, видите ли, пришел! Радуйтесь! Там Бог! Там! – я показывал рукой на выход. – Он не уменьшился в размере и не спрятался в церкви, понимаешь? Он везде.

Передо мной тщедушный мужичок, лет сорока. Эдакий Васисуалий Лоханкин из «Двенадцати стульев», лодырь-псевдоинтеллигент, ударившийся в религию.

— Пять часов он молился! – я продолжал бушевать, — как там ты говорил: «Батюшка, освятите жилище мое» Был я у тебя в жилище. Дерьмовое у тебя жилище! Молился он… Молоток в руки возьми, полки прибей, посуду вымой, мусор из квартиры вынеси! У тебя линолеум в одном месте только лишь чистый, там где молишься, и лбом его полируешь.

— Я же богоугодно хотел… — не сдавался Васисуалий.

— Богу угодно, чтобы ты молоток в руки взял и трудился денно и нощно! А потом помолился перед сном. Иисус плотником трудился. Ясно? Давай.

Он склонил голову. Я отпустил грехи и перекрестил его.

— Ступай. Пусть следующий заходит.

Вряд ли до этого дойдет. Скорее, к секте примкнет какой-нибудь. Лишь бы ничего не делать и дальше о тщетности бытия рассуждать. Но, пока есть хоть один шанс, пробовать стоит.

Следующей была женщина, довольно худенькая, с усталыми глазами и глубокими нитями морщин на лице. Никогда раньше ее не видел.

Она сидела и машинально перечисляла, в чем хочет покаяться. Длинный перечень ничуть не заботящих ее прегрешений. Ей было, что сказать, но говорила она все не о том.

— Ты боишься меня или исповеди? – я прервал ее на полуслове.

Женщина замолчала, взглянула на меня и опять уставилась в пол. Нехорошо она выглядела, ком на душе, а может что и похуже.

— Подними голову, — я старался говорить мягко, — говори, что у тебя? Не о грехах, о том, о чем и себе боишься сказать.

Она судорожно сглотнула и покачала головой. В глазах читался страх.

— Рассказывай.

— Не могу, батюшка. Отпустите грехи, не хочу жить больше…

— Продолжай…

Она долго и сбивчиво рассказывала о своей жизни. Муж, двое детей, девочки. Рассказала, каким сильным и привлекательным он ей казался тогда, двадцать лет назад. Как ей завидовала подруга: «За бандита выходишь. Крутой он у тебя». Рассказывала, чем это все обернулось. Богатства муж не нажил, постоянно тиранил семью, срываясь чуть- что и распуская руки, работать он не собирался.

— Ладно бы только бил… Я и детей хотела, чтобы не мучились, но поняла – не смогу. А себя смогу.

— Грех это, — тихо проговорил я, — и думать не смей.

Она закрыла руками лицо и заплакала.

Я видел много «самоубийц». Большинству из них попросту хотелось привлечь к себе внимание. Чтобы их пожалели. Некоторые упивались мечтами о том, как близкие будут стоять «у бездыханного тела». Простое объяснение, что они этого не увидят, а их тела отнесут и закопают в землю, тут же сбивало их с толку. Оставалось хохотнуть и добавить: «А ты как думал? Наиграешься, встанешь и мама позовет обедать? Нет-нет, гнить, к червям». Это ломало придуманный шаблон и заставляло оставить дурные мысли.

Но это совсем другая история, отчаяние и усталость были налицо. Когда-то я видел и такого парня. Тот тихо расплатился по долгам, оставил подробную записку родным, что надо закончить из того, что сам не успел. Закрылся дома и застрелился из охотничьего ружья, нажав ногой на курок. Перед смертью сдвинул мебель и даже свернул ковер, чтобы не испачкать кровью. До сих пор мороз по коже от этой истории.

— Слушай, жить надо, — я старательно подбирал слова. – ты в Бога веришь?

Женщина пожала плечами.

— А к нам как попала?

— Соседка к вам ходит. Она верующая. Сказала: «Иди к отцу Виктору. Он чудеса творит».

Я пропустил мимо ушей про чудеса. Не было времени скромничать и лепетать о смиренности.

— Давай так договоримся. Я молиться за тебя буду, прямо сегодня начну. А ты поживи еще немного, а через неделю придешь и поговорим. И мужа не бойся. Кстати, имя его напиши, — я протянул листок, — и фамилию, на всякий случай. А я в молитвах его помяну, об умягчении злых сердец читать буду. Будешь жить, если тиранить перестанет? Хоть ради дочерей?

— Буду, — кивнула она.

— Ступай с Богом.

Я проводил ее к выходу, посмотрел на очередь к исповеди, прошелся по церкви в поиске пономарят.

— Олежа, иди сюда, сынок, — я окликнул черноволосого пономаренка лет десяти. Он всегда мне нравился своей расторопностью и любовью пошалить. Я дал ему на проезд и сказал, что делать. Олежка радостный рванул прочь из церкви, а я вернулся к аналою.

— Назад сам вернешься. Я задержусь.

Олежка радостно кивнул. Он весело ерзал на заднем сидении, в полном восторге от поездки на автомобиле и от того, что понадобился. Еще и от скучной работы в церкви удалось улизнуть.

— На проезд деньги остались?

Он замотал головой.

— Я мороженое купил. Три.

— Сам три мороженых слопал?

— Ага.

— Не день, а праздник, — я протянул ему мелочь, — здесь только на проезд. Хватит мороженого на сегодня.

Мы ехали по частному сектору на окраине города. Нелатанная сто лет дорога, покосившиеся заборы, словно другая планета. Местами встречались новые дома, как правило, за высоким четырехметровым каменным забором. Но лишь изредка. Богачи у нас или в центре города, или в пяти километрах, в новом коттеджном поселки.

— Здесь! – крикнул Олег, показывая пальцем на один из домов. – А там муж ее, — он показал на троих мужиков, сидящих на корточках у ларька, — я видел, он со двора выходил, когда та тетя приехала.

— Маршрутка как ходит?

— Тут близко, за углом остановка.

— Хорошо, — я припарковался у обочины, — беги на маршрутку. В церкви скажешь, что к вечерне могу опоздать немного.

— Хорошо, — крикнул он и рванул из машины.

Огонь, а не пацан. Я выждал пару минут, пока он скрылся за поворотом, вышел из машины и направился к ларьку. «Хорошо, что они так сидят, сбоку от ларька. Со стороны не так видно», — отметил я, оглядываясь по сторонам. Улица была пустынной. Я приблизился к троице скучающих бездельников.

— Оба-на! Нихрена себе машина! Намолил? – крикнул один из них.

— По чём опиум для народа? Дорого, видать? – хохотнул другой.

Похоже, они считали этот угол ларька своей территорией. Местные альфа-самцы, короли угла.

— Вход – рубль, выход – два! – весело ответил я, — но вам, алкашня, скидку сделаем.

— Чего?!! – они переглянувшись привстали с корточек.

— Да не петушитесь вы так, — улыбнулся я, словно не понимая, что оскорбляю их истосковавшиеся по «фене» души, — А то повскакивали, как петухи.

Я был уже в двух шагах.

— Толян, ты слышал? – заревел один из них и шагнул ко мне.

Короткий удар в горло, он осел и захрипел. «Толян» кинулся на меня, я увернулся, обхватил его за пояс и кинул «прогибом». Вскочив, я кинулся к третьему, как раз – муж той женщины из церкви. Он топтался на месте, судорожно соображая, успеет ли сбежать от безумного бородача в рясе.

— Стоять! – крикнул я, схватил его за горло и ударил головой о железную стенку ларька.

Он и не думал сопротивляться. Я сдавил кадык и заглянул ему в глаза.

— Узнал?

В глазах Артема, которого я узнал сразу, несмотря на то, что прошло двенадцать лет, не было ничего кроме ужаса. Я еще раз приложил его головой к стенке ларька. Изнутри раздались негромкие протесты продавщицы.

— Я тебе говорил, еще раз встречу – урою. Узнал?!!

Он молча закивал.

Я оглянулся на дружков. Один пытался привести в чувство того, которого я ударил в горло. Боевого духа как ни бывало.

— Знаешь, почему не урыл? Потому что тебя сам нашел, – я продолжал сжимать горло Артема. – Но продолжишь семью обижать – не пожалею. Понял?

Он опять судорожно закивал.

— С сегодняшнего дня, дома никого пальцем не тронешь, слова плохого не скажешь. И о моем визите молчи – убью. И неделю даю, чтобы работу нашел. Горло вырву, если что не так сделаешь, — я сдавил кадык, пока Артем не захрипел. Потом отпустил, и он кулем рухнул вниз. Я увидел, как на штанах у него расплылось мокрое пятно.

— Тьфу ты. У тебя в привычку вошло ссаться при виде меня?

Он всхлипнул.

— Учти, проверять буду, — повторил я и пошел к машине.

* * *

В церковь я вернулся еще до вечерни. Во дворе стояли пономарята и слушали Олежку, забыв обо всем на свете. По его активной жестикуляции и жару, с которым что-то рассказывал ребятам, все было ясно. Он не сел в маршрутку, а остался подглядеть. И, судя по всему, пытался сейчас объяснить, по какой амплитуде и с какой скоростью летят ноги человека, которого бросают прогибом.

Один из пономарят заметил меня и дернул Олега за рукав. Тот замолчал, отвернулся и засуетился, пытаясь куда-то сбежать. Словно вспомнил о каком-то важном пономарском деле.

— А я вас ищу, — громко сказал я, направляясь в их сторону, — Олежка, ты тоже никуда не уходи.

Он перестал метаться, повернулся лицом и виновато опустил голову. Во взгляде все равно читалось упрямство и отчаянный крик: «Ну не мог же я такое не рассказать!»

— Дети мои, — ласково сказал я, — мы часто видимся, много трудимся вместе, но мало общаемся. Сегодня я решил исправить это и поговорить.

Я стал задавать простые вопросы о вере, о церкви, о Христе. Пономари наперебой отвечали, в надежде «а вдруг пронесет».

Я продолжил рассказывать о православии, об иконах, которые мы видим в церкви. Вскоре мы оказались у небольшой незаметной иконы.

— А кто эти святые отцы?

— Святой Александр и святой Андрей! – первым крикнул Олежка. Он был активнее всех, в надежде отличиться передо мной и избежать наказания.

— Да, ты прав. Ты это только что прочитал на иконе. А кто-то знает, кто они и почему изображены вдвоем. Почему в руках оружие? У Александра – копье, у Андрея — меч?

Дети молчали.

— Я так и думал. Ну что же, пришла пора рассказать…

И я начал рассказ. О Золотой Орде, о Дмитрии Донском, которого позже причислили к лику святых и двух иноках – Александре Пересвете и Родионе Ослябе. О битве Пересвета с Челубеем, как выступил он, сняв доспехи и идя на верную смерть. О подвиге Родиона Осляби, в иночестве – Андрея, как нашел он раненым Дмитрия Донского, спас его, а потом, надев доспехи князя, возглавлял войско и вдохновлял людей на победу. Как много значил этот подвиг двух иноков для нашего народа и для победы.

* * *

Домой я успел к девяти вечера. Не люблю, когда жена укладывает дочь без меня. Мы пожелали друг-другу спокойной ночи, жена пошла «присыпать» ребенка, а я включил телевизор. Минут через двадцать из детской вышла жена.

— Как день прошел, батюшка? – она подтрунивала надо мной, называя «батюшкой». Я грозился называть ее в ответ «попадьей».

— Устал. Но завтра еще сложнее будет.

— Что такое?

— Знаешь, с пономарятами общался… Как-то слово за слово, решили побегать завтра вместе. Ну и кувырки, броски и все такое… Знаешь, им так интересно!

— Ты секцию борьбы набрать решил что ли? – удивилась она.

— Ага.

Жена рассмеялась в ответ.

— Ой попрут тебя из церкви когда-нибудь.

— Не боись мать, не попрут, — рассмеялся я и обнял жену. – Кстати, не пора ли нам еще о детях подумать? А то – одна лишь дочка. А я — лицо духовное и пример подавать должен. Понимаешь сама, чтобы из церкви не поперли.

Мы весело рассмеялись.

Эпилог

Никогда не любил эпилоги. Обычно, они кажутся припиской, словно автор извиняется, что не сумел гармонично уместить все в рассказе. Можете ругать, я и сам так делал, не раз, но здесь без него не сумел обойтись.

Виталик и Драган были моими друзьями. И я не мог не искать их убийцу. Да, делал это медленно и осторожно. На это ушло несколько лет. Признаюсь, я был уже священником, искал и не мог дать себе внятный ответ, как я поступлю, если повезет найти. Часть меня хотела отомстить, часть говорила что-то о всепрощении, которое проповедует наша вера. Я откладывал этот вопрос на потом и искал. А, когда нашел человека, чей товар они взяли, мне повезло, дилемма отпала сама. Их убийца доживал последние дни, умирая от страшной болезни.

— Здравствуй.

— Привет.

На постели передо мной лежал измученный болезнью человек. Он «сгорел» буквально за пол-года и сейчас был лишь тенью. Скелет, обтянутый кожей с заостренным носом и слезящимися измученными глазами.

— Ты простишь когда-нибудь меня?

— За что? — я еще не успел сказать ему, что все знаю. Даже не был уверен, стоит ли.

— Драган с Виталиком… — проговорил он.

Я пожал плечами.

— Давно знаешь?

— Месяца два-три. Ты уже болел.

Мы помолчали.

— Виктор. Я много думал, — он нарушил тишину, — знаешь, я много читал. Я прочитал и Коран, и Библию, и Тору, — он сделал паузу, переводя дыхание, — я хочу, чтобы ты меня крестил. Еще не поздно. Исповедаться хочу, креститься и умереть, как христианин…

— Я посоветую тебе хорошего священника, — ответил я.

— Почему не ты? Разве может священник отказать умирающему в такой просьбе?

Я кивнул.

— Может. Если сомневается в искреннем желании человека жить в вере во Христа, может. Хотя, многие не откажут. Сами себе соврут, покрестят, еще и в заслугу себе поставят, мол, душу спасли.

Я скажу тебе правду, пусть это и будет моей местью. Я думаю, ты крестишься не потому, что веришь. Ты знаешь, сколько грешил и, как всегда, хочешь всех перехитрить. И перед смертью торгуешься. К Аллаху — страшно, а перед нашим Богом ты хочешь чистым предстать. Ты много читал, но мало понял, Сагид. На небесах нет карты с границами и погранпереходами. Бог – один, на каком бы языке мы ему не молились, и каким именем бы мы его не называли. А ты прожил жизнь, утешая себя песней про «Плот», но так и не сел на него, пока еще было время. Ты многому меня научил, Сагид. Я помню каждый наш разговор, все, чему учил, что рассказывал. Больше всего мне запомнилась легенда про Искандера Зулькарнайна (Александр Македонский, араб.).

«Когда увидел он, что войско его погрязло в алчности и пороке, приказал собрать все трофеи и сжег. И повел его, победив Дария, завоевывая все земли, до самого края земли. До того места, где солнце заходит».

Сагид заплакал.

— Пришли священника.

— Пришлю, — кивнул я.

— Простишь когда-нибудь?

— Не знаю. Но Бог, надеюсь, тебя простит. Я помолюсь, обещаю.

— Помолись, — ответил Сагид и уставился в потолок.

— Прощай, Зажиточный, — я повернулся и пошел к двери.

— Зажиточный… А что толку? – услышал я вслед.

Прощай, Сагид. Кто знает, быть может, успеешь еще на свой плот.

© IKTORN