Я развожу в физрастворе шершавую бледно-серую таблетку. Наполняю шприц. Смачиваю ватку спиртом и протираю кожу у локтевого сгиба. Приставляю иглу. И вдавливаю тугой поршень.
***
— Машка! Иди сюда. Заканчивает…
Я запустил принтер несколько часов назад, корпус печатаемого прибора давно обрёл очертания. Зелёная полоска на экране доползает почти до конца; печатаются последние детали. Чтобы как-то занять себя, погружаю пальцы в контейнер с рассыпчатым синеватым форацитамом. В последние месяцы я так часто имел с ним дело, что пальцы, кажется, запомнили саму структуру, текстуру этого порошка, все эти шершаво-жгучие ощущения от прикосновений к крошечным гранулам.
Подходит Маша: глаза красные от недосыпа, лоб под чёлкой в мелких прыщах, как будто на неё накинулся запоздалый переходный возраст. Наверное, от того, что в последнее время мы питаемся в основном фастфудом. Не до готовки.
Принтер затихает. Не сговариваясь, мы молча ждём минуты две или три. В комнате сильно пахнет нагретым порошком; Маша поднимается и отходит к окну — открыть форточку.
Тянуть дальше нет смысла; я начинаю осторожно вытягивать хрупкую капсулу. Пока у неё нет никакой оболочки, но она уже не рассыпается под пальцами, как прежние образцы. Боюсь, что будут трястись руки, но движения чёткие, скупые, как будто я всю жизнь работал в аптеке.
— Провизор… — шепчет Машка и садится рядом. От неё пахнет ацетоном и заживляющей мазью. Я обнимаю её, и мы вдвоём неотрывно смотрим на созданную мною капсулу. Если всё действительно так, как мы думаем, впереди — не просто перспективы. Впереди мировой прорыв.
***
— Кхе… ххе… Ччто творят это самоучки, — выкашлял из себя председатель. Ноябрь выдался сырой, и лёгкие выворачивало, будто их присыпали перцем. — Какой-то тридэ-принтер. Кхакие-то порошки! Он собирается готовить лекарства у себя дома? Если так, то ему осталось только пристроить кх балкону лестницу и учредить аптечный кхиоск…
— И между прочим он будет иметь все шансы нас обставить, — молодой фармацевт щёлкнул по статье тем, что осталось от ногтя, сожжённого борной кислотой. — Вы посмотрите, насколько дешевле обходится процесс. Конечный покупатель платит только за аренду принтера и форацитам. А разработку свою этот Лименко распространяет бесплатно. Более того, выложил в открытый доступ исходный файл… Альтруист…
— Самоучка и выскочка, — ухмыльнулся старый провизор. — Самоучка и выскочка… Его рецепт не может быть безопасен. В домашних условиях… кх… из подручных средств… Похоже на розыгрыш.
Часы на стене отбили шесть вечера. Сгущались сумерки. На столике между профессором и ассистентом лежала маленькая серая капсула, блестевшая в свете массивной потолочной лампы.
— Посмотрим, — беря капсулу двумя пальцами, как ядовитого диковинного жука, и пристально разглядывая на свет, пробормотал ассистент. — Не думаю, что это наделает шуму по всему миру. Но в определённых кругах…
— Забудьте о нём, Николай Васильич, забудьте. Я вам говорю, долго его затее не жить. Поверьте старику. Кхе…кх…
***
Смоловы вернулись из больницы одни.
— Нельзя опускать руки, Аня. Я сегодня же свяжусь с Ильёй Прокофьичем. Наверняка он сможет что-то посоветовать… производителя подешевле…
Аня не ответила. Щёлкнула сумочкой, пряча ключи, равнодушно и мимолётно подумала о том, что давно пора подпилить ногти.
Помявшись в прихожей, супруги разошлись по разным комнатам. Смолов листал ленту, слушая, как жена, всхлипывая, возится за стеной.
Утром им назвали сумму. По пути домой, машинально поглаживая Аню волосам, он прикидывал: продать тёткину квартиру, разменять свою. Продать машину. Тогда наберётся около половины, может быть. Если ещё собрать по мелочи — бытовая техника, кое-какие украшения, которые он дарил Ане, серебро, мелкие вклады… Посмотрел на жену и подумал, что стрижка у неё давно отросла, и из-под светлых прядей неопрятно выглядывают тёмно-русые.
Сейчас, погрузившись в мысли, Вадим не сразу заметил, что всхлипы стихли. В последние месяцы он начал воспринимать их неизбежным фоном — как машины за окном или карканье ворон.
Он сорвался с места. Нервно дёрнул створчатую дверь; задребезжали стёкла.
Аня сидела на полу, держа на коленях ноутбук.
— Вадичка… Вадик, — тихо позвала она. — Посмотри.
Он грузно опустился рядом, посмотрел в экран. “DIY: Фолофакс в домашних условиях”.
— Посмотри, Вадичка… Какой-то программист придумал, как можно делать растворимые таблетки из порошка. Это гораздо дешевле… Давай попробуем, Вадик?..
***
— Меня напрягает этот мальчик. Я навёл справки — он, оказывается, никакого отношения к медицине не имеет, вообще. Какой-то программист. Работал раньше в частной фирме, уволился, посвятил себя исключительно этой разработке по кустарному изготовлению Фолофакса…
— Мне всё равно, чем занимается этот кхмальчик. Меня больше волнует, кх… кхак остановить распространение его “рецепта”.
Николай Васильевич приглашающе похлопал по подлокотнику соседнего кресла:
— Вы присаживайтесь, Илья Прокофьевич, присаживайтесь. Есть у меня мыслишка.
— Поделитесь, порадуйте старика, — кряхтя и усаживаясь, пробормотал председатель федерации фармацевтов.
— Я покопался в статистике — сравнил число успешных случаев и летальных исходов среди тех, кто воспользовался его методом. Изучил истории болезней… Вышла любопытная вещь: синтезированный в домашних условиях Фолофакс, конечно, в разы, в сотни раз дешевле. Но есть в нём один изъян…
— Никх… кх… олай! Не томи!
— Он гарантированно помогает тем, в чьей крови присутствует эмулин. И так же гарантированно убивает тех, в чьей крови его нет. Наш безумный альтруист до сих пор не додумался до этого и ищет причину в своей программе для 3d-печати таблеток. И никогда не додумается, надо полагать, потому что он не медик. Откуда ему знать про свёртываемость! Илья Прокофьевич, ему просто в голову не придёт проследить белковую динамику!
От возбуждения старый фармацевт позабыл кашлять и привстал, держась за подлокотники:
— Коленька, я надеюсь, ты не сообщил об этом в ВОЗ? Наши потери от “рецепта” уже близки к миллиарду, — протянул он. — Если всё станет ясно, мы потерям ровно стольких, у скольких в крови есть эмулин… А потом он ещё и доработает свой продукт…
— Обижаете, профессор. Я не собираюсь ни о чём никуда сообщать.
— Хорошо… Кхорошо. Мы подождём, пока станет побольше летальных исходов. Накопим, придумаем, чем его можно будет прижать… Надо обезвредить этого мальчикха, пока не дошло до беды. Убрать. Тихо, чисто… кх…кхак в аптеке.
Оба рассмеялись; Николай — нервно; Илья Прокофьевич — сухо, по-старчески.
— Его можно было бы купить, если бы он искал выгоды. Но он её не ищет…
— Он реально больной.
— Больной? А ведь это идея, Кхоленька, это хорошая идея… Ну-кха, загляни в медбанк. Когда у него в последний раз брали анализ на эмулин?
***
— Ты слышал — врачи дают ей полгода! А так будет хоть какая-то надежда!
— А ты слышала, что половина из тех, кто употребил этот “домашний” Фолофакс, умерли в течение суток?! Аня, мы продадим квартиру, продадим участок. Соберём хотя бы половину, выкупим хотя бы половину курса! Но нормального лекарства, а не этого аналога!
— Половина курса! — взорвалась Смолова. — Я что, всю жизнь прожила с идиотом?! — Она вскочила, подбежала к окну и начала царапать стекло ногтями. — Половина курса! Что это даст? Вадим! Пустые слова… пустые обещания… всю жизнь! Я куплю этот принтер, сама куплю! Найду порошок! Сама! Отойди от меня! Уйди!
— Аня, это наша дочь, — стараясь сохранять спокойствие, твёрдо произнёс Вадим. — Ты не можешь рисковать её жизнью без моего согласия…
— Ах ты не согласен? — У неё перекосился рот, и глаза глянули узкими щёлками; из лица пропало человеческое, и осталось злобное, беспомощное, безнадёжное. — Вон отсюда! Иди к Любочке! А к нам с Ирой больше не подходи!
— Она моя дочь!
— Любочка тебе дочь пускай рожает! Ира не от тебя!
***
“…Многие пациенты, принимавшие разработанный Михаилом Лименко аналог препарата “Фолофакс”, почувствовали ухудшение уже через несколько часов. Доля летальных исходов — более пятидесяти процентов”.
— Умирает больше, чем каждый второй, — облизывая пересохшие губы, думаю я. Думаю вслух — Маша что-то отвечает. — Маш, когда я размышлял об этом, когда работал над моделью, то представить не мог, что это так обернется… Ты же знаешь, я не хотел… не хотел, чтобы кто-то умирал… не нужно было в это соваться… медицина не для программистов…
“…Всемирная Организация Здравоохранения, а также Федерация Фармацевтов готовят совместный иск против Михаила Лименко. Обвинение ведется по нескольким статьям, основная — умышленное причинение вреда здоровью, а также умышленное убийство”.
— Убийство! — вжимая пальцы в веки, бормочу я. — Я убийца!
Перед глазами мелькает цветной горох. Молотит и грохочет в висках.
Маша сворачивает трансляцию новостей и кладёт руку мне на плечи.
— Ты учёный. Ты изобретатель. Ты сам знаешь, что это прорыв в медицине. И это спасение для тысяч людей. Нужно просто доработать…
— Просто доработать…
Сколько времени у меня есть, чтобы “просто доработать”? Как скоро они упрячут меня за решётку?..
Зарываюсь в её волосы, ловлю руки. Они пахнут форацитамом: Маша только что засыпала новую порцию порошка. Принтер печатает девятый прототип “Фолофакса”.
Я не понимаю, в чём дело. Я не понимаю, почему мои таблетки убивают.
***
— Анечка…
Она подняла голову. Было пусто, только у ворот курили сторож и торговка венками.
Вадим так и не приходил.
— Анечка… Идём. Идём, милая.
Она покорно поднялась с холодной свежеврытой скамейки, всё думая: зачем ему это? Зачем возится с ней, с разведённой, с бездетной?.. А он не отставал, помогал, поддерживал. На похороны вот пришёл… А Вадика так и не было.
— Поехали ко мне, Аня. Согреешься, выпьем чаю. Пойдём.
Едва ли она слышала, отупев от горя. Только выдавила шёпотом “Спасибо, Коля” — и наконец дала себя увести.
Вадик даже не позвонил…
***
Телефон сел. Я тупо разглядываю больничные афишки — профилактика гриппа, СПИДа, румяные дети, мытые фрукты. Надо заполнить чем-то время до прихода Маши. Надо придумать, что я ей скажу.
— Сколько времени у меня есть, если ничего не делать?
Спросил и удивился: как, оказывается, просто даются такие вопросы. Наверное, я ещё просто ничего не понял. Сколько ни думал об этом, сколько ни копался, разрабатывая свои таблеточки, — так и не проникся.
— Полгода, если брать средний прогноз.
Доктор тоже спокойно говорил, немного с сочувствием. Что ж, не я первый, не я последний. И, выходит, я так ничего и не сумел с этим сделать. Больше того — угробил полсотни человек, которые мне поверили. Правда, и помогло это ещё полусотне…
Я сижу, рассматривая плакаты, и думаю, думаю, что сказать Машке. Про диагноз скинул смс-кой. Но скоро она приедет, и нужно будет что-то говорить…
— Машка. Милая. Не говори ничего мне, хорошая моя. Послушай меня сначала. Мы сейчас заедем в ЗАГС. Разведёмся. На мне тринадцать исков от физлиц и от ВОЗа. Мне полгода врачи дают… Тебе одной никогда не выплатить, а всё это на тебя повесят, когда я… ну, в общем, если ты одна останешься. Поэтому нам нужно развестись, и чем скорей, тем лучше… Полгода — это ведь средняя цифра; вдруг меньше? Вдруг завтра?
А у самого дыхание обрывается. И надо бы замолчать, наверное, надо бы в глаза ей посмотреть; но я только на руки её смотрю, на тонкие пальчики…
— Маша, а ещё… мой Фолофакс помог пятидесяти семи людям. И пятьдесят восемь убил. Понимаешь? Я уже переиграть не успею, но я хочу сравнять счёт, Маш. Ты прости, что я так… Что я заранее его на тебя оставляю… Но, Маша… Давай заведём ребёнка? Вот прямо сегодня?
Руки у неё затряслись.
***
Что ж. Это будет честно, по крайней мере. Иначе выходит, будто я зарядил револьвер одним патроном и предложил людям. А когда очередь дошла до меня, струсил.
Я так и не выяснил, почему кому-то изготовленный в мною Фолофакс помог, а кому-то — нет. Тем, кому не везло, становилось плохо через десять-двенадцать часов. Поможет он мне? Или нет?..
Вечером, когда Маша уходит в душ, я развожу в физрастворе шершавую бледно-серую таблетку. Наполняю шприц. Смачиваю ватку спиртом и протираю кожу у локтевого сгиба.
Приставляю иглу. И вдавливаю тугой поршень.
Автор: Дарина Стрельченко
106
Загрузка...
