Пить начали еще до поезда. Еще на съемной квартире. Когда пришла горничная от агентства, то лишь пожала плечами, глядя на пакеты, забитые бутылками. Ничего, она уже привыкла, наверное.
Леха покачал головой, достал зажигалку и сделал пятый за сегодня «чпок».
— О, и мне давай – выхватил бутылку у него из рук Егорыч.
— Скотина ленивая – беззлобно пробурчал Леха и потянулся к рюкзаку еще за одной.
Такси, недовольная Машка, хранящая ледяное молчание, улочки с красивыми домами чужого города, вокзал, жара, магазин, еще пара бутылок пива в дорогу. Удивительный город, удивительная страна. Леха подумал, что они успели посмотреть многое, но вряд ли до конца все поняли. Или до конца? Кто его знает. Не Турция все же.
— Добрый день. Билеты и документы.
— А девчонки в вагоне красивые есть?
— Документы, пожалуйста. Будете шуметь — в поезде есть милиция.
Попутчиков в купе не было, втроем разместились. В вагоне интересного и интересных не наблюдалось, потому Егор с Лехой, под аккомпанемент Машиного молчания, продолжили пить пиво и играть в карты. А там уже стемнело. Раскидали фигурно влажное белье по матрасу и дружно «потеряли сознание».
Леха проснулся как раз в ту минуту, когда секундная стрелка делает размах по кругу и отсекает один день от другого.
— … зупынка 20 хвылын… Видправлення… Нумерация…
Они явно куда-то приехали. Ужасно хотелось пить. Что неудивительно, также сильно хотелось и обратного процесса.
Грациозно, наступив по дороге на недовольно что-то пробурчавшего Егора, спустившись вниз, Леха вышел из купе.
В коридоре никого не было. Было прохладно. Так прохладно, как только может быть ночью жаркого, удушающего июля. Нетвердые шаги до туалета. Заперто. Те же нетвердые шаги в противоположную сторону. Купе проводника тоже было заперто.
Тамбур, резкий запах сгоревшего угля. Вагонная дверь была открыта. И никого. Вообще.
Леха выглянул наружу. Пустая платформа. Здание вокзала в отдалении.
«Вот коза, дверь открыла и куда-то ушла, наверное. Лишь бы не работать» — подумал Леха о проводнице.
Достал сигарету, щелкнул зажигалкой.
— Сынок, вареники вот, вода холодная, пиво, чипсы, орешки.
Вот черт! И когда успела подойти, откуда? Только что никого же не было. Леха отпрянул было вглубь вагона и тут же шагнул обратно.
Женщина в зеленой кофточке и зеленом платке. В руках «челночная» сумка. Взгляд острый, пробирающий.
— Водичка минеральная, холодная. Газировка есть.
От этих слов про водичку горло Лехи непроизвольно сжалось, он вновь ощутил сильную жажду.
— Вода почем?
— 10 гривен литровая.
Цена для таких условия была нормальная. Леха покопался в кармане. Как раз 10-гривневая купюра. Смешные у украинцев все же деньги.
— А ты не из России сынок? – женщина снова посмотрела на него.
Леха удивленно покосился на нее.
— Ну да. Самара.
— Самара… — протянула женщина и продолжила, почему-то тихо – из Самары он был, из Самары…
— Женщина – прервал ее странное пришептывание Леха, — водичку продаем или где?
— Продаем, — женщина снова посмотрела на него и улыбнулась. – Спускайся сюда, возьми.
Она наклонилась к сумке, потянула за замочек молнии.
Леха послушно шагнул на ступеньку. Потом еще на еще одну. А потом вдруг остановился. Почему-то сильно не хотелось спускаться. Вот Бог его знает почему, но не хотелось.
— Вот, возьмите денежку.
Он протянул руку с зажатой купюрой в сторону женщины.
Та, странно изогнувшись, подняла голову, улыбнулась.
— Ты спускайся, возьми водичку. Спускайся.
Леха, сам не зная почему, шагнул вперед. Еще один шаг и он будет на платформе.
Женщина молчала. Улыбалась, смотрела на Леху.
— Спускайся. Вот водичка. Иди ко мне.
Леха поднял ногу…
— Куда ты, идиот?!
Его крепко схватили за футболку и потянули назад. Леха повалился на спину.
Лицо женщины скривилось, пошло странными волнами, под глазами появились темные круги.
— Спускайся!
— Изыди! – раздалось сверху от проводницы, что крепко держала Леху за футболку.
Что-то прохрипело в вокзальных динамиках. Вагон начал медленно набирать ход.
Ошарашенный Леха приподнялся с рифленого покрытия тамбура, глянул наружу. И успел увидеть, как женщина-торговка скользнула быстро, очень быстро, к воротам забора, что отделял перрон от города, как невообразимо удлинилась ее фигура и исчезла вдруг во вспышке взорвавшейся лампы фонаря.
Он повернулся к проводнице.
Та поправила китель. Спокойно глянула на него небесно-синими глазами.
— Выходить запрещено на этой станции. Стоянка есть, паровозы меняют. А выходить запрещено.
Помолчала, глядя в Лехины глаза, не выдержала недоумения и страха. Добавила с неохотой:
— Нэ пытай, сынку. То нэ твое. То лихо, що з мынулого. Йди, лягай, вночи треба спаты*
И Леха пошел. Ведь, и вправду, ночью надо спать…