Судьба моя такая….

Я никогда не была стеснительной. Скорее наоборот, мне нравилось и нравится обнажаться, ощущать внимание к моей наготе. Наверное, если б не консерватизм мужа, я была бы убеждённой нудисткой. Он был офицером и иногда подолгу отсутствовал дома. Тогда я жила по своим правилам, дома практически не надевала одежду, ходила в лучшем случае в лёгком пеньюарчике. Когда в квартире было прохладно, я преимущественно ходила в любимой байковой пижаме.

С рождением первенца я не изменила своим привычкам. Когда сынок подрос, у меня появился ещё один приятный пунктик. Неожиданно для себя я нашла отличный способ купать его. До этого просто невозможно было его нормально искупать, а особенно помыть голову. Мы стали мыться вместе. Я позволяла Косте мыть меня, а потом сажала его спиной к себе и спокойно намыливала голову. Честно скажу, эти процедуры доставляли мне определенное удовольствие, было какое-то еле уловимое чувство интимности.

Тогда я совершенно спокойно могла обнажаться в присутствии сына, брала его в женские раздевалки и туалеты. Перестала это делать, когда он стал обращать внимание на обнаженное женское тело. Тут дело даже не в стеснительности, скорее сработали стереотипы нашего общества и постоянные упреки мужа по этому поводу. Тогда я испытывала противоречивые чувства. Но одна история до сих пор вызывает у меня стыд, глубочайшее сожаление о своем легкомысленном поступке. Жгучая злоба разъедает меня от воспоминаний об том случае, не могу и не хочу себя прощать за это.

В начале девяностых жизнь стала совершенно невыносимой. Денег совершенно не хватало. Я бралась за любые подработки, лишь бы заработать какие-то деньги. В очередной раз мужа направили в командировку, но вместо месяца он застрял там почти на три. Банально его было некем заменять. Я же осталась с малым одна. Деньги, что оставил муж, таяли очень быстро, а моя зарплата тогда была более чем скромной. Я перепробовала множество подработок, но они были, в основном, разовые. Да и платили маловато.

Волею случая меня пригласили поработать натурщицей, позировать начинающим художникам. Конечно, я уцепилась за эту работу. На основной работе с легкостью договорилась уходить немного раньше. Я прибегала в студию и работала по два часа, а потом летела забирать сыночка. Платили немного, но зато каждый день. Единственный минус заключался в том, что в студии было прохладно, и я быстро замерзала, сидя обнаженной. Позже там всё же поставили обогреватель и условия стали вполне комфортными.

Преимущественно я позировала полуобнажённой, только с голой грудью, ниже пояса прикрыта подобием туники. Мне казалось, что молодые художники воспринимают меня исключительно как объект, не видя во мне привлекательную женщину. Хотя мне не нужны были их ухаживания, но меня это откровенно задевало. Всё-таки мне хотелось внимания. Только позже стало ясно, что они экономили время, да и просто стеснялись по молодости лет. Уже позже, когда мы перезнакомились, и стали нормально общаться, я почувствовала их интерес ко мне как к женщине. Но, к моей радости, всё было прилично и не выходило за рамки.

Со временем я стала позировать полностью обнаженной. Молодые люди с нескрываемым интересом пытались рассмотреть, что у меня под меховым покровом. Меня это очень забавляло, и я иногда случайно расставляла ножки немного шире, чем нужно. Это было весело! В перерывах многие парни шли не на перекур, а обступали меня и беседовали. Я не укрывалась в это время, а продолжала находиться голой. Тогда я упивалась вниманием молодых самцов.

Однажды, после очередной смены, ко мне подошел мужчина лет 55-60. Я и раньше видела его мельком в студии, но не знала кто он.

— Владимир Алексеевич, — представился он, — фотохудожник.

— Здравствуйте, Лена, — ответила я.

— У меня есть предложение к вам, — продолжил он, — не хотите ли вы поработать со мной?

— Я даже не знаю, — растерялась я, — меня работа здесь устраивает, график удобный и платят нормально.

— Не спешите отказываться, — убеждал меня Владимир Алексеевич, — мы можем работать в любое удобное время и платить буду лучше, чем здесь. К тому же съёмка занимает значительно меньше времени, чем работа здесь, в студии.

Такие аргументы меня заинтересовали. Перспектива обретения дополнительного заработка выглядела весьма заманчиво.

— А что от меня требуется? – поинтересовалась я.

— Да то же самое, что и здесь, — ответил он, — просто позировать для художественного снимка.

— И всё? – удивилась я, — разве это кому-то интересно, чтобы платить деньги?

— Конечно, — уверял меня новый знакомый, — такого рода искусство довольно востребовано.

Такие условия показались мне интересными, и мы условились встретиться на следующий день после детского сада.

— Только оплата сразу, после съёмок, — предупредила я.

— Об этом не переживайте, — заверил меня Владимир Алексеевич, — до встречи!

Тогда меня ничего не смущало. Я была уверена, что это будет легкий заработок. А деньги были ой как нужны!

На следующий день я забрала Котьку из садика, и мы направились по указанному адресу. Бывшее советское фотоателье теперь называлось фотостудией. Внутри был просторный зал для съёмки и множество всяких закутков. Проявочные, сушильные, чулан, склад, кабинет и ещё не понять какие помещения. Когда мы пришли, в фотостудии оставался один Владимир Алексеевич, остальной персонал он уже отпустил.

— А вы с молодым человеком! – слегка удивился он.

— Это Костя, мой сын, — представила я, — давайте займём его чем-нибудь и приступим к работе. Он не будет нам мешать.

— Ну, хорошо, — отозвался хозяин студии, — сейчас что-нибудь придумаем.

Он перенёс какие-то механизмы в свой кабинет.

— Котя, поиграй немного, — попросила я сына, — а мама поработает.

Сынок согласился и увлекся новыми игрушками.

— Давайте начнём, — предложила я, — что я должна делать.

— Понимаете, Леночка, — вкрадчиво начал Владимир Алексеевич, — мои клиенты с удовольствием покупают снимки определенного жанра. Их не интересует простое обнажение на камеру, им нужно нечто более пикантное.

— Вы сейчас про порнографию говорите? – перебила я собеседника.

— Я бы не стал это так называть.

— Мне изначально было понятно, что речь идёт об обнаженной съёмке, и я не против этого. Но секс с кем бы то ни было, да ещё на камеру, это не приемлемо. К тому же я не хочу, чтобы было видно моё лицо. Я замужем, и подобные эксперименты могут иметь дурные последствия.

— Да ну что вы, Лена! – ответил Владимир Алексеевич, — кроме вас никто в съёмках участвовать не будет. А свет я выставлю так, что выше лицо никто не сможет разобрать. К тому же ручаюсь, что все снимки и негативы буду с вами согласовывать.

— Допустим, тогда объясните, что же от меня требуется?

— Просто я буду снимать вас в разных позах и с разных ракурсов. Вы очень фактурная барышня, и ваши прелести я буду снимать детально. К тому же нам нужно будет продумывать ваш облик на каждую съёмку. Платья, бельё, чулки или колготки. Нам надо добиться того, чтобы в каждой съёмке вы были разной.

— Наверное, я начинаю вас понимать, — ответила я.

— Вот и чудесно, — обрадовался Владимир Алексеевич, — в той комнате вы можете раздеться.

— Мне всё снимать?

— Да, сейчас снимайте всё, а потом подумаем.

Я проверила Котьку, он был увлечен и не требовал моего внимания. Полностью раздевшись, я вышла в зал. Владимир Алексеевич включил свет и стал придирчиво рассматривать меня.

— Леночка, к следующему разу немного подстригите себя, просто чуть короче, чтобы всё было хорошо видно, и подбрейте контур. А пока давайте приступим к работе.

Не стану описывать весь процесс, скажу только, что в тот вечер мне пришлось фотографироваться в самых непристойных позах. И сидя, и лёжа, и раком, и ещё много как. Почему-то меня это совершенно не возбудило, снизу я была совершенно сухая, к моему удивлению. Мы закончили довольно быстро, думаю, за час. Я оделась, привела себя в порядок.

— Владимир Алексеевич, давайте рассчитаемся и мы пойдём, — сказала я, предвкушая пополнение бюджета.

— Леночка, сегодня я заплачу вам авансом, — ответил он, — давайте договоримся на будущее, оплату вы будете получать после того, как вы отбракуете готовые снимки. Ведь, если вы их все не одобрите, то и продавать будет нечего.

В этом была определённая логика, и я согласилась. Впоследствии так и было, я просматривала готовый материал, после чего получала оплату. Справедливости ради, надо отдать должное Владимиру Алексеевичу, он действительно был мастером своего дела, и его слова абсолютно соответствовали действительности. В конце каждых съёмок мы согласовывали следующую дату и мой, как сейчас говорят «образ».

Съёмки каждый раз были совершенно разные. От глубокой эротики, с кукольными платьицами, до махрового порно с крупными планами моей вульвы. Встречались мы где-то раз в неделю. Оплата была довольно неплохой по меркам того времени. Я уже втянулась в этот процесс. По возможности я старалась не брать сына с собой, подстраивала график так, чтобы либо он был в саду, либо с кем-то из знакомых побыл. Муж вернулся из командировки, и я стала планировать график своих подработок более тщательно. Мне не хотелось упускать их, к тому же я понимала, что это временный заработок, и рано или поздно мои услуги будут не нужны.

Через некоторое время муж снова уехал надолго. На этой почве мы тогда серьёзно поругались, но делать было нечего. Я по-прежнему разрывалась между основной работой и подработками. Как-то раз мне пришлось снова взять Котьку с собой. Всё было, как и раньше, я работала, а сынок игрался в кабинете. И в самый разгар съёмок он вышел к нам.

— Мне скучно, я не хочу там сидеть, — сообщил он нам.

Было заметно, что Владимир Алексеевич заволновался.

— Ну что ты милый, не капризничай, — успокоила я сыночка, — мы скоро уже пойдем домой. Ещё немножко поиграй сам, а мы закончим.

Я всё же уговорила Котьку, и мы продолжили. Покончив со съёмками, Владимир Алексеевич подошёл ко мне.

— Вы не против того, что сын видит вашу наготу? – спросил он, — он ведь уже не настолько маленький.

— Я его не стесняюсь, и он меня часто так видит, — ответила, — он ещё не обращает на это внимание.

— Пока мы работали, у меня появилась одна идея, можно сделать очень необычную серию.

— Какую? – заинтересовалась я.

— Как вы смотрите, если ваш сын тоже поучаствует в съёмке?

— Я даже не знаю, что ответить. Не хотелось бы втягивать сына в это, стоять при нём раком и растягивать свою пизду перед камерой. Думаю, это не хорошо.

— Ну, нет же, — настаивал фотограф, — мы обойдёмся без излишне откровенных сцен. Он просто будет в кадре рядом с вами. Тем более что барьера между вами нет.

— Давайте я подумаю, а в следующий раз уже решим, — ответила я.

— Хорошо, — согласился Владимир Алексеевич, — я не давлю на вас, но должно получиться очень интересно.

Я несколько дней думала над этим предложением, и убедила себя, что ничего нового сыночек у меня не увидит и вряд ли это ему повредит.

— Давайте попробуем, — сказала я в очередную встречу, — только надо также сделать, чтобы сын был неузнаваем на фото.

— Насчёт этого не волнуйтесь, — успокоил меня Владимир Алексеевич, — всё равно последнее слово будет за вами.

Мы приступили к работе. По сцене я поднимала подол, а Котька смотрел. Я была в трусиках, приспускала их и снимала совсем. Он стоял рядом и смотрел не меня.

— Фигня какая-то, — подумала я.

— Не идет кадр, композиция не складывается, — досадовал фотограф, — Леночка, может, попробуем немножко изменить ситуацию? Вы не против, чтобы Костя тоже разделся? Так получится значительно интересней.

— Котя, дорогой, иди в комнатку и разденься, — попросила я, — нужно помочь мамочке.

Сынок убежал и за несколько секунд был готов. Когда он подошел ко мне, я сразу ощутило какое-то необъяснимое возбуждение. Сцена действительно приобрела пикантность. Это был именно эротизм, прикосновение к неизведанным граням отношений мамы и сына.

На мне было лёгкое приталенное платьице с юбочкой-тюльпанчиком. Несколько кадров мы сделали, как Котька задирает мне её, а я в смущении прикрываю ладошкой ротик. В нескольких вариантах: в трусиках, без них, спереди и сзади. Действительно, получалось довольно интересно. Я испытывала лёгкое возбуждение, от которого моя девочка выделила немного влаги.

Дальше были другие сцены. Я осталась только в трусиках, прикрывала грудь своими руками, а Котька спереди оттянул мне трусики и заглянул туда. Потом я сидела перед ним совершенно голая, стояла, лежала на кресле. Он подглядывал за мной стоя сзади, когда я поднимала вещи. Я прогибалась попой к камере, а он спускал с меня трусики. И ещё много всяких кадров. В общем, прошло всё довольно неплохо.

— Приходите в среду, посмотрим материал и продолжим, — предложил Владимир Алексеевич.

— Я в среду не смогу, давайте в субботу, — ответила я.

— Никак в среду?

— Месячные пойдут, — прямо сказала я.

— Хорошо, тогда в субботу.

Неделю меня глодали сомнения в правильности моего поведения. Но, в конце концов, я смогла договориться со своей совестью. Решила, что посмотрю результат, а потом пойму как это выглядит. Снимки действительно получились невероятные. Никакой пошлости я не почувствовала, зато их острота зашкаливала. Это было очень провокационно. Несколько снимков мне понравились больше всех. На одном я сидела на корточках перед сыном, широко расставив ножки и держа его писюнчик с яичками на ладошке, а Котька нежно смотрит на мою писюху. На другом мы просто стояли рядом лицом к камере, а он прикрыл меня снизу своей ладошкой. И ещё понравилась одна. Мы стояли лицом друг к другу и боком к камере. Котька взял в рот грудь, а руками мы держали друг друга за гениталии. Это снимки меня просто восхитили. И заплатили нам за эту съёмку очень хорошо.

Мы приступили к работе. В этот раз мы были намного смелей. Получилось несколько сильных кадров. В этот раз, в основном, были сцены, где сынок показывал камере мои прелести. Из той серии мне понравились фото, где Котька сидит на полу, широко расположив ноги, а я стою над ним, еле касаясь своей пиздой его макушки, при этом прикрыв ему глаза своими ладошками. Потом то же самое, только я попой к камере. Другая фотография, которая не оставила меня равнодушной, была довольно незамысловатой, но с глубочайшим эротическим подтекстом. На ней я стояла на коленях попой к камере, а Котька просто стоял рядом, лицом к камере, и ладошкой прикрывал пизду. Вроде, ничего такого, но зацепила.

Через несколько дней после съёмок, мне попалась статья о детской порнографии. Прочитав её, я погрузилась в депрессию, настолько она произвела на меня впечатление. Я по-другому посмотрела на свои отношения с сыном и поведение в отношении его. Мне не стоило его втягивать сыночка в такие съёмки, всё же они были на грани порно и эротики. И я решила прекращать эту работу. Я пришла за деньгами и сказала, что больше не стану это делать.

— Жаль, мне было с вами интересно, — огорчился Владимир Алексеевич, — не скрою, на ваши фото большой спрос, в особенности на совместные с сыном. У меня таких раньше ещё не было. Хотите, я напечатаю вам по карточке с каждой сцены?

— Нет, не стоит, спасибо, — отказалась я.

— Если передумаете, приходите, — предложил он, — буду рад вас видеть.

— Хорошо.

Больше мы не виделись. А меня до сих пор огорчает, что я эксплуатировала своего ребенка в порно-индустрии. Не могу простить себе эту дурость, и оправдывать себя не хочу. Это было очень плохо и очень мерзко, как я сейчас понимаю. Котька не помнит из того ничего, но это не оправдывает меня, я всё равно виновата перед ним. Хотя для себя я поняла, что на самом деле ничего плохого нет в том, что я позволяла ему видеть и трогать меня. Но только когда это касается только нас.