Сын Леса. Лес и его обитатели

Лес и его обитатели

 

В конце концов мы спустились вниз, на что у нас ушло довольно много времени: созвездие Парусник уже начало задирать свой нос, а Луна переместилась к своей наивысшей точке.

Надо немного рассказать о созвездии Парусник, потому что все ориентировались, в основном, по этому созвездию.

Полярная звезда располагалась на клотике, дальше звёзды образовывали Парус с Мачтой, зелёная и красная звёзды висели по бортам, затем рисунок созвездия выделял Ют и Бак. Так же присутствовал Киль.

Разумеется, всё это было видно, если имеешь долю воображения, но, когда человеку расскажешь, какая звезда что означает, начинают видеть и понимать, хотя корабли у нас видели только на картинках, нарисованных Учителями, которые сами их видели нарисованными…

Моя быстроногая Лань нисколько не устала, легко прыгая с камня на камень, мне же пришлось снять свои сандалии, ставшие скользкими, да и толстая подошва на неровностях почвы норовила подвернуться. Но ничего, я уже привык скакать босиком, живя в пещере.

Тем не менее, почувствовав под ногами живую мягкую траву, я облегчённо вздохнул: пришли.

Неожиданно для себя я понял, что нахожусь дома. Чувство было такое, как в недавние времена детства, когда, набегавшись с приятелями, прибегаешь домой, с разбега прижимаешься к маме, вдыхая вкусные ароматы кухни, впитавшиеся в мамину тунику…

Я даже остановился, оглядываясь.

— Ты что? – с тревогой спросила Лана.

— Лань… Я дома!

— Дома? – удивилась Лана, — А мне тревожно.

— Попробуй снять сандалии, — предложил я.

Лана разулась, потопталась на мягкой траве, и сказала, что так лучше, но тревога не отпускает её.

— Может, обнаружили твою пропажу, и выслали погоню? – предположил я, — Тогда надо как можно дальше уйти в Лес.

— Ты не боишься?

— Лана, мы дома! Я, кажется, понял, к кому Лес относится дружелюбно, а кого не любит!

— Джек, расскажи! – заволновалась Лана.

— Ты можешь не верить мне, но Лес очень любит детей!

— Ну, это я и сама знаю, но мы-то уже не дети!

— Лань, мы не инициированы!

— Ты веришь в эти глупости? Это же всего лишь ритуал!

— Лань, ритуал – это закон! Ты знаешь, как проходит обряд инициации?

— Это тайна, но кое-что знаю. Ритуал проводят в Лесу… Я кажется, понимаю. Взрослые противостоят Лесу?

— Вроде того. Вместо того, чтобы дружить с Лесом, они воюют с ним, и заставляют взрослеющих ребят делать это. Как только Лес начинает отторгать подростка, его признают взрослым! По-моему, ничего глупее придумать нельзя!

— Я согласна с тобой, Джек, только зачем взрослые делают это? Может, в этом есть какой-то смысл?

— Может, и есть, — нехотя согласился я, — Только теперь не у кого спросить. Ты, кстати, взяла с собой бандаж? – заботливо спросил я.

— Не только взяла, но и надела, — смущённо смеясь, ответила моя подруга.

— Вот и хорошо, — задумчиво сказал я, — пока мы не поняли всех тайн Леса, надо быть осторожными. Пойдём скорее, пока погоня далеко!

— Джек, а куда идти, здесь так темно!

Я удивлённо оглянулся: было довольно светло, почти как на плато.

— Джек! – вздрогнула Лана, — У тебя глаза, как у Кота!

— Что значит, как у Кота? – нахмурился я.

— Огромные, и светятся зелёным!

— Правда? Зато я хорошо вижу. Дай мне руку, и пошли за мной, — Лана доверчиво подала мне свою ладошку, и я повёл её ещё не совсем забытой дорогой к своему детскому шалашу.

Когда мы были маленькими, убегали в Лес, устраивая себе шалашики. Как устраивали? Находили подходящее дерево, и просили его сделать нам домик. Приходили на другой день, и под деревом находили живой шалашик, хорошо укрывавший от солнца, дождя и ветра. На полу обычно вырастал толстый слой мягкого мха. На нём можно было лежать голышом, и не наколоться, до того ласково-нежные были побеги мха. Среди детей ходили легенды, что, если пораниться и зарыться в этот мох, то раны быстро затянутся. Проверить это мне не удалось, потому что ни разу, бегая в Лесу, и прыгая по лианам, даже не поцарапался.

Может быть, если после падения со скалы, меня принесли бы в мой шалашик, я бы выздоровел?

К сожалению, этого не произошло. Взрослые запрещали нам оставаться в Лесу на ночь, утверждая, что ночные хищники могут нас съесть.

Сейчас нам выпал шанс проверить это, подумал я, уверенно ведя свою подругу к знакомому дереву.

Иногда мне казалось, что ночные хищники следят за нами, зелёные огоньки вспыхивали в зарослях, но я не слышал даже шороха. Или звери так бесшумно двигались, или всё это было плодом моего воображения, не знаю.

Понемногу зрение Ланы привыкло к полутьме, и она уже уверенно шла рядом со мной, не отпуская, однако, мою руку. Непонятно, почему, но я испытывал радость, когда её рука лежала в моей руке.

Наконец я нашёл своё дерево. Шалашик, полураспустившийся, ещё стоял под ним, и мох ещё не весь расползся. Я встал перед деревом на колени, вспомнил детскую просьбу: надо было прижаться к стволу дерева, и сказать: «милое дерево, дай мне укрытие!». Причём мысленно повторяя слова на языке Леса. Получится ли это у меня сейчас? Будучи детьми, мы не понимаем, почему умеем разговаривать с растениями и животными, когда начинаем задумываться над этим, у нас ничего не получается.

Закрыв глаза, я раскинул руки, пытаясь обнять огромный ствол, и постарался выбросить взрослые мысли из головы, вспомнить, что я ещё ребёнок, и останусь им ещё долго… И умение пришло! Мне удалось сказать несколько слов на языке Леса! В языке Леса был и шелест листьев, и шорох дождя, и журчание ручья, и даже мяуканье Кошки!

Быстроногая Лань стояла рядом, и улыбалась. Я видел её с закрытыми глазами, видел девочку, как видит Лес. Ничего необычного в этом взгляде нет, Лес принял нас за своих детей, и моё дерево начало восстанавливать для меня укрытие.

— Лана, — спросил я, — а у тебя было своё дерево?

— Конечно было, — с удивлением ответила девочка, — У всех детей были деревья.

— Ты не знаешь, сейчас дети гуляют в Лесу?

— Кто решается убежать, гуляют, но взрослые почему-то начинают ругать детей за это, поэтому ребята стали прятать тропинки. Дети, напуганные рассказами взрослых об ужасах Леса, стали бояться его, и Лес таких не принимает, они приманивают хищников своим запахом. Я тоже, в последнее время, начала бояться Леса. Хорошо с тобой, спокойно и весело.

— Как чудесно, что ты со мной, Лана. Я так устал от одиночества! Олег как-то говорил, что он устал от людей. Я не пойму, как можно устать от хороших людей?!

— Джек, ты слишком долго жил один…

— Зато я понял, что нельзя быть злым и заносчивым! – перебил я девочку, — Ой, извини, я перебил тебя!

— Если бы всех злых и заносчивых заставить пожить в одиночестве, — сказала Лана, — может быть, они тоже что-то поняли? Оглянись вокруг, Джек. Зачем нам драться друг с другом? В Лесу можно так хорошо жить! Нет же, эти взрослые сами воюют с Лесом, и нас заставляют, запрещая дружить с ним.

— Может, взрослые что-то знают, чего не знаем мы, но не говорят нам? – предположил я.

— Может быть, — вздохнула Лана, — только теперь не спросишь… Смотри, наш домик уже готов. Как быстро! Давай залезем и поспим, я так устала!

— Тебе постелить шкуры? У меня есть две. На одну ляжешь, другой укроешься.

— А ты?

— Я привык не укрываться, да и посторожить не мешает.

— Ты не будешь спать? – удивилась Лана.

— Буду! – засмеялся я, — Просто я умею и спать, и слушать, жизнь научила, иначе давно бы меня погрызли всякие мелкие зверьки.

— Не представляю, как ты жил один, — передёрнула плечами Лана.

— Если бы ко мне часто приходили в гости, можно было бы жить, — ответил я, забираясь в шалаш. Здесь было уютно, мягко. Я отвязал от мешка шкуры, постелил с одного края, сверху постелил другую, в виде одеяла, и позвал Лану. Лана залезла, наощупь нашла меня.

— Я ничего не вижу, помоги лечь.

Я устроил её на мягкой постели.

— Так и будешь спать, в одежде? — Лана смутилась: — Почему-то я стала стесняться.

— Мы же ещё не инициированы! Нам можно спать вместе, даже раздетыми.

— Конечно нам придётся, не могу же я спать одна! Я испугаюсь, и меня съедят! – засмеялась Лана.

Я почувствовал нежность к своей подружке. Как здорово, что она согласилась пойти со мной! Будучи один, я сейчас смотрел бы на Луну, и потихоньку выл, и ко мне пришли бы Волки. Уверен, они приняли бы меня в свою стаю, как Маугли, о котором нам рассказывали Учителя…

При воспоминании о Маугли, которому Лес был родным домом, я успокоился, и уснул, прижавшись к тёплой шкуре, под которой уже посапывала девочка.

— Джек… Яша, Саша! – услышал я сквозь сон. Начиная просыпаться, я услышал пение птиц, сквозь веки увидел, что солнце уже поднялось из-за гор и его лучи просвечивают сквозь шалаш.

— Саша! Ну, соня! – сердито толкала меня Лана, — А ещё обещал посторожить! Тебя бы Кошки ели, а ты так и дрых бы!

— Что ты, Лань? – широко зевнул я, — Почему не спишь?

— День уже вовсю, нас, наверно, давно ищут, а ты храпишь тут!

— Неужели храпел?

— Ну, не храпел, сладко спал.

— Лань, пока мы под защитой дерева, притаимся, и нас не найдут!

— Ты всю жизнь здесь собираешься проспать? Мне вот хочется в кустики, а я одна боюсь, потом, хочу умыться, покушать, напиться.

Пришлось мне встать, и настроится на Лес. Моё дерево рассказало мне, где что можно делать. Чужие где-то бродили. Всё-таки не оставили нас в покое!

Я встал, взял Лану за руку и повёл её в место, указанное деревом. Приподнял пласт мха, молча показал девочке, сам пристроился рядом, но так, что была видна лишь голова подружки. Глупая какая, стесняется почему-то. Нам, может быть, придётся долго жить вместе, какое может быть стеснение? По одному купаться тоже не будем, надо охранять друг друга.

— Джек… — замялась девочка, — мне бы помыться…

Ну вот, подумал я, отщипывая кусочек мягкого мха, и как она самостоятельно будет мыться?

Но ничего не сказал, поискал опавшие листья дерева. Свернув большой лист, я получил нечто, похожее на тазик. Из листа поменьше свернул кружку. Отломил ветку от куста, и клейким соком склеил швы. Потом подошёл к стволу, раскопал листву и нашёл небольшой бочажок с чистой водой.

Наполнив тазик водой, я отнёс его своей подружке.

— Может, и полотенце найдётся? – не удивилась Лана.

— Для этого есть мох, — ответил я.

— А ты никогда не умываешься? – хитро спросила меня Лана.

— Зачем? – удивился я.

— Не будешь умываться, не буду тебя целовать!

— Больно надо! – буркнул я, однако подошёл к ручью и намочил лицо холодной водой, потом промокнул его сухим мхом. Когда я жил дома, мама заставляла умываться по утрам, потом, почуяв свободу, совсем забросил это нудное дело: протёр лицо и руки пучком росистой травы, и довольно!

Рассуждая о странных прихотях своей подружки, я принялся сооружать нехитрый завтрак.

Забравшись невысоко на дерево, набрал несколько плодов, похожих на большие орехи, но с мягкой скорлупой. Мучнистая мякоть внутри заменяла нам хлеб. Потом срезал полую тростинку, простучал ствол, проткнул ножом сухую кору и воткнул в отверстие тростинку. Тотчас из тростинки полилась жидкость. Я подставил под струйку кувшин, слепленный из листка дерева, и наполнил его кисло-сладким напитком.

Пришла Лана, села на мох, скрестив ноги, и с улыбкой стала следить за моими приготовлениями.

— А где мясо, рыба? – подколола она меня.

— Девочкам надо заботиться о фигуре, — буркнул я, собираясь, однако, сходить за плодами, которые, если их подвялить, принимают вид и вкус мяса и рыбы. Лана рассмеялась:

— Не уходи, суровый Джек! На завтрак и этого хватит!

Я вспомнил про змеиное мясо, и добавил его к скромному угощению.

С удовольствием съев завтрак, я предложил полежать и составить план дальнейших наших действий.

— Олег принёс мне карту, — признался я, — на ней нарисован маршрут наших предков, по которому они прошли от Корабля до Плато…

Лана вскочила, не дав мне договорить:

— Покажи!

Мне было лениво, и я показал пальцем на свой мешок. Лана принесла его, и я достал из кармашка карту. Лана развернула её и стала внимательно рассматривать.

— Джек… — протянула она, — ты хоть знаешь, что у тебя в руках?

— Карта, — лениво ответил я.

— Мы найдём Корабль! – воскликнула Лана.

— Ну и что? – безразлично спросил я.

— Как «что»?! – возмутилась девочка, — Я мечтала об этом приключении всю жизнь!

— Лань, — приподнялся я на локте, — Ну найдём мы Корабль, если он есть, даже попадём внутрь, и что будем делать? Что мы умеем? Учителя говорили, что там что-то сломалось и невидимая смерть выгнала наших предков так далеко, что и не дойти назад. Что их гнало сюда? Они могли и рядом поселиться в Лесу, оправиться от ран и болезней, и вернуться, ведь так?

— Откуда мы знаем? – ответила Лана, — Надо найти Корабль, и узнать. Ты же умеешь читать! Может, там сохранились записи. А невидимая смерть… Прошло больше ста лет! Уже всё выветрилось!

— А если нет?

— Там, на входе, предки установили специальный прибор, который показывает, есть там смерть, или нет. Учителя говорили, что он может работать бесконечно долго, питаясь невидимой смертью. Если прибор не работает, значит, смерти нет!

— И как ты найдёшь этот прибор? – хмыкнул я. – Ты знаешь, как он выглядит?

— Ты что, не помнишь? – азартно сверкнула глазами моя подружка, — прибор должен пищать!

— Не помню, — признался я, и задумался.

«У тебя будет Цель, — сказал Олег, — иначе найдёшь себе самку, и будешь жить, чтобы есть».

Я сел, с интересом разглядывая Лану, Лань… Она что, самка? Впервые я так подумал о девочке.

Дерево снабдит нас едой, и что, это и есть жизнь? Немного пожить так я не против, сознался я сам себе.

Только надо обмануть погоню.

— Ты что так на меня смотришь? – смутилась Лана.

— Как? – покраснел я, поняв, что Лана прочитала мои мысли.

— Как взрослый. Не надо так смотреть.

— Я думал, — ответил я, — над твоими словами и словами Олега. Мы немного побудем здесь, обманем погоню, и отправимся по маршруту. Ты согласна?

— Конечно! Только причём тут твой странный взгляд?

— Да так… Олег сказал, или иметь цель, или жить, чтобы есть, и… — я не смог продолжить, не мог я вслух назвать Лану самкой.

— Поняла я, — ответила Лана, — я согласна с Олегом. А устраивать жизнь будем потом, когда повзрослеем.

— А мы повзрослеем?

— Какой ты глупый! – потрепала она меня по коротким волосам, — Ты до сих пор думаешь, что без разрешения старших мы останемся детьми?

— Кто его знает, — пробормотал я, — нас учили, что Закон надо соблюдать.

— Законы придумывают люди, для людей.

— Есть ещё законы природы. Их не нарушишь.

— Об этом я и говорю, мы будем расти и взрослеть, несмотря на все запреты.

Я смотрел на Лану, и мне было хорошо. Она так уверенно говорила, что мы будем вместе, потом повзрослеем, будем счастливы!

Вдруг я понял, что-то случилось в Лесу. Больше не пели птицы.

— Лана! – прошептал я, — Погоня близко!

Я метнулся в шалаш, быстро скатал шкуры, привязал их к мешку, сандалии – к поясу, и, схватив Лану за руку, потащил её к дереву:

— Взбирайся как можно выше! – Лана не стала спорить, как ящерица взбежала она по толстому стволу и скрылась в листве. Я последовал за ней, бросив взгляд на шалаш. Шалаш разрушался, скрывая следы нашего пребывания. Даже скорлупа орехов провалилась сквозь мох. Лес затих, понимая, что пришли чужие.

Ждали мы недолго. Скоро из зарослей появились вооружённые копьями, палицами и луками люди.

Шли они осторожно, зорко оглядывая враждебный Лес. Вёл их Сенька.

— Вот ещё дерево, — сказал Сенька, — но их следов я не вижу.

Я видел, что Сенька их обманывает. Потому что я забыл вынуть трубочку из ствола, и Сенька, как будто поглаживая дерево, сломал её и зорко глянул вверх. Улыбнулся и подмигнул.

— Там, дальше, есть ещё несколько деревьев, — сказал Сенька, показывая вперёд.

— Мне кажется, кто-то здесь был, — вдруг сказал один из парней, недавно принятый в охотники.

— Были, но ушли, — согласился Сенька.

— Ты обманываешь нас? Почему сразу не сказал? – сурово спросил его отец. Сенька пожал плечами:

— Но их же здесь нет!

Я узнал всех, кто охотился за мной. Был здесь и папа Ланы. Не было только моих родичей. Может, они ищут меня в другом месте? Не могли они не поучаствовать в охоте на меня!

Потоптавшись, охотники отправились дальше. Я слился с деревом, чтобы узнать, куда пошли чужие.

Я думал, что, усомнившись в правдивости Сеньки, они могут устроить мне засаду. Но этого не произошло, они пошли дальше. И тут я ощутил угрозу, исходящую от Леса. Лес собирался расправиться с чужаками. Я пытался вступиться, но что может крохотная букашка, живущая за счёт Леса? И всё же я услышал отзыв, который можно было перевести как: «ты сын Леса, и мы должны тебя защитить». «Я сам себя могу защитить!», — пытался сказать я, но в ответ ничего не услышал.

— Лана… — прошептал я.

— Что? – спросила ничего не подозревающая девочка.

— Ты очень любишь своего папу? – решился я.

— Конечно, — ответила Лана, — но почему ты спрашиваешь?

Я промолчал.

— Что?! Скажи, Джек, что?!

— Лес их не выпустит.

Лана рванулась было, но я удержал:

— Лань, не надо! Когда ты присоединишься к ним, станешь врагом Леса!

— Пусть! Я предупрежу папу, я умру вместе с ним!

— Зачем тогда бежала?

— Это ты! Ты! Ты во всём виноват…

— Лань, не надо! Папа хотел пожертвовать тобой ради первенства в Посёлке, он знал, на что шёл, отправляясь в Лес!

Лана разрыдалась, прижавшись ко мне.

— Успокойся, Лань, спускайся, пойдём по их следам.

Лана быстро спустилась на землю и, едва дождавшись меня, побежала по следу охотников.

— Лань, тише, помедленней! Они закидают нас стрелами! – Лана послушалась, стала передвигаться бесшумно, но по-прежнему быстро.

Мы так и не догнали охотников. Дорогу нам преградила Кошка. Я загородил Лану собой, оглянулся, и увидел рядом дерево.

— Лань, быстро на дерево! – девочка не стала долго себя упрашивать. Я бросился за ней.

Кошка, не спеша, подошла к дереву и стала с интересом наблюдать за нами. Была она очень красива, золотистого цвета, с тёмными, почти чёрными, пятнами по всей шкуре. На умной морде тоже были пятна. Кошка сделала мне знак спускаться.

— Ну, вот ещё! – ответил я. — Нам и здесь хорошо!

Тогда Кошка что-то мявкнула в сторону зарослей: «Мурф!». И Мурф пришёл. Он оказался котёнком,

размером может быть, вдвое меньше меня. Переговорив с мамой, он полез к нам. Устроившись на ветке, на одном уровне с нами, Мурф начал уговаривать меня слезть с дерева.

— Твоя мама съест нас! – воскликнул я. Мурф что-то сказал маме, и та, поворчав, ушла в кусты, чтобы через минуту выйти, волоча за собой тушу Оленя. Следом выскочил ещё один котёнок. По изяществу форм и небольшой, красивой голове, я понял, что это девочка.

Мама с дочкой принялись свежевать тушу, Мурф что-то возмущённо завопил, мама ему ответила, как я понял, что, пока он не уговорит нас спустится, так и будет сидеть на дереве.

Котёнок укоризненно посмотрел на нас и снова предложил разделить с ними трапезу.

— Лана, они не тронут нас, — сказал я, — спускаемся?

— Ты уверен? – нерешительно спросила моя подруга.

— У них целый Олень, зачем им есть нас?

— Откуда я знаю! Они же хищники!

Я хотел сказать, что есть ещё охотники, и Кошки их не оставят, но вовремя спохватился, и промолчал.

— Ты пока посиди здесь, я слезу, спрошу, что им надо, — предложил я.

— Я с тобой! – испуганно сказала Лана. — Если они разорвут тебя, я останусь совсем одна! – и первая начала спускаться.

Пришлось спрыгнуть с дерева прямо в мягкий мох. Несмотря на мягкость, земля чувствительно ударила по пяткам, даже упал на четвереньки.

Но тут же вскочил и встал, заслонив девочку своей спиной.

С дерева начал спускаться Мурф. Может, его звали как-то по — другому, это я назвал его так, как мне показалось.

Котёнок спускался неуклюже, задом наперёд, иногда что-то мяукая.

Мама Кошка отошла от Оленя и позвала с собой дочку. Тогда Мурф спрыгнул и со всех ног кинулся к туше, вгрызся в неё с урчанием.

Мама Кошка рыкнула. Мурф возмутился, нехорошо посмотрел на меня и отошёл.

Я понял. Подойдя к Оленю, вместе с Ланой стали свежевать тушу, вынув свои каменные ножи.

Я стоял на коленях и внимательно наблюдал за хищниками, не переставая работать.

Мы с Ланой быстро содрали шкуру и расстелили на полянке мехом наружу. Сейчас прибегут мелкие обитатели Леса и съедят всё, что осталось из кусочков мяса и жира, получится хорошо выделанная шкура, мягкая и тёплая. Намного подумав, я расстелил рядом свою змеиную кожу.

Кошечка не выдержала, подкралась к Лане и уткнулась своей головой ей в бок.

Лана засмеялась, погладила девочку по голове и отрезала ей приличный кусок мяса.

Кошечка стала аккуратно жевать его.

Мурф возмутился. Тогда мы нарезали себе вырезки, завернули в широкие листья пальмы и отошли от туши, тогда Кошки подбежали к туше Оленя и Мурф стал рвать мясо острыми клыками.

— Лана, будешь есть сырое мясо? – шутя, спросил я. Лана отказалась.

— Зажарить бы, — мечтательно сказала она.

— Здесь нельзя разводить огонь.

— Знаю я, — вздохнула Лань.

Я задумался, и понял, где можно развести костёр и пожарить мясо: на каменистом берегу Реки!

В раннем детстве я бегал там, помню и песчаные и каменистые берега, кучи плавника по берегам.

Я достал карту, попробовал сориентироваться. Ничего не получилось: система мер, применяемая на карте, не соответствовала системе, принятой в Посёлке. Почему это? За сто лет с небольшим не смогли сохранить систему мер?

Долго ломать голову я не привык, свернул карту и спрятал её в кармашек.

— Что будем делать? Лана? – спросил я, — Подождём, когда муравьи выделают шкуру, или пойдём?

— Подождём, Джек. Будет тебе, где спать.

Мне немного стало досадно, всё-таки я предпочёл бы чувствовать своим боком тёплый бок подружки. Но ничего не сказал.

Я опять взобрался на дерево, набрал орехов и мы, немного поев, забрались в чей-то полуразрушенный шалаш, отдохнуть.

Между тем Кошки насытились и неспешно отправились восвояси. Тотчас налетели большие птицы и стали доедать остатки пиршества. Никто не толкался и не дрался. Мелкие хищники сидели поодаль, дожидаясь своей очереди. Лес следил за порядком.

Дождавшись, когда все разойдутся, я разбудил успевшую задремать подружку и предложил отправиться к Реке.

— Там поджарим мясо и подумаем, что делать дальше.

— Я бы хотела найти папу, — вздохнула Лана.

— Пойдём по их следам.

— Эти Кошки, они нарочно нас остановили? — вдруг спросила меня Лана. Я подумал.

— Вероятно, — нехотя отозвался я, — не хотели нашей встречи, почему-то. Может, нам грозила опасность?

— Или что-то ещё, — задумчиво произнесла Лана, а я не стал её разубеждать, потому что сам думал так же. Что с ними сделает Лес? Отдаст Кошкам? Зачем он меня защищает? Назвал меня Сыном…

Мы собрали свои пожитки, я свернул новую, выделанную шкуру оленя и чистую кожу змеи и отправились в путь.

Так мы шли довольно долго, пока до меня не донёсся звук, похожий на плач. Я резко остановился, на меня налетела задумавшаяся Лана.

— Ты что? – недовольно спросила она.

— Тихо! Слышишь, кто-то плачет?

— Да, — прислушавшись, сказала Лань. – И я даже знаю, кто это.

— И кто? – удивился я.

— Сенька, — Лана решительно отправилась на звук.

Времени на удивление не было, и я двинулся за подругой, которая перешла на бег.

Мы выбежали на небольшую поляну, с краю которой сидел Сенька над чьим-то телом, и негромко плакал. Немного в стороне сидели знакомые уже нам Кошки. У Мурфа бок был окровавлен, он что-то пытался достать зубами.

Лана побежала к Сеньке, я – к Мурфу.

В боку у того торчала стрела, и Мурф старался её вытащить, но только причинял себе боль.

— Подожди, — сказал я, убирая его морду. Стрела глубоко впилась в бок котёнку, наконечник застрял.

— Потерпишь? – спросил я хищника, доставая свой нож и показывая, что буду резать ему бок.

Мурф недовольно зарычал, но его мама что-то рыкнула, и он, подозрительно на меня глянув, отвёл морду в сторону.

Я поковырялся в его ране, немного расширив отверстие и потихоньку начал вынимать наконечник.

Поддавался он плохо, и Мурф, не стерпев от боли, схватил зубами мою руку. Не сжал клыки, а держал.

— Ты мешаешь мне! – сердито сказал я, пытаясь отобрать свою руку, — Будешь капризничать. останешься с занозой!

Котёнок нехотя отпустил мою руку, и я продолжил лечение. Стрела выпала, я дал крови немного стечь, потом нашёл подходящий лист и приклеил его к ране клеем из ветки.

Мурф благодарно лизнул моё лицо и надкусанную руку, а я пошёл к Сеньке. Навстречу мне поднялась Лана:

— Это его отец, — тихо сказала она, — он мёртв. Загрызен.

Я повернулся к Мурфу, посмотрел на него вопросительно, тот лапой шевельнул стрелу.

— Вот так, Лана, — пробормотал я, — Сенькин папа выстрелил в Мурфа, а они задрали его в ответ.

— А мой папа? – глаза у Ланы стали, как блюдца.

— Надо спросить у Сеньки.

— Я спрашивала.

— И что?

— Он ещё не может говорить. Только плачет.

Я попытался спросить у Леса, пришло понимание от Мурфа:

«Пусть детёныш оплачет отца. Потом мы с ним будем играть». Причём «игра» в мыслях котёнка была такой: Сенька убегает, они догоняют, начинают его мять, покусывать, затем Сенька снова убегает, лезет на дерево, оттуда его сбрасывают…

«Нет! – сказал я, — Мы будем с ним играть!»

«Его отец напал на меня, я победил, теперь его детёныш – моя добыча!»

Мурф не стал ждать, когда Сенька закончит оплакивать отца, и, боясь, что мы ему помешаем, кинулся к мальчишке. Я бросился наперерез, и мы схватились. Мурф был очень силён, мышцы буграми ходили под его шкурой, несмотря на то что он был ещё котёнком. Но я ведь тоже был ещё котёнком, и подумал, что сейчас этот лесной котёнок разделает меня своими острыми когтями на задних лапах. Стоит мне только дать возможность пустить их в ход…

Я представил, что кожа у меня становится, как кора дерева, наверное, от отчаяния, и тут Кот, выбрав момент, всё же царапнул меня по животу!

И тут же отлетел в сторону. Мама Кошка врезала ему по уху своей лапой. Я довольно усмехнулся, поудобнее усаживаясь и тут же покатился к Мурфу, получив такую же оплеуху.

Усевшись рядом, мы с удивлением уставились на маму Кошку. Та что-то недовольно рыкнула, Мурф прижал уши и посмотрел на меня. Потом стал слизывать кровь у меня с живота.

Своими когтями он, мало того, что расцарапал мне живот, ещё и сорвал набедренную повязку, вместе с поясом, на котором висели ножи.

«Мог бы и ещё что оторвать!» — подумал я, оттолкнув Мурфа. Нет, всё было цело и почти не пострадало. Мурф ещё позализывал мне живот, и я отправился на поиски своей одежды.

Повязка представляла из себя жалкое зрелище. Зашивать было нечего. Я подобрал лохмотья и приблизился к Лане:

— Вот… — сказал я. А что мне было ещё делать?

— Сейчас я отрежу от шкуры кусок и сошью тебе новую, — сказала Лана, как будто ничего не произошло. Она взяла свой мешок и начала доставать оттуда всякие предметы, а я подошёл к Сеньке и присел рядом.

— Надо папу похоронить, — тихо сказал Сенька.

— Не надо, Лес позаботится о нём.

— Кошки его съедят! – сверкнул глазами Сенька.

— Или Кошки, или червяки, если закопаем, — пожал я плечами, — разница невелика. Пока мы в Лесу, надо жить по его правилам.

— А мы будем жить? – тускло спросил Сенька.

— Не ты ли хотел приключений? – несколько грубо спросил я. Сенька взглянул на меня:

— Я не ожидал, что будет вот так…

— Ты ожидал, что будут есть тебя?

— Нет… — потупился Сенька, — Я думал, ты меня защитишь.

— Я и так стараюсь тебя защитить. С тобой уже хотели поиграть. Скажи, Сенька, где остальные охотники? Где мой отец?

— Остальных увели деревья, твой отец не ходил с нами, он остался в Посёлке.

— Деревья? – тупо спросил я. Сенька кивнул:

— Да, из Леса вышли деревья, обезоружили всех и увели.

— А ты с папой?

— Папа до этого выстрелил в Кошек, они его загрызли. Меня пока никто не трогал.

— Тебе дали время оплакать отца, — пояснил я, — теперь надо уходить, Кошки ждут, не надо испытывать их терпение.

Сенька ещё раз посмотрел на изуродованное тело своего отца, не решился поцеловать его окровавленное лицо и поднялся на ноги.

— Где твоя одежда? – заметил он мою наготу.

— Кошки разорвали, Лана обещала новую повязку выкроить. Сенька промолчал.

Когда мы подошли к Лане, та уже почти сшила мне хорошую набедренную повязку с тесёмками.

— Пояс тебе сделать из змеиной кожи? – спросила она.

— Да, и головную повязку.

— Вставишь туда перо… — задумчиво сказала моя подружка. Перо фазана в головной повязке указывало на то, что мальчик перешёл в подростковый период.

— Возьму и вставлю, — решительно сказал я, оборачивая вокруг пояса мягкую шкуру.

— Правильно, — согласилась Лань, — С дикими Котами дерёшься, а сам ещё дитя.

Какая-то Лань, непохожая на себя стала.

— Лана, ты что? – спросил я.

— Ничего, — равнодушно ответила Лана, поднимаясь, — пошли!

Мы собрали свои мешки… Лана сказала, что они называются рюкзак. Это от немецких слов рюк – сзади, спина, и зак, или сак, что значит мешок. Мешок сзади тела. Рюкзак.

Рюкзак, так рюкзак, мы забросили их на плечи, причём Сенька тоже нашёл свой, и отправились на запад. Солнце уже склонялось к закату.

Мы не разговаривали, пока не вышли к Реке. Нашли неплохой песчаный пляж, прерываемый галечными участками, набрали плавника и разожгли костёр.

Лана достала из своего мешка пакетики с пряностями и занялась приготовлением мяса.

— Надо бы добыть соли, — обратилась она ко мне, — да и приправ.

— Лес снабдит, — уверенно сказал я, отправляясь за «посудой». Сеньку мы не трогали. Сгорбившись, он смотрел на Реку, думая о своём горе. Река была довольно широкая, медленно несла она свои воды. С заходом солнца надо уходить в Лес, иначе из Реки выберутся чудовища и съедят нас.

Река немного по-другому смотрит на нас ночью, не как на друзей, а как на еду.

Мясо оказалось восхитительным, несмотря на то что полдня проболталось за моей спиной.

Может, мы проголодались? Но я решил, что это девочка так умеет готовить. Я несколько раз бросал на неё взгляды благодарности, но она ничего не замечала, наравне с Сенькой равнодушно утоляя голод.

— Лана, — решился я, — ты замечательно готовишь!

— Я рада, что тебе понравилось, — меланхолично ответила она.

— О чём загрустила? – я сначала хотел её обнять, но передумал.

— Об отце.

— Ты же знаешь, что он жив!

— Знаю, — ответила Лана, — но не знаю, лучше это, или хуже.

— Как можно, чтобы жизнь была хуже смерти?

— В плену Леса. Чего я только не наслушалась. Ты жил один, вот и не слышал всяких страхов.

— Я не понимаю…

— Не надо, Джек. Прости, что кричала на тебя, ты ни в чём не виноват, это взрослые сломали нам жизнь. Да и себе тоже. Что они делят? Деревню с сотней – другой жителей? Вечно склоки, свары…

Противно слушать. Может, потому я и решилась сбежать. Ещё и меня впутали в свои дурацкие игры, не только впутали, хотели выдать замуж за нелюбимого в двенадцать лет! Как бы я ни любила папу, но сделать со мной такое! Ненавижу твоего брата, а он слушать не хочет!

Я всё же обнял Лану. Она не отстранилась, но и не прижалась ко мне, как бывало, раньше.

— Пойдём, — сказал я тогда, — надо ещё найти Дерево.

Лана отстранилась от меня, подошла к Сеньке и, присев рядом, о чём-то переговорила с ним.

Сенька кивнул и начал собираться.

Почти в темноте мы нашли подходящее Дерево. Мало того, кто-то из ребят недавно уже общался с ним, так что шалашик восстановился быстро. Лана залезла внутрь, расстелила шкуры и положила в эту постель Сеньку. Затем залезла к нему, обняла и стала что-то шептать, иногда целовать.

Я достал свою новую шкуру Оленя, каменным ножом обрезал ненужные куски. Получилось вполне сносное покрывало.

Стараясь не обращать внимания на обнимающихся друзей, улёгся на шкуре рядом, накрывшись другой половиной. Но долго не пролежал, сон не шёл ко мне. Неведомое чувство теснило мою грудь, мешало дышать, я злился, неизвестно на что.

Покрутившись, вылез из шалаша, вытянул за собой шкуру. Расстелил возле Дерева, улёгся. Посмотрел в небо, укрытое густой кроной, сквозь которую нет-нет, да сверкали звёзды.

В конце концов надоело мне лежать, и я сел, завернувшись в мягкую шкуру, привалился спиной к дереву. Теснота в груди и комок в горле не проходили, как бы я ни старался вздохнуть поглубже и проглотить слюну.

Зашуршал мох, из шалаша появилась Лана.

— Пусти, — залезла она под шкуру и прижалась ко мне тёплым боком.

— Уснул… — прошептала она, касаясь своей щекой моей щеки. Я замер, чувствуя, как её тепло смывает тесноту в груди.

-Ты что? – тихонько засмеялась Лана. – Сенька потерял папу, он ещё маленький, ему нужно утешение.

— Меня тоже чуть не растерзали! – грубовато сказал я.

— Я видела, — согласилась Лана, — но была уверена, что ничего с тобой не случится. Ты, кстати, заметил, что больше не хромаешь?

— Нет, — удивился я. Лана засмеялась:

— Ты такой смешной… — она принялась ласково перебирать короткие волосы на моей голове, и я замер, боясь спугнуть её.

— Сенька на самом деле мой братик, — сказала Лана, — наши мамы родные сёстры. Не обижайся на меня за мой глупый розыгрыш…

— Что ты, Лань… — начал я.

— Молчи, — засмеялась девочка, — как будто я не слышала твоё возмущение!

— Да я!.. – Лана рассмеялась, крепче прижимаясь ко мне:

— Ничего не говори! Спать будем? Здесь, или в шалаше?

— Пусть там Сенька спит, — решил я, — Нам и здесь неплохо, правда, Лань?

— Правда, Саша, — легко согласилась моя подружка.