— Да лааан, пусть стоит! — ныл Игореша, понемногу выцарапывавший на деревянной стене обнаженного мужчину с некоторыми гипертрофированными органами.
— Нахер, — убедительно аргументировал Петр Иваныч.
По вечерам Ирочка приносила на лужайку маленький переносной магнитофон, и взрослые потягивали пивко под веселые звуки истинно народной радиостанции «Шансон».
— До чего же хорошо, когда вся семья с тобой! — говорил разомлевший Витя.
— Ёптыть! — соглашался Петр Иваныч.
Изредка в глубине сада мелькали две фигуры и снова таяли в темноте. Случайный прохожий мог принять их за призраков, но то были Ольга Яковлевна и Андрей Борисович, тихо крадущиеся среди яблонь. Они приобрели привычку двигаться бесшумно, говорить шепотом и не выходить из своей комнаты без острой необходимости. Что касается кота, он давно переселился к Льву Марковичу.
Пару раз они все-таки попадались Клавдии Игнатьевне, и тогда она, подхватив их, как щенят, радостно волочила за собой, приговаривая «музыкальная, блин, пауза!». Клавдия оказалась пылкой любительницей романсов, и если ее исполнению и недоставало мелодичности, то душевности хватало с избытком.
— У церкви стояла карета! — голосила она. — Там пыыышная свадьба былааа!
Ирочка каждый день обходила сад, хозяйским глазом оглядывая заброшенные клумбы — они с Витей прикидывали, где будут делать площадку для второго ребенка.
— Все гости нарядно одеты! — раздавалось над рекой, и перепуганные птицы снимались с веток. — Невеста всех краше была!
Откуда начался пожар, так и не узнали. То ли Петр Иваныч не потушил окурок, подымив в беседке, то ли плохо залили кострище после шашлыков, но вспыхнуло быстро и весело. Огонь живо пробежал по деревьям, попробовал на вкус поленницу и радостно вцепился в стены дома, урча и потрескивая от удовольствия.
Когда все закончилось, от домика с садом осталось только дымящееся пепелище, посреди которого торчала чудом уцелевшая стена беседки — та самая, на которой Игореша наконец-то завершил свой рисунок.
Собравшись вокруг нее, погорельцы застыли в гробовом молчании. Прошла минута, и вдруг стенка покачнулась и рухнула, подняв вверх тучу золы.
— Ы-ы! — взвыл Игореша, оплакивая погибший шедевр заборной живописи.
Его вопль послужил сигналом остальным.
— Ааа-ааа-ааа! — голосила Клава, от потрясения первый раз в жизни точно повторяя мелодию романса.
— Не уберегли! — раскачивался Витя.
— На сколько застраховали? На сколько? — повизгивала Ирочка.
— Херак — и трындец, — хрипел Петр Иваныч.
Да ведь только что! — витало в воздухе невысказанное, — ведь буквально только что сидели! пели! пили! жрали! А теперь что же? Ррраз — и исчезло! Сгорело! Пропало! Развеялось!
НЕТУ БОЛЬШЕ!
— Уж не спою, выходит, — рыдала Клавдия.
— Беседочка, и та! — утирал слезы Витя.
— Шашлычки! — горевал Игореша.
— Куда ребенка на лето? — вторила Ирочка.
Одна и та же ужасная мысль понемногу охватила всех, прошелестела ветерком, зрея глубоко в нутре осознанием полной, невероятной катастрофы.
— Что же мы?…
— Где же мы?…
— Как же мы?…
И наконец вырвалась наружу слаженным стоном пяти глоток:
— Куда же мы теперь денемся?!
Но не успело затихнуть горестное эхо, как раздался странный звук. Ни один из горюющих поначалу даже не понял, что это, а поняв, отринул догадку как невозможную.
Кто-то смеялся.
Смех был чистый, искренний и самый что ни на есть радостный.
— Эт-т-т-то что? — наливаясь яростью, прошептал Витя. — Убью!
Но вынужден был заткнуться, ибо глазам его открылось невероятное.
Смеялся Андрей Борисович. Хлопал себя по бокам, сгибался пополам и хохотал от всей души.
Витя поменялся в лице.
— И правда, куда же вы теперь? — едва выговорил Андрей Борисович, похрюкивая от смеха.
— Замолчите! — вдруг взвизгнула Ирочка.
Но на этот раз Андрей Борисович не подчинился. А за мужем и Ольга Яковлевна зашлась в звонких руладах. Не истерический, не дикий, не безумный, а самый что ни на есть веселый смех разносился над сгоревшим домом.
И спаниель Грей отозвался на него — единственный из всех — одобрительным лаем.
164
Загрузка...
